Килл Валентайн

Утро Бишопского музея истории и культуры Полинезии начиналось с тишины. Не вечерней, когда засыпают древние тики под едва различимый скрип тросов, которыми к потолку прикован гигантский кашалот, и всё замирает в ожидании нового дня, а болезненной. Той, что принесла неопределённость ночного кошмара. Старания господина Такеми собственноручно вычистить алое пятно крови обернулись напрасной тратой времени. Словно стараниями рассерженного Кентервильского привидения алый след вновь и вновь возникал перед глазами профессора Карвера, господина Такеми и Дюваль. Они втроём будто стали призраками одной большой сомнамбулы здания — импульсами спинного мозга, не дающего существу погибнуть окончательно. Не было никого, кто не ощутил бы тишину на себе — точно дикий зверь, она пугала, тяготила собой, заставляла двигаться бесшумно и осторожно. Все прятали лица: господин Такеми за бумагами, профессор Карвер у печальных тики, а Дюваль — непроницаемой чёрной вуалью взамен лёгкой светлой маски, сорванной вчера Киллианом. Дюваль не сердилась на него за этот поступок — прекрасно понимала его боль и искренний страх. Даже самые сильные люди могут сдать перед лицом настолько пугающих эмоций, а он — по большому счёту — ещё ребёнок. Глаза Киллиана распахнулись одновременно с рассветом: он никогда не хвастался натурой жаворонка, любил коротать ночи до утра, а потом с большим трудом и неприязнью ко всему живому бежать на школьный автобус, но тревога, запутавшись в неглубоком липком сне, вынудила проснуться. На часах — без пятнадцати шесть по местному времени. До будильника ещё есть время, но проводить его в пустой, тихой комнате не хотелось. Ни одного пропущенного звонка. Ни одного сообщения. Киллиан пустым взглядом пробежался по строчкам последних звонков: Эл Джей, Эл Джей, Ник, Анна, Ник, Эл Джей, Эл Джей, Эл Джей… Горло сдавило тянущим ощущением тишины, будто собственное дыхание тоже не издавало ни звука. Встретившая вчера в музее, это странная тишина захватила лишь больше власти в момент, когда Хеп исчезла за дверью кареты скорой помощи. Потом Киллиана, рванувшего было следом в больницу, насильно уволокли в кабинет. Расспрашивали. Потом… Воспоминания сплетались в большой, тугой комок и вызывали приступ резкой головной боли. С огромным трудом Киллиан вспоминал, что произошло вчера — кроме отдельных деталей, одновременно с которыми, кроме тянущей боли, подступала горькая тошнота, он не мог собрать осколки мыслей воедино. «Свежий воздух… Сигареты… И что-то… что-то ещё», — неуверенно подсказал робкий импульс, заставивший распахнуть настежь дверь узкого балкончика и выставить лицо навстречу утреннему бризу. Дуновение ворвалось криком чаек и шумом прибоя. Разрушило тишину, заставив вернуться в реальность. Разбудило рой воспоминаний и мыслей, превратив голову в улей, наполненный встревоженными пчёлами. Руки и ноги Киллиана отказывались слушаться: в попытке вытащить сигарету он трижды уронил красно-белую пачку, трижды с трудом поднял её. «Это было успокоительное — вчера. Точно», — случайные импульсы наконец-то оформились в первую чёткую мысль и осознанное воспоминание. Суета вокруг, строгая медсестра — она затянула жгут и, за пару секунд прицелившись в стремительно темнеющую вену, вколола какой-то седатив. Киллиан посмотрел на сгиб локтя и, шипя, содрал обтрепавшийся пластырь, почему-то вспомнив господина Жири и его изодранные до крови руки. Щелчок зажигалки. Треск сигареты. Покалывающий в лёгких тяжёлый дым пробудил окончательно. Кровь постепенно отливала от головы, дышать