Килл Валентайн

Мрачные тени пляшут в полумраке колосников. Рука незримого противника появляется из ниоткуда. Хрупкий силуэт в алой рубахе срывается вниз с безумной высоты. Так медленно. Время словно замирает на одной секунде, останавливает на одном месте. Оно такое вязкое, можно потрогать рукой. Оно забивается в нос и рот, вызывая тошноту. События меняются кадрами: толчок, полёт, падение, крики. Внизу под тонким маленьким телом медленно расплывается густое пятно крови, наполняя воздух вокруг отвратительным стальным запахом. Киллиан резко проснулся, моментально вскакивая. Сердце безумно колотилось, а тело пробила мелкая дрожь. «Эл Джей… Где Эл Джей», — врезалась в сознание первая мысль. Он нервно дёрнулся, оглядываясь и едва не падая с кровати. Сегодня в доме много гостей. Пришлось гурьбой засыпать на одной кровати. Киллиан толком не помнил, как прошёл вечер, но облегчённо выдохнул, увидев спящих рядом Майка, Рори и — главное — Льюиса. Вот только в грудной клетке до сих пор неприятно тянуло, будто он набрал в лёгкие ледяной воды, когда нырял, и до сих пор не мог отдышаться. Веки слипались. За окном — непроглядная тьма. Хлестал дождь, а где-то в отдалении громыхал то ли гром, то ли какой-то ремонт. Потянувшись, смачно хрустнув хрящами, Киллиан выполз из кровати. Холодный пол неприятно обжёг ступни. Безумно хотелось пить — в глотке противно чесалась сухость, а на язык налипла тошнотворная сладость. Следом за жаждой о себе медленно, но верно напоминало желание курить. За дверью комнаты Килла встретила приглушённая музыка, доносящаяся с кухни. Щемящее, болезненное дежа вю заставило остановиться на полпути по лестнице, словно вмерзая в застывший янтарь времени. Ещё не до конца сбросивший с себя марево сна, Килл вспомнил: где-то там, где музыка — отец. Где-то там — спокойное молчание, избавляющее от любого кошмара. Из транса вывел лишь звук негромкой беседы — отдельные слова, долетающие до ушей. — … когда… уезжает… А я даже не… — голос точно принадлежал Нику. Килл медленно приблизился к лестнице, вырываясь из объятий медленного времени. Где-то между аккордов отдельными словами вспыхнул низкий голос мистера Гамильтона, но разобрать фразу не удалось. Возможно, это была даже не фраза, а строчка из песни. «Странно. Я думал, все спят», — запоздало подумал Килл. — Ты пойми… на два года… матери!.. Винса?.. не посмотрит… Они говорили тихо, скрываясь за звуками музыки. Если бы не предательски скрипнувшая половица под ногами, Килл смог бы лучше прислушаться к разговору. Как напуганный зверёк, он затравленно уставился в диванный угол, боком притулившийся к дальней стене кухни. Первой на глаза попалась початая бутылка виски, после — виниловый проигрыватель, крутящий пластинку, каменно-спокойный мистер Гамильтон в футболке с коротким рукавом, демонстрирующим поблекшие от времени татуировки, и красный, как помидор, дядя Ник. Оба — безоговорочно пьяные. — Клёвые татухи, — невпопад выдал Киллиан. Стоило признать: последнее, чего он ожидал от приличного семьянина — мистера Гамильтона — это забитые по плечи руки. Отец всегда говорил: «Хочешь раскрасить себя — пожалуйста, но не жалуйся, если из-за этого в будущем не сможешь найти работу», — да и дядя Ник не одобрял тату, хотя ко многому относился значительно проще отца. И уж точно был намного легкомысленнее мистера Гамильтона. — Старые партаки, — благосклонно ответил он. — Следы беспечной юности? — горько усмехнулся Ник, словно до этого не замечал рисунков на руках мистера Гамильтона. — Я бы пошутил, что это детские рисунки, но забивался