- Миссис Грейнджер, мистер Грейнджер, можете пройти к дочери, - доктор Стенли усталыми глазами проводил родителей девочки, которая последние семь месяцев провела в отделении интенсивной терапии.
Когда юная пациентка поступила к нему практически сразу после собственного одиннадцатого дня рождения, Стенли даже не планировал назначать особенное лечение – по всем симптомам у нее диагностировалось сильное истощение и переутомление. Уже позже, после пары недель наблюдений, ему пришлось привлекать своих коллег с других отделений – девочка продолжала терять силы, несмотря на физиотерапию и витаминные комплексы. Полное обследование ничего не дало, как и цикл анализов – кроме легкой анемии отклонений от нормы не наблюдалось.
На третью неделю своего пребывания в больнице Гермиона перестала приходить в себя, и доктору Стенли пришлось диагностировать кому. Еще через месяц, полный затравленных взглядов миссис Грейнджер, жизнь в маленьком тельце поддерживалась лишь за счет аппаратов. Пять месяцев доктора, как могли, боролись за сохранение маленькой жизни, несмотря на отказывающие органы и критическое снижение мозговой деятельности.
В начале марта* 1990 года пациентка неожиданно пошла на поправку. Буквально за месяц девочка восстановила мозговую деятельность, дыхание и сердечный ритм. Показатели работы внутренних органов также были в полном порядке, и вчера Гермиона Грейнджер наконец-то пришла в себя. Более двенадцати часов группа врачей во главе со Стэнли обследовали девочку, не выявив даже обязательной в подобных случаях мышечной дистрофии. Молодая пациентка смотрела спокойно и открыто, отвечала на вопросы вполне внятно, хотя и наблюдались некоторые провалы в памяти. Учитывая состояние ее мозга еще пять недель назад – просто чудо, что не пострадали речевые и моторные функции.
И все же, доктор Стэнли с долей разочарования признавал, что именно в этом случае он, как и его коллеги, оставался просто наблюдателем. Никакого логического соответствия между проводимым лечением и состоянием девочки не наблюдалось. Она просто практически умерла, а потом вернулась к жизни. Никаких дополнительных наблюдений, способных прояснить состояние пациентки уже просто не осталось, и доктор решил отпустить девчушку домой – ей определенно нужно время, чтобы свыкнуться с потерянными месяцами – в таком юном возрасте семь месяцев – это чудовищный срок.
Беллатриса полулежала на больничной койке, стараясь не показать своего отвращения рыдающей маггле, которая приходилась матерью этому телу. Ей потребовалось почти девять месяцев, чтобы вытеснить дух девчонки и самой занять тело. Изначально она планировала максимально ослабить грязнокровку и вырваться из неприятного плена, но чем больше силы проходило по связи между ними, тем прочнее дух Пожирательницы привязывался к телу малолетней ведьмы. Серьезные неприятности начались во второй половине сентября – девчонке исполнилось одиннадцать лет, и на пороге дома Грейнджеров появилась Минерва Макгонагалл с письмом-приглашением. После череды фокусов, которые привели Беллатрису в полную ярость – ну надо же! Профессор лучшей в мире школы магии фокусничает перед магглами, чтобы уговорить их отпустить эту недостойную на учебу. Кое-как сдержавшись, Лестрейндж с удовлетворением смотрела, как старшие Грейнджеры согласились на обучение в Хогвартсе, но попросили перенести визит на следующее лето в связи с плохим самочувствием девчонки. Драная кошка пожевала губами, внимательно посмотрела на девицу и, кивнув, оставила письмо, на оборотной стороне которого отметила адрес дырявого котла, предупредив, что сам бар сможет увидеть только девочка.Уже на выходе Минерва оглянулась, и неприятный взгляд прошелся по углу, где примостился дух Беллатрисы. Некоторое время, которого хватило Белле, чтобы вспомнить об анимагической форме профессора, Макгонагалл сверлила пустоту взглядом, после чего трансгрессировала прямо с порога. В следующие пару недель Пожирательница Смерти вздрагивала на каждый шум, ожидая прибытия чуть не самого Дамблдора, будь он не к ночи помянут, но все обошлось, во всяком случае, пока. Странная природа связи как-то влияла на то, кто может ощущать ее присутствие, все-таки она не была обычным приведением.
После ухода Макгонагалл, семейство Грейнджеров весь вечер обсуждало невероятные новости, разошедшись по спальням глубоко за полночь. Все это время Беллатриса раздумывала над открывшейся ей возможностью. Она знала, что Лорд будет в Хогвартсе в следующем учебном году, и туда же заявится поганый Поттер. В нынешнем состоянии она ничем не могла бы помочь своему господину, но… Белла чувствовала вину за панику, охватившую ее в Азкабане, а мелкая Грейнджер могла дать ей возможность оказаться рядом с Лордом в нужный момент. И решение было принято.
