Призрачная власть стереотипов и убеждений

В дверях застыл ошарашенный Соджун, который, пребывая в шоке от увиденного, не мог пошевелиться. С лица Бьякуи пропала тень недовольства; он медленно поднялся, сев на диване, и многозначительно кивнул нежданному гостю. - Прошу прощения, - скромно пробормотал юноша, отчаянно пытаясь скрыть охвативший его страх, и поспешно вышел из комнаты. В каюте повисла мёртвая тишина, изредка нарушаемая поскрипыванием деревянного корпуса корабля и приглушёнными криками матросов, доносящимися с палубы. - Он ведь твой отец? – наконец спросила Рукия, прижимаясь к предплечью брата. - Он говорил с тобой об этом? – ответил вопросом на вопрос синигами и коснулся губами её лба. - Нет. Он сказал мне о том, что находится здесь около двухсот лет и родился в основной ветви семьи – этого было достаточно для того, чтобы понять, кем он тебе прихо… Бьякуя оборвал её речь лёгким поцелуем, который через несколько секунд перешёл в более глубокий и настойчивый. Встреча с отцом, безусловно, была для него очень важным и радостным событием, но по своей значимости не шла ни в какое сравнение с парой минут, проведённых рядом со столь желанной ему женщиной. Прервавшись на секунду, чтобы набрать в грудь побольше воздуха, он почувствовал, как она привстала и, ласково повалив его на диван, улеглась сверху. Мужчина немного улыбнулся и аккуратно обнял её за плечи, прижимая к себе. - Как ты здесь оказался? – спросила увильнувшая от его ласк Рукия, которой очень хотелось узнать, каким образом её брат очутился в этом забытом Богом месте. - Это неважно. Синигами поднялась, оторвав щеку от его груди, и недовольно посмотрела в спокойное лицо, требуя объяснений. - Я попросил Укитаке отправить меня сюда, - сказал он, убирая непослушную прядь, упавшую на её нахмуренное личико. – Зачем ты обрезала волосы? - Долгая история. Я не собиралась этого делать, но теперь мне кажется, что с такой длиной жить гораздо проще, - улыбнулась девушка и принялась внимательно разглядывать каждый сантиметр его тела, доступный её трепетному взору. К своему счастью, она заметила, что брат совсем не изменился: ни одной новой царапинки или пятнышка на бледной коже, всё такой же тёплый, заботливый и любящий взгляд на невозмутимом лице, такие же нежные и в то же время сильные руки, не собирающиеся её отпускать. Она тихонько легла на его плечо и, дождавшись, пока он, как бывало раньше, положит свой подбородок на её голову, зажмурилась от удовольствия. - Рукия, - робко начал мужчина, переложив свою руку с талии на предплечье сестры, - я слышал, что рабыни на острове Тайзо становятся предметом надругательства и… - Со мной всё хорошо, - спокойно прервала его девушка и протянула указательный палец к его щеке, после чего начала вырисовывать на ней какие-то причудливые узоры. Облегчённо вздохнув, он закрыл глаза и почувствовал на коже едва ощутимые прикосновения её тонкого пальчика, от которых по всему телу проходила волна неимоверного блаженства. Едва Кучики-старший начал засыпать, как судно резко накренилось, заставив его привстать, одной рукой удерживая сестру, а другой - схватившись за спинку дивана. Через несколько минут корабль выровнял свой ход, и они могли успокоиться. Девушка медленно встала, нехотя выбравшись из объятий капитана 6-го отряда, и хотела, было, отправиться на палубу для того, чтобы спросить Соджуна о случившемся, но была остановлена Бьякуей, рука которого аккуратно удерживала её запястье. - Я сам с ним поговорю, - спокойно сказал он, после чего вышел из каюты. Бушевавший снаружи ветер вынудил мужчину вздрогнуть от холода. Вознеся взор к небу, Бьякуя увидел, что оно, вопреки обыкновению, было затянуто серыми тучами, не предвещавшими хорошей погоды. На палубе находились утомлённые недавним сражением матросы, которые убирали лишние при таком ветре паруса с недовольным выражением на лицах. Не заметив среди них своего отца, синигами поднялся на ют и посмотрел в сторону штурвала. У руля стоял Соджун, не замечавший не только своего сына, но и всего того, что творилось на судне. Его серые глаза были совсем пусты и смотрели куда-то далеко вдаль, а руки сами вели судно, которому было абсолютно безразлично то, куда его заставят плыть. По его виду можно было сказать, что говорить он не настроен да и едва ли желает кого-то видеть. - Что здесь произошло? – замявшись на долю секунды, спросил подошедший к нему Бьякуя. - Несколько пушек на второй палубе сошли с креплений, - лениво ответил юноша, не взглянув на сына и краем глаза. - Мне нужно поговорить с тобой, - настойчиво продолжил синигами, чем привлёк-таки внимание своего отца, который, чуть покосившись на него, заговорил: - Тоже не любишь улыбаться? Немного сбитый с толку таким вопросом Бьякуя ничего не ответил и лишь с негодованием уставился на своего собеседника. - Гинрей никогда не улыбался, - расстроено проговорил Соджун и тяжело вздохнул. – Возможно, он был хорошим человеком и примерным дедом… но отцом он был отвратительным. Я до сих пор помню его многозначительные взгляды, наполненные немым укором или полным разочарованием, однако не могу откопать в памяти хотя бы