***
— Я не хочу её убивать. Я не хочу её убивать. Я не хочу её убивать, — повторяла словно на автомате Лили, глядя на зеркало застывшим взглядом и сидя на полу. Ноги просто не держали. Ей всего двадцать лет. Она никогда не страдала от недостатка внимания со стороны противоположного пола, обладала пусть и нетипичной для англичан внешностью, но все равно притягивала восхищенные взгляды. Лили привыкла, что ею любуются, делают комплименты, провожают взглядом… Но сейчас в зеркале отражалась не она. Нет, конечно, это была Лили, но это не ее тело. В зеркале отражалась женщина лет сорока пяти со сладко-стервозным выражением лица, застывшим на лице, казалось, намертво, большими глазами болотисто-зеленого цвета и пышными каштановыми волосами с рыжиной. Низкий рост, полноватая фигура, притаившиеся, еле заметные морщины. И тонкие, невыразительные губы с большим ртом, придающим лицу отчетливое сходство с жабой… Женщина не была красавицей, но явно следила за собой — стоит только посмотреть на ухоженные руки, мягкую кожу и блеск волос, — однако подсознательно все равно вызывала непроизвольную неприязнь и опаску. А розовый цвет, проскальзывающую в мимике стервозность и ясное сходство с жабой лишь усиливали это отвращение. Не говоря уж про сами поступки и поведение. Стоило увидеть… это тело, как на нее наплыли все воспоминания этой… женщины. Долорес Амбридж. До-ло-рес Ам-бридж, мысленно повторяет Лили по слогам, сама не понимая, что больше чувствует по отношению к той — сочувствие, уважение или отвращение. На самом деле, Лили бы никогда не хотела встретиться с ней лицом к лицу. Продвинуться по карьерной лестнице так высоко, без постели и протекции, нужно уметь. И Долорес сумела. Пусть она и шла по головам, не останавливаясь ни перед чем, подставляла, плела интриги с истинно слизеринской изворотливостью, брала взятки, но… за восемь лет она поднялась с должности едва ли не секретаря какого-то захудалого отдела до заместителя Министра. Потрясающий рост и пугающее осознание, как этого добились. Долорес всегда была довольно амбициозной, честолюбивой и скользкой личностью. А еще достаточно сильной волшебницей, что весьма и весьма помогало в школе и не раз спасало ей жизнь после нее. Выросшая в Слизерине, бедная полукровка, вечно ходящая в обносках и презираемая всеми за своё происхождение, бедность, внешность. Ее ненавидели, высмеивали, издевались… брезговали любым общением с ней. И, конечно же, это не могло длиться вечно — смирившись, что приятелей ей тут не найти, Долорес отрастила непробиваемую шкуру и мрачно скалила зубы, выгрызая право находиться рядом с аристократами и доказывая его в первую очередь самой себе. Доказала, конечно. Выбора-то как такового у нее не было. Презрение за свою полукровность она перенесла на вечно скандалящих и обвиняющих друг друга во всех грехах родителей, возненавидела бедность, стараясь всеми силами поправить своё положение и обещая себе, что когда-нибудь эти чистокровные снобы будут лебезить перед ней, склоняться и просить ее милости. Что ж, её желание сбылось. Долорес опасались, как опасную, ядовитую тварь с броской окраской, остерегались ее дразнить и потому улыбались ей столь же сладко, как и она, пряча в глазах все то же опасливое отвращение, к которому она привыкла настолько сильно, что уже и не обращала на него внимания. К магическим существам она относилась безразлично до тех пор, пока в ее юности один из оборотней не ворвался в полнолуние в ее дом и не растерзал ее родителей, брата и сестру. Долорес повезло. Она слишком задержалась на одной из многих своих летних подработок, а после осталась и на ночную смену, уже ранним утром найдя в доме лужи крови и рванные останки ее родственников, разнесенные по всему дому, двору и ближайшим окрестностям леса. О том, как пятнадцатилетней девочкой, глотая слезы, сжимая в побелевших пальцах палочку и трясясь от ужаса, собирала их самостоятельно и хоронила в одиночку, потому что денег на похороны у нее не было, а Аврорат не расследовал смерти сквибов-почти магглов, Долорес предпочитала никогда больше не вспоминать. И далеко от других волшебников тоже больше не селилась. Перед своим шестым курсом она продала их дом, раздав долги родителей, и уехала в школу. В летние месяцы, несмотря на всю опасность творящегося безумия в Англии, она жила в небольшой комнатушке в Лютном Переулке, которую ей сдавали за пару кнатов в счет ее помощи в той дешевой гостинице. Именно в те