DRIVE-IN

      Сегодня Ника чувствовала в душе какое-то необъяснимое волнение. Прячась за стенами дома, она всячески избегала контактов с трансформерами, даже отключила комлинк, чтобы Кроссхейрз не донимал её своей болтовней. В начале он старался выманить военную, но после оставил попытки. По крайней мере видимые. Впрочем, с ним никогда нельзя было быть уверенной в чём-то на сто процентов. Кейд как всегда возился в ангаре. В очередной раз на его ремонтном столе лежал Бамблби, которому то ли доставляло удовольствие корчится в порой неумелых и диких по-своему существу манипуляциях инженера, то ли эти действия и в правду приносили ощутимую пользу.       Весь день Штайен не находила себе места. Наконец Ника рассеянно выглянула из своей комнаты. Вечерело. Отчаянно что-то давило изнутри, словно гитарная струна всё ещё далеким камертоном звучала и вибрировала не в такт, но на одной ноте, отзываясь в глубине. Не хотелось ни есть, ни пить. И непривычное чувство одиночества сковало и не давало мыслям развиваться. Было неприятное ощущение отупения, непонимания происходящего вокруг. Хотелось то ли зарыться с головой под одеяло, то ли наконец-то выбраться наружу, но не встретиться ни с кем.       Пересилив себя, Ника медленно выползла из дома. Там было тепло, уютно, но слишком замкнутое пространство давило, словно не хватало воздуха. Грудь то вздымалась, то опадала, но облегчения это не приносило. А на улице все казалось каким-то чуждым, непривычным, как будто увиденным впервые. Чудилось, что это место создано неизвестным, но умелым сценаристом, всё вокруг — декорации, а она — случайно затесавшийся прохожий на съёмочной площадке. Ника неуверенно направилась к самому отдаленному краю автосвалки, за которым открывался неплохой вид на оскалившиеся и изъеденные ветром вершины горных выступов и огромное небо. Здесь оно почему-то казалось безграничным, бескрайним, бесконечным. Золотистые облака медленно проплывали над горизонтом, задевая своим брюхом размытые очертания раскинувшихся волнами гор. Безбрежное море застыло в единожды обретенных формах и молчало. Лёгкий туман ложился сиреневой вуалью, вкрадчиво оседая в низинах, где было уже темно. Во всём этом ощущалась непрерывность вечного покоя природы. Люди, государства, войны сменяли друг друга, а эти горы каждое утро встречали рассветы и каждый вечер провожали закаты уже миллионы лет. И вот на их крепком теле появились новые жильцы. Было ли им до них дело, как было дело ей, когда она искала автоботов и сражалась с ними за Зерно? Или это лишь незначительное мгновение в бесконечном круговороте дней мироздания?       Ника села на одну из машин, что во множестве были разбросаны по их импровизированной базе. Хотелось просто молча наблюдать за скатывающимся за небосклон солнцем, смотреть, как день сменяется ночью и медленно темнеет вокруг, и сначала неярко, а потом во всю силу разгораются звёзды, поднимается одичалая луна. Как весь мир сужается до одной единственной точки, словно Вселенная до большого взрыва. Как трепещет пойманной птицей её душа. А в наушниках раздавалась тянущая скрипичным пронзительным воем музыка, как одинокий вой шакала, который порой можно было расслышать по ночам недалеко от базы. Ника в какой-то момент глубоко вздохнула, а по щекам потекли слёзы, застилая влажной пеленой окружающий пейзаж. Она плакала и не могла остановиться. Невысказанное и неумолимое отчаяние затопило её, ища выхода.       — Ты плачешь? — спросил Кроссхейрз девушку, осторожно коснувшись её плеча.       Штайен вздрогнула и обернулась, молчаливо вопрошая: «Кто ты? Зачем ты?» Потом разглядела перед собой автоботского диверсанта, зажмурилась и закусила губу. Кроссхейрз резко сел перед ней, протягивая манипулятор к наушникам, и, подцепив когтем провод, вытащил вкладыш.       — Ты плачешь, — уже не спрашивал, а констатировал факт напарник. — Почему?       Ника всхлипнула, отвернулась, вытирая мокрые дорожки на щеках, и только потом, повернувшись, ответила:       — Не знаю, — на губах расцвела виноватая улыбка.       — Это не логично. Должна быть причина, чтобы ты так явно проявляла эмоции. Не в твоём духе так поступать.       — Не всё поддаётся логике, Кроссхейрз. Иногда надо просто побыть одному и выплеснуть то, что скопилось в душе.       — И что тебя угнетает?       