и думать становилось всё легче, а привкус тошноты сменился на языке горечью табака. «Зажигалку бы зарядить», — Киллиан опёрся о перила балкона и растерянно посмотрел на зажигалку в руке. Подарок отца. Мелочь, спасшая его в Джорджтауне. В безумном потоке, которым становилась жизнь Киллиана, она оставалась единственной стабильной вещью, которая всегда валялась в кармане джинс. Ещё одна глубокая затяжка — он вновь ощущал себя человеком. Гонолулу постепенно просыпался. Как промокший попугай капли дождя, стряхивал с себя сумрак ночи, окрашивался в рассветные цвета, разгонял влажную дымку в воздухе. Едва ли город знал о ночной трагедии. Едва ли о ней задумывались ленивые туристы, вереницей покидающие отель, чтобы успеть на экскурсию к жерлу вулкана, похмельные тусовщики, бредущие навстречу каскаду выключающихся уличных фонарей. Мир вокруг неспешно приходил в движение. Зашелестела листва в тонкой полоске тропических зарослей по краю дороги. «Что это?» — взгляд Киллиана, до того бесцельно плутавший по утреннему пейзажу, остановился на темноте густой травы и кустарников. Оттуда — подыгрывая ещё теплящимся вдоль пешеходных дорожек утренним фонарям — на него уставились два маленьких жёлтых прожектора, похожих на глаза. Киллиан готов был поклясться: зрение его обманывает — но вот прожектора исчезли за мясистыми лапами листьев, а в следующий момент появились вновь — значительно правее. Смотрели прямо на балкон второго этажа, где он стоял, напрочь забыв о сигарете. Напрасно. Крепко сжав зубами фильтр и глубоко дыша, спустя несколько мгновений Киллиан громко воскликнул: «Блять!» — из-за того, что болезненно опалил губы. Впрочем, резкая боль привела в чувство окончательно. Прожектора, спугнув толстую ленивую ящерицу, только-только желающую выползти на солнце, мигнули и исчезли. Словно ошпаренный — обожженный — Киллиан бросился в комнату. В голове единственной мыслью пульсировало: «За мной кто-то следит. Этот кто-то может знать, что случилось. Я должен его найти!» — заставив быстро натянуть кеды и шагнуть за дверь. В коридоре взгляд — благо, не ноги — запнулся о нечто постороннее. Притулившись к стене около комнаты «младшего помощника Киллиана Валентайна» для ночлега, на холодном полу сидел Джо — уронил голову на плечо и беззвучно сопел. Киллиана ядовито уколола совесть: трагедия задела всех, но только он расплылся, как половая тряпка. Присев рядом с Джо на корточки, Киллиан осторожно подёргал его за рукав: — Эй. Эй, Джо. Вставай! — и чуть громче добавил: — Простудишься, тебя Такеми дополнительными сменами лечить будет, — шутка вышла отвратительной, но ему требовалось немного разрядить обстановку. — А? Я? — Джо сонно заморгал, пытаясь сообразить, где находится. — О! Килл! Килл, ты в порядке? — он улыбнулся, но вышло криво. — Блин… Я что, заснул здесь? — Видимо, да, — Килл протянул ему руку и помог встать. — Давай. — Вот блин, — вздохнул Джо, принимая помощь, — а я… Я ведь, это, хотел тебе сказать что-то! — он провёл языком по зубам, но тут же скривился, поцарапавшись о брекеты. — Сказать? Мне? — Килл с нетерпением оглянулся. — Ладно. Идём. Скажешь по дороге. Я должен кое-что проверить! — Да? Конечно! — легко согласился Джо и припустил следом. — Я пришёл к тебе, когда мисс Дюваль отправила меня в комнату… Она долго разговаривала со мной, но я в порядке, правда. Это было ужасно, но я в порядке… И… — он, очевидно, хотел добавить «и Хеп тоже», но взглянул на Килла и прикусил кончик языка. — И я, ну, пошёл к тебе, но ты не услышал стук. Короче, вот… Я сел ждать и… — И