Теперь, когда Пожирательница Смерти снова имела тело, можно было начинать действовать. У нее было чуть менее полугода на подготовку, которые необходимо было потратить с толком. Поэтому она постаралась улыбнуться и проговорила:
– Мама, а мы могли бы съездить в то место, о котором говорила профессор Макгонагалл? Я бы хотела заранее подготовиться к этой… школе.
Джин Грейнджер потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, о чем говорит дочь, после чего как-то отчаянно закивала:
– Конечно, дочка, только давай сначала вернемся домой, ты ведь так давно не была дома.
– Хорошо, мама.
«Ты даже не представляешь,
насколько давно».
В Косой переулок они выбрались только через несколько дней – Грейнджеры основательно забросили работу за время болезни дочери, и им нужно было некоторое время, чтобы привести дела хотя бы в какое-то подобие порядка. Плюс ко всему, пришлось праздновать чудесное «исцеление» дочери. Когда они наконец-то вошли в привычно оживленный переулок, Беллатриса позволила себе легкую улыбку – возвращение в волшебный мир было подобно глотку воздуха. Для начала пришлось идти в Гринготтс для обмена маггловских денег на волшебные. Ведьме потребовалось некоторое усилие, чтобы ограничиться минимально необходимой суммой. После этого ее ожидало самое неприятное во всей этой затее – покупка волшебной палочки. Учитывая, что ее собственная палочка хранится где-то в Министерстве, подобное ощущалось предательством, но палочка нужна обязательно.
Лавка Олливандера встретила их пылью и тишиной. Вроде бы и логично, учитывая, что сейчас совсем не сезон для покупки палочек, но все равно казалось, что между мрачноватым даже на вкус Беллатрисы помещением и оживленной улицей находилось нечто большее, чем стекло витрины.
– О! – Гаррик возник словно из ниоткуда, изрядно напугав Грейнджеров, даже Беллатриса слегка вздрогнула, – Юная ведьма решила приобрести палочку?
– Да, мастер Олливандер. Еще, конечно, очень рано, но мне бы хотелось привыкнуть к ней до начала занятий в школе.
– Бесспорно, похвальное стремление! Но вы должны знать, что за пределами школы несовершеннолетним волшебникам колдовать запрещено, мисс…
– Грейнджер, – Беллатриса чуть заметно поморщилась, – Гермиона Джин Грейнджер.
– Магглорожденная, ммм? Это прекрасно, когда чудо магии просыпается в неволшебной семье, правда же, миссис и мистер Грейнджер?
Родители Гермионы чуть заметно напряглись, но все-таки покивали согласно.
– Действительно, мы были так удивлены…
–Ни слова больше! – Гаррик хитро сверкнул своими будто прозрачными глазами, – нужно подумать, нужно подумать… Я чувствую в вас великое почтение к магии, юная мисс Грейнджер, даже удивительно для выросшей в неволшебной семье юной леди. Хмм… – продолжая бормотать себе под нос, продавец волшебных палочек скрылся меж стеллажей.
Вернулся он с десятком длинных коробочек.
– Попробуйте эту, мисс. Липа и волос единорога, восемь дюймов.
Беллатриса без особого энтузиазма взмахнула палочкой, после чего ничего не произошло – слишком светлая и слабосильная палочка, как подумалось самой ведьме.
– Слишком слабая, да? Как насчет тиса и жилы из сердца дракона, одиннадцать дюймов? – жутковатая манера Олливандера вести разговор раздражала Беллу, а эти замечания, словно он читает ее мысли, заставляли мурашки бежать по спине.
Новая палочка выдала сноп слабых зеленых искр, что однозначно не устроило продавца. Хмыкнув себе под нос, Гаррик пододвинул сразу две открытых коробочки к краю прилавка:
– Какая из этих двух вам больше по душе, мисс Грейнджер?
На бархатной подложке лежали две палочки: одна, словно сохранившая естественную форму и темный древесный цвет ветви, из которой она была сделана, чуть выгнутая, с искусной резьбой на рукояти и гладким полированным кончиком; вторая – изящная, прямая чуть короче, вся покрытая тонкой резьбой по желтоватому дереву.
– В обеих палочках использована жила из сердца дракона, они должны быть достаточно сильными для вас, мисс.
– Я беру эту, – Беллатриса с осторожностью взяла в руки изогнутую палочку, так похожую на ее собственную, – она мне подходит.
Приятная прохлада пробежала по кончикам пальцев от осторожного прикосновения. Внутри палочки чувствовалась скрытая мощь, вполне соответствующая своей новой владелице. Лестрейндж довольно улыбнулась – чувствовать вновь послушную магию после практически года отсутствия хоть каких-то ярких чувств приносило блаженство.
– Одиннадцать с четвертью дюйма, грецкий орех и, как я говорил, сердечная жила дракона. Очень, прошу заметить агрессивного дракона, мисс Грейнджер. С вас семь галлеонов.
