Килл Валентайн

Задорно заурчал мотор. Старенький форд всё-таки подал признаки жизни после нехитрых манипуляций со стартером. Сконфуженный Киллиан кивнул байкеру, под нос себе буркнув: «Спасибо за помощь», — после чего захлопнул капот машины. Льюис не в пример ему значительно легче сошёлся с мрачной компанией в джинсе и коже: весело болтал, позволил погладить Индиану и получил в подарок тяжёлый жилет с крупными цепями и нашивкой во всю спину «Псы-призраки». — Название топовое. Будешь носить? — усмехнулся Киллиан, когда Льюис вернулся в салон. — Можем попросить Камиля подшить. — Да ну тебя, — смутился Льюис, улыбнувшись, — они просто неплохие ребята. Я рассказал им про Индиану и Харрисона… — Харрисона? — вопрос с оттенком лёгкого изумления. — Это был пёс моего отца. После него мы взяли Индиану, — Льюис заметно опечалился, опуская взгляд на листовку, которую держал в руках. — Что это? — попытался отвлечь его Киллиан. — Парни дали. Это похищенные собаки. Помнишь? Прежде, чем они выехали с парковки, Киллиан притормозил прочесть объявление. Нелепо, но заботливо свёрстанное, оно гласило: «ПРОПАЛИ. ПОМОГИТЕ НАЙТИ». Внизу — шесть небольших фотографий. Разномастные волкоподобные псы с жуткими, пускай и симпатичными мордами взирали с листовки, очевидно, прикидывая на месте фотографа огромный кусок мяса, под каждым кличка. Панинаро, Воулез, Язу, Савадж, Соад и Софад. Последние две собаки выглядели самыми матёрыми и пугающими. — Ого. Каким отважным нужно быть, чтобы украсть таких монстров? — усмехнулся Киллиан, сворачивая листовку и убирая в карман кожаной куртки. — Надеюсь, они сумеют их найти, — печально вздохнул Льюис. — Хотя бы до того, как эти симпатяги кого-нибудь сожрут. Как думаешь, кто из них погрыз больше человечинки? — Килл! — ответом послужил лишь ехидный хохот. Мичиган. Киллиан не задумывался обычно ни о штате, ни об озере. Когда-то давно — десять, а может и пятнадцать лет назад вместе с отцом он побывал на Мичигане где-то в районе Холланда. Тогда он единственный раз видел человека, которого Винсент со смехом называл своим отцом. Лишь с возрастом Киллиан узнал, что Роксана одна воспитывала сыновей, Ника и Винса, прогнав своего настоящего супруга после череды неприятных событий, о которых дома не говорили. Впрочем, это не заботило никого тем летом, когда сухой старичок передал Винсенту ключи от летнего домика, казавшегося огромной крепостью из дерева и гвоздей. Верным другом на долгий месяц стала бесконечная гладь озера, казавшегося каким-то совершенно другим, иномирным Мичиганом. Не тем, на берегу которого яркими огнями горели Чикаго или Милуоки. Тихим и скромным. Нелюдимым. Дух дикого, абсолютно нецивилизованного общества позволял почувствовать себя живым. Настоящим. В те дни маленький Киллиан впервые сам принялся заводить знакомства буквально со всеми, кого видел. Даже с детьми — невиданный до того интерес. Несколько раз он убегал от домика, чтобы со случайными друзьями разбить палатку вблизи озера, поджарить зефир с крекерами и рассказать пару жутких историй. Тогда они казались до стука зубов пугающими, но сейчас любая, которую удалось вспомнить Киллиану, вызывала лишь кривую усмешку: «Какая глупость!» — саркастично резюмировал внутренний голос. Ну кто в здравом уме поверит, что под водами Мичигана обитает огромный Кракен? Но Киллиан верил. Тогда. Десять, а может и все пятнадцать лет назад. Он вспоминал, как на пятый день они отправились искать Кракена. Идея вначале пугала до приятной дрожи в кончиках пальцев. Ещё бы! Трое мальчишек обязались отправиться вечером