уснул, — закончил за него Килл, первым спускаясь по лестнице. — Ага… А теперь я забыл, что хотел сказать, — Джо заметно погрустнел. Остановившись на пролёте между этажами, Киллиан замер, оглядываясь. Он едва ли помнил, как вчера оказался в комнате, и уж тем более как поднимался по лестницам. Скептически окинул взглядом заспанного и грустного Джо. Он казался особенно разбитым, каким-то заторможенным, словно и сам получил ударную дозу успокоительных. Сейчас Джонатан Андерсон — до того слишком активный, слишком буйный мальчишка, ещё не выросший из странного возраста, в котором тебя называют сорванцом, пока ты покоряешь очередное дерево — выглядел паршиво. Он говорил: «Мне пару месяцев, как шестнадцать», — но на вид не больше двенадцати. Растрёпанные волосы, огромные брекеты, нелепо сидящая одежда — а в глазах пустота и боль от воспринятой так близко к сердцу беде. «Он похож на Эла, — промелькнуло у Киллиана в голове. — Чёрт. Надо до него дозвониться». — Раз забыл, — мягко произнёс Киллиан, неосознанно подражая интонациям Дюваль, — значит, это не так важно. Здесь есть кухня? Тебе нужно поесть, а мне — покурить, — «И выйти на улицу, если этот тип ещё не сбежал», — сказано уже самому себе в мыслях. — А? Да, на первом этаже… Сразу за… — Веди, — не дав Джо закончить, Киллиан сгрёб его в охапку и потащил за собой. Небольшое помещение: кулер с водой, холодильник, плита да несколько кухонных тумб — для музейных работников, едва ли не всё время проводящих среди экспонатов, большего не требовалось. На круглом столике стояли кружки разной степени чистоты, пара тарелок с орешками и сухофруктами, кое-где валялись конфеты и фантики. Джо воровато оглянулся и, запустив руку в горсть макадамии, выловил пригоршню орехов. — Хочешь? Они нормальные, вымочены в сиропе, а не эта гадость. У меня и ключ есть, — предложил Джо. — Хочу? — переспросил Киллиан на полпути к двери на улицу. — Угощайся! — радостно подскочил к нему Джо, не разбирая вопросительные интонации за задорным щелчком толстой ореховой скорлупы. На улице неизбежно теплело. Стоило подняться солнцу, ночная влага превратилась в удушающий пар, а прямые лучи норовили выжечь кожу, мысли и всё сущее вокруг. На нагретые солнцем камни неспешно выползали ящерицы: подставляли лучам тёплые кожистые спинки и хвостики, поднимали мордочки. Маленькие цветастые геккончики — единственные рептилии далёких островов — яркими пятнышками мелькали то тут, то там, цепляясь крохотными лапками за камни, стволы деревьев и стены домов. Малютка-ящерка остановилась на полпути между двумя камнями — её стремительный бег прервала грязная подошва, опустившаяся на землю. Киллиан втянул носом тяжёлый влажный воздух, оглядываясь. Пока он общался с Джо и спускался на кухню, неизвестный наверняка сбежал, но следы обуви, надломленные ветки, смятые листья — любые следы будут кстати. «Нахрена я это сделал?» — пульсировала в голове мысль вместе с отвратительным ощущением сладости во рту. После одного несчастного, сладкого, как тонна сахара, орешка нещадно хотелось пить. И почистить язык зубной щёткой. Со сладостями у Киллиана отношения не складывались: они всегда вызывали липкое ощущение жажды во рту, застревали между зубов. Один только голос Анны: «Будь любезен, вычисти эту черноту немедленно. Похож на бродягу», — вызывал неприятные судороги и желание залиться ополаскивателем. Неважно, для чего. А ещё лучше — растворителем, чтобы избавиться от навязчивых воспоминаний о педантичности матери. Лучи солнца неприятно опалили раскрасневшуюся кожу на руках и носу — за