Килл Валентайн

Сдержанные рукопожатия. Тёплые объятия. Слёзы. Учтивый поклон. Гости медленно проходили в зрительный зал Петит-Опера, покидая холл, где только-только Ник Валентайн и Виктор Гамильтон закончили исполнять «Золотого скорпиона». Самая нежная, чувственная песня группы Fantôme наполнила всех светлой тоской. Памятью почившего Эрика. Позади остальных плелись Майк, Рори, Льюис и Киллиан — каждый думал о чём-то своём. О том, что навеяла музыка. Майк тоскливо смотрел под ноги, сунув руки в карманы пиджака и сильно ссутулившись. Ему хотелось найти Филиппу, сказать ей нечто очень важное, давно томящиеся на языке, но страх сковывал. Майк боялся быть отвергнутым. Боялся, что Филиппе это не нужно. В конце концов, они всегда были просто друзьями. Рори всматривался в людей вокруг — таких живых, чувствующих, настоящих. Для него смерть и потеря оставались понятиями далёкими, иллюзорными. Такими же странными и непонятными, как человек, который вытащил его в этот необычный мир. Рори коснулся пальцами, спрятанными под тканью тонкой перчатки, крохотного значка с алой эмалью. Какой-то человек в профиль — сколько бы Рори ни пытался выяснить, кто это, так и не смог. Пять букв кириллицей. Ещё два подобных — красные звёздочки — остались дома у Валентайнов, лежали в жестяной баночке. Этот отличался: не звёздочка, а флажок. «Когда-нибудь я расскажу, что это такое», — неизменно отмахивался он, смеялся и закидывал в рот квадратик шоколада. Весьма неприятного шоколада. На вкус — по мнению Рори — как земля. «Где он? Почему не пришёл?» — Рори вновь пробежал взглядом по людям, идущим вперёд скорбным шествием. Льюиса слегка трясло. За горло схватило душащее чувство вины — ощущение бесполезности. Он до сих пор не мог забыть Шамони и дневник Катерины, травмы Киллиана — из-за учёбы не получилось ходить с ним по врачам, а вечерами дома Киллиан лишь отшучивался: «Здоров, как бык!» — записки с угрозами, в работе с которыми от него не было никакой пользы. Каждый раз лишь опасения за то, что с Киллианом что-нибудь произойдёт. Каждый раз один образ перед глазами — Киллиан на больничной койке, а шериф хлопает по плечу и участливо советует: «Иди-ка ты домой, парень, не заставляй родителей ещё сильнее волноваться». Сильнее волноваться — звучало, как издевательство. Всю жизнь Льюис вёл себя так, чтобы не заставлять родителей волноваться. Радовать их. Делать счастливыми. Желанный второй ребёнок, он был тише Филиппы, скромнее Филиппы, послушнее Филиппы. Она — настоящий лидер и деятель. Он — тихий наблюдатель. Она — здоровая и активная. Он — болезненный и слабый. Филиппа не боялась делать так, как велят собственные желания, громко смеяться, танцевать, заниматься спортом, рисовать и мечтать о Бродвее. Льюис всегда оглядывался на родителей, на их советы и подсказки. Лишь один раз он принял самостоятельное решение — вместо школы пошёл развешивать листовки «Пропала без вести», когда родители настаивали оставить всё в руки взрослых. Когда взрослые не могли справиться самостоятельно, опустили руки и надели маски болезненного приличия. Это случилось полгода назад. После этого Льюис едва ли мог понять, что происходит с ним и его жизнью, цепляясь лишь за один постоянный и надёжный образ — Киллиана. Его первого настоящего друга. Мысли Киллиана сплетались в тугой комок из неопределённости и волнения. Вопросов в его жизни становилось всё больше, ответов — всё меньше. Полгода назад он желал найти отца. Сейчас простое желание обросло: защитить Льюиса, узнать про Маккохен, помочь Нику, разговорить Рори, вытерпеть Бейкера — чем больше людей его окружало, тем