Килл Валентайн

Солнце жгло с такой силой, словно пыталось уничтожить всё живое. Над океаном — штиль. Вода и ветер даже не пытались помочь человечеству справиться с великим светилом. Впрочем, Киллиана Валентайна не могли остановить ни апокалипсис, ни жара, ни даже сгоревшая кожа на руках и щеках. Он ощущал, как с каждым шагом под солнцем обгорает всё сильнее, но плевал на это. Цель — Пунчбоул-стрит. Через парковку Бишопского музея культуры и истории Полинезии. Тишина и пустота. От надвигающейся адской жары люди предпочитали прятаться в прохладных домах. Под палящим солнцем жарились серебристый Honda господина Такеми, чёрный Alfa Romeo Дюваль, старенький оранжевый велосипед профессора Карвера и Джо с Пиппой. Последние двое тоже были здесь. — Килл! — воскликнула Пиппа: она всё ещё выглядела заплаканной. — Килл, я сразу понял, что Дюваль меня отправила подальше, чтобы вы обсудили важные детективные штуки, поэтому я решил найти Пиппу и поехать в больницу. Узнать, как Хеп! — воскликнул Джо, потрясая тканевой сумкой, из которой торчала печальная голова лягушонка Кермита. — Потрясно! — выдохнул Киллиан, чувствуя нечто среднее между виной и паникой. — Собрались без меня? — Старика Пика всё равно нет, — от досады Пиппа взмахнула руками, — и сеть тут не ловит. До такси не дозвониться. Есть план? — Ещё какой, — Киллиан широко оскалился, демонстрируя торчащие передние зубы и выраженные клыки: на длинном жилистом пальце, глухо брякнув, повис ключ. Джо и Пиппа синхронно встрепенулись. Мысль о том, что долететь до больницы можно буквально за несколько минут — не сравнимых с часами в жёлтом ведре гаек многоуважаемого Пика — вселяла невероятное воодушевление и уверенность. Ещё не всё потеряно. Они ещё могут побороться за музей, за друзей и за бесценные, пускай утерянные безвозвратно, артефакты. Чёрный Alfa Romeo GT мчался по скупо асфальтированным дорогам Гонолулу, будто пытался догнать всё, что убежало вперёд медлительности спокойных гавайских будней. Спидометр игриво шептал: «Сейчас ты едешь пятьдесят пять миль в час, но только попроси — выдам все сто пятьдесят пять, даже не нагреюсь, только вдави педаль в пол и дёрни рычаг коробки передач. Давай же. Давай», — и соблазну удавалось противостоять исключительно на здравом смысле и природной тяге Киллиана водить осторожно, без попыток самоубийства. «Я хотел подарить это, когда будем разъезжаться, но решил, что лучше сейчас, как думаешь? Ей ведь разрешат оставить, даже если она ещё не в себе?» — на заднем сидении Джо показывал Пиппе, что собирается подарить Хеп. Помимо плюшевого лягушонка Кермита он приготовил большой бумажный пакет мармелада и толстую книгу комиксов в тёмной обложке: через зеркало заднего вида Киллиан никак не мог разглядеть название, да и за дорогой стоило следить. Он крепче вцепился в руль одной рукой и рычаг коробки передач — другой: чем ближе они к больнице, тем больше приходилось юлить между переулкам и другими машинами. Автомобиль Дюваль потрясающе отзывался на малейшую прихоть водителя — не в пример старому Фордику Киллиана — но от этого становилось страшнее сделать лишний жест. Один неверный мелкий поворот — и собрать кости будет весьма проблематично. Киллиан боролся со смутными предчувствиями и множеством вопросов. Почему Дюваль так уверена, что на Хеп никто не нападал? Что их ждёт в больнице? Не явится ли туда неизвестный — закончить начатое? Не нападёт ли на кого-нибудь ещё в музее? На Такеми? Карвера? Саму Дюваль? Вопросы менялись стремительнее улиц за окном автомобиля, не давая времени задуматься над ответом. — Это ведь всё связано с рукой, да? — как только показывать в пакете стало нечего, Джо не сдержал любопытства, которое одолевало с тех пор, как Дюваль выгнала его из кухни. — С фотографией… и всё такое… Киллиан лишь бросил на