вчерашний день Киллиан успел обгореть, сейчас откровенно завидуя чуть смуглому Льюису. По возвращении из Шамони Ник — пока Гамильтоны не уехали в Джорджтаун — громко строил планы летнего отдыха. Вспоминал бесчисленных деловых партнёров, связанных с гостиничным делом, которые сулили неплохие скидки. Санта-Крус, Малибу, Форт-Лодердейл — он сыпал названиями, рассказывая о золотых песчаных пляжах, громкой музыке и беспощадном солнце, которое «никого не оставит бледным!» После этих слов Ник лукаво смотрел на Киллиана. Тот лишь закатывал глаза. Несмотря на то, что Вигге Анхем всегда был редким гостем в доме Валентайнов, шутки о их с Киллианом схожести, которой на деле не было вообще — за исключением глаз и тона кожи — смолкали редко. Любая прогулка под солнцем неизбежно вела к красным пятнам и неприятному зуду. Отец шутил: «Тебе точно жить у Старика!» — имея ввиду Ника и Нью-Йорк, но Киллиан каждый раз представлял себе Вигге и далёкую Скандинавию, откуда тот сбежал ещё до того, как обзавёлся семьёй. Разумеется, этого маленький Киллиан не знал. Да он и сейчас понятия не имел, где и как живёт Вигге. Складывалось ощущение, что всё его существование — рулевая рубка сухогруза «Шестая жена Генриха Восьмого», которым он управлял уже долгие годы. Новые воспоминания о Вигге — хотя их и воспоминаниями-то не назовёшь — заставили горько усмехнуться. Киллиан предпочёл заняться делом и шагнуть в прохладные, густые заросли. Из-за раскидистых, мясистых листьев солнце здесь с трудом доставало земли, потому она оставалась влажной, заставляя подошву кед слегка утопать и чернеть от грязи всё сильнее. Это лишь подогревало азарт — если в кустах кто-то был, следы точно остались. Или их скрывали опавшие листья? «Логично», — задумался Киллиан, прикидывая: если ему в таких условиях захотелось скрыть своё присутствие, как он поступил бы? «Если… Вот так…», — он осторожно поставил ногу на крупный желтеющий лист, от давления притонувший в земле. След под ним остался меньше, чем от простого шага. «Ага!» — воскликнул про себя Киллиан, резко поднимая голову и едва не врезаясь в низкую плотную ветвь. С неё укоризненно посмотрела маленькая ящерка. — Не смотри на меня так! — возмутился Киллиан и вновь склонился к земле. «Хорошо, — медленно кивнул он, — ты прятался здесь… Кто ты — хороший вопрос… Должно быть что-то ещё», — он осторожно раздвинул рукой густую траву, вглядываясь в зелень, стараясь выловить человеческое присутствие. Любую мелочь, способную доказать: здесь кто-то был. «Бинго!» — снизошло на него озарение, когда взгляд зацепился за горстку мусора, стыдливо припрятанную у земли: оранжевый бычок от сигареты, пара пёстрых конфетных фантиков, ореховая скорлупа и пара огрызков солёной соломки. Кем бы ни был наблюдатель, тяга мусорить выдала его с потрохами. Где-то под ногой кто-то недовольно застрекотал, а за спиной послышалось удивлённое: «Куда ты?» — Джо стоял сзади, внимательно наблюдая за Киллианом. — Да так… Прогуляться, — вскакивая, отмахнулся он, надеясь, что это не прозвучало глупо. — Не советую, — нет, это определённо прозвучало глупо, — мало ли, кто там ползает. — В том и дело, — Киллиан, понимая, как это звучит, всё-таки нашёл в себе силы признаться, — мне показалось, что кто-то наблюдает за домом из кустов. Я видел два жёлтых фонаря, как от прибора ночного видения — к тому моменту солнце ещё не вышло. — Ого! — воскликнул Джо, едва не подпрыгнув на месте, а потом неожиданно замер, — знаешь… Я боялся, что мне никто не поверит, но позавчера… помнишь, когда я пришёл с папкой… Ну, той, красной… — Где