одну его улыбку. Я редко вспоминал о нём последние двести лет, но сегодня он не вылезает у меня из головы: ты ходишь с точно такой же ледяной маской на лице. Сейчас я сожалею о том, что перед смертью не отправил тебя к родственникам, подальше от деда. - Как ты можешь говорить о столь великом человеке в таком тоне? – возмутился Бьякуя, совсем не понимающий к чему клонит его отец, но чувствующий, что ничем хорошим этот разговор не закончится. - Меня не интересуют подвиги, сделанные им на поле боя. В моём мире он был никем и на протяжении всей своей жизни вызывал во мне лишь ненависть, - чуть повысил голос юноша и, недовольно взглянув на сына, продолжил: - я никогда не пожелаю детям Рукии такого отца. На секунду у Бьякуи перехватило дыхание, в его умной голове начала складываться целостная картина. - Я люблю её, - отрезал юноша, повернувшись к сыну и с вызовом глядя прямо ему в глаза, - не смей надеяться на то, что я отдам её без боя. Мужчина застыл на месте, задыхаясь от волнения и не смея сказать что-либо в ответ. Окружающий мир плыл перед глазами, заставляя его сомневаться в реальности всего происходящего. Было сложно понять: то ли он медленно переваривает информацию, то ли отец преподносит ему слишком много сюрпризов за ничтожно малый промежуток времени. В его душе начинало загораться неистовое пламя, в котором перемешалось абсолютно всё: злость и негодование, любовь и ненависть, решительность и неуверенность. Собираясь дать отпор новоиспеченному сопернику, он сдвинул брови, но тут же вернул их в прежнее положение, почувствовав, что ему на лоб упала холодная капелька. Через несколько секунд деревянная палуба начала покрываться маленькими тёмными пятнами, а в воздухе стали видны кристально чистые струйки, которые в несколько мгновений испещрили окружающее пространство бесчисленными водяными росчерками. Мириады капель, низвергающихся с посеревшего неба, ударялись о корпус и парусину, создавая некую симфонию, которая, мешаясь с завыванием ветра, клонила в сон. - Тебе лучше пойти вниз! – крикнул Соджун, выведя сына из оцепенения. Голос юноши едва можно было услышать из-за шума, повисшего над океаном. Капитан 6-го отряда невольно повернулся в сторону небольшой лестницы, ведущей вниз, и, наблюдая, как подошва его сапог режет струящуюся по ступенькам воду на два потока, спустился на палубу. Словно во сне, он нажал на холодную металлическую ручку, после чего толстая, отворившаяся со скрипом, дверь открыла ему путь в капитанскую каюту. Прямо у порога его встретила взволнованная Рукия, которая уже успела по нему соскучиться. Девушка бросилась обнимать брата, едва лишь тот успел закрыть за собой дверь. - Я ведь мокрый… - ласково сказал он, начиная приходить в себя. - От этого я не стану любить тебя меньше, - улыбнулась она, поднимая свою голову для того, чтобы взглянуть ему в глаза. Но стоило ей коснуться взглядом его лица, как улыбка моментально погасла, а тонкие брови сдвинулись, выдавая её попытки отыскать в голове причины, по которым Бьякуя мог быть расстроен до такой степени, что это было видно снаружи. - Разговор оказался неудачным? – тихо спросила она, немного отстранившись от него, но всё ещё обнимая за пояс. - Я узнал много нового о Гинрее и отце. Всё это никак не вяжется с моими воспоминаниями о них, - протянул он, вернув девушку на место, и, как можно крепче прижав её к своей груди, тяжело вздохнул. Рукия, понимающая, что сейчас не лучшее время для расспросов, постояла у него в объятиях ещё несколько минут, после чего аккуратно дёрнула его за рукав и, с неким задором поглядывая в сторону большого стола, стоящего посреди каюты, тихо сказала: - Ты ведь уже слышал о карте, которая может привести к выходу из Эйена? - Слышал, - подтвердил почти неслышным голосом Бьякуя, - зачем она тебе? - В каком смысле «зачем»? Чтобы выбраться отсюда, - буркнула удивлённая таким странным вопросом Рукия и, подойдя к столу, с негодованием взглянула на своего собеседника. - С какой целью ты выкрала карту у местных плантаторов? - Я хотела вернуться в Общество Душ… для того, чтобы снова увидеть тебя, - с неуверенностью ответила девушка, потихоньку понимая, к чему клонит брат. - Я здесь, - спокойно произнёс он, подходя ближе. – Так к чему всё остальное? Разве есть смысл возвращаться в этот вечно кипящий улей? Снова бороться с выходками тщедушных стариков, грызущихся за власть; снова тратить время на гордецов, отступающих от закона и несущихся к своим грязным, эгоистичным целям, шагая по головам других? Чем плох этот мир? - Вечной жизнью, - без колебаний ответила девушка, которая уже давно прочувствовала разницу между Эйеном и Обществом Душ. – Пусть тот мир погряз во лжи и интригах, пусть там приходится трудиться больше, чем здесь, пусть там всегда существуют препятствия, но жизнь там является чем-то большим, чем вечные страдания. Последний аргумент заставил Бьякую убедиться в том, что его сестра успела ощутить на своей шкуре все «прелести», которые мог преподнести ей Эйен. В этот момент ему стало ужасно стыдно за то, что он допустил такое. Желание вернуться обратно вспыхнуло в нём, как только он вспомнил, что