сложнее становился тот простой порыв, выгнавший его из дома в ноябре. Мимолётный импульс прошёл. Жизнь продолжалась, двигалась вперёд с такой скоростью, что и не уследишь. Спокойное начало весны после бурной зимы лишь усилило чувство времени. Киллиану постоянно казалось: жизнь летит так, будто каждый день может стать последним. Это пугало. Это путало мысли и чувства. Это лишало сна. Тихие шепоты наполняли зал: обсуждали мягкие кресла, позолоту, богатый плафон с античным сюжетом «Орфей и Эвридика». Кто-то перед Киллианом тихо заметил: «Эрик любил этот миф», — а после всхлипнул. Эрик Дюваль. Эрик Фантом. Об этом человеке всегда ходили слухи и домыслы, особенно о том, почему он прячет лицо за холодным фарфором. Загадочный. Непостижимый. В годы, когда музыку стремились облегчить, сделать доступной и понятной, он обращался к древним сюжетам, облачая их в пышные одежды прог-рок-опер. Ради своих творений он грезил идеей вернуть Петит-Опера к сути его: к оперному театру. — Неплохо бы найти родителей, — заметил Льюис, коснувшись локтя Киллиана, — идём? — Если хочешь, — Киллиан дёрнул плечами. — Я, наверное, сяду здесь. — И он занял первое свободное кресло в проходе, оставляя за спиной два ряда и алый бархат портьеры, разделяющий холл и зрительный зал. — Я найду Пиппу, — отважно выдохнул Майк, двинувшись в сторону, где виднелась высокая фигура Камиля. — Удачи. — Хорошо, — в один голос выдали Киллиан и Льюис. — А они тип… не вместе? — поинтересовался Рори. — Я думал, они давно, — пожал плечами Киллиан, — но как-то нет. — Они никогда не были вместе, — Льюис смущенно потёр кончик носа, — но мне всегда казалось, что что-то есть. — Как у вас всё сложно, — покачал головой Рори, делая шаг куда-то дальше. — Погоди. Ты не здесь сядешь? — не то чтобы Киллиан очень хотел сидеть рядом с Рори и дышать безумным ароматом его духов, напоминающих что-то среднее между землёй и верёвкой висельника, но это был отличный шанс вновь попытать удачу в разговоре. — Особое приглашение, — Рори махнул рукой, — не обижайся. Идём, Эл, твои родители тоже где-то там. Льюис на секунду замешкался, но Киллиан кивнул: «Иди», — после чего расслабился в мягком кресле. Несправедливо отнимать возможность провести время с семьёй — так считал Киллиан. Будь здесь отец, он сам сломя голову бросился бы к нему. Будь тут отец. Киллиан вытащил из кармана мобильный: нет пропущенных, нет сообщений. Он знал, что Ник передал новый номер матери, но она так ни разу и не позвонила. Впрочем, сам Киллиан, прекрасно помня домашний номер, не решался набрать его. Полгода. Полгода вытеснили из памяти тяжёлые мысли о том, что он не нужен никому, что его никто не ждёт и никто не любит. Глупые, детские мысли. Глупый ребёнок. Киллиан открыл мессенджер, набрал завалявшийся далеко в памяти номер матери, следом сообщение: «Привет, мам. Как дела?» — палец завис над кнопкой «отправить». — Киллиан Валентайн? Это для вас, — низкий мужской голос ворвался в мысли. — Что? — не сразу понял Киллиан, поднимая взгляд. В его руках оказалась сложенная пополам записка. Рядом — никого. Лишь покачивающаяся алая портьера напомнила о том, что здесь кто-то был. Пользуясь взволнованной шумихой перед началом шоу, Киллиан тенью выскользнул из зала, оставив вместо себя тесный пиджак. Холл встречал тишиной: лишь где-то наверху послышался удаляющийся стук каблуков по мраморной плитке. «Охрененная акустика», — заметил Киллиан, бросаясь на звук вверх по лестнице, а оттуда — по коридору вслед за шагами, через ленту с литой табличкой «Только для персонала». Остановился, выслушивая окружающие звуки, как лиса