была фотография руки? — закивал Киллиан, постепенно догадываясь, к чему ведёт Джо. — Именно! И тогда мне показалось, что я слышал чьи-то шаги, — Джо заговорил тише, будто боялся возможных наблюдателей. — Тогда мне показалось, ну, знаешь, что мне показалось, но теперь… Это ведь мог быть кто-то чужой! Кто-то, кто следил за домом! Они замолчали, пристально разглядывая друг друга, словно пытались понять, насколько всё серьёзно и засмеётся ли кто-то один над глупостью другого. Через несколько секунд, когда смех так и не раздался, произнесли одновременно, с одинаковой паузой: «Хеп столкнули намеренно». Эта простая, но такая болезненная мысль кольнула сознание вместе с громким урчанием желудков. Киллиан не помнил, когда ел последний раз, а Джо весь прошлый день нетерпеливо ожидал вечернего праздника, потому голодал. — Нужно перекусить, — по-взрослому решил Киллиан. — Орешков? — Джо охотно полез в карман за макадамией. — Нет-нет! — поспешно воскликнул Киллиан, с содроганием вспоминая отвратительную сладость на языке. — Давай найдём что-нибудь посерьёзнее. Кулинария не была сильной стороной кого-либо из семейства Валентайнов. Анна не готовила вообще — работа в больнице отнимала слишком много времени, так что довольствоваться приходилось полуфабрикатами из ближайшего супермаркета, куда она успевала заскакивать после тяжёлой смены. Винсент мог бросить на огонь кусок мяса или пару сосисок, если позволяла погода, но каждый день разжигать гриль — не самое простое занятие. В итоге Киллиан привык к малополезной пище, вроде баночных супов или коробочных макарон с сыром — безвкусно, не сытно, удручающе. Нику повезло больше — у него была незаменимая кухонная волшебница Нэнси. Она не готовила каре из ягнёнка или конфи из кролика, зато умела делать сытнейший гумбо и пышнейшие пироги. Когда Нэнси начинала готовить, весь дом Ника наполнялся такими ароматами, что во взглядах случайных прохожих читалась искренняя зависть к тем, кому посчастливилось завтракать, обедать или ужинать у такой хозяйки. Однажды Рори с восхищением воскликнул: «Почему у тебя нет своего кафе?!» — на что Нэнси лишь лукаво улыбнулась. Ей не требовалось владеть кафе или рестораном, чтобы заниматься любимым делом — заботиться о близких людях, которыми становились все, кого принял под крыло Ник Валентайн. Тот единственный раз, когда Киллиан попытался возомнить себя поваром и приготовить завтрак — Нэнси отошла за покупками — закончился угольками бекона, запахом гари и занавесью дыма по всему этажу. Вернувшаяся Нэнси ворвалась в дом так стремительно, что ей позавидовал бы любой болид — подумала, что стараниями мальчишек начался пожар. Обнаружив сгоревшую яичницу, замасленную сковороду и перепуганные взгляды, она строго-настрого запретила Киллиану приближаться к плите. Особенно по утрам. От нового неизбежного кулинарного провала Киллиана спасли припасённые кем-то заботливым в холодильнике сэндвичи. На них не было никаких опознавательных знаков вроде «можно есть», но голод пересиливал. — А вдруг нельзя? — предположил Джо, нависнув над согнувшимся к холодильнику Киллианом. — Тогда будет неприятно, — согласился он. — И вообще. Всё, что не запрещено — разрешено. — А вдруг… — Киллиан? Джонатан? — голос Дюваль заставил их вздрогнуть и оторваться от холодильника. — Доброе утро, мисс Дюваль! — воскликнул Джо, вытянувшись по стойке смирно. — Доброе утро… — Киллиан осёкся. Вечер ворвался в ясное сознание волной воспоминаний. Тяжёлый ком в груди, неконтролируемый поток слёз, тёплые руки, бессвязные бормотания. С