совет старейшин посмел не только обмануть его, разыграв смерть сестры, но и обречь её на подобные муки. - Кажется, я тебя убедила, - обрадовалась девушка, заметив, что брат опустил глаза вниз и явно не собирался продолжать спор за неимением весомых аргументов. – Я довольно долго разбиралась с этой головоломкой, - продолжила она, демонстрируя Бьякуе деревянную коробку, - но, собрав-таки картинку, нашла только совершенно бессмысленную загадку. - Лишь Никты взор лукавый проникнет в сердце властелина Мира, скрывающее в глубине своей питающийся светом Мрак? – переспросил капитан 6-го отряда, перечитав записанную в виде спирали строчку несколько раз. - Ты старше меня. Скорее всего, этот бред сочинил человек, живущий довольно давно, и, если я не могу его понять, то, возможно, поймёшь ты. - Я знаю, что Никта – это богиня ночи… – проговорил Кучики-старший, немного растягивая каждое слово, и, отвернувшись от не интересующей его коробки, подошёл к окну, по которому рваным потоком струились дождевые капли. Сквозь украсивший кормовые стёкла водяной узор было видно небо, окрашенное в довольно интересные и совсем не свойственные ему цвета. Несмотря на непогоду, оно казалось почти белым, и, наверняка, было бы именно таким, если бы не бурые пятна, которые были разбросаны по нему, словно случайно рассыпанная паприка, намокшая от дождя. Бьякуя видел в окраске небосвода что-то родное и знакомое: она отчасти характеризовала состояние его души, на которой было светло после встречи с любимой девушкой, однако неожиданное откровение отца заставляло ощущать с трудом переносимую боль. «Как легко может испортить хорошую погоду жалкая тучка…» - подумал он и, слегка повернув голову, посмотрел на Рукию. Девушка сидела за столом и увлечённо рисовала что-то на пожелтевшем от влаги листе бумаги. В такие моменты он мог ощутить, насколько для него важно одно её присутствие. Для закрытого от всех остальных Бьякуи она была маленьким сокровищем, готовым в любой момент бросить всё и кинуться к нему на помощь, несмотря на то, что в неприятности она попадает намного чаще него. В том, что ещё не так давно эта маленькая синигами была практически беззащитна на поле боя с любым более-менее сильным противником, но в то же время могла вытащить своего старшего брата из глубокой депрессии, было что-то забавное. Уголки губ мужчины поднялись вверх на доли сантиметра, извещая внешний мир о том, что ему хорошо. Повернувшись в сторону сестры всем телом, он стал внимательно рассматривать смоляные пряди её коротких волос, которые рваными, но привлекательными, локонами падали на задумчивое лицо и, как обычно, завивались у самых кончиков, рождая желание подойти и убрать их за ушко. Взор мужчины медленно начал переползать со столь милого ему лица на шею, плечи, талию, ноги. Он буквально пожирал её глазами, с тенью стыда признаваясь себе в том, что снова раздевает её взглядом. Поймав себя на совсем не подобающих аристократу, коим он до сих пор являлся, мыслях, Бьякуя нехотя отвернулся и, засунув руки в карманы, уставился в морскую даль. Сегодня ночью он не мог заснуть: к сожалению, лекарство в виде Кучики Рукии, которая сейчас лежала у него под боком и тихо посапывала во сне, действовало не круглосуточно. Наполненные одиноким молчанием часы способствовали наплыву проблем, свалившихся на Кучики-старшего сегодня днём. Подкрепляемые сгустившимися сумерками, они стали впиваться в душу ещё сильнее и болезненнее, чем раньше. Бьякуя лежал в постели уже несколько часов и наблюдал за тем, как брошенное на пол пятно лунного света, проникающего в каюту через окна, то сужалось, оттеняя ножки стола, стульев и прочей мебели, которые под влиянием здорового воображения превращались либо в причудливых животных, либо в страшных монстров, то разрасталось, убеждая наблюдателя в том, что все его фантазии не более, чем игра теней. В очередной раз удостоверившись в том, что ножка кресла, стоящего рядом с книжным шкафом на противоположной стороне каюты, вовсе не является большим бурым медведем, свернувшимся в берлоге, синигами разочарованно вздохнул и, предварительно убедившись в том, что не разбудил Рукию, встал с постели. Выйдя на улицу, он ощутил, как порыв влажного ветра поймал его в дверях и, облобызав согретое под одеялом тело, вынудил мужчину слегка поёжиться. Гордо ступая по всё ещё мокрой палубе босыми ногами, Бьякуя дошёл до лестницы, ведущей на нижние "этажи" судна, и убедился в том, что все спят. Облокотившись на большой деревянный борт корабля, бережно отполированный недавним дождём, он стал вглядываться в иссиня-чёрное небо, на котором почти не было видно звёзд. С каждым новым днём Кучики-старший всё меньше и меньше стал узнавать в себе самого себя. Ему казалось, что, под влиянием Рукии, он стал слишком мягким и ранимым. Нет, он не жалел о том, что хоть немного растаял для неё, но был против настолько радикальных изменений. Ему становилось всё сложнее и сложнее скрывать весну, которая расцвела у него в душе, от остальных, и сегодняшний разговор с отцом стал последней каплей его терпения. Он окончательно запутался в себе. Кто он: уважаемый синигами и смелый