***
За несколько дней до соревнований, Киоро вместе с Минако шаталась по магазинчикам Хасецу. Теплый весенний ветер, обдувающий лицо будто сладко баюкал в своих объятиях, но сразу же остывал, проходя за спину. В такую погоду можно было проводить целые сутки на улице. Вот и приезжей из Германии уже начинало надоедать лежать овощенком в своей комнате под звуки тяжелого рока. И всё же, досконально ведающая о проблемах подруги с противоположным полом, балерина решила вновь просвятить подругу при рассмотрении кандидатуры Никифорова. — Да ладно тебе, он же прикольный, — всё не унималась Окукава. — Если только глаза. Я бы их вырвала и себе оставила, — смеялась Кио, чем вызвала недоумение у шатенки, машинально сглотнувшей. «Черт, Минако, ты же всё прекрасно знаешь.» Может, Окукава и ведала о всех насущных проблемах Киоро, но именно тем, что надо было сводить «старую деву» с парнями, пока она так и не осталась старой девой на всю жизнь, экс-балерина решила основательно помочь. Для себя она решила, что убедит Майер в том, что русский голубоглазый красавчик из Санкт-Петербурга, для нее не такой уж и ужасный вариант, а наоборот — самый лучший. — Короче, ты подумай по поводу Виктора. Серьёзно. — Посмотрим, — бросила брюнетка в сторону. — Ну, хоть так… Врала. Нагло врала. Она и не собиралась думать об этом. Но ей нравились его голубые глаза, чистые, словно небо. — Так, Кио, давай без этого, — сама себе говорила девушка, ловя себя на мыслях о глазах фигуриста. Особенно, на нее эти мыслишки нападали во время прослушивания Сида и Нэнси. Она была падка на влюбчивость, сама то понимала. Вседозволенность порождала хаос в ее жизни, приходилось ставить себе баррикады, придумывать всякие разные оправдания. Вообще, это уже вошло в привычку, когда в очередной раз, при виде красивого мальчика в Германии, она тут же теряла дар речи, переключаясь с непроклеенного на палец пластыря на мысли о мальчишке. Руки в кровь. Все исцарапанные, в синяках и ссадинах. Потому что так было надо. Для завершения картины оставалось еще вытащить наружу вены, изредка проглядывающие из-под тонкой кожи. Но нельзя было углубляться в выяснения отношений. Потому что сильная. Потому что еще глупая. И нереально гордая. Но мы с тобою будем вместе, Как Сид и Нэнси, Сид и Нэнси.* — Да нет, бред какой-то… — бурчала девушка, и сразу переключала песню.***
Вот и настал тот день, после которого могла начаться третья мировая война, без смс и регистрации. Если бы Юрий отрастил усы, то был бы издалека похож на немецкого фюрера. Хотя такая роль больше подходила Виктору, ибо по внешности он имел с Гитлером наибольшее сходство. В самом Ледовом Дворце собралась добрая масса народу. Кто с нетерпением ждал выступлений, кто жевал, кто спал, придя заодно с родственниками. Кио же просто неустанно липла в свой телефон, изредка бросая взгляд на лёд, на котором теперь уже во всю состязались котлетка и тигрёнок. Кто-то взволнованно ахал во время прыжков. Другие же заливались свистами и аплодисментами. «Не понять мне этих людей.» В конце соревнований, победу в которых одержал Кацуки, девушка подошла к Виктору. — А теперь… В чём смысл этого вашего фигурного катания? Никифорова передёрнуло. Холодная волна мурашек пролетелась рябью по позвоночнику, заставляя неприятно поморщиться. Блондин даже и представить не мог, что девушка подойдёт, да тем более, спросит про ФК**. — Ну… Смысл фигурного катания… — он задумался на пару секунд, после чего ответил. —…растопить даже самое ледяное сердце. И молчание, так давившее на тело мертвым пластом. Оно было хоть и не долгим, но казалось, будто прошло лет сто. — Плохо получается, — усмехнулась Майер. — Значит… Буду стараться еще сильней, — с глупой мордашкой, свойственной только ему одному, ответил он. — Было бы что растапливать, — безразлично, холодно бросила девушка и стремительно покинула Ледовый, оставляя фигуриста наедине со своими мыслями. Растопи и собери её по кусочкам.