момента самой первой встречи в Шамони Киллиан едва ли мог понять, кто такая Эрика Дюваль на самом деле, но вчера почувствовал от неё материнской заботы больше, чем от Анны за всю жизнь. Хотя они были в чём-то похожи: железные леди с деловой хваткой и успешной карьерой. Только одна — владелица компании, а вторая — анестезиолог. — Как вы себя чувствуете? — спокойно спросила Дюваль: за чёрной вуалью не разобрать черт лица, но в голосе слышалось сочувствие. — Неплохо, — Джо смущённо опустил голову, — вот, хотим позавтракать, но не знаем, чем… Киллиана сковал ступор. Он не мог и слова выдавить из себя, лишь неловко кивнул. — Садитесь, — коротко повелела Дюваль. Последнее, что вязалось с образом железной леди — умение готовить. Тем не менее, она умела. Как и во всём, что Киллиан видел раньше, в поведении на кухне Дюваль придерживалась лаконичности и строгости движений: ни единого лишнего жеста. Чётко открыть, достать, легко расколоть, взболтать, сполоснуть, нарезать, разжечь, разогреть, залить — через пару минут кухонька наполнилась приятным ароматом омлета с беконом и томатами. «Спасибо, что без ананасов и мёда», — мелькнуло в голове Киллиана, пока желудок изнывал от голода, подначиваемый желанными ароматами. — Приятного аппетита, молодые люди, — сдержанно пожелала Дюваль, ставя перед Джо и Киллианом тарелки. — Спасибо! — казалось, от счастья Джо готов разрыдаться. — Спасибо, — сдержанно кивнул Киллиан, не уверенный, как должен обращаться теперь к ней. Зазвенели вилки. И Джо, и Киллиана — особенно его — разрывали сотни вопросов к Дюваль, но заговорить никто не решался. Она сама молча закурила тонкую сигарету на длинном мундштуке. Неприятно пискнул будильник на телефоне Джо — отметил половину седьмого утра. «Простите», — в тон будильнику пропищал Джо, испугавшись, что нарушил какой-то особый ритуал молчания. Он едва ли понимал, что за напряжение царило между Киллианом и Дюваль, но прекрасно его чувствовал. — Что с Хеп? — после неловкого извинения спросил Киллиан, глядя в тарелку. — Она в больнице, — спокойно отозвалась Дюваль. — Она жива? — Да. С души рухнул огромный камень — целая скала. Вилка беспомощно выпала из ослабевших пальцев, а сам Киллиан схватился за лоб, разгоряченный утренним солнцем. — Джонатан, пожалуйста, принеси из комнаты Киллиана зажигалку, — попросила Дюваль. — Она… — беспомощно начал Киллиан. — Джонатан, — тон её голоса вновь напомнил кошачье мурчание: это заставило Джо моментально вылететь из кухни, хотя он прекрасно понимал — это лишь предлог от него ненавязчиво избавиться, но лучше подыграть, чем спорить. — …у меня, — но за спиной Джо уже закрылась дверь. — Мне нечего от него скрывать. — Ты не единственный участник разговора, — заметила Дюваль. После этой фразы она совершила нечто, чего Киллиан никак не ожидал — сняла свою широкополую шляпу с тёмной вуалью. В отличие от первой встречи, сейчас её лицо не вызвало такой иррациональной паники. Возможно, причина в ярком свете, которого не было в Петит-Опера. Возможно, в том, что Киллиан уже не мог паниковать. — Хеп столкнули, — уверенно произнёс он. — Этого не может быть, — не менее уверенно ответила Дюваль. — Джо слышал шаги, когда нашёл папку за стендом с тики, — Киллиан попытался надавить. — Это было позавчера, — но безуспешно. Секундная пауза. — Профессор Карвер сказал, что ты нашёл действительно ту фотографию. Если хочешь, можешь продолжить помогать в музее, пока не приедут сотрудники. Если нет, я могу оплатить билеты на ближайший рейс в Нью-Йорк. Её слова заставили задуматься. Бросить