воин или любящий мужчина и понимающий сын? Он снова и снова начинал перебирать в памяти все события его жизни, связанные со службой в Готей-13: тренировки с дедом, поступление в 6-й отряд, пробуждение Сенбонсакуры, достижение банкая, сражения за свою гордость. Сражения за свою гордость? Возникал вопрос: а что, собственно, Кучики Бьякуя понимал под своей гордостью? «Конечно же, моя гордость – это мой клан: они моя семья, вскормившая и вырастившая из меня достойного человека. Моя гордость – это репутация, которую я строил десятки лет… - думал про себя он, впиваясь ногтями в кожу предплечья. – Но ведь не могу же я просто так вытеснить из своей жизни того человека, который представляет для меня гораздо большую ценность, чем все служебные достижения и положение в клане? Без неё я не живу. Она – несомненно, моя гордость». Как только он признавался себе в этом, то в голове, как будто по сигналу, всплывали воспоминания о том, кто заставил его настолько глубоко копать в своей покрытой толстым слоем льда душе. Капитан 6-го отряда очень хорошо помнил своего отца, несмотря на то, что Соджун довольно рано «ушёл из жизни», как говорил маленькому наследнику его дед. Бьякуя не раз воссоздавал в своей голове картины прошлого, в которых они прогуливались по вишнёвому саду поместья или играли на освещённой солнцем лужайке за пределами Серейтея. Даже будучи взрослым, он с некоторым стеснением вспоминал, как отец всегда приходил к нему в спальню и, бережно убирая чёлку, целовал в лоб, каждый раз с улыбкой желая хороших снов. Кучики-старший, без сомнений, очень любил его и всё это время лелеял в памяти связанные с ним воспоминания. Сейчас же его сердце разрывалось на части: он не хотел терять ни Рукию, ни Соджуна. Бьякуя разложил всего себя по полочкам, но не мог принять решения – это было так не похоже на него. Так или иначе, в ходе рассуждений он всё равно возвращался к утренней беседе. «У нас вышел какой-то односторонний разговор, - с досадой продолжал он. – Как бы то ни было, Рукию отдавать я не собираюсь, даже ему. К тому же, с чего он взял, что она может отвернуться от меня?» И тут-то ему припомнились первые слова, произнесённые девушкой сразу после пробуждения – она звала Соджуна. На горизонте замаячила новая проблема: а вдруг между ними что-то произошло, пока его не было? Вот она, та деталь, которая на подсознательном уровне не давала ему сделать, казалась бы, настолько простой выбор. Мужчине стало не по себе: по всему телу пробежала дрожь, полуопущенные веки поднялись выше, внутри похолодело. Захотелось броситься сначала к Рукии и расспросить её об их отношениях, а затем достать Соджуна, хоть из-под земли, после чего познакомить свой свой кулак с его лицом. Однако здравый ум хладнокровного аристократа в одно мгновенье потушил душевный пожар отчаянного любовника. Попытавшись разобраться в сложившейся ситуации, он начал искать аргументы в подкрепление двум умозаключениям, к которым мог сейчас прийти: либо Рукия всё ещё верна ему, либо она полюбила другого за время его отсутствия, но его поиски были прерваны робким прикосновением тёплых пальцев, которое он ощутил у того самого места, где вцепился в своё предплечье. Обронив спокойный взгляд, он заметил свою сестру, с тревогой глядящую на него большими синими глазами, в которых мелькало отражение огонька, играющего в одном из палубных фонарей. «Нет. Рукия бы непременно рассказала мне о том, что полюбила другого: её чувство собственного достоинства ничуть не меньше моего. Думать о её предательстве было слишком подло с моей стороны». - Почему ты не спишь? – тихо спросил он, слегка наклонившись к ней. - Хотела задать тебе тот же вопрос. Ты сам не свой, - пробормотала она и сделала шаг назад. - Я тоже это заметил, - со вздохом ответил Бьякуя и, приняв её действие за случайность, шагнул навстречу. Девушка, снова отстранившаяся от него на некоторое расстояние, сцепила руки за спиной и, довольно улыбаясь, с вызовом взглянула на брата. Выпрямившись в полный рост, он с некоторым возмущением осмотрел её с ног до головы и сделал резкое движение вперёд. Рукия, во время успевшая отскочить в сторону, побежала к снастям и начала взбираться наверх. Не теряя времени и даже не пытаясь разобраться в причинах такого поведения сестры, Бьякуя сорвался с места, добрался до паутины из каната, расположенной напротив той, по которой карабкалась девушка, и полез навстречу, чтобы поймать её у самой мачты. Уверено цепляясь за очередную верёвку, он внимательно следил за маленькой синигами, лукаво поглядывающей на него с противоположной стороны. Капитан 6-го отряда, молниеносно добравшийся до реи, застыл на месте. Чувство азарта охватило всё его существо, забылись правила поведения и хорошего тона, хотелось только одного – поскорее схватить свою цель, которая вот-вот должна была сама прийти прямо к нему. Однако решившая поиграть в салочки девушка, не собиралась сдаваться так быстро: заметив, что её обогнали, она стала двигаться к краю сетки и, проигнорировав довольно большую высоту, спрыгнула вниз, чтобы уцепиться за свисающий сверху канат. Испугавшийся за сестру Бьякуя, чуть не