Килл Валентайн

В обжигающем свете дневного солнца корпус старого зеркального лабиринта — офиса охраны парка «Страна Небывалия» — казался категорично жутким и навевал ощущение безысходности. Без вывесок. Без баннеров. Лишь разукрашенные стены напоминали о былом великолепии: увлекательном — наверное? — развлечении для взрослых и детей, сопровождаемых жутковатыми улыбками клоунов. Возможно, особую жуть на Киллиана наводил Борис. Он нависал за спиной хмурой тенью, сопровождая к офису охраны. Поймав Киллиана перед старой сторожкой садовника, Борис удивительно спокойно произнёс, припадая акцентом на несколько букв: «Идём». Куда и зачем — спросить Киллиан не решился. Пытаясь взломать замок, он поставил себя в положение человека, который не имеет право спрашивать что-либо о своей судьбе. «Идиот», — укорил себя Киллиан, неуверенно оглядываясь. Ему казалось, что Борис несёт в руке какой-то крупный увесистый предмет. «Чем-то таким он ударил Милли?» — пощекотала неприятная мысль. — Заходи, — удивительно спокойно предложил Борис, когда Киллиан замер перед дверью офиса. Тянущий полумрак в помещении заставил вспомнить, как он впервые вернулся домой после исчезновения отца. Ночь. Непроглядная темнота. Киллиан протянул правую руку к стене, пальцы наткнулись на выключатель: «Прямо как в комнате… дома… то есть… у Анны», — поразился он. Белый свет люминесцентной лампы неприятно резанул по глазам — лишь призрачный ответ мониторов спас от настоящей боли — Киллиан зажмурился на несколько секунд. Открыл глаза — Борис уже прошёл к металлическому шкафчику, убирая что-то внутрь. Киллиан пригляделся и изумлённо выдохнул: на полке оказался горшок с густо разросшейся фиалкой: «ЭТО он нёс всю дорогу?!» — Панинаро, сидеть, — грузно скомандовал Борис. Пёс, приютившийся на раскинутом в углу полушубке, активно завилял хвостом и заинтересованно высунул нос. То ли команда не прозвучала убедительно, то ли Панинаро настолько соскучился, но вместо того, чтобы обратно свернуться калачиком среди густого искусственного меха, упрямо поднялся и подошёл к Борису. Громко, устало зевнул и потянулся чёрным кожаным носом к длинным мозолистым пальцам. — Ну-ну, — кивнул Борис, почесав Панинаро между ушей, — а ты не стой, заходи, — обернулся он к Киллиану, позволяя в полной мере осмотреть уставшее морщинистое лицо с глубоким шрамом на щеке. — Мы можем договориться мирно? — неловко предложил Киллиан. — Я ничего не видел, но хочу, чтобы мои друзья были в безопасности. Даже если эти друзья… не совсем… друзья… — он сбился с мысли, одновременно стараясь и сохранять миролюбивый тон, и следить за малейшим движением Бориса. — Ты чего вообще несешь? — изумился тот. — Ладно. Потом. Присаживайся пока, чаю налью. Тут надо хозяйку ждать, чтобы показать важное. Я во всей этой технике не разбираюсь. Боюсь, поломаю чего. Милличка расстроится, — последнюю фразу он произнёс с невероятной нежностью, какую Киллиан не ожидал от такого человека, как Борис. «Опять же, что я вообще о нём знаю?» — стало невероятно стыдно. О Борисе он слышал разве что от Милли «старый хер», от Джека «они ругались — громко», от Бэтти и Кэтти «траву он там выращивает» — нелицеприятные, конечно, определения, но не истина в последней инстанции. — Чаю? — выдохнул Киллиан. На негнущихся ногах он — по указанию Бориса — подошёл к широченному столу с шестью мониторами: два небольших в центре, по два слева и справа — гораздо большей диагонали. При первом визите вид рабочего места Киллиану перекрывала макушка Бориса, но сейчас — после внимательного взгляда — неуловимо напоминали абсолютно дурацкий «Пароль Рыба-меч». Только вместо рассекающего всё эллипса — изредка меняющиеся изображения камер видеонаблюдения. «Выглядит круто, — признался себе Киллиан, — а там они будто в игры собрались играть, а не Пентагон взламывать», — невесело усмехнувшись собственным мыслям, он опустился на жесткий высокий табурет. Борис копался около узкого