Хозяин Кошмара

Вопрос: "Ты помнишь время, когда впервые надел клетку на голову? Что это было? Посвящение?" *** Улыбка тронула бледные губы. Безумная, ядовито-зловещая, но... счастливая. Это воспоминание оставалось одним из самых ярких в лабиринтах памяти, таких безнадёжно тёмных и запутанных — как и остальные уголки его разума, как и сам Кошмар. И одним из самых дорогих. Это было настолько же незабываемо, насколько неописуемо ограниченными словами. Да, в некотором смысле, посвящение — но и гораздо больше. Конечно, мастер Виллем непременно осудил бы эксперименты на себе прежде тщательных длительных испытаний. Но не потому ли достиг такого успеха Лоуренс, что не медлил на пути к цели и не позволял сомнениям остановить себя? Чем же был хуже он, Миколаш? Тяжесть металла на плечах, теснота и холод вокруг шеи, лязг защёлкнувшегося замка — все те ощущения врезались в память не потому, что были наполнены первооткрывательским волнением и значимостью момента. Нет, они запомнились своей поразительной, ужасающей блеклостью и обыденностью — в контрасте с тем, что было после, когда сон позволил ему переступить горизонт бесконечности. С тех пор им владело только одно желание: навсегда вырваться из оков иллюзии яви. Не просто прикоснуться к истине, а навечно остаться с ней. И одарить тем же своих верных учеников, если они окажутся достаточно сильны, чтобы выдержать высшее счастье, доступное человеку — и такое близкое теперь. Прежде в Школе Менсиса пробовали самые разные средства, но окончательный вариант был найден, и оставалось лишь запустить массовое производство. Отныне кузницы Яаар'гула ковали не только тюремные решётки и цепи. Тщательно рассчитанные углы, расстояние между параллелями, высота... Всё это было важно, но в первую очередь — открытость сознания и готовность воспринять ждущее по ту сторону. Иначе клетка оставалась всего лишь клеткой. Но её предназначение задумывалось весьма широким. Антенна. Усилитель. Ловушка неуловимого. Подавитель упрямой воли низшей природы, не дающей видеть реальность такой, какова она есть. Символ смирения пред великими тайнами и одновременно ключ к божественному возвышению. И — как ни парадоксально — орудие подлинного освобождения. Досадное несовершенство тела отзывалось раскалывающей голову мигренью, прорастало болью сквозь спину и расцветало синяками на горле. Но душа и разум ликовали. И, держа в руках клетку — сокровище, чьё грубое железо было ценнее всего золота мира — Миколаш уже точно знал, что за первым разом неизбежен последний, когда он больше никогда её не снимет.