упал с реи. Убедившись в том, что она благополучно повисла на верёвке, пошатываясь над палубой, он облегчённо вздохнул и поднял глаза в небо, пытаясь отыскать блок, через который был перекинут заветный швартов. Довольно ухмыльнувшись, Кучики-старший медленно спустился вниз, и, прикинув местоположение точки, над которой находилась усердно взбирающаяся вверх Рукия, которая строила грандиозный план побега от брата, перерезал нужный ему канат. Не ожидавшая такого поворота событий синигами сделала едва слышный выкрик и, понимая, что она падает на твёрдое дерево, зажмурилась, крепко сжав пальцы в кулаки. Совершив необычайно мягкое приземление и ощутив на своей коже тепло чьих-то рук, она заподозрила что-то неладное и осторожно открыла глаза. Испуганно глядящая на умиротворённое лицо Бьякуи и прижавшая кулачки к груди, она выглядела настолько забавно, что заставила его улыбнуться ещё раз. Мужчина молча наклонился к ней и ласково поцеловал в щёку. - Зачем ты убегала? - Чтобы было весело, - довольно ответила она, расслабившись. - Я мог бы развеселить тебя, – сказал он и, прочитав на её лице вопрос, продолжил: - В мире живых я видел очень занятную вещь. Любишь танцевать? - Я не умею, - расстроено ответила Рукия, и стыдливо покосилась куда-то в сторону. - Я научу. Бьякуя аккуратно поставил её на ноги, опустил руку на талию и медленно поднял её вверх так, чтобы она оказалась чуть ниже лопатки засмущавшейся девушки, после чего взял во вторую ладонь её маленькую ручку. - Положи свободную руку мне на плечо, - попросил он, но, заметив, что она еле-еле дотягивается, добавил: - можешь опустить ниже. Выполнив его просьбу, Кучики взглянула на брата, чтобы убедиться в том, всё ли она делает правильно. - Молодец, - произнёс он с необычайной нежностью в голосе и прижал её к себе, - теперь постарайся повторять за мной. На счёт «раз» сделай шаг назад левой ногой… Раз. Рукия неуверенно шагнула назад; Бьякуя двинулся за ней, бросил вниз одобрительный взгляд и подался в сторону, увлекая за собой сестру. Не привыкшей к танцу, ей было сложно сохранить равновесие, но партнёр настолько крепко и надёжно удерживал её рядом с собой, что страх упасть испарился через несколько минут. Постепенно она начала приспосабливаться к его скованным из-за её неумения движениям, после чего сама прочувствовала ритм, которому они следовали. Шаги стали более уверенными и плавными, босыми ногами можно было ощутить ещё не высохшие лужицы, в которых изредка мелькало их отражение, перемешиваясь с чёрными тенями и огненно-жёлтыми отблесками фонарей. Они закружились в необычайно красивом и лёгком танце, не замечая ничего вокруг. Приноровившаяся к повторяющимся движениям Рукия робко смотрела на брата, чуть опустив голову, и всё ещё была не уверена в том, что делает всё именно так, как следует. Чувствуя под рукой хорошо ощутимый через тонкую рубашку рельеф мышц, она не могла поверить в то, что этот удивительный человек, неприступный и закрытый для других, но настолько близкий, любящий и внимательный для неё, снова рядом. Бьякуя же, давно слившийся с ней в единое целое, просто наслаждался происходящим, ощущая на своём лице едва заметные дуновения прохладного ветра, который, казалось, мог бы запросто поднять и унести их обоих. - Бьякуя, талия у девушек находится чуть выше, - прорезал тишину мягкий, знакомый обоим голос. Они резко остановились и оглянулись в ту сторону, откуда услышали совершенно излишний комментарий. Заметив расплывшееся в довольной ухмылке лицо Соджуна, стоящего на юте около штурвала, Бьякуя нахмурился и недовольно ответил: - Если для тебя она находится выше, то мне остаётся только посочувствовать. - А ты, оказывается, довольно смелый, - рассмеялся юноша, - днём ты показался мне совсем другим: видимо, я обескуражил тебя своим признанием. - Давно ты здесь? – смущённо спросила Рукия, не придав особого значения их перебранке. - Я видел всё с того самого момента, как Бьякуя вышел подышать свежим воздухом. - Как твоё воспитание позволяет тебе заниматься таким гнусным делом, как слежка? – спокойно спросил у отца Кучики-старший, которому не терпелось как можно скорее выбить из того желание претендовать на Рукию. - Не помню, чтобы я подписывался быть аристократичным снобом, вроде тебя. - Что между вами произошло, чёрт побери?! – возмутилась девушка, заметив, что их оскорбления выходят за рамки дружеского подшучивания. - Никак не можем решить, кому из нас достанешься ты, - без колебаний выпалил Соджун и посмотрел на всё ещё чёрное небо. - Вы что, с ума посходили?.. – ошарашенно пробормотала она, после чего вскрикнула: - Идиоты! Вы хоть понимаете, насколько вам повезло? Соджун, это ведь единственный, действительно родной тебе человек, а ты не только его не ценишь, но и ведёшь себя, как малое дитя, несмотря на то, что в два раза старше него. Бьякуя, - обратилась к брату Кучики, впервые назвав его по имени, - знаешь, сколько бы я заплатила за то, чтобы хоть одним глазком взглянуть на своих родителей? Твой же отец стоит прямо перед тобой, и что же ты делаешь?.. Нашли, из-за кого ссориться. Видеть вас не желаю до тех пор, пока не решите свою