Дождавшись, пока Джим рассчитается, Беллатриса направилась к выходу, пропустив магглов вперед. Вероятно поэтому она умудрилась услышать, как Гаррик бормочет, скрываясь в глубине лавки:
– Я был уверен, что ее второе имя должно быть «Белла», а она «Джин»… очень-очень странно…
Лестрейндж выскочила наружу и, кажется, слишком сильно хлопнула дверью. Родители посмотрели на нее как-то скованно.
– Какой-то он пугающий, этот продавец. Может быть, найдем какое-нибудь кафе? Вон то кажется приличным… и вроде как единственным? – Джин старательно улыбалась, но было видно, что ей некомфортно. После того, как Гермиона очнулась, ее поведение стало очень отстраненным и каким-то высокомерным, что изрядно пугало женщину.
– Я не очень хочу есть, может, вы с отцом отдохнете в кафе, а я пока схожу купить мантии? Вон там, видите, прямо напротив магазин мадам Малкин? – Беллатриса уже устала миндальничать с этими магглами, но ей необходимо было продержаться в своей игре до первого сентября, когда она наконец освободится от всякого излишнего надзора.
– Ты уверена, детка?
– Конечно, уверенна! Я достаточно самостоятельна, чтобы купить пару балахонов, находясь в вашей прямой видимости. Если вы не помните, через полгода я уеду в закрытый пансионат, где буду… – Беллатриса оборвала себя на полуслове, – извините, я вспылила. Этот мастер Олливандер меня тоже напугал. Можно я все-таки пойду, успокою нервы?
– Ты пойдешь успокаивать нервы в магазин одежды? Не книг? Это что-то новенькое – Джим улыбнулся и растрепал волосы на голове дочери, – держи деньги, мы с мамой будем в кафе. Если хочешь, возьмем тебе фисташкового мороженого?
– Да, папа, конечно возьми. Я побежала! – Беллатриса решительно направилась к магазину Малкин, стараясь не срываться на бег. Эти магглы выводили ее из себя.
– Неужели наша дочка повзрослела?
– Джим, не нужно… сам знаешь, после болезни она на себя не похожа. Пойдем, может у них найдется что-то покрепче чая.
В магазине Малкин волшебница наконец расслабилась, купив, кроме стандартного набора ученических мантий, еще одну на взрослую женщину, достаточно стандартного покроя, объяснив покупку желанием порадовать мать-неволшебницу. Помощницы владелицы ателье отнеслись с пониманием, аккуратно упаковали покупки и подарили еще одну остроконечную шляпу – для мамы.
За остаток дня, проведенного в Косой аллее, Беллатриса купила все необходимое по списку, и только потом попросилась зайти в «Слизень и Джиггер», где приобрела шкуру бумсланга и рог двурога. Для ее дальнейших планов этого вполне достаточно. Вернувшись домой, волшебница уселась за стол с пером и листом дорогого пергамента.
Я, Беллатриса Лестрейндж, урожденная Блэк,
сим письмом допускаю предъявителя к сейфу семейства Лестрейнджей, и дозволяю распоряжаться золотом, серебром и медью по его или ее усмотрению от своего имени. В случае моей смерти или заключения наказываю изготовить дубликат ключа для постоянного доступа за адекватное вознаграждение в пользу банка «Гринготтс», а так же передавать вышеуказанные права прочим волшебникам, по усмотрению доверенного лица.
Письмо заверяю собственной магией и подписью.
Б. Лестрейндж (Блэк)
– СангиусПлумо, – короткое заклинание превратило писчее перо в перо кровавое. Прежде, чем ставить подпись на доверенности, Беллатриса оставила росчерк на черновом пергаменте, стряхнула капли крови, выступившие на тыльной стороне ладони,и вновь подняла палочку:
– ДоминусВерумРивелио, - подпись засветилась золотым цветом, что подтверждало ее подлинность. Слава Мерлину, она только выглядит, как эта грязнокровка – ее суть и кровь принадлежали Беллатрисе Лестрейндж. Получив подтверждение собственной личности, волшебница тихонько рассмеялась – она была сама собой. А тело – это не самое главное. Неприятная мысль обожгла, когда доверенность в банк была должным образом подписана.
«Гермиона Джин Грейнджер» – кровавое перо послушно вывело буквы подписи.
– ДоминусВерумРивелио!
К ее огромному шоку, подпись точно так же засветилась золотым светом. Все-таки какая-то часть этого тела принадлежит грязнокровке, от чего Беллатрисе захотелось в кровь расчесать кожу, чтобы выгнать даже подозрения на маггловскую кровь в собственных венах. На то, чтобы прийти в себя, ей потребовалось некоторое время, но, в конце концов, нужно было начинать приготовления для оборотного зелья, на которое уйдет больше месяца.
А что же надзорные чары? Беллатриса приглушила их, как только вернулась в дом Грейнджеров. Для ведьмы, которая участвовала в наложении
Табу на произнесение имени Лорда, блокировать чары, наведенные посредственными магами министерского надзора, не составляло никакого труда.