выслушивает шорохи под слоем снега. Огляделся. Вспомнил о записке. Фирменный бланк Петит-Рекордс — слегка пожелтевшая, но ещё плотная и хорошая бумага, приятная пальцам. Тонким алым росчерком выведено «Найди меня». «Поиграть хочешь?» — странный азарт заставил Киллиана в предвкушении облизнуть губы. Он никогда не был поклонником оперы, а потому кинуться в догонялки по старому театру звучало привлекательнее, чем сидеть и пытаться понять хоть что-нибудь. К тому же, «Дон Жуана» по обыкновению ставили на итальянском. Где-то вдалеке хлопнула дверь. Резкий звук подал импульс: туда. Петит-Опера — небольшое здание, но округлая форма коридоров создавала впечатление бесконечности впереди и позади. Киллиан бросил короткий взгляд за окно — галерея, по которой он шёл, выходила окнами куда-то на задворки, где три толстые вороны не могли поделить грязную булку от бургера. План эвакуации на стене: судя по всему, он оказался в помещениях за сценой. Гримёрки, репетиционные и целая сеть различных переходов и лестниц: перед ним открылся потусторонний мир театра. За ближайшей дверью раздался шорох, затем — чей-то голос, старательно заглушенный полированным деревом. Через секунду последовал такой же тихий и неразборчивый ответ. Киллиан не мог не обратить внимания — он тут же распахнул дверь в гримёрку, искренне надеясь на то, что этот неслышный разговор ему не померещился. «Попался!» — восторжествовал Киллиан. Однако, замерев на пороге, столкнулся с двумя парами глаз — один взгляд встревожен, другой — по-стальному строг. Старшая и младшая Дюваль не ожидали гостей. В конце концов, с чего бы кому-то заходить в пустующую гримёрку, когда на сцене вот-вот начнётся действие? Мэг, чуть сильнее, чем нужно, сжав в руках белую фарфоровую маску, которую бездумно вертела до того, сдавленно охнула. Услышав историю Эрики Дюваль, стоило ожидать нечто подобное, однако всё равно подростковый неловкий мозг Киллиана завопил об опасности. Такое происходит всегда, когда видишь в человеке что-то странное, не вписывающееся в стандарт — нездоровый цвет лица, ампутированная конечность или асимметрия — по нервным окончаниям стремительно проносится импульс «не приближайся, это может быть опасно», и никакая сила воли не может его заглушить навсегда. Некоторые инстинкты значительно сильнее разума. Не то чтобы Дюваль действительно была чудовищем, какой её изображали самые желтушные из таблоидов, но и до невинного ангела из рассказов Филиппы далеко: нападение девятнадцатилетней давности навсегда впечаталось в её лицо несмываемой маской. Будто рассекло пополам на «до» и «после» — нижняя половина лица исказилась в угоду чужой ненависти. Обожжённые кислотой губы, очевидно, спасли лишь чудом, но очертания неизбежно стёрлись под толщей шрама; щёки и скулы — грубые рытвины; истончившаяся прямота хряща там, где должен быть изящный вздёрнутый кончик и слегка вразлет, как у матери, ноздри. Лишь глаза и брови почти не пострадали — только несколько длинных тонких шрамов, оставленных не то смертельными брызгами, не то нерадивыми хирургами. Белёсая зарубцевавшаяся кожа скрывалась под высоким воротником, тянулась до самой — предположительно — груди. Киллиан и Дюваль смотрели друг на друга не более пары секунд, после чего она отвернулась, спешно накидывая вуаль, а он всё равно едва не отшатнулся. Но всё же «едва не». — Не припомню тебя в составе труппы, — холоднее обычного произнесла она. — Д-да я и не состою, — Киллиану многого стоило, чтобы сохранить свой тон голоса прежним. В манере держаться он ей определённо уступал. — Просто кто-то подкинул это… и сбежал. — Ты понимаешь, что