к центру озера на лодке. Туда — в обиталище Древнего Ужаса! Они сговорились тайно сбежать после одиннадцати из дома, стащить ключи от моторной лодки, взять самые крепкие удочки и надёжные сети. Разумеется, в голову никому не пришло задуматься о спасательных жилетах, например. История могла закончиться печальными новостями в утренних газетах, но их развернули возле тёмной воды: родители вовремя заметили грохот и шум в ночи. Сколько прошло времени с того момента! Воспоминания давно затёрлись, обратились отголосками на границе сознания. Киллиан даже не пытался вспомнить имена тех мальчишек — они навсегда расстались, как только отдых подошёл к концу. Автомобиль медленно, но верно набирал ход. Ни о каких «от нуля до ста» за несколько секунд речи не шло — дотянуть бы до Мичиган-лейка оставшиеся семь часов дороги. С разрешения Киллиана Льюис включил музыку: они почти пять часов перед поездкой потратили на сбор подходящих песен для дорожного путешествия. Ровно семь часов динамичных треков идеально укладывались дважды на долгий путь, половину из которого Льюис благополучно проспал, а Киллиан провёл в тишине. — Самое время размять голосовые связки! — выкрутить звук как можно громче — о чём ещё может мечтать молодой парень, ведущий машину по одинокой дороге? — С каких пор ты стал певцом? — рассмеялся Льюис. — Да так. Может быть, меня вдохновляет творческий пример месье Жири! — задорно подмигнул Киллиан, банальным «на-на-на» попытавшись подпеть мелодии. В Гонолулу — практически перед самым отъездом — он всё-таки растерянно напомнил Хеп, что она планировала рассказать ему о Дариусе Жири подробнее. Это нельзя было назвать полноценным интересом, скорее — попытками поддержать дружескую беседу. Просить дважды не понадобилось. У девушек бывает такое — лёгкая влюблённость в некий идеал человека, которого ты не знаешь лично, но который ощущается «тем самым». Добрый, талантливый, привлекательный внешне — воспитанная весьма строгой семьёй Хеп с детства ловила подобные образы в академической музыке и классическом кинематографе. Пока одноклассницы влюблялись в рокеров и актёров подростковых сериалов, она в очередной раз пересматривала «Лоуренса Аравийского» не сказать, что хорошо понимая смысл, но влюблённо глядя на Питера О’Тула. Дариус Жири для неё оказался первым живым — не на экране телевизора — идеалом. Тогда маленькая Хеп впервые побывала с родителями в опере: завороженно слушала пронзительный лирический тенор Томино в «Волшебной флейте». Высокий, стройный молодой мужчина с пронзительным взглядом, хорошо заметным даже с балкона, что уж говорить о первых рядах бельэтажа, умел покорить с первого появления на сцене. Без всякого сопротивления Хеп поддалась его магическому очарованию, с того момента стараясь посетить каждые гастрольные выступления, в которых он участвовал. Однажды даже набралась смелости и после шоу с компанией девушек-поклонниц дождалась его и попросила автограф. Тот самый, который теперь таскала с собой всегда, как самую большую ценность. Счастье — даже такое своеобразное — не бывает вечным. Хеп с нетерпением ждала новый сезон гастролей, заранее купила билеты на самые ожидаемые постановки, но первое же шоу принесло лёгкое разочарование. Сам Дариус Жири на сцену так и не вышел. Его заменил талантливый тенор, но у него и близко не было такого притягательного, магического очарования месье Жири. Лишь через пару дней в выпуске театральной газеты Хеп узнала страшную историю: «ПТИЦА, ЛИШЁННАЯ КРЫЛЬЕВ. ВЕДУЩИЕ СПЕЦИАЛИСТЫ СТАРАЮТСЯ СПАСТИ УНИКАЛЬНЫЙ ГОЛОС ДАРИУСА ЖИРИ». Не