глупую проблему, - буркнула она и закрыла за собой дверь в каюту, находившуюся между лестницами на кормовую часть судна. - Я не собираюсь с тобой мириться, - отрезал юноша, с кислым выражением лица повиснув на штурвале. - Она назвала меня по имени, - чуть слышно сказал обрадованный столь чудесным событием Бьякуя, не обратив и крошки внимания на реплику отца, после чего отправился к лестнице на вторую палубу с целью найти там место, где можно поспать. - Эй, погоди! – рассеянно крикнул Соджун, заставив сына остановиться. – Поднимись ко мне, я хочу кое-что спросить. Капитан 6-го отряда нехотя развернулся и величественной поступью проследовал на ют. Устроившись поудобнее около полюбившегося ему деревянного борта, аристократ приготовился внимать словам стоящего к нему спиной юноши. - Расскажи о том, что произошло в обществе душ после того, как меня не стало, - с оттенком вежливости в голосе попросил бывший синигами. - С чего ты решил, что я буду отвечать на твои вопросы? - Ты мой сын - я подумал, что ты мне не откажешь. - После того, что ты о себе возомнил, я с чистой совестью могу сказать тебе «нет», но, пожалуй, не стану, - протянул Кучики Бьякуя, решивший проявить к отцу благосклонность. – Твои похороны прошли довольно пышно. Стоит сказать, что столь ненавистный тебе Гинрей был очень подавлен утратой сына. Он не показывал этого остальным, но я видел. После того, как я отучился в Академии Синигами и вступил в шестой отряд, дедушка погиб, завещав мне пост главы клана. Спустя пару лет, я женился. Прожив со мной пять лет, жена умерла от неизвестной врачам болезни. Хисана не оставила после себя наследника, зато сообщила мне о том, что где-то в Руконгае у неё есть сестра, которую мне нужно найти. - Погоди, ты был женат? Выходит, Рукия – твоя вторая супруга? - Ты пытался соперничать со мной, думая, что она моя жена? Как подло с твоей стороны. - Не считаю борьбу за счастье подлостью. Почему ты не был так уверен в её верности сегодня днём? Такое ощущение, что я разговаривал с другим человеком. - Я убедился только сейчас. - С тобой она совсем другая, нежели со мной или кем-то другим. Расскажи, как вы познакомились, почему она так трепетна, когда дело касается тебя? - Сестрой Хисаны оказалась именно она. Когда я увидел её в первый раз, то подумал, что моя жена вернулась с того света: они похожи как две капли воды. С годами я заметил, что за внешним сходством скрываются две абсолютно разные личности. Будучи моей сестрой, она держалась от меня на почтительном расстоянии, почти не разговаривала, но я чувствовал, что она испытывает ко мне уважение и благодарность за то, что я принял её в семью. Однако благодарить меня было не за что: в клане она начала увядать, потому что выдержать давление старейшин довольно тяжело, даже такому волевому человеку, как Рукия. - Ты очень любил свою первую жену? - На тот момент – да. Я долго тосковал по ней и, признаюсь, мне было в тягость видеть Рукию, из-за чего я тоже старался избегать её, но позже привык. - Надеюсь, я ошибусь, если скажу, что ты сблизился со своей сестрой только из-за того, что она близнец Хисаны? - Я похож на слабовольного остолопа, который не в состоянии контролировать себя? Соджун отрицательно покачал головой. - Тогда не стоит задавать глупых вопросов. Что ещё ты хочешь знать? - Это всё… Я был так зол на того человека, который позволил Рукии попасть в этот ад. Видимо, судьба смеётся надо мной, раз пожелала, чтобы этим человеком оказался ты. - Я осознал свою ошибку и совсем не нуждаюсь в твоих нравоучениях, - холодно ответил Бьякуя, задетый за живое. - Я вовсе не нотации тебе читаю. Ты не замечал чрезмерного внимания старейшин клана к твоей личной жизни? - Их внимание я всегда воспринимал как само собой разумеющееся обстоятельство. - И тяжесть потерь тоже терпел как само собой разумеющееся обстоятельство? - Что ты имеешь в виду? - Не смеши меня! Неужели ты не замечал, как с самого детства терял всё, к чему привязывался: начиная от игрушек и заканчивая любимыми женщинами? Глава клана Кучики насторожился и внимательно посмотрел на обернувшегося к нему собеседника. - Замечал, - продолжил юноша, глядя сыну в глаза. – «Неизвестная врачам болезнь»? Моя первая любовь умерла от точно такого же заболевания, которое, скорее всего, называлось «яд медленного действия». Нежелательных представительниц женского пола у нас в клане губят именно таким образом, мужчин же либо убивают, либо отправляют сюда. Рукия, насколько я понял, стала исключением. Наверное, она изрядно насолила нашим старикам, раз они решили убрать её со своего пути настолько жестоким способом. Что они сказали тебе? «Померла», мол? «Сражалась за правое дело»? «Героическая смерть!» Бьюсь об заклад, ты поверил им… Бьякуе стало стыдно, ведь он действительно повёлся на уловку этих интриганов, и если бы не Укитаке, то продолжал бы верить в гибель Рукии дальше. О такой версии смерти Хисаны он подумал впервые, несмотря на то, что прекрасно знал о заговорщицких наклонностях своих старейшин. - Я прав, верно? Вы с отцом просто поражаете меня: знать обо всех этих бесчинствах и продолжать ничего не делать. А