всё и сбежать поразительно легко. Длинные ноги не боятся тяжёлых кулаков и крупных противников. За бездумным превышением скорости не поспеет боль от потери и пристальный взгляд ненавистного отчима. Столько раз он мог сбежать. Оставить незнакомых девчонок с их пищащим котёнком. Отмахнуться от парня с кучей листовок. Прислушаться к словам дяди и быть обычным подростком в огромном городе. Его необдуманные действия, желание высказать своё мнение, встать на защиту регулярно становились причиной огромных проблем. Самое страшное — не его проблем. Киллиан ни разу не понёс ответственности за свои решения, которую заслужил. Не он выслушивал замечания директора. Не его держали сутки без еды и воды, избивая. Не его похитили и угрожали сбросить с колосников. Не он упал с лестницы. Всегда страдал кто-то другой. Всегда страдал кто-то близкий. — Мне мало найти фотографию, — тихо произнёс он. — Бейкеру нужна рука. — Тебя это действительно так волнует, — удивилась Дюваль. — Нет, — честно признался Киллиан. — Меня вообще не ебёт, что нужно этому ублюдку. Но из-за этой грёбанной руки пострадала Хеп… — он не сразу осознал: Дюваль впервые не сделала замечания за грубый тон и грязную брань. — Если я найду руку, этот человек придёт за мной… — Киллиан… — Как только я найду руку, он придёт. Сегодня он наблюдал за мной из кустов, а позавчера Джо слышал его шаги. Мне очень облегчат жизнь камеры видеонаблюдения, — он посмотрел на Дюваль с удивительной строгостью. — Бейкер вчера подключил систему, но уже после того, как уехала карета скорой помощи, — за секунду они будто поменялись местами: теперь Дюваль, словно подозреваемая, отвечала на его вопросы и находилась под его давлением, — пока в музее никого не было, для экономии электричества работали только ночные сигнализации, которые включал Такеми, когда все уходили из музея. «Вы не любите камеры?» — едва не сорвался с языка Киллиана ледяной, отвратительный вопрос, который ему пришлось удержать в себе. Несмотря на очередную проблему с видеонаблюдением в очередном спонсируемом «Галереей Дюваль» месте, он слишком уважал эту женщину, чтобы вот так к ней обращаться. — Значит, ответить может только сама Хеп, когда придёт в себя, — вместо вопросов заключил Киллиан. Первым делом — кроме ответа — на столе оказался ключ в чёрном корпусе с кожаным брелоком от автомобиля, о котором он — сын школьного учителя и анестезиолога из небольшого городка — и мечтать не мог. Ник вообще предпочитал Nissan Leaf — электрокар прекрасно сочетался с образом защитника окружающей среды. — Это… Это же Альфа Ромео, да? — Киллиану показалось, что он вот-вот умрёт от восторга. — Николас не упоминал, что ты разбираешься в автомобилях, — губы Дюваль скривились в усмешке, что выглядело странно с её шрамами. — Иногда бывает, общаемся с Майком на эти темы, — кивнул Киллиан, неотрывно глядя на ключи. — Он работает в автомастерской своего отца. — Тот лохматый парень, о котором часто вспоминает Филиппа? Она рекомендовала обращаться к нему, если с машиной будут проблемы, — припомнила Дюваль. — Он отличный мастер, — согласился Киллиан. — В любом случае, если ты решишь поехать, Хеп забрали в королевский госпиталь на Пунчбоул-стрит. Возьми мой автомобиль, это будет быстрее, чем с Пика… — Пика? — переспросил Киллиан. — Тот старик, который возил тебя уже дважды. Я полагала, что за столько часов вашего знакомства ты спросил у него имя. Киллиан не сразу понял, что Дюваль произнесла шутку. С абсолютно каменным лицом, без малейшего намёка на улыбку, но она совершенно точно пошутила.