Ника ещё раз неуверенно всхлипнула. Быть откровенной сейчас, когда вся душа на распашку и растревожена необъяснимыми ощущениями, очень сложно. Но дать точное определение тому, что творилось внутри, не было ни сил, ни возможности. Она просто опустила голову на ладони и зарыдала тихо и безнадёжно. Её головы коснулись пальцы огромного механоида. Кроссхейрз крайне осторожно погладил сидевшую перед ним девушку, заливавшуюся слезами. Он не мог понять её состояния, определить ход действий, возможные последствия. Это раздражало, но при этом ему хотелось успокоить, обнять и защитить такое хрупкое существо, что доверилось однажды ему и, он надеялся, не сожалело об этом.       — Ну, тише, — прошептал Кроссхейрз и накрыл своими ладонями содрогавшееся от плача тело напарницы.       Ника нерешительно подняла заплаканный взгляд на кибертронца. А в глазах читалась надежда. Тонкие губы подёрнула лёгкая улыбка. Девушка замерла, перевела дыхание и бросилась в объятия небезразличного ей автобота. Кроссхейрз подхватил её и прижал к себе.       — Малыш, — на этих словах Ника сильнее вжалась в его корпус, — я же с тобой, рядом. И всегда буду, даже если ты этого не захочешь.       Он старался говорить нежно и как можно увереннее. Что послужило причиной столь горьких и отчаянных слёз, было неясно. Но успокоить, привести в порядок дорогого ему человека было необходимо. Кроссхейрз не стал говорить, что когда он понял, как Ника сторонится сегодня всех, что отключила коммуникатор и не показывала своего точеного острого носа на улицу, его охватило беспокойство. Никогда он не беспокоился за своих же товарищей так, как за человека.       Девушка в его манипуляторах опять не сдержала нового приступа слёз, стараясь украдкой утирать их рукавом. Волосы рассыпались по плечам, спине, образуя золотую завесу. Кроссхейрз слышал, как в наушниках играла одна и та же мелодия, проигрываемая раз за разом. И тут на уровне камеры искры послышалось слабое, неуверенное «прости». Он ухмыльнулся, провел пальцем по волосам, чувствуя, как под его прикосновением девушка замирает, словно они опять вернулись к тому моменту, как поссорились. Но сейчас виноватых не было. Просто неожиданная глухая тоска, охватившая всегда сдержанную напарницу. Это ещё раз подтверждало его убеждение, что сколь бы ни была она надёжным напарником, в первую очередь перед ним хрупкая земная женщина. А они отличались, как он успел понять по фильмам, непредсказуемостью и эмоциональностью. Кроссхейрз решил, что надо просто побыть рядом, ведь вечно это продолжаться не может. А что для него какие-то десять или пятнадцать земных минут?       Наконец-то выглянула из-за перистых облаков бледная луна. Скрываемая до этого лёгкой облачной дымкой, она неярко светила, словно робко вопрошала разрешения. А когда Ника зарылась в объятия механоида, ночное светило бросило тонкий луч на двух друзей, а после вышло из-за полога, разгораясь в полную силу. Летом ночи были короткими, потому небесная хозяйка вступала в свои права уже почти на самом пике своего хода, озаряя всё вокруг холодным светом. Редкие, рваные облака слегка задевали её краешком, но опасаясь раствориться в неярком свете, отступали.       — Иногда мне кажется, что всё это чей-то фантастический сон. Стоит открыть глаза, и всё исчезнет. Ты исчезнешь, — Ника с отчаянием подняла взгляд на Кроссхейрза.       — Даже если это так, то я готов приходить к тебе и во сне.       — А вдруг мы все не настоящие? Фантазия, игра воображения Бога?       — Глупости, — не сдержался Кроссхейрз и фыркнул. — Слишком скучная тогда фантазия у этого божка, раз он миллионы лет никак не завершит войну, выдумывая всё новые и новые отговорки, чтобы продолжить её. И, по крайней мере, я бы дал нам иное убежище, а не это жалкое убожество. Не находишь? — На его фейсплейте скалилась привычная ехидная улыбка.       Где-то внизу послышался сдержанный смешок.       — Спасибо, Кросс.       Почему-то искра всегда отзывалась, когда Ника называла его так. Не полным позывным, а так, кратко. А её слова успокаивали не только его, но и саму напарницу. Кризис миновал. А о чём она ещё умолчала, было уже не важно.       — Спасибо, — уже более уверенно произнесла Штайен.       — И да, прекращай слушать эту нудную муть. И у меня бы процессор поехал, если бы его зациклили на такую хрень.       Ника улыбнулась и вновь приложилась щекой к тёплому металлу. Не сразу удалось нащупать кнопку выключения на плеере. Но через время настала тишина, нарушаемая лишь шелестом кулеров и мягким дыханием человека.