спасли. Рухнула дивная сказка. Пресса не распространялась в подробностях, но по сухим фактам поклонники выяснили: сильный ушиб связок привёл к необратимым изменениям голоса. Дорога обратно на сцену оказалась закрыта. Хеп рассказывала об этом с гораздо большей болью, чем когда вспоминала алую руку, такой сильной была её скорбь. — Печальная история, — согласился Льюис. — Вот так потерять всё… — Наверное, поэтому он такой нервный, — дёрнул плечами Киллиан. — Не знаю. По крайней мере, у него есть работа в театре… — Какой же ты чёрствый! — возмутился Льюис, ткнув его кулаком в плечо. — Да ладно тебе! — воскликнул Киллиан. — Я испытываю искреннюю благодарность Жири… и Камилю… в конце концов, они… — он осекся, а потом продолжил гораздо тише. — Они помогли спасти тебя. — Я помню это… Льюис опустил голову. Два месяца никто не вспоминал о Петит-Опера. Все старательно делали вид, что это был рядовой поход в театр, что не было нескольких часов леденящей паники. Киллиана ещё пару недель мучили кошмары, в которых он раз за разом не успевал спасти Льюиса. Внутри царила удушающая паника, заставляя каждые полчаса узнавать, как он там — в такой далёкой и чужой школе. Исчезло это состояние неожиданно, словно кто-то его просто выключил. Стало легче, но винить себя Киллиан не прекратил. Ни в чём. Ни на секунду. Кто-то оглушительно, настойчиво засигналил, заставив нервно вздрогнуть. Петь они так и не начали — разговор о прошлом слегка спутал карты. Песни сменяли одна другую, а старенький форд вновь нагнал дождь. Капли принялись барабанить по крыше и окнам, норовя убаюкать. Время ползло ещё медленнее, чем в Гонолулу. Короткая прогулка около ресторанчика едва ли спасла затекшую спину и усталые плечи. Лишь когда за очередным поворотом — спустя ещё пару часов мучений — показалась старая резная табличка «Добро пожаловать в Мичиган-лейк!», на сердце потеплело. За массивными деревьями вдоль дороги то тут, то там мелькали старенькие деревянные и каменные домики. Своими зелёными крышами прячась среди листвы, они навевали ощущение великой тайны среди размеренного покоя. Листья высоких неопрятных кустарников подрагивали от капель дождя, в которых отражались мрачные вековые фигуры и далёкое стальное небо. Льюис вместе с Индианой припали к окну, ловя каждый поворот дороги. В его детстве самой далёкой поездкой оставался парк развлечений в окрестностях Филадельфии. Мистер и миссис Гамильтон обычно были слишком заняты работой, а дедушки и бабушки нечасто брали внуков отдохнуть вместе. К тому же, Льюис всегда был болезненным ребёнком — никому в голову не приходило таскать далеко кого-то, кто может заболеть от одного небольшого сквозняка. Глядя по сторонам, Киллиан живо представлял, как в этих домиках, выглядывающих вновь и вновь, пахнет древесиной и старостью. Вокруг таких же он бегал тогда — десять, а то и все пятнадцать лет назад. Царапал ноги о мелкие колючки, цеплялся одеждой за раскидистые ветви кустарников, терял обувь и мелочи из карманов в водах Мичигана. А долгие вечера того месяца они с Анной проводили на старом скрипучем диване у камина, слушая, как на улице Винс, Ник и ещё кто-то распевает громкие песни, выпив немного виски. Или — ещё лучше — с безымянными приятелями сидеть на траве около дома, вглядываясь в бескрайнюю россыпь звёзд, ожидая, как сорвётся с чёрного небосвода и яркой вспышкой пролетит одна из них. Пожелать у неё, чтобы никогда не заканчивалось детство, чтобы сидеть под чёрным небом вот так каждый день из года в год. До самого конца жизни. — Какой нам нужен дом? — отвлёк Киллиана