ещё до рождения Пиппы, — признался тот. Вновь молчание. Тишина, которую разрушали шорох игры по тёмному винилу и музыка. Негромко: достаточно, чтобы заглушать мысли, но не мешать разговорам. Дождь только усиливался — не припомнить, обещали синоптики такую погоду или Нью-Йорк решил немного погрустить вместе со своими жителями. Мало ли ещё таких: неизбежно стареющих, одиноких, коротающих время в компании бутылки крепкого алкоголя. В какой-то мере Нику повезло: рядом с ним был человек, поддерживающий его даже в упадническом состоянии. Нет. Не так. С ним рядом были люди. Сравнивая со многими успешными людьми, Ника можно было назвать счастливчиком. Он не настолько одинок. Во всяком случае, с того момента, как в его обычные рабочие будни ворвался звонок от беспокойного, ретивого мальчишки — Киллиана Валентайна. У Николаса Валентайна никогда не было личной жизни. Друзья, планы, увлечения, работа — всё, но не личная жизнь. Будни директора даже такой небольшой, как «Ви-энд-Ви», фирмы предполагают много работы. Переговоры, встречи, деловые ужины и поездки — иной раз даже в спортивном зале на беговой дорожке Ник думал не о здоровье или спорте, а о сделке или контракте. «Горе моё, когда ты уже семью заведёшь?» — то и дело качала головой Нэнси. От неё Ник лишь отшучивался. Ну какая ему семья? У него есть Винсент и Киллиан. Ещё есть Анна, но с ней отношения посложнее — драгоценная супруга младшего братца на дух не переносила Ника. Считала, что он своими глупыми мечтами о беспечной жизни бизнесмена навредит Винсу. «Лучше бы он её не послушал, — обескураженно думал Ник после того, как Винсент уехал, — лучше бы работал со мной, чем с ними». Это началось в мае двенадцатого года, когда Винс позвонил Нику во время подписания важного контракта по утилизации нескольких тонн солевых батареек. Он нахваливал формулы утилизации своего брата, когда получил от него звонок. Пришлось сбросить: сделка и без того висела на волоске — а когда перезвонил, вопрос оказался решён заочно. Винсент Валентайн отныне — специалист «Маккохен Индастриз». «Как?! Они ведь компьютерщики?!» — воскликнул Ник, схватившись за волосы. На тот момент представление о «Маккохен Индастриз» у него было крайне смутное: их связывало спонсирование проекта разработки способов утилизации отработанных процессоров. Проект курировал молодой парень — Джефф Саймонс — приятель Винса из университета, сменивший его в должности ведущего химического специалиста «Ви-энд-Ви». Таким образом Ник никак не взаимодействовал с представителями «Маккохен», а Джефф учтиво не беспокоил его — и без того занятого множеством других сделок. В конце концов, сотрудничество с «Маккохен» подразумевалось незначительно мелкое: всего лишь проект пары формул для избавления от партии некачественных процессоров. Сначала решение Винсента уйти на работу в «Маккохен» Ник воспринял, как личное предательство. Беспокойный и вспыльчивый, он примчался к брату, не заботясь о том, что может произойти за пару дней в фирме без его внимания. Винс встретил его сдержанной улыбкой и отвлечённым семейным разговором, упорно прерывая все попытки поговорить о «Маккохен» ровно до того момента, пока крутящийся рядом Килл не стрельнул у драгоценного дядюшки деньги на бургер в закусочной и не растворился в полумраке майского вечера. Только после этого Винсент снял маску радушного спокойствия, прижавшись лбом к плечу брата. На тот момент он уже хорошо понимал: ему придётся изменить свою жизнь. Расстаться с привычным порядком. Расстаться с Анной, Киллом, Ником, какими он их помнит. Реже