него короткий взгляд через зеркало заднего вида — он так и не рассказал ему, что услышал от Дюваль. Никому не рассказал, да и следовало ли? Вдруг это лишь подвергнет Джо большей опасности? «Её ведь искали. Долго», — тем временем продолжал он. Джонатан обожал археологию, много читал о ней, в том числе и о находке в Гонолулу. Это была настоящая сенсация для учёного мира — могла бы быть. Дело не в интересе профессора Карвера и его научных теориях, многими считаемых бредом. Даже не в том, что рука — по предположениям — была старше полинезиецев. Разумеется, всё это играло свою роль, но цвет — удивительно алый — представлял интерес куда больше прочего. Согласно первым предположениям это был некий ритуал, но какой и зачем — сказать мог только скелет. Без руки никто не дал проводить раскопки на частной земле, тем более под трамповой высоткой. Теории, предположения, домыслы, обыкновенные спекуляции — вокруг алой руки пестрел ворох различных мыслей, вплоть до попыток обвинить профессора Карвера: мол, кости были самыми обычными, но безумный старик сам их покрасил. Этим грязным словам помогала сама история — в Полинезии кости жрецов специально вычищали перед захоронением. Некоторые расписывали, да, но то были узоры. А над ними всегда строился храм — особое «место силы», подпитываемое энергией умершего жреца. Над алыми костями была лишь тяжёлая каменная плита. — И я видел эту фотографию! — воскликнул с жаром Джо. — Кости и правда будто сами по себе красные! В какой-то мере это звучало глупо — трудно поспорить, но если рассудить здраво: краска всегда оставляла след. Изменение структуры, мазки кисти — всё это незначительно, но меняет поверхность. К тому же, краска может облупиться со временем. — Я помню, как в том году ездил на раскопки в Грецию, когда выиграл грант научной выставки. Тогда мы нашли несколько фресок — они выглядели такими ровными и гладкими, но присмотреться — видно следы древней кисти. Это было невероятно! — слегка отвлёкся от собственных рассуждений об алой руке Джо. — Ты часто бываешь на раскопках? — невпопад спросил Киллиан, выглядывая место для парковки. — Уже три года каждые летние каникулы! — гордо отозвался Джо. — С тех пор, как первый раз победил в научной выставке — тогда я познакомился с профессором Карвером и впервые поехал в Египет. А в позапрошлом году ездил с мамой под Остин — там нашли древнейшие инструменты! Представляешь, им более пятнадцати тысяч лет! И это означает, что теория «сначала был Кловис» неверна! В прошлом году я опять был победителем научной выставки, но об этом уже рассказал… А! — он продолжил после секундного замешательства. — И в этом июле поеду в Гондурас на две недели! Пока Киллиан медленно парковался, Джо ответственно и последовательно рассказывал о том, как кисточкой смахивал вековую пыль с фресок в Греции, как осторожно извлекал один из двенадцати бесценных наконечников копий вблизи Остина — сорок миль пути казались считанной секундой в сравнении с тем, как медленно и осторожно требовалось избавляться от окружающих находку пород. Профессор Карвер был прав — археология не требовала суеты. Спешка могла уничтожить целые тысячелетия мировой истории. Забавно, как любимая тема может изменить человека. Стоило Джо пуститься в рассказы об археологии, он тут же из мальчишки на побегушках превратился в учёного-энтузиаста. Из речи полностью исчезли беспокойные паузы, лишние междометия и мусорные слова, зато появилось множество незнакомых и непонятных Киллиану научных терминов и определений. Он в своём увлечении историей и музеями так далеко зайти не успел. — Для тебя это, похоже, важно, — растерянно улыбнулся он, чувствуя себя то ли старшим братом, то ли вообще отцом, которому ребёнок увлечённо рассказывает о новом мультфильме, просмотренном с друзьями. — Я надеюсь