Льюис. — Не знаю… Набери Пиппе. После звонка поиски дома показались сущим пустяком. На ближайшем полулесном перекрёстке в машину прыгнул Майк: он выглядел обыкновенно-весёлым, на носу горели летние веснушки, а в жёстких тёмных волосах застряли капли воды. — Мы не ждали вас до утра, — признался он. — О, просто одной железной развалюхе очень хотелось попасть в твои объятия, — ехидно улыбнулся Киллиан. — Что, совсем разваливается? — сочувственно кивнул Майк. — Мы заглохли на парковке недалеко от Кливленда. Один парень, — выразительный взгляд Льюиса, — Ладно-ладно. Один дед, — возмущённое: «Килл!», — в общем, нам помог мужик из байкеров. Сказал, что стартеру пора выразить уважение… — Может, лучше подшипники сменить? — усмехнулся Майк. — Да, это он тоже предлагал, — развёл руками Киллиан. — Тут долго ещё? — Да нет. Поверни налево вот тут. Колёса зашуршали на грунтовой дороге, нехотя фордик пополз вверх по склону холма — летний домик Джонсов удачно расположился вблизи побережья, но далеко от топких мест. Идеально, чтобы не бояться наводнений. Даже в дождь лужи весьма удачно оставались у подножья холма, пускай земля и превращалась в неприятное месиво. Хеп и Филиппа встретили на широкой деревянной веранде: в ярких дождевиках, с босыми ногами и счастливыми улыбками. Они размахивали руками и смеялись, приветствуя Киллиана и Льюиса. — Как дорога? — стараясь перекричать стучащий по железной крыше дождь, поинтересовалась Филиппа, крепко обнимая каждого — в том числе Майка. — Хочу заявить, — Киллиан взмахнул руками, — у нашего с тобой общего друга — точнее твоего брата, а моего друга — есть просто охрененный талант заводить себе самых странных друзей! — О, то есть ты раньше этого не заметил? — с хитрецой сощурилась Филиппа. — Я как только впервые тебя встретила, поняла, что у Эла только странные друзья! — Так ты и есть Льюис? — обратилась к нему Хеп, улыбаясь. — Хеп Джонс. Приятно познакомиться. — Можешь называть меня Эл Джей. Или просто Эл, — кивнул в ответ Льюис. — Килл и Пиппа много рассказывали о тебе. Я тоже рад знакомству. Киллиан посмотрел на них с лёгкой задумчивостью во взгляде. Вспомнилось колкое замечание Рори: «В сухом остатке получается, что твоя идеальная девушка — Эл». Не внешне, но какими-то неуловимыми качествами Хеп и Льюис напоминали друг друга. Приветливые, вежливые, умные и спокойные люди, которых хотелось защищать. Киллиану они были искренне и глубоко симпатичны. Оба. Как лучшие друзья. Случайно он бросил взгляд на Филиппу и Майка: она старательно пыталась пригладить его непослушные, густые волосы, рассказывая что-то параллельно. Он отчаянно смущался, но не сопротивлялся. «Когда они начали встречаться?» — поинтересовалось утомлённое долгой дорогой сознание. После дня рождения Льюиса в самом начале апреля Киллиан не видел их вместе. Майк почти сразу уехал обратно в Джорджтаун после длительного, серьёзного разговора со своим отцом. Мистер Макмиллан — владелец небольшой автомастерской в Джорджтауне — считал поездки сына абсурдной глупостью, которая не несёт никакой пользы. Такое же мнение у него было и об образовании. Макмиланны испытывали мало симпатии к Гамильтонам — так признавался сам Майк. Мистера Гамильтона мистер Макмиллан считал бездельником, а миссис Макмиллан уверяла своих подруг: миссис Гамильтон просто высокомерная стерва, не способная нормально вести домашнее хозяйство и обслуживать мужа, поэтому работает. Майк не соглашался с родителями ни о чём касательно Гамильтонов, но в ответ получал лишь снисходительное: «Подрастёшь — поймёшь, а пока лучше помоги