звонить в Калифорнию матери. Реже брать сына на рыбалку. Реже дарить супруге цветы. Качая головой, он извинялся: рассказать о работе или «Маккохен» ничего толком не мог, ведь через минуту после того самого звонка подписал договор о неразглашении. Его функции в корпорации попадали под множество юридических занавесов. — Главное — позаботься о Килле… Он ведь хороший парень, но беспокойный. Как ты, — посмеялся одними глазами, похлопав Ника по плечу. — Он ведь будет задавать вопросы, — поразился Ник. — Они пообещали, что всё пройдёт лучшим образом, — заверил Винс. — В конце концов, я не исчезаю навсегда. Килл — умный мальчик. Он поймёт. После этого разговора они больше не общались. И не виделись. Винсент долго и старательно готовился к новой работе, а потом исчез. Точно провалился сквозь землю. Анна в истерике звонила Нику несколько раз после этого, требовала вернуть супруга или — хотя бы — рассказать, где он. Как будто Ник знал. Каждый раз получая отказ, она вскоре оборвала все связи, заставив Ника корить себя за одно: теперь он никак не может исполнить обещание и позаботиться о Килле. Он несколько раз приезжал к ним домой, но не рисковал зайти: боялся, что Анна перейдёт от слов к действию и отправится в суд. Запретить ему приближаться к Киллу. Именно с этого момента, кроме работы, у Ника появился алкоголь. Всё изменилось в ноябре. В день, когда Ник после долгого совещания отдыхал в кабинете и почему-то заинтересовался мигающей лампочкой интеркома: новенькая девушка с ресепшена ещё не разобралась, как не отвлекать начальника, а потому забыла отключить доступ к звонку. Ник снял трубку послушать из праздного любопытства. «Постойте! — изменившийся за два года, но неизбежно узнаваемый голос. — Пожалуйста, передайте ему, что звонит Киллиан Валентайн…» — он ударил по кнопке перевода вызова и оглушающе гаркнул в трубку: «Два года!» Перед тем, как броситься в Джорджтаун за Киллом, Ник успел сделать ещё одну важную вещь: — Алло, Анна? — Он у тебя?! Скажи, что он у тебя! — Нет. Но скоро будет. — Господи… Спасибо… Дождь лишь усиливался. Ник вывернул ручку, выключая музыку: сплетаясь с шумом за окном, она превращалась в раздражающую какофонию. Хотелось чего-нибудь более определённого и различимого. Чего-то, что не так тонет в звуках природы. — Виктор! — неожиданно весело произнёс он, выводя мистера Гамильтона из меланхоличного спокойствия. — Николас? — У меня в комнате есть гитара. Умеешь? — Ник откинулся на спинку диванчика, лукаво глядя на Виктора. — Вполне, — не стал отрицать он. — Килл! Быстро метнулся нам за гитарой! — распорядился Ник. — Старик, может тебе это… того этого? — с сомнением спросил Килл, думая, что ему лучше отправиться спать, а не будить окружающих спонтанным желанием музицировать. — Килл, быстро за гитарой! — округлил чёрные глаза Ник. Был ли смысл спорить с ним? Килл здраво порешил, что никакого. Если Николас Валентайн не получит чего-то, то пойдёт и возьмёт сам. «Ещё рухнет с лестницы, надо оно мне?» — пожал плечами Килл, поднимаясь в комнату дяди, где тишину нарушал лишь дождь за окном. Кровать, стойка с водолазками, пиджаками и брюками, рабочий стол около окна — как в офисе, в комнате Ник придерживался здорового аскетизма. Ничего лишнего, ничего яркого — место, где можно и поработать, и отдохнуть. Гитара — простенький старенький стратокастер чёрного цвета со сбитыми краями верхней деки — стояла на подставке в углу. До этого момента Килл не заходил в комнату Ника, потому не мог сдержать интереса, оглядываясь вокруг. Мелкие детали выдавали события