стать археологом, — гордо сообщил Джо. — Папа не в восторге, конечно — считает, что я должен остаться дома. Помогать с лошадьми, гостиницей там, но мама поддерживает меня. — Гостиницей? — удивился Киллиан, наконец, заглушая мотор. — У семьи Джо ранчо в Техасе, — пояснила Пиппа, пряча улыбку: её особенно забавляло то, как Киллиан пытается вникнуть в бесконечные рассказы Джо. Такое же лицо у него бывало, когда Льюис пускался в истории о мультипликации и мультипликаторах. — Ну, это раньше было обычное ранчо, — закивал, как болванчик, Джо, — но папа открыл там что-то типа курорта. У нас много красивых мест. Плюс лошади, поделки индейцев, истории о ковбоях и всяких там призраках. Обычно куча народа приезжает в августе. Это самый жаркий месяц в Глен-Роуз — туристы любят пощекотать себе нервишки и позагорать! Киллиан и Филиппа переглянулись: с души упал ещё один огромный камень. Спрятавшись за рассказами и воспоминаниями, Джо, казалось, нервничал меньше. «Лучше я, чем он», — рассудили оба, понимая — Джо ещё слишком мал для такого количества беспокойства. Так получалось, что он очень напоминал им Льюиса. Уязвимого, восприимчивого ко всему подростка, которого способна сломать любая мелочь. Разумеется, на самом деле и Льюис, и Джо были гораздо крепче, чем выглядели на первый взгляд, но мыслей и тревог это не уменьшало. — Звучит здорово, — улыбнулась Пиппа, потрепав Джо по волосам. — Обязательно приедем, если будет возможность. Парковка встретила опасной пустотой и пугающим предчувствием неизвестности. Дыхание перехватило. У самого входа — в безмолвном ожидании — притулились белыми птицами две машины скорой помощи. У Киллиана неприятно закололо в носу: возможно, именно одна из них прошлой ночью увозила Хеп. «Она жива. Не может быть не жива», — упрямо твердила болезненная мысль, заставляя сжать кулаки, чтобы крепче впиться отросшими ногтями в кожу. Это не помогало и не спасало, но времени покурить попросту не было. Да и извращенно как-то звучало: остановиться курить, когда подруга где-то там — в неизвестности. «Эгоистичный мальчишка», — ударил по памяти рассерженный голос Анны. Она имела привычку называть сына эгоистом. Все его порывы и действия сводила к простой фразе: «Хотя бы раз задумался о чувствах других!» — неизбежно осуждая в проблемах, которые он приносит. «Отец отдаёт тебе всё, что может, а ты не в состоянии вести себя чуточку приличнее!» — тот вечер отпечатался в памяти Киллиана болезненным клеймом. Вечер, когда Анна впервые назвала его эгоистом. В очередной раз кабинет директора. В очередной раз серьёзные разговоры о поведении и взаимоотношениях со сверстниками. Киллиан не умел на тот момент двух вещей: драться и держать своё мнение при себе. Стоило заметить, что ничему из этого он так и не научился. — Килл? — тихо обратилась Пиппа, заметив, как он замер около прозрачной двери с двумя яркими кругами для слабовидящих. — Да? — Киллиан растерянно посмотрел на неё, словно только что вынырнул из чана ледяной воды. — Идём, — кажется, Пиппа по-своему поняла его состояние, — всё будет в порядке. Я уверена. Спокойная суета — странное явление, которое, как подумал Киллиан, свойственно гавайцам. Эта больница абсолютно отличалась от больницы в Джорджтауне. Эти врачи и медсёстры не походили на врачей и медсестёр, приезжавших к ним в Нью-Йорке. Даже администратор за стойкой регистрации не скучала, покусывая колпачок ручки, а сидела и ответственно заполняла что-то, но очень неспешно, словно в запасе была целая вечность. — Здравствуйте, — тихо обратилась к ней Пиппа, привлекая внимание. — Добрый день, — улыбнулась смуглая девушка с копной светлых кудряшек — немного напомнила Киллиану Рори, только с белоснежными ровными зубами. Это заставило вновь замереть и отчего-то вспомнить совершенно постороннюю вещь: он ведь даже не знает, как объяснить цель визита. Нет ни фамилии, ни номера палаты — Киллиан даже не был уверен, что правильно знает её имя. «Вчера Такеми назвал её… Хепзипой, кажется?» — он посмотрел на Пиппу, будто она умела читать мысли и могла ответить на вопрос. — Подскажите, пожалуйста, ночью к вам привезли девушку по имени Хепзипа Джонс. Мы можем что-нибудь узнать о ней? — очевидно, Пиппа умела читать мысли, но очень хорошо скрывала свой дар. — Хепзипа Джонс? — переспросила девушка, отвлекаясь от толстой канцелярской книги и оборачиваясь к монитору компьютера. — Сейчас посмотрю. Одним пальцем с коротко остриженным ногтем она принялась набирать имя: «Как зоопарк, верно? И в конце, как восклицание? Хорошо-хорошо», — её неспешность заставляла Киллиана всё глубже уходить в свои мысли, а Пиппу нетерпеливо пританцовывать на месте. Поиск, казалось, затягивался всё больше и больше. Девушка то ли засыпала на ходу, то ли в принципе никуда не спешила. «Может быть, имя неправильное?» — с беспокойством подумал было Киллиан, но его сомнения развеялись сами собой в следующую секунду. Открылись двойные двери: к ним навстречу, громко шаркая по кафельному полу, вышел профессор Карвер. — Мальчики! Филиппа! — просипел он, растревожив медсестёр и пару посетителей у кофейного автомата. — Мне рассказали, что вы вот-вот должны приехать, но я не самый быстрый путешественник в этих краях! — Профессор Карвер! — воскликнула Пиппа, бросив все попытки дождаться информации от девушки за стойкой регистрации. — Профессор! Хеп! Как она?! — не менее жарко выкрикнул Джо, привлекая к себе ещё больше внимания. Киллиан до сих пор пребывал в безмолвном оцепенении. Он лишь беспомощно посмотрел на профессора Карвера, подойдя ближе. Профессор по-отечески заботливо потрепал его по плечу, старательно не касаясь покрасневшей от солнца кожи. Всё больше Киллиан замечал странную тенденцию: посторонние взрослые были к нему добрее и нежнее собственных родных. Анна никогда не утешала его, как Дюваль ночью. Вигге никогда не поддерживал его, как Карвер сейчас. Было в этом что-то неправильное. Что-то странное. — У меня хорошие новости, — улыбнулся профессор Карвер, стараясь говорить тише. — Хеп пришла в себя. Буквально несколько часов назад. Ей провели все необходимые обследования: небольшое сотрясение, несколько ушибов и лёгкий вывих. Она будет в порядке совсем скоро. — Мы можем её увидеть? — за всех, едва шевеля губами, спросил Киллиан. В палате тихо попискивали медицинские приборы, но их звуки тонули в криках чаек и отдалённом шуме океана: раскрытое настежь окно приносило свежий воздух и беспечный уличный шум. Хеп сидела по-турецки на кровати, опершись о пышную белую подушку и придерживая руку, зафиксированную шиной. Слегка потерянная, но совершенно точно счастливая, она слушала беспечные рассказы Пиппы обо всём сразу: свежая постановка на Бродвее, любимый кофе Дюваль, приглашение на работу в Париж — лишь бы отвлечь всех от тяжёлой ночи. — Хеп, — встрял в эту легкомысленную болтовню Киллиан, до того сидевший на стуле и внимательно изучавший Хеп взглядом, — я могу задать пару вопросов? — Килл… — пробормотала Пиппа. — Нет-нет, — Хеп улыбнулась, останавливая её, — всё в порядке. Великий детектив может спрашивать всё, что захочет. — Она слабо, но звонко рассмеялась. — Ты видела, кто тебя столкнул? Смогла разглядеть лицо? — В какой-то мере Киллиан понимал Пиппу и был с ней согласен: приставать с расспросами невежливо и довольно грубо — особенно сразу после случившегося, но полицейских, например, это никогда не останавливало. Особенно когда на носу могут быть и другие жертвы. — До этого на тебя пытались напасть? — живо включился в расспросы Джо. — Ты проверила карманы? Они ничего не украли? Поток вопросов заставил Хеп медленно нахмуриться, убирая