с карбюратором». — Давайте в дом. Дождь усиливается, — миролюбиво предложила Хеп после обмена дружескими объятиями и любезностями. За окном заливал дождь. Косые капли напрочь игнорировали веранду и колотили в стекло, словно старались наиграть какой-то весёлый ритм. Благодаря огромному — в половину стены — потрескивающему поленьями камину, около которого задремал Индиана, растянувшись на ворсистом половике, деревянный домик полнился уютным теплом. Гул дыма в трубе сплетался с шумом дождя и шелестом деревьев снаружи, словно древние духи леса пытались пересечь невидимую черту, поговорить с людьми. Хеп устроилась в стареньком кресле, изредка вычитывая смешные истории с форума, чтобы слегка развлечь сонную атмосферу. Льюис и Киллиан устали после долгой дороги, но ложиться спать в восемь часов вечера не звучало как хороший план: как минимум хотелось ужинать. Майк вызвался начистить картофеля для рагу, а Филиппа села около огня чесать брюшко Индианы. — Так, — объявил Киллиан, вскакивая с дивана и вытягиваясь во все свои пять-одиннадцать, едва не задев макушкой потолок: первый этаж, очевидно, строили с рассчётом на каких-то хоббитов, — самое время организовать движуху, чтобы никто не заскучал, — он хлопнул в ладоши, заставив Льюиса слегка вздрогнуть. — О, из всех нас только ты мастер разрушать тишину, — беззлобно посмеялась Хеп, разводя руками. — Вперёд, магистр движа и веселья! — Вот-вот! — Киллиан широко шагнул к старенькой стереосистеме на книжной полке. — Этим я и планирую заняться — разрушать здесь тишину. Соседи ведь не будут жаловаться? — Не должны, но я не уверена, что она работает, — неловко призналась Хеп, наблюдая, как он присаживается на одно колено перед запыленной стойкой с дисками. — Мы не пытались что-либо ставить, больше времени гуляли. — Могу наладить, если история не совсем дохлая, — из-за кухонного стола предложил Майк, заканчивая с очередной картофелиной: десяток уже начищенных лежали в эмалированной кастрюльке с крупными цветами на боку. — Замётано, — отмахнулся Киллиан, едва ли слушая их. — О! Билли Айдол! — он достал прозрачную коробочку, вкладыш которой пестрел знакомыми крупными буквами. — «Танцую сам с собой». Эл Джей! — Ох, Ктулху, нет, — Льюис поднял руки в сдающемся жесте и удобнее устроился на диване, очевидно, говоря: «Шагу отсюда не сделаю, не просите!» — Ох, Ктулху, да! — и всё же машину веселья заглушить невозможно: взгляд Киллиана дьявольски блестел. — Одна я слышу за этим историю? — задумчиво протянула Хеп, полусонно наблюдая за тем, как Киллиан ловко справляется с техникой, включая диск. — У нас сложная история с этой песней, — загадочно протянул он, скаля неровные зубы в хищной улыбке. — У нас нет сложных историй с этой песней! — пухлые щёки Льюиса, тронутые лёгким загаром первого летнего солнца, ярко вспыхнули. — Тогда погнали! Короткий жест — Киллиан ударил по кнопке «играть». Второй — схватил Льюиса за руку. Ловко поднял его с дивана под приглушенные возмущения и вытащил на скромный квадратик гостиной между камином, диваном и книжными полками, пока грохотало барабанное вступление. То, что Киллиан высокопарно назвал «сложная история» на поверку — забавная ситуация с тем, как они четыре часа к ряду в «Жажде скорости» гоняли машины, поставив на повтор злополучный трек Билли Айдола. Условия просты — проиграл в дуэли один на один, выполняешь танцевальные движения. Стоило понимать: в «Жажде скорости» Льюис оказался не таким мастером, как в «Смертельной битве». Киллиан наголову разбил его все заезды. С тех пор «Танцую сам с собой» закрепился, как