последних дней и личность Ника. Брошенная утром на кровать водолазка — Камиль, размахивая руками, с ужасом вещал о том, насколько большой катастрофой будет явиться в такой на показ «Дон Жуана». Томик стихов Уолта Уитмена: пока Килл зачитывался Драйзером, Ник предпочитал свободную американскую поэзию. Рядом — старенькие наручные часы. В ближайшие дни Ник ожидал начала продаж первой серии умных часов от эппл, поскольку устал постоянно подкручивать стрелки и следить за батарейкой. Всё чаще грезил этой необычной новинкой. «Может, подарить Элу такие?» — мелькнуло в голове Килла, когда он вспомнил мечты дяди. Чек, выписанный Дюваль в Шамони за поиск сокровища, он использовал, как закладку для книги, чтобы не забыть и не потерять. День рождения Льюиса — неплохой повод его обналичить. «Если после такого Эл вообще захочет что-то отмечать… Или видеть меня», — мрачно усмехнулся Киллиан. Вечером они особо не разговаривали — не осталось никаких сил. Молча досматривали «Дон Жуана». Молча ехали домой. Молча ужинали. То Майк, то Рори, то Пиппа пытались завести разговор, но бестолку — Килл и Эл молчали, словно кто-то запретил им говорить под страхом смерти. Потрясение, которое они пережили на колосниках театра, сказалось чудовищной усталостью и отсутствием малейшего желания общаться. Сейчас — после короткого и тревожного, но сна — Килл винил себя за то, что не попытался развеять обстановку. Закрылся в своём панцире, как бесполезная немощная черепаха. «Хреновый из тебя друг», — болезненно ужалил внутренний голос. С самим собой не поспоришь. Он ведь и правда так отчаянно подвергает опасности то себя, то всех вокруг, что страшно становится: куда это всё может завести. Пристрастие к погоне. Точнее, к ощущению погони. Стук сердца в глотке, шум крови в ушах, всплеск адреналина, заставляющий тело двигаться вперёд. Что было бы, не рвани он слепо следовать записке, а обратился сразу к Дюваль — прямо в зрительном зале? История не терпит сослагательного наклонения, но Килл был уверен: поступи он умнее, Льюиса бы не похитили. Он и так уже пережил слишком многое, чтобы вот так кидать его в гущу опасности, повинуясь собственным максималистским желаниям. Перед глазами сразу возник тот усталый, разбитый трагедией образ маленького «Каспера»: совсем бледная кожа, глубокие мешки под глазами. Улыбка и беззаботная юность шли Элу намного больше паники и тревог. «Подумают ещё, что я пропал», — смахнул оцепенение Килл, старательно приводя мысли хоть в какое-то чёткое русло. Не выходило. Мелкими перепуганными таракашками они норовили разбежаться в разные стороны и заставить вновь остановиться. На кухне Ник и Виктор заканчивали бутылку виски. Янтарная жидкость коснулась донышка хайбола, когда Килл вернулся с гитарой. — Виктор, сыграешь что-нибудь приятное? — усмехнулся Ник. — Ты переоцениваешь мои таланты, — Виктор поджал губы, но спорить не стал. Пара минут — подстроить гитару и опрокинуть в себя стакан виски. Виктор и Ник пили одинаково: наполнить бокал до половины, выждать момент, глубоко вдохнуть и резко до дна. Они не наслаждались цветом, ароматом и вкусом, не придерживались канонов потребления, вливали в себя крепкий алкоголь резко. Килл хотел бы узнать, почему так. К чему переводить дорогой напиток, когда для забвения лучше подходит русская водка? Но не решался. Особенно сейчас. Пальцы Виктора коснулись струн: первые аккорды показались бесконечно знакомыми, словно Килл слышал их давным давно. Слышал, но никак не мог припомнить, где и когда. В музыке — на его вкус — всегда было что-то