Ваза
29 марта 2018 г. в 20:00
Первое, что она слышит, спеша по коридору после перекура с пацанами, — подозрительно знакомый голос, выкрикивающий что-то явно малоцензурное в чей-то адрес. Ну, как «подозрительно знакомый»… Было бы, конечно, очень странно, забудь она голос Светы. Но вот что она и кому втолковывает посредством русского матерного — вопрос открытый и, без сомнения, очень важный.
Света кричит откуда-то со стороны подсобки — там Валентина Павловна, пухлая пожилая уборщица, любит ставить свои швабры и ведра. Она поворачивает направо, в тот узкий коридорчик, который как раз и ведет к подсобке, — и слышит звук, какой обычно издает ваза, если хорошенько трахнуть ею об стену.
По коже проходит стая мурашек — а потом она понимает, что не слышит голоса Светы.
Коридорчик она преодолевает в несколько быстрых широких шагов, на повороте чуть не уехав с ковром во всегда запертую дверь куда-то там — благо, успевает затормозить левой рукой об угол выкрашенной в зеленый стены.
Света находится как раз за этим углом.
В мокром свитере, таких же мокрых мокасинах — и с остатками вазы в руках.
— Лежит безжизненное тело на нашем жизненном пути? — декламирует она неосознанно, замечая в ногах Светы чью-то тушку. — Мне, блять, покурить отойти нельзя, потому что ты тут же кого-то убиваешь?
Света поднимает на нее заплаканные глаза — и роняет вазу. Она пару раз моргает.
— Так, — она за руку отводит Свету в сторону — та, на удивление, не сопротивляется, — какого хрена тут произошло?
Разумовская молчит несколько мгновений, а потом повисает у нее на шее, зайдясь в подобии тихой истерики. У нее футболка намокает от свитера Светы — но это не так важно, как тот факт, что есть что-то, что способно довести Свету… вот до этого. Она отчетливо чувствует, как пальцы на спине комкают ее футболку, а плечи Светы трясутся под ее ладонями, как сумасшедшие.
Ей на минуту становится жутко.
— Свет, — зовет она. — Свет, что случилось?
Света впервые всхлипывает.
— Мы, — тихо говорит она; голос у нее хрипит и срывается, — мы же договорились сегодня на крышу пойти. Я тебя ждать не хотела, думала через пожарку пройти… А там закрыто.
Она закатывает глаза.
Ну конечно. Никак Варфоломеевна засекла Кольку с пацанвой в прошлый раз — повадились же, бляди, через их ход да на халявное место.
— А дальше чего?
Света осторожно разжимает пальцы и отстраняется. Руки у нее трясутся.
— Я назад пошла, — она трет глаза, нервно отпихивая растрепанные рыжие волосы, — а тут… он.
Она еще раз опускает взгляд на тело. Живой, такие и от такого не дохнут — да и у Светы рука легкая, еще и тонкая сама, как тростинка, даже сотрясение устроить не сможет, если захочет.
А вот она — еще как сможет.
И сотрясение, и вывих челюсти, и перелом обеих рук в трех местах.
И хуй кто ей за это предъявит.
— Новенький, что ли?
Света растерянно моргает.
— Я, — она шумно глотает, а потом опять срывается в плач, — я не знаю, Оль.
Она зарывается пальцами в рыжую копну, позволяя себя обнимать.
Ответ ей и не нужен: у них тут все знают, что Свету лучше не трогать, если к стоматологу неохота пока. А этот — свежий. Пацанов, видимо, слушать не стал — а то, зачем нам, мы же гордые. Что нам какой-то там «Волк», тем более, если это баба.
Она очень хочет сплюнуть, но боится потревожить притихшую Свету.
— Приставал? — осторожно спрашивает она. Света кивает, утыкаясь носом ей в ключицу. — Лапать лез? — Света опять кивает. — Ничего не сделал? — кивок.
Она выдыхает. Злость, клокочущая в руках, потихоньку успокаивается.
Выловить бы этого мудня на сходняке — да прописать пару раз кровные заработанные. Но ладно уж. Вазой по башке — тоже неплохо.
Жалко, что не от нее.
Она бы, наверное, убила на месте.
— Я ему сказала, что… — Света глухо прокашливается. — Что тебе пожалуюсь. Сказала, что есть Ленка или Верка, а я не такая… Он посмеялся только и сказал, что все девки одинаковые. Ну, я испугалась, а рядом этот столик с вазой, и… и… вот.
Она вздыхает — и осторожно целует рыжую макушку.
— Ты у меня молодец, — говорит она. — Молодец, Свет. Но одна больше не шатайся.
Света тихо и уныло угукает.
Она чувствует, как Свету все еще трясет, — и целует ее в лоб.
— Все, — говорит она тихо, — все, Свет. Все хорошо. Успокойся.
Света все еще подрагивает немного, когда они идут обратно по этажу — ее рука крепко сжимает светино плечо, пока они не оказываются в комнате.
Проскальзывает мысль о том, что Палне придется отчислить за вазу, — и тут же затихает под взглядом покрасневших голубых глаз.
Света перестает дрожать примерно спустя десять минут объятий.