его личный гимн победы. Сопротивлялся Льюис от силы несколько тактов гитарного рифа — ровно до ухарских подвываний Айдола. Хеп зааплодировала, с задором наблюдая, как два разрушителя вечеринок быстро превращаются в задорных танцоров. Признаться, оба танцевать не умели от слова «совсем», но очень старались ритмично дёргаться под музыку. Особенно Киллиан, громкими звуками отчаянно забивая ощущение вины как перед Хеп, так и перед Льюисом. Беспокойство медленно отступало. Пряталось за музыкой и смехом. Они смеялись. Киллиан не сразу заметил это, но все смеялись. Оживлённо, с бодрым чувством жизни и беззаботного юношеского веселья. Украдкой, не отпуская руки Льюиса, он взглянул по сторонам, маскируя это бодрым разворотом: Хеп хихикала в кулак, очаровательно потряхивая мелкими кудряшками, Майк пытался провернуть какой-то незамысловатый трюк с парой нечищенных картофелин, а Филиппа уже втягивала его в какой-то свой, отдельный танец. Что-то среднее между фругом, свингом и попытками не свернуть ничего с плиты или со стола. Оставивший в стороне нож Майк не отказался от её предложения. Они смеялись. Не над Киллианом, Льюисом или друг другом, а над славным вечером и динамичными раскатами музыки, наполняющей головы неугасимым оптимизмом и легкомысленным весельем. «Хоть что-то хорошее», — сам себе улыбнулся Киллиан, раскручивая Льюиса по крохотному квадрату импровизированного танцпола. Перехватить из одной руки в другую, шагнуть в сторону, отдаляясь друг от друга, насколько позволяет расстояние, вновь стремительно оказаться рядом, едва не наступая на ноги, звонко рассмеяться. — Идём с нами! — воскликнул Льюис, старательно вытягивая Хеп из кресла. В конце концов, должен ведь хоть один вечер в году у таких беспокойных молодых людей, как они, пройти мирно? С бездумными неловкими танцами под низким потолком. Один трек Билли Айдола сменил другой — явно неофициальный диск собрал на себе самые яркие и динамичные песни, идеальные для лёгкого сумасшествия в кругу друзей. — А теперь, — торжественно произнёс Киллиан в пылу веселья, — самое время для страшных историй! — Страшных историй? — удивился Майк, замирая с Филиппой, которую держал за талию. — Естественно! А ты думал, чем ещё заниматься в таких местах? Особенно в дождь. Особенно, — драматическая пауза — как раз ударить ладонью по выключателю, — в темноте! — Есть такая книга, — припомнил Льюис, — «Страшные истории для рассказа в темноте». Кажется, я её даже читал… — Ну так маэстро исполнит нам что-нибудь… ужасающее? — Киллиан сделал особый акцент на последнем слове. — Не уверен, что припомню. По мне, ты больше в этом разбираешься, — Льюис похлопал его по плечу, а Киллиан через ткань футболки ощутил, насколько его ладонь тёплая и мягкая. — Да легко. Я начну, а вы готовьтесь продолжать! — с этими словами Киллиан устроился перед камином, чтобы пламя максимально зловеще подчеркивало его тощую фигуру, и шепотом завёл свой чудовищный рассказ. Вспомни, как это иногда бывает — сначала ты подолгу не можешь заснуть, а потом наоборот — засыпаешь быстро и рано, но обязательно просыпаешься среди ночи. В одно и то же время, стрелки обычно показывают два или три часа. Вокруг не видно ни зги, иногда даже фонари на улице выключены, отчего углы в комнате кажутся угольно-чёрными. Ты лежишь какое-то время с открытыми глазами, парализованный, фигурально выражаясь, нервным напряжением, и можешь заснуть только если убедишься, что всё в порядке. Психиатры называют это «проблемой прерывистого сна». Мол, это одна из самых распространённых проблем жителей