месяцы она увидела темную изнанку их мира и окончательно убедилась, что помощи ждать неоткуда — вынесенные из того времени уроки Долорес бережно держала в памяти. Как и убеждение в звериной, абсолютно неконтролируемой сущности оборотней, которых еще ни раз встречала в Лютном и наблюдала-слышала за их зверствами в первых рядах. И теперь пыталась вогнать их в строгие рамки, как и других магических существ, от рук которых погибало слишком много людей. Повторения тех и особенно своей собственной истории Долорес не хотела. Пусть она и терпеть не могла свою семью, но все же была к ним привязана, да и после их потери ей пришлось совсем туго. Школьные расходы, одежда, оплата за последний курс… не говоря уже про летние месяцы, когда она зачастую питалась в лучшем случае раз в день, чтобы иметь возможность закончить образование и не остаться в Лютном навсегда. В школе, конечно, было легче. Как и после ее окончания, когда ей повезло и ее взяли в Министерство благодаря прекрасным оценкам и участии в каких-то проектах — то время Долорес помнила крайне смутно, хватаясь за любую возможность добавить себе очков после Хогвартса. Да, взяли ее на захудалую должность секретаря в полузабытом отделе и платили такие копейки, что, можно сказать, работала она бесплатно, но это было стабильной работой и шансом продвинуться выше. И Долорес его не упустила. Фактически без капитала, покровителей и нормальных условий для жизни она добилась всего того, что имела сейчас. Сейчас же Долорес могла назвать себя вполне счастливым человеком. У нее был дом, уважаемая должность, уважение-боязнь окружающих, власть, деньги… мог ли хоть кто-то из ее родственников или однокурсников подумать, что она добьется подобного положения? Единственное, что иногда заставляло ее сжимать в бессилии кулаки — это тщательно замаскированные брезгливые взгляды, обращенные на ее внешность. Да, она не красавица и сильно расстраивалась в школе, особенно, когда все девочки расцвели, начали встречаться с парнями… Даже пыталась подражать признанным красавицам, но это вызвало лишь насмешки окружающих. А потом смирилась. И даже находила плюсы в этом — например, никто и никогда даже не подумает намекнуть на то, что должность ею не заслужена, никто не будет домогаться… звучало жалко, но почему-то успокаивало ее, заставляя и дальше наслаждаться своей тихой, размеренной жизнью. Кинув очередной страдальческий взгляд на зеркало, Лили с трудом поднялась. Сильнее всего впечатляло то, что Долорес была ее на два года младше. И, увы, на тридцать с хвостиком даже для маглов не тянула. Впрочем, с подобной жизнью это было как раз и неудивительно, думает она невесело, смутно припоминая мелкую, пухловатую девчонку в зеленом галстуке и застывшим в глазах мрачным, недружелюбным выражением. С ее губ срывается короткий вздох, и Лили качает головой, все еще не разобравшись в своем личном отношении к ней. Она сочувствовала ей, но однозначно не одобряла ее методы, хоть и понимала, что особого выхода у Долорес не было. Да и так ли важно ее мнение? Долорес Амбридж умерла в собственной постели во сне. Долорес Амбридж теперь она, Лили Поттер. Она прикрывает глаза и, не глядя в зеркало, тянется к крану, медленно подставляя руки под прохладную воду. А после смотрит на нежно-розовый лак долго-долго. Лили терпеть не могла розовый. На ее губах появилась слабая улыбка. Бесполезно притворяться той, кем она не является, верно? Они слишком разные, и это будет заметно, как бы она не старалась. К тому же… она — не Амбридж, и терпеть такое отношение не сможет, слишком привыкла к другому. И вполне может приложить чем-нибудь нехорошим из богатого арсенала Долорес. Лучше сразу убрать то, что будет ее нервировать и заставлять забывать о новой роли. Внешне, так уж точно. А поведение… постепенные изменения не будут привлекать столько внимания, сколь внешние, которые легко скинуть на что угодно. Женщина Амбридж, в конце концов, или нет?***