это лучше не обсуждать? — спросила Дюваль, принимая записку из его рук и разворачивая. — Я не большой любитель сплетен, — кивнул Киллиан. — Что вы можете сказать? — кивок на записку. — Эрика, он всего лишь ребёнок… — Этот ребёнок подпортил нервы двум мерзавцам, разоблачил призрака и нашёл всё, что мы искали в Альпах, — гораздо мягче ответила Дюваль. — Что-то произошло? — догадался Киллиан. — Поэтому вы здесь? — И да, и нет, — ответила Мэг. — У Петит-Опера сложная история. Пока шёл ремонт… — Реставрация. — …нам кто-то активно мешал. Строители говорят, что это были просто бытовые мелочи: разлитое ведро краски, подгнившая опора лесов, но я уверена — всё это не совпадения, — она глубоко задумалась, внимательно вглядываясь в черты лица Киллиана, будто решала: рассказывать дальше или нет. И всё же решилась. Петит-Опера всегда был домом для тех музыкантов и артистов, что никак не могли найти себя. Будь то общая семья или комнатки, сдаваемые «Петит-Рекордс» подписанным на лейбл. Гримёрная, где они находились, для Джерри Мэг была особенным местом. Когда-то здесь жила её подруга. Вместе они проводили много времени: писали музыку, пели песни, выпивали и веселились. Именно в этой гримёрной Джерри Мэг впервые встретила Эрика Фантома. Больше всего она хотела сохранить её, как память о давно минувших днях. Женское любопытство первым делом, как только реставрация завершилась, повело Мэг сюда. Знакомые диваны, столики для грима, огромный платяной шкаф — всё, как прежде. Даже на столе записка — от поклонника, вероятно. Фирменная бумага «Петит-Рекордс». Алый росчерк «Беги от меня». «Внутри всё оборвалось, — призналась Мэг. — Я давно не испытывала такого страха». Тут же подняли на уши охрану, дополнительно наняли людей, которые обшарили всё здание, но не обнаружили ничего подозрительного. «Глупая шутка», — оказался вердикт. — Полагаю, не настолько глупая, — Киллиан скрестил руки на груди. — После того, — вступилась Дюваль, — как Николас и Виктор закончили петь, а мы направились в зал, к нам подошёл Роджер — исполнитель роли Дон Жуана. Сказал, что нигде не могут найти Дебби — донну Эльвиру. Мы поднялись в её гримёрную, пока все рассаживались… — И нашли похожую записку, — с удивлением Киллиан обнаружил, насколько теперь это для него очевидно. — Не похожую, — поправила Дюваль, — такую же. Один в один. — Шоу не продолжится? — Глупости, мальчик, — покачала головой Мэг. — Вместо Дебби приехала Джоан — из второго состава. Она исполнит донну Эльвиру сегодня. — Полагаю, за это время я должен найти основную донну Эльвиру? — поинтересовался Киллиан. — Сколько тебе потребуется времени на это? — Мэг заметно ожила. — Столько, сколько вы можете дать, — за бравадой скрывалось замирающее сердце: Киллиан вновь ощутил то самое приятное чувство азарта, которое толкнуло его выбежать из зрительного зала. — Эрика, милая, немедленно звони в лучший ресторан, который успеет организовать в холле полноценный ужин! — воскликнула Мэг. — Шоу должно продолжаться! Мальчик мой… найди Дебби. Адреналин. Ощущение, как кровь пульсирует в висках, вызывая дрожь во всём теле. Это одновременно похоже на голод и возбуждение, но не похоже ни на что больше. Ноги сами бегут вперёд, дыхание сбивается. Неправильно получать удовольствие от такого, но за время, прошедшее с поездки в Шамони, Киллиан соскучился по этому живому ощущению. Движение. Захватывающее предвкушение чего-то большего, чего-то необычного. — Мы вернёмся к зрителям, — на выходе из гримёрной предупредила Мэг. — Мой мальчик, постарайся действовать так, чтобы никто на сцене и в зале не узнал о