за уши непослушные прядки густых кудряшек. Она то ли задумалась, то ли пыталась правильно подобрать слова. Молчание затягивалось, что тревожило Пиппу и заставляло нервно ёрзать Джо. Киллиан был спокоен, как каменное изваяние. Возможно, причина была в том, что два кубика успокоительного ещё не до конца вышли из его организма. — Ребят, — всё-таки произнесла Хеп, но этим вызвала лишь новый поток мыслей Джо. — А! Я понял! — воскликнул он. — В музее не было посторонних, а камеры не работали! Но, то есть, в музее был один посторонний — тот рыжий! Это точно мог быть он! Больше никто! И наверняка он наблюдал утром за Киллом! — За тобой кто-то утром наблюдал? — изумилась Хеп. — Долгая история, — отмахнулся Киллиан. — Так ты запомнила нападавшего? Не думаю, что это был Бейкер, но всё же… — Почему не Бейкер? — округлил и без того большие глаза Джо. — Я его раньше никогда не видел — он точно чужой! Да и мутный какой-то… — Киллиан, — протянула Пиппа. — За тобой кто-то наблюдал? — Это пустяки! — воскликнул он. — То есть, какая разница, кто за мной наблюдал, если это был тот же человек, который напал на Хеп! — Килл, — как-то совсем тихо и пусто произнесла Хеп, — на меня никто не нападал. — И пускай после травмы ей тяжело было поспевать за быстрым темпом разговора, а слова всё с большим трудом срывались с языка, она продолжила. — И уж точно никто не сталкивал меня с лестницы. Я упала… ну… сама… Совсем тихие, эти слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Хорошо, что профессор Карвер позволил «детишкам» поговорить с глазу на глаз, иначе непременно оглох бы от непонимающего: — То есть как — «сама»?! — В смысле — «никто»?! Киллиан и Джо переглянулись, сомневаясь: считать сумасшедшими себя или всё-таки Хеп. Насколько же сильно нужно удариться головой, чтобы «помнить» о подобном? Кому вообще в здравом уме придёт самостоятельно падать с лестницы? — У меня гипогликемия, — вяло улыбнулась Хеп. — Начинает сильно кружиться голова даже от небольшого перепада высот. Иногда получается поддерживать себя шоколадом и перекусами, но вчера я так завертелась, что совсем забыла о еде. Я поднималась по лестнице, меня подкосило… ну… потемнело в глазах. Я просто не удержалась на ногах. Меня никто не толкал. Правда. Восторг от встречи и детективных поисков утих. Теперь все смотрели на Киллиана: ляпнувший о наблюдении Джо с извинениями во взгляде, девушки — с беспокойством. — Килл, — строго произнесла Пиппа, очевидно, подражая Дюваль. — Кто за тобой наблюдал? — Не знаю, — он дёрнул острыми плечами. — Я курил на балконе утром, когда увидел в кустах мелькающие глаза. Хотел осмотреться, но никого не нашёл. Наверное, спугнул его… Мне нужно покурить. Киллиан торопливо поднялся на ноги, хлопнув по карманам джинс в поисках пачки с двумя последними сигаретами и зажигалкой. — Килл, — поднялась следом за ним Пиппа. — Ты не можешь просто так уйти! — Даже если за мной кто-то наблюдает, он мне ничего не сделает, — отмахнулся Киллиан. — Почему ты в этом так уверен? — Ему нужна алая рука, а я ещё её не отыскал, — уверенно ответил Киллиан и вышел за дверь палаты. Место для курения, заботливо обозначенное соответствующей большой табличкой, встретило одиночеством и палящим солнцем. Несколько раз пожалев о том, что не додумался прихватить на Гавайи солнцезащитные очки, Киллиан с трудом прикурил, едва ли разбирая пламя зажигалки в ярких лучах солнца. Тени поблизости не было вообще. Лёгкие наполнил густой пахучий дым, а голову — мысли. Хеп в порядке — главное за сегодня. Ей ничего не угрожает, она жива, пускай и не совсем здорова. Никто на неё не покушался, следовательно, другие сотрудники Бишопского музея в относительной безопасности. «Если не решится действовать тот, кто за мной следил», — резонно заметил Киллиан, делая вторую глубокую