вы никогда не думали, что весь этот бардак творится с вашего молчаливого согласия? Прикрываетесь честью клана, который на самом деле прогнил со всех сторон – разве это не низость? Из гордых людей потихоньку превращаетесь в гордецов, твердящих самим себе о том, что они всё делают правильно – на благо семье. Для начала сделали бы из клана нечто большее, чем бочку с протухшей рыбой, а потом уже по праву гордились им и защищали невымышленную честь. Ну а если тебе нравится жить в этом курятнике и видеть, как местные петухи безжалостно склёвывают то, что тебе дорого, то можешь оставить всё, как есть. «Он прав, - с сожалением думал Бьякуя, наблюдая за тем, как светлое, полукруглое пятно света, выглядывающее из-за горизонта, разрастается всё сильнее и сильнее. – Эти старики действительно берут на себя слишком много. Почему я понимаю, как сильно зол на них, только сейчас? Ведь я всегда знал, что они нередко врали и постоянно шептались у меня за спиной. Я всегда беспокоился о том, как клан Кучики выглядит со стороны, но никогда не пытался пресечь безобразие, творящееся внутри. Чего я боялся? Того, что они обовьют свои щупальца вокруг горла Хисаны или Рукии? Это глупо. Зачем бояться чудовища, лапы которого ты можешь отрезать? Я не хотел и не хочу возвращаться в Общество Душ только потому, что в моей семье полно грязи, от которой мне становится плохо. Тогда почему бы мне просто не навести порядок и жить, зная, что мои близкие в безопасности?» Синигами повернулся к отцу и, вопреки своим ожиданиям, встретился с ним взглядом. Соджун довольно улыбался. - Я знал, что ты меня поймёшь, - сказал он и с подозрением осмотрелся вокруг. Над океаном стал появляться туман. Полупрозрачная белёсая пелена застлала пространство над поверхностью воды и с каждой минутой становилась гуще и гуще, превращая всё вокруг в непроглядную бездну. - Что за чертовщина? – испуганно произнёс юноша, с ужасом оглядываясь по сторонам и не видя ничего, кроме белоснежной мглы и едва заметных в ней кусочков палубы. - Удивительно густой туман, - задумчиво подметил Бьякуя, подойдя к отцу. – Нужно замедлить ход. К этому времени проснулось несколько матросов, которые, быстро убрав почти все паруса, расположились по периметру борта и застыли, внимательно вглядываясь в пространство вокруг корабля. Первые десять минут рассмотреть что-либо было абсолютно невозможно, но позже сквозь туманную чащу стали видны непонятные каменные фигуры, в которых узнавались обломки зданий, выглядывающие на поверхность так, словно "Аматсугами" плыл по мелководью. Послышался скрип открывающейся двери: на палубу вышла Рукия. Увидев за бортом нечто такое, чего совсем не ожидала встретить, она нахмурилась и поднялась на ют. - Где мы находимся? - Мы шли на юго-запад и попали сюда, - ответил потерявшийся Соджун. – Туман окутал корабль в считанные секунды, я не успел что-либо сделать. Девушка одарила обоих Кучики недовольным прищуром и спустилась на палубу для того, чтобы пробраться на нос корабля. С большим трудом отыскав основание бушприта, она посмотрела вперёд в надежде увидеть сушу, однако ничего, кроме тумана, найти не смогла. «Что ж, залезем подальше, может быть, повезёт», - подумала она и начала взбираться на выступающий перед судном деревянный брус. Оказавшись на самом кончике, синигами свесила ноги вниз и стала терпеливо ожидать того момента, когда перед глазами появится хоть что-нибудь интересное. Спустя некоторое время пространство вдали начало темнеть, образовывая пятно странной формы. Рукия насторожилась и вытянулась вперёд для того, чтобы лучше разглядеть стоящий перед ней объект; его силуэт был размытый, зато гигантские размеры говорили сами за себя. Пораскинув мозгами, девушка пришла к выводу, что они приближаются к чему-то большому и твёрдому. «Чёрт побери, мы ведь идём прямо на него!» - Якорь! – крикнула она и покрепче ухватилась за бушприт, решив, что не успеет перебираться на палубу. Раздался скрип приведённой в движение лебёдки, за которым последовали лязг цепей и очень громкий всплеск. Якорь достиг своей цели, спустя секунд десять, но не смог остановить корабль сразу: стонущее судно начало тащить его по дну, понемногу замедляя свой ход. Обрадованная тем, что они успели затормозить, Рукия собиралась выпустить из груди накопившийся там воздух, но чуть не упала в воду из-за сильного толчка: «Аматсугами» наскочил на огромную каменную глыбу. Убедившись в том, что корабль полностью остановился, она выпустила из рук брус, за который держалась, и посмотрела вперёд. Перед ней находилась статуя гигантского дракона: ящер стоял на двух задних лапах, слегка подавшись вперёд и будто пытаясь ухватить что-то перед собой. Огромные перепончатые крылья были расправлены, создавая тень, падающую на чешую, которая прилегала к коже у самого основания, но острым концом своим выглядывала наружу, из-за чего покрывала всё тело чудовища густым частоколом. - С тобой всё хорошо? – послышался сзади голос Бьякуи. С трудом оторвав взгляд от настолько большого и искусно сделанного монумента, девушка кивнула брату и осторожно перебралась на палубу, с которой дракона было видно немного