больших городов, это всё стрессы, шум, переутомление, не стоит волноваться. Чушь собачья. Не верь им. Думаешь, ты просыпаешься просто потому, что что-то в твоей буйной головушке пошло не так? Дудки. Ты просыпаешься потому, что кое-что снаружи тебя пошло совсем не так. Организм тупой, он просыпается в момент опасности, если только не накачан львиной дозой седативов. И вот, ты просыпаешься, влекомый ощущениями предчувствующей опасность задницы, весь на нервах, будто и не спал вовсе, пялишься в потолок, думаешь, какого хрена, вспоминаешь кошмар с фантасмагориями, родными, работой и прочей нечистью, который тебе только что снился, а потом сдуру опускаешь взгляд на самый тёмный угол комнаты. И вот здесь мой тебе совет. Не смотри туда долго. Не. Смотри. Туда. Смекаешь? Ты ведь не просто так опустил туда взгляд, тебе что-то показалось. И чем больше ты смотришь, тем больше расплывчатых черт ты видишь. В темноте начинает быть заметным что-то. Движение. Блики. Шорохи. В конце концов взгляд ты отвести уже тупо не можешь, отчасти от тупого любопытства, доставшегося тебе от матушки, а отчасти страха, свербящего в нижней части спины. Когда же ты поймёшь, наконец, что там действительно кто-то есть, будет уже поздно. Поэтому, если ты всё-таки проснулся, если ты всё-таки растопырил зенки, решив, что ты бесстрашный и весь из себя, то закрой их немедленно. Закрой и повернись набок, спиной к той тени, что привлекла твоё внимание. Заткнись и притворись спящим, можешь похрапеть для убедительности, только не двигайся и не пялься, куда не просят. Просто. Не. Смотри. В противном случае мне останется только пожалеть твоих родных. Во всяком случае, то, что я с тобой сделаю, обеспечит им гору уборки. На последней фразе он протянул руку и наугад схватился за того, кто сидел рядом. Им оказалась Хеп — она восторженно-испуганно воскликнула, едва не вскочив на ноги, а потом со смехом повалилась ему на плечо, ударив по колену: — Какой же ты потрясающий дурак! — Есть немного, — легко согласился Киллиан, случайно тыкаясь носом в её пышные тёмные кудряшки. — Кто дальше. Эл Джей? — он развернулся к нему, сталкиваясь едва не нос к носу. — Ты уже нагуглил свою страшную историю для рассказа в темноте? — И не начинал, — смущенно признался Льюис. — Но постараюсь… Его прервал звук. Что-то на улице оглушительно завыло, заставив Индиану встрепенуться. Вначале каждый подумал: «Всего лишь ветер разбушевался», — но вой повторился. Не природный. Животный вой. Прижав палец к губам, Майк жестом повелел всем оставаться на местах. Поднялся на ноги. Ссутулившись, подкрался к окну. Медленным, осторожным жестом отодвинул в сторону лёгкую занавеску — и тут же шарахнулся с болезненно-испуганным криком. — Что там?! — Киллиан моментально оказался рядом — благо, длина ног позволяла легко перемахнуть через помещение, тут же схватив Майка за плечи и оттолкнув в сторону. Из окна на них взирали огромные, пылающие ненавистью, зелёные глаза монстра, ярко светящегося в ночи. Тварь раскрыла огромную, истекающую слюной пасть и бросилась на окно, лишь едва не достав, чтобы его разбить. — Ставни! Быстро! — прохрипел Киллиан, чувствуя, как пересохло во рту. Вместе с Майком они торопливо захлопнули внутренние ставни всех окон, пока скалящийся монстр не прыгнул вновь. Хеп и Филиппа схватились за тумбу, торопливо сдвинув её к двери, вздрагивающей от нападок. Льюис прижимал к себе Индиану: и без того коротколапый, он казался теперь ещё меньше и отчаянно скулил. Безусловно, они заслужили один мирный вечер, но вот спокойную ночь никто не обещал.