затяжку. Логично было предположить, что опасность никуда не исчезла. Кто знает, кому алая рука нужна. Кроме Бейкера, разумеется. Как всегда, он действовал по каким-то своим принципам и преследовал свои цели, но никогда не вредил. Киллиан не доверял Бейкеру, относился к нему настороженно, но уже дважды он вступился за его «плоскую жопу», пришёл на помощь и не попросил ничего взамен. Сейчас, очевидно, настало время расплачиваться по долгам. И живой Киллиан с найденной алой рукой ему явно нужнее любого другого Киллиана. «Идиотизм какой-то», — уколола сознание неприятная мысль, заставив сделать третью затяжку. Впору было заводить полноценный блокнот, который поместится в карман джинс и будет всегда под рукой для подобных размышлений. Вновь вспоминался Джорджтаун: там запись мыслей помогла сосредоточиться, систематизировать и сделать выводы, не шатаясь кругами по одним и тем же предположениям и догадкам. «Телефон», — услужливо подсказало сознание. И пускай держать в руках прохладный пластик не так приятно, как тёплые страницы, выбора особого не было. Киллиан вытащил из кармана телефон, открыл мессенджер в переписке сам с собой, чтобы поделиться всеми фактами и домыслами, как до того мёртвый кусок современных технологий неожиданно выполнил своё предназначение — поймал сеть — и на всю улицу закричал стандартной мелодией вызова. «Эл Джей» — лаконично подсказал экран. — Эл! — едва ли не громче звонка выкрикнул в трубку Киллиан. — Килл! — судя по голосу, Льюис верил в этот звонок и безуспешно дозванивался далеко не первый раз. — У меня невероятные новости! — Что спутник всё-таки нашёл Гавайи? — попытался пошутить Киллиан, чтобы не показывать мрачного беспокойства. — Видимо, это тоже, — кажется, Льюис улыбался. — Но не совсем. Угадай, что Рори только что принёс! — Радость, улыбки и бешенство? — предположил Киллиан, вспоминая тупую картинку из интернета. — А? Что? — Льюис растерялся, а потом под ехидный смех Киллиана крикнул: — Да ну тебя! — А что да ну? Было смешно. Так что у тебя? — ещё одна — последняя — затяжка. — Рори только что встретил курьера от Дюваль. Нам передали первый отпечатанный экземпляр дневника Катерины. Они всё-таки издали его, представляешь! — в голосе Льюиса чувствовалось невероятно много тепла и болезненного счастья. — Она наконец-то будет счастлива, представляешь! — Представляю. Киллиан выдохнул, на самом деле едва ли понимая, почему для Льюиса до сих пор настолько важен покой женщины, умершей много веков назад. «Я никогда его не пойму», — укоризненно прозвучало собственное сознание. То, насколько Льюис умел сочувствовать и сопереживать казалось чем-то настолько далёким и непостижимым, что становилось странно. «Разве не из-за этого он тебе так дорог?» — строгий, но правильный вопрос. Льюис говорил ещё что-то, но за мыслями Киллиан едва ли его хорошо слышал, хотя ответственно поддакивал. Но всё-таки больше думал. О том, как поскорее хочет разобраться с треклятой алой рукой и вернуться в Нью-Йорк к своей обычной, размеренной жизни. Наконец-то заняться подготовкой к поступлению в колледж, хотя всё больше он размышлял, куда вообще податься. Что он вообще умеет? Находить приключения на свою плоскую жопу? «Какая глупость!» — отмахнулся он, стараясь больше прислушаться к тому, как Льюис зачитывал особенно тёплые фрагменты из начала дневника. — Полицейская академия, — вопреки всему сорвалось с губ Киллиана, перебивая слова Льюиса. — Что? — удивился он. — Прости, — пробормотал Киллиан. — Я просто думаю о том, что надо бы выбрать, где получать образование… И вот пришло в голову. Из меня получился бы хороший коп? — Не знаю насчёт копа, но из тебя точно выходит отличный супергерой, — посмеялся Льюис. — Человек-проблема? — хмыкнул Киллиан. — Если тебе угодно. — И они оба беззаботно рассмеялись.