том… — Маргарет! Эрика! Как хорошо, что вы здесь! — с таким громким голосом, как у Ника Валентайна, сложно было говорить о какой-либо конспирации. Он стремительно шагал по коридору. Взлохмаченный, слегка раскрасневшийся после выступления и шампанского. За ним, пытаясь остановить и приговаривая: «Ник, Николас, не сейчас, погоди», — спешил мистер Гамильтон. — Сейчас! Виктор! Именно сейчас! — воскликнул Ник. — Я должен сообщить нечто важное! — Николас! — приказным тоном высказала Дюваль. — Не сейчас! Немедленно возвращайся в зал! — после чего, не оглядываясь, направилась прочь. Туда, где оркестр брал первые ноты увертюры. Ник тяжело вздохнул, останавливаясь и пытаясь отдышаться. Мистер Гамильтон похлопал его по спине, стараясь выразить сочувствие всеми доступными способами, оставшихся не так много. Впору было в очередной раз удивиться тому, как они хорошо подружились, но у Киллиана наметилось слишком много дел. Главное — найти Дебби, побочное — не сорвать постановку. Внутренний голос настойчиво подсказывал: пойди хоть что-то не так, ему голову открутят. Мозг всячески старался вернуть перед глазами образ шрамов на лице Дюваль, подмешивая в бурный адреналиновый коктейль добрую щепотку страха. — Ну вот почему опять так? — тоскливо спросил Ник. — Виктор, у тебя тоже так было? — Я был младше и наглее, — уклончиво отозвался мистер Гамильтон. — Вы? Наглее? — ляпнул Киллиан, но тут же спохватился. — Простите! Нужно срочно вернуться в зал! — а сам уверенно шагнул в обратную сторону — дальше в закулисья. «Подумаю об этом потом», — рассудил он на вопрос о том, насколько наглым мог быть такой спокойный человек, как мистер Гамильтон. С другой стороны, спокойствие и наглость не взаимоисключали друг друга. Эту мысль быстро вытеснило желание написать Льюису, позвать его за кулисы. Они столько прошли вместе: «Наверняка он скучает по этой херне не меньше», — но идея тут же оборвалась воспоминаниями. В подземельях Шамони Льюису было настолько плохо, что он едва не упал в обморок. Неважно, от волнения или страха перед захоронениями — в любом случае это плохо. Только потянувшись к телефону, Киллиан одёрнул руку: на этот раз никакой опасности. «Эл спокойно посмотрит шоу, а я разберусь с остальным», — порешил Киллиан, выключая звук и останавливаясь посреди коридора. Голосов дяди Ника и мистера Гамильтона не слышно — самое время обдумать план действий. Иногда Киллиан искренне жалел, что блокнот, куда он записывал дела в Джорджтауне, остался где-то в машине. Чувствовать себя персонажем детектива, у которого есть список задач и инвентарь — даже если это собственные карманы — спустя полгода было даже забавно. Присев на ближайшую банкетку, чтобы найти в телефоне место для заметок, Киллиан с усмешкой вспомнил, как отнекивался от своих действий в Джорджтауне. Как думал сбежать в любую минуту. Сейчас всё казалось таким глупым и странным, что становилось смешно. Сбеги он тогда — не сидел бы сейчас здесь. И не думал, с чего начать. Здание Петит-Опера на поверку было не таким маленьким, как здание любого театра, только если это не полуподвальное помещение на труппу в пять человек. Навевало глупые мысли о Т.А.Р.Д.И.