лучше. Его макушка находилась настолько высоко, что возвышалась над самой длинной мачтой «Аматсугами», а толстый хвост обвивал камень, на котором располагался сам ящер. - Откуда он тут взялся? – спросила Кучики-младшая у подошедшего к ним Соджуна. - Понятия не имею, - пробормотал он, с интересом разглядывая статую, - мне больше интересно то, что находится в его пасти. Внимательно изучив взглядом драконью морду, Рукия увидела, что у него во рту действительно что-то есть. - Почти не видно, - удручённо сказала она и стала расстёгивать пуговицы своего жилета, - нужно залезть и проверить. - Я залезу, - вымолвил Бьякуя и начал взбираться на бушприт. - Тебе будет сложнее цепляться за чешую – полезу я, - строго сказала Рукия, хватая брата за рубашку. Глава клана Кучики, чувствующий непреклонность своей сестры, но подметивший про себя нелепость её аргумента, послушно вернулся назад и стал наблюдать за тем, как она отправилась наверх. Ловко цепляясь за пористые чешуйки, синигами преодолела толстое брюхо, после чего, словно по очень крутой лесенке, взобралась на плечо, а с плеча – на голову. Вид отсюда был просто потрясающий: сквозь немного поредевший туман весь корабль просматривался как на ладони, матросы казались муравьями, а вокруг были видны таинственные обломки, которые, по всей видимости, когда-то давно являлись частью древнего города, ушедшего под воду. Потратив на подъём около получаса, она устала и присела в открытой пасти для того, чтобы немного отдохнуть и, заодно, осмотреться. Во рту чудовища было ужасно темно: два ряда из плотно прилегающих друг к другу зубов, похожих на огромные кинжалы, почти не пропускали внутрь свет. Справа от неё стоял пьедестал в форме невысокой колонны. Он был сделан то ли из драгоценных камней, то ли из стекла, вследствие чего отражал солнечные лучи, из-за которых его было видно даже снаружи. Привыкнув к полутьме, девушка встала на ноги, подошла к сияющей подставке и принялась внимательно изучать её верхнее основание, которое было разделено на несколько плоских колец, вращающихся относительно друг друга. На каждом из них были выгравированы узоры, напоминавшие вьющиеся лозы какого-то диковинного растения. Присмотревшись к стеклянной установке, внутри которой преломлённые лучи разлагались на радужный спектр, мешавший отследить тонкие линии гравировки, Рукия заметила, что на границе каждого из колец есть продолжение рисунка, изображённого на предыдущем. «Очередная мозаика? Любили же эти древние собирать картинки», - усмехнулась про себя синигами и начала вращать кольца. Эта задача оказалась намного проще той, с которой она столкнулась в одной из частей спасительной карты, и была решена за считанные минуты. Образовав цельную картину, элементы головоломки перестали двигаться; основание колонны приподнялось вверх так, словно крышка шкатулки, снятая с замка. Девушка с любопытством, но соблюдая осторожность, заглянула в открывшееся углубление, которое представляло из себя своеобразную полость, обитую каким-то мягким, совсем непрозрачным материалом, но, несмотря на это, незаметную снаружи. На дне этого тайника находились встроенные в стенки таинственные крепления, по-видимому, предназначавшиеся для чего-то плоского. «Если подумать, то деревянная коробка с пятнашками идеально бы сюда поместилась», - начала рассуждать Рукия, как вдруг почувствовала неожиданный толчок. Пошатнувшись, она ухватилась за колонну и застыла, предчувствуя, что за первым пойдёт и второй. В гробовой тишине, нарушаемой лишь стуком её сердца, по сторонам стал раздаваться подозрительный треск, который заставил девушку вздрогнуть от страха. В следующее же мгновенье пасть чудовища пришла в движение, и застигнутая врасплох синигами выпала наружу вместе со стеклянной подставкой, за которую держалась. Не растерявшись от обрывков картинок промелькнувших у неё перед глазами за долю секунды, она увидела на лету протянутую вперёд каменную лапу и успела ухватиться за один из когтистых пальцев злосчастного монстра. Бьякуя и Соджун, сердца которых навёрстывали упущенные за несколько секунд остановки удары, стояли на палубе и с ужасом наблюдали, как по тёмно-серой чешуе дракона расходились микроскопические трещинки. Через несколько секунд со статуи, перемешиваясь с пылью, стали сыпаться каменные осколки; послышался раскатившийся по воздуху приглушённым эхом, протяжный стон, и ранее затмеваемый крыльями солнечный свет упал на палубный настил. Стряхнув с красно-бурой чешуи остатки каменной скорлупы, ожившее чудовище ударило по воде хвостом, и «Аматсугами» с невероятной силой отбросило назад. Задыхающийся от пыли Бьякуя, пытался найти свою сестру, но в установившихся условиях не видел ничего, дальше пяти метров. Размяв конечности после долгого сна, ящер поднёс к морде сжатую в кулак левую лапу, внимательно посмотрел на находившееся в ней бездыханное тело маленькой синигами и, ещё раз взмахнув крыльями, поднялся в воздух. Через несколько минут пыль осела, и потерянные, не успевшие разобраться в ситуации, аристократы могли лишь смотреть, как чёрная точка, мелькающая вдали, уносит их сокровище куда-то за горизонт.