особенное. Конечно, когда немного понимаешь в нотах и аккордах, всё это превращается в простую математику, где достаточно четырёх элементов для власти над миром. — Что-то знакомое… — не выдержал Килл, прислушиваясь к тягучим аккордам. — Джонни Кэш? — тихо спросил Ник. — Найн Инч Нэйлс, — покачал головой Виктор, — у Джонни это просто кавер. Звучание даже пары неловких аккордов — всегда нечто большее, чем просто совпадающая тональность. Музыка побуждает к странным вещам. Грустить, когда весело, бежать, когда устал, пригласить понравившуюся девушку под звуки школьной дискотеки. Голос любимого исполнителя может вернуть к жизни, а один аккорд прибить сердце гвоздём к доске отчаяния и безысходности. «Когда в жизни будет много проблем, просто включи звук громче — это не панацея, но это поможет», — произнёс отец холодной, дождливой ночью, когда они сидели перед магнитофоном, слушая Dire Straits. — И почему ты не поёшь на сцене? — усмехнулся Ник, доливая в бокал виски, на что Виктор лишь усмехнулся, не прекращая петь. Для Киллиана музыка стала самым верным спутником жизни. Возможно, не только для него одного. Сидевшие перед ним Старик и мистер Гамильтон… нет, не так: Ник и Виктор — они тоже — наверняка — слышали что-то большее. Ник, любящий в былое время развлекаться музыкальными спорами с братом, как выяснилось, даже умеет играть на рояле. «Невероятно, — наконец-то нашёл в себе силы удивиться Килл, — он ведь никогда не рассказывал. Даже не упоминал», — он посмотрел на Ника каким-то совершенно другим взглядом, осмыслив это. Виктор, который добрую половину жизни посвятил радио, а всю молодость — сколачиванию молодёжной группы с дешёвыми гитарами за плечами и банками пива в углу отцовского гаража. В какой-то мере Килл восторгался им. Он прекрасно помнил, как слушал Green Day и Gorillaz, мечтая рубить громкую музыку, которая будет разрывать колонки на секретных тусовках, собранных, когда родители уехали в гости. «Эл так похож на отца», — пришла в голову рассеянная мысль. Они и правда как две капли воды с разницей в двадцать лет. Киллу стало интересно, насколько часто Эл Джей слышал эту фразу. Может быть, спросить у него утром? «Если он захочет со мной разговаривать», — укололо сознание неприятной виной. Когда Ник, прикрыв глаза, бессвязно замычал знакомый мотив, вторя голосу Виктора, Килл решил, что ему срочно нужно исчезнуть. И без того не сильно прочная грань между старшим и младшим поколением неумолимо истончалась, того и гляди — порвётся. Останься ещё на минуту — бессвязные мысли польются в его уши, как дождь из водосточной трубы. Не для него это — выслушивать мысли, которые трезвый Ник оставил бы при себе. «Пора», — приказал себе Килл, поднимаясь со своего места и уверенно делая шаг из кухни. — Килл, — мягко окликнул его Виктор. — Спасибо. — За что? — обернулся Килл, не совсем понимая — говорит это он сам или алкоголь. — За то, что ты очень хороший друг. Для Льюиса. Ты и Майк — лучшие друзья, которых я мог бы для него пожелать. — Друзья, из-за которых его похитили? — покачал головой Килл. — Не самый хороший выбор. — Друзья, которые его спасли, — спокойно поправил Виктор. — Неприятности могут случиться с нами в любое время. Неважно, из-за кого. Килл не мог с ним согласиться. Он предпочёл бы, чтобы неприятностей не было вообще. Предпочёл бы не подвергать друзей опасности и рисковать их жизнями из-за своего мелкого ощущения восторга и прилива бесполезного адреналина. — Он никогда не согласится, — усмехнулся Ник, ещё способный — на удивление — шевелить языком. — С чем? — нахмурился