Сейчас было начало июля. Фадж носился из страны в страну, улаживая неприятности, связанные с турниром, и стараясь не допустить волнения в массах, народ шептался, не зная чему верить, а Дамблдор делал только хуже, заявляя на всю страну о возрождении Волдеморта. Неожиданно для всех Фадж впервые открыто выступил против своего бывшего покровителя, назначив Долорес при полной поддержке Попечительского Совета преподавателем ЗОТИ и, неофициально, проверяющим от Министерства. А также дал ей отпуск едва ли не до конца лета, дабы подготовиться к школе, что было весьма и весьма кстати. Доев лёгкий завтрак, Лили отправилась в кабинет Амбридж разбирать почту и документы. В конце-концов, она теперь заместитель Министра и должна сама все понимать, а не полагаться целиком на память Долорес. А еще профессор ЗОТИ. Лили тоскливо посмотрела в окно. Солнце грело, дул лёгкий приятный ветерок, шелестящий в траве и кронах деревьев… Долорес жила в уединенном двухэтажном коттедже с обширной библиотекой, красивым садом и с магической защитой параноика. Все, что можно было использовать для защиты жилища, она использовала, причём устанавливала лично. Даже у Грюма не было столь развитой паранойи, думает Лили рассеянно, разглядывая виднеющиеся из окна контуры защиты. Долорес хотела жить долго и по возможности счастливо, желательно при власти и деньгах, и меньше всего хотела закончить жизнь так же внезапно, как ее родители. В отличие от них, она была заместителем Министра и пока шла к этому посту, успела многим подгадить. Как бы она ни храбрилась, что ее не тронут, на самом деле ее положение зависит целиком и полностью от Министра. Она его заместитель до тех пор, пока он остаётся Министром. А еще Долорес очень любила деньги, поэтому и являлась цепным псом Фаджа с бульдожьей хваткой. И именно поэтому Лили было необходимо разобраться со всем до начала года. Если изменения внешности еще объяснимы, то резкая смена ее позиции насторожит излишне внимательных личностей. И как назло, даже если не брать в расчет, что она отсутствовала больше десяти лет, она никогда не интересовалась политикой больше, чем необходимо для поддержания мимолетного разговора. Но, право слово, все это было такими мелочами — уж ей ли переживать о том объеме информации, который нужно просмотреть, пропустить сквозь себя и сложить свое собственное мнение… Лили хотела увидеть своего сына. До безумия. Хотелось смотреть и смотреть, обнять, забрать к себе, заботиться, заниматься с ним… По газетным вырезкам и памяти Долорес она видела его. Видела почти болезненную худобу, бледную кожу, слегка словно затравленный взгляд, не раз поломанные очки, которые ему совсем не шли. В памяти Долорес смутно мелькало, что его называли копией Джеймса, лишь глаза мамины. Ее губы тронула мягкая улыбка. Гарри совершенно не похож на своего коренастого, массивного отца. Нет, он копия своего деда, Карлуса Поттера. Даже если его откормить, он останется худощавым, словно поджарая гончая, до самой старости. А уж чтобы эта самая старость наступила, она позаботится. Лили окинула еще более тоскливым взглядом лежащие на столе бумаги и откинулась на спинку кресла, задумчиво побарабанив пальцами по дереву. Все было сложно. Она не имела права ни забрать его, ни заботиться, ни даже встретиться. Они не являлись дальними родственниками. Совершенно чужие люди. Их пути нигде не пересекались. И хотя Лили не одобряла ни политику, ни поступки Фаджа, сейчас она была как никогда ему благодарна. Он дал ей отличную возможность видеться, наблюдать и даже сблизиться с сыном. И Лили была готова на многое, чтобы не потерять этот шанс. С ее губ сорвался тяжелый вздох, стоило лишь вспомнить об «условиях» ее возвращения. В подземном мире оставались души тех, у кого оставались обязательства или дела на земле, но они не желали жить привидениями — бестелесными заложниками собственной смерти. Чаще всего это были родоначальники родов, следящие за их процветанием или угасанием. Спустя долгое время в большинстве своём они растворялись, становились безликими тенями, и лишь немногие сохраняли в себе личность. Остальные же души отправлялись на перерождение. Волдеморта, к его счастью, внизу тоже не было. И не будет, пока у этой твари оставался хоть один крестраж на земле. Об этом ее мило напоследок просветила Смерть и попросила привести его в приемлемо живой вид. Мол, он еще ей понадобится. И даже описание ритуала подкинула, правда, для него требовалась как минимум половина всех крестражей. Их местоположение тоже сообщила, только очень уж паскудным тоном. Лили тяжело вздыхает и придвигает к себе ближайшую стопку конвертов, морально готовясь к изнурительной работе с документацией и перепиской… как же ей повезло, что Долорес та еще педантка и все держит на своих местах! А после чуть дергается от прикосновения чего-то очень и очень пушистого, привалившего к ноге, замирая и удивленно охая от раздавшегося тихого и мягкого мяуканья. У Долорес кошка?..