С: внутри гораздо больше, чем снаружи. Что театр для зрителей? Холл, гардероб, буфет да зал — всё близко и компактно, приходи да смотри. Для артистов и персонала? Лабиринт коридоров и лестниц, мостки и колосники, декорации и реквизит — огромный мир, спрятанный от посторонних глаз пышным занавесом и яркими масками. — Решил оставить всю славу себе? — голос Рори заставил вздрогнуть. В чёрном платье до пола он неспешно плыл по коридору, лукаво улыбаясь. От слёз в глазах ни следа. Даже тушь не потекла. Очевидно, Камиль хорошенько постарался над его макияжем. — Пошёл ты, — равнодушно пожал плечами Киллиан. — У, какие мы сердитые. Двинь жопу, — и Рори сел рядом, откидываясь на стену и упираясь платформой ботинка в деревянный каркас банкетки. — Господи, на тебе ещё и чулки, — Киллиан закатил глаза, сожалея о том, что ему пришлось лицезреть только что. — А ты так и пытаешься мне под юбку заглянуть, — Рори хихикнул. — Не отвлекай, — отмахнулся Киллиан. — Знаешь, что произошло? — Поэтому и здесь, — чтобы стать серьёзным, Рори не понадобилось много времени. — Эл Джей? — Мирно смотрит спектакль под присмотром Майка, — Рори развёл руками. — Он ничего не узнает, если мы лишний раз не нашумим. Киллиан лишь кивнул. Осознание, что Льюису ничего не угрожает, действовало успокаивающе. Даже Рори уже не казался таким раздражающим и шумным в своём платье и со своими странными фразочками. Будто кто-то в здравом уме вообще вздумал бы лезть ему под юбку. Киллиану не хотелось об этом лишний раз думать. Честно говоря, ему вообще не хотелось об этом думать. — Они сказали, что записку нашёл какой-то Роджер. Дон Жуан, — вспомнил Киллиан. — Пообщаться бы с ним. — Смеёшься? — хмыкнул Рори. — Они сейчас все на сцене. Тебя близко не подпустят. Только ждать антракт. — Шоу должно продолжаться, все дела. Слышал-слышал, — отмахнулся Киллиан. — А если подойти тихо, не отвлекая от действия? Если будем ждать, потеряем время. — Ты знаешь текст «Дон Жуана»? — ненавязчиво поинтересовался Рори. — Никогда не слышал, — признался Киллиан. — Отлично. Идём. Я знаю, как поговорить с Роджером… да и с остальной труппой. Уверен, они все слышали, что главной героини нет. Это их не отвлечёт, — Рори бодро вскочил с банкетки. — Уверен? — с сомнением поинтересовался Киллиан, ощущая, как над головой поднялся меч недовольства Дюваль. — Ты мне доверяешь? — серьёзно спросил Рори. — Конечно нет! — воскликнул Киллиан. — А если пообещаю, что расскажу кое-что о Бейкере? — Рори хитро улыбнулся. Киллиан закусил губу. Он понимал, что стоило давно наплевать на Бейкера и заняться более важными вещами. Например, поступлением в колледж. Наверняка Ник больше обрадовался бы, займись Киллиан образованием, а не погонями за ветром. Однако сейчас под угрозой стояли важные вещи. Например, безопасность человека. Киллиан не знал, кто такая Дебби. Не знал, могла ли она сама не явиться на премьеру. Не знал, могла ли записка оказаться всего лишь глупой шуткой. Ему достаточно было понимать: если он не поможет сейчас, может стать слишком поздно. Как можно отступить? В голову навязчиво лезли воспоминания о Джорджтауне — уедь он тогда, что могло произойти? Огромное количество «бы» немедленно захватили воображение. Изжелтевшие объявление «пропала без вести», к которым присоединяются такие же, но не с Филиппой Гамильтоном, а Майком Макмилланом, сунувшимся в дом, забравшим таблетки, решившим во всём разобраться самостоятельно. Без участия взрослых. Сгорающий от скорби и быстро вызывающих привыкание наркотиков Льюис. Семья, слишком поздно осознавшая точку невозврата. Что до Бейкера? Пускай хранит свои секреты. Сейчас Киллиана интересовало другое. — Эй, Килл, — речь Рори — неожиданно тихая и спокойная — вывела из раздумий. — Чего тебе? — Тогда, в «Стар-холле», разве я подвёл тебя и Эла? — в его глазах — зелёных, как два изумруда — тень лёгкой усталости вытеснила насмешку. — Нет, — Киллиан растерялся. — Но ты всё равно мне не доверяешь, — слегка надавил Рори. — Ты не в тему начинаешь, — растерянность сменилась напряжением. — Нам вместе искать