Килл. — С тем, что ты очень хороший парень, — Ник хлопнул в ладони, а потом упёрся в одну из них лбом. — Только хочешь, чтобы все вокруг считали тебя нелюдимым и мрачным… — Пойду-ка я отсюда, — прямо озвучил своё желание Килл. — Спать хочется. Обидно, но воды он так и не выпил. На счастье, пропало неприятное ощущение сухой слюны на языке. За окном комнаты всё так же льёт дождь. Мирно сопят Рори, Майк и Эл Джей — им и в голову не могло прийти, что Килл тенью бродит по дому, слушая пьяные разговоры и песни под гитару. «И всё-таки, о чём они говорили?» — скользнула по тянущемуся к дрёме сознанию мысль. Обрывки фраз. Уезжает. Два года. Винс. Матери. Появилось настойчивое ощущение, что разговаривали они не иначе, как о его собственной — Килла — матери. Полгода. Полгода назад он сбежал из дома, не оставив ей и записки о том, куда едет. Тогда — в ноябре — это казалось правильным решением. Тогда он считал, что не нужен ей, не интересен. Мать повторяла за отчимом всё, что он твердил Киллу. Все замечания, оскорбления, всю резкую критику она поддерживала, как истину в последней инстанции. В носу неприятно закололо. Может быть, его мать и правда была настолько влюблена в этого человека, видела в нём такого спасителя, что никак не могла подумать о том, насколько он прав? В конце концов, мистер Гамильтон тоже не видел тех огромных проблем, которые дружба с Киллианом приносит Льюису. «Ты очень хороший друг». «Она очень хорошая мать», — тихим укором прозвучал внутренний голос. Да, Анна была строгой, в некоторых моментах резкой, но до исчезновения отца никогда не причиняла боли. Она любила сына. Любила вопреки всему. Киллиан сел на подоконник и вытащил из кармана огромной домашней кофты телефон, с которым уснул. Батарея почти разрядилась, экран был совсем тусклым, но этого хватило разобрать «Одно сообщение в черновике». Никаких пропущенных вызовов. Никаких непрочитанных сообщений. Ничего, что могло встать между ними сейчас. Все люди совершают ошибки. Кто-то до конца жизни не осознаёт их, а кто-то слишком быстро начинает раскаиваться, не взглянув, насколько ошибка оказалась серьёзной. Киллиан не спешил извиняться за побег, ведь он изменил его жизнь если не к лучшему, то не к худшему точно. Спонтанное ноябрьское решение сдвинуло с мёртвой точки. Подарило силы и желание жить дальше. Познакомило с новыми людьми. С теми, кем он готов дорожить намного больше, чем своей собственной жизнью. Этот черновик Киллиан набрал ещё в театре, когда думал помириться с матерью. Раз мысль посещает тебя несколько раз за день — повод прислушаться. В конце концов, ничего не случится, если он нажмёт на кнопку. Если отчим вдруг вздумает примчаться и забрать его домой, всегда можно пригрозить полицией. Всем ведь известно, насколько местные полицейские не любят агентов ФБР, особенно отставных. «Привет, мам. Как дела?» Возможно, стоило добавить что-нибудь ещё, но мысли уже отключились. Киллиана слишком сильно клонило в сон. «Отправить». Он не мог сказать, что ожидает хоть какого-нибудь ответа. Молчание в ответ казалось заслуженным наказанием за побег. К тому же, на улице глубокая ночь. Мать, скорее всего, крепко и спокойно спала в объятиях своего ненаглядного федерала. Экран блеснул совершенно неожиданно, когда Киллиан задремал было, притулившись к стене. Одно непрочитанное сообщение. Руки предательски дрогнули, а ком в горле заставил тяжело сглотнуть. Следом второе. В носу защипало. Третье. Киллиан стиснул зубы, стараясь подавить болезненные эмоции. «Привет». «У меня всё хорошо». «Как твои дела, сыночек?»