Этюд в оттенках лазури

У Светы в руке пистолет лежит как влитой, а у нее сердце рвется неистовым старым зверем — с кучей шрамов на шкуре и подранной в драках мордой. — Прости, — сВеТоЧкА улыбается надломленно, ненормально и по-птичьи склоняет голову к плечу, — мне придется убить тебя. У нее сердце пропускает удар, и старый зверь припадает на передние лапы. Потому что у Светы уголки губ подрагивают в беззвучном смехе. — Ведь только так я буду знать точно, — сВеТоЧкА гнет губы как проволоку, и выглядит это жутко, и нараспев тянет те самые строчки, которые когда-то они повторяли речитативом вдвоем, сидя на чертовых питерских крышах, — что между нами ничего и никогда уже не будет возможно. У Светы в руке пистолет лежит как влитой — как будто это не она в армии отслужила да в наемниках побегала, а сВеТоЧкА, блять, рАзУмОвСкАя, целящаяся в нее из беретты. У нее старый зверь смотрит изнутри сквозь двойную клетку — ребер и металла (она обнимает прутья пальцами) — и не скулит и не рычит, молчит только смиренно и с болью. У Светы в руке пистолет лежит как влитой — а у нее в груди пять пулевых отверстий как родные. Как будто так и надо. Как будто она с ними родилась — только больно где-то глубоко и скребет по горлу наждачная бумага. [ сВеТоЧкА рАзУмОвСкАя нервно хохочет, отбрасывая пистолет, и смотрит на ее тело сверху вниз как на желанный кусок праздничного торта ] — Спи крепко, подружка. [ но она уже слишком неживая чтобы это увидеть ]