девушку. Втемнее некуда, — ещё чуть-чуть давления. — Втемнее? Да такого слова даже нет! — возмутился Киллиан. — Если я говорю, значит есть, — запросто ответил Рори, — так почему ты мне не доверяешь? — Потому что… — Киллиан резко набрал полную грудь воздуха, а потом всё-таки выдал. — Потому что ты появляешься с невыговариваемым тупым именем. В кожаном, чёрт побери, платье и с боевым раскрасом индейца на лице. Откуда-то знаешь всё, даже то, что тебе не рассказывали. Обнимаешь и целуешь Эла… — О. Ты ревнуешь? — Да помолчи ты! — едва не на весь коридор взвыл Киллиан, которому уже давно хотелось высказаться. — Ты знаком с Бейкером, но ничего не говоришь об этом. Ты разговариваешь на французском, типа как самый настоящий француз, понимаешь немецкий… А мы о тебе знаем ровно то, что тебя зовут Рори и ты таскаешь девчачьи шмотки! — огонь исчез, погас стремительнее, чем вспыхнул. — Ого. Так это тебя настолько парило? — изумился Рори. — Меня парит всё, чего я не понимаю, — обескураженно покачал головой Киллиан. — Добро пожаловать. Такой вот он — я. — Да ладно. Не худший вариант. Можно? — Рори поднял руку, чтобы погладить Киллиана по плечу. — Давай уж, — усмехнулся Киллиан, чувствуя себя вымотанным и виноватым за то, что напрасно тратит время. У Рори была удивительно тяжёлая рука — совсем не вяжущаяся с его внешним видом. Однако стоило ему осторожно погладить вначале по плечу, а потом по старательно уложенным Камилем волосам, как Киллиан ощутил странное успокоение. Мысли словно разложились в нужный пасьянс сами по себе: не теряя времени, затесаться за кулисы и прикинуться хористами, чтобы перехватить Роджера, задать ему пару вопросов о Дебби. Понять, могла ли актриса сама сбежать от роли. Следом, тихо, пока идёт первый акт, осмотреть помещения театра. Желательно начать с тех, которые наполнятся народом в антракт. Быстро и тихо. Никому не мешать. Не поднимать панику. К тому моменту, когда Рори убрал руку от головы Киллиана, план казался идеальным, а главное — выполнимым. — Разберёмся в наших отношениях позже, — спокойно предложил Киллиан. — Ты сказал, знаешь, как поговорить с этим Роджером. Что, если переодеться под актёров? — Обожаю, когда меня понимают без слов. Прям мысли читают, — удивительно тепло улыбнулся Рори, стараясь прикрыть кривой зуб губами. — Не уверен, что хочу читать твои мысли постоянно, — хмыкнул Киллиан, направляясь к костюмерной. — Неужели? А как же узнать всё обо мне и Бейкере? Тайны. Мыслишки. Интриги, — Рори поспешил следом. — Сам расскажешь когда-нибудь, — отмахнулся Киллиан. — Сейчас важно найти Дебби. Поиск пропавших девушек становился какой-то странной традицией. «Не искать бы их каждые полгода», — про себя усмехнулся Киллиан, отмахиваясь от странного ощущения, будто в его мыслях где-то прячется нечто постороннее и ему никак не принадлежащее. Оно свернулось клубочком на границе сознания, напоминая о странном свете из-под двери в отеле «Стар-холл». Фиолетовый. Киллиан едва не замер, когда осознал простую вещь: тот свет был странного фиолетового оттенка. Он пробивался наружу, даря странное чувство головокружения и лёгкой, приятной усталости. Такой же, какая накрыла сейчас, пока Рори трепал его волосы. Около приоткрытой двери костюмерной Киллиан украдкой взглянул на Рори. На нём, помимо нитки жемчуга, тот самый кулон: кожаная верёвка и неровный кристалл. — Я всё хотел спросить, — неловко ляпнул Киллиан. — Этот камень у тебя на шее… — Это? — Рори коснулся кулона и улыбнулся, уже не пытаясь спрятать кривые зубы. — Аметист. Подарок. После тебя, — он бедром толкнул дверь и пропустил Киллиана вперёд.