железного столика, оттеняемого его длинной фигурой, а Киллиан попытался собраться с мыслями — ни к чему сейчас отвлекаться на воспоминания о каких-то спокойных вечерах за просмотром каких-то идиотских фильмов. Комнатка наполнилась приятным громоздким ароматом чёрного чая. Удивительным образом он отличался от всех знакомых Киллиану запахов: слишком терпкий для всего, что ему довелось пробовать. «А ведь у Робертсонов мы пили только чай», — Киллиан с удивлением проследил за Борисом, поставившим перед ним кружку с выщербленным краем, куда удачно поместилась тонкая белая верёвочка чайного пакетика. — Ты не бойся, — спокойно произнёс Борис, — чай хороший — со слоном — не то, что вся эта химия. И вот этим угощайся — чего одну воду хлебать. Он выставил на стол цветастую картонную коробку с нечитаемой надписью: лишь рисунок с яблоками и тёмными ягодами позволял предположить — это что-то сладкое. Рядом на стол опустилось не менее загадочное угощение. Странный рассыпчатый кирпич болотного цвета вызывал огромное количество жутких, беспокойных ассоциаций. — Что это? — выдавил из себя Киллиан, наблюдая, как Борис вытаскивает из коробки нечто, напоминающее пирожное, и с ощутимым трудом распиливает это ножом. — Пастила, — кивок на странное пирожное, — и халва, — на рассыпчатый кирпич. — Попробуй. Вкусно — очень. Могу ещё варенье достать. К чаю. Миллечка тебя просила найти, но её куда-то позвал тот парень — Тейлор. Высокий который, рыжий такой… — Да-да, мы знакомы, — Киллиан кивнул и, не рискуя отказаться от щедрого предложения Бориса, взял кусок пастилы. — Я утром совершал обход, а как вернулся, Миллечка повелела тебя отыскать. Сказала, что очень срочно, — Борис тяжело — очевидно стараясь уберечь левую ногу — опустился в офисное кресло. Панинаро тут же уселся рядом и положил тяжёлую лохматую макушку на его колено. — Вы знаете, кто мог напасть на Милли? — прямо спросил Киллиан, стараясь не смотреть на Бориса. — Не знаю, — не размышляя, ответил он, — мистер Далан запретил мне самому его искать. Сказал, что для этого наймут специального человека. — Они наняли меня, — Киллиан покачал головой. — Да я уж понял, — Борис почесал Панинаро между ушей, заставляя того отчаянно заколотить хвостом. — Только мистер Джек тебя совсем загонял. Да и сам… Эх, — он махнул рукой и затих, положив в рот большой кусок халвы. — Сам? — осторожно переспросил Киллиан. — Сейчас узнаешь. Узнаешь, — отстранённо кивнул Борис, задумчиво посмотрел в сторону металлического шкафа, а потом перевёл взгляд на мониторы. Киллиан повторил за ним: по гравиевой дорожке к офису охраны торопились трое: высокий Бейкер, слегка помятый похмельем Рори и отчаянно жестикулирующая Милли. «Не думал, что когда-нибудь на самом деле увижу эту троицу вместе», — растерянно подумал Киллиан, наблюдая за тем, как Бейкер кладёт руку на дверную ручку, а снаружи уже доносятся эмоциональные, но преломленные преградой, слова Милли. — … оставит это без внимания! Я бы сказала, что мальчишке нужны транкливизаторы посильнее! И постоянное наблюдение специалиста! — её голос ворвался первее всего прочего. — А! Валентайн! Хорошо, что ты здесь. Есть дело. Борис, — скомандовала Милли, — зажми зелёную и красную кнопку, чтобы развернуть сохранённые записи, а потом отмотай к часу дня, — она легко запрыгнула в офисное кресло, которое до этого притаилось за металлическим шкафчиком. — Я уже сказал, что это, глупая ты курица, — Рори страдальчески закатил глаза. — Вот именно из-за этого, наглый мальчишка, я и хочу посоветовать Антаресу транкливизаторы. Тебе тоже не помешают… Да и вообще всем… таким, — Милли презрительно фыркнула и подкатила к столу, первым делом запуская руку в коробку с тем, что Борис назвал пастилой. — Чаю? — тут же предложил он, отматывая запись с камеры подсобки за стойкой ресепшн на час дня — время, когда Киллиан уже ушёл помогать Кэтти и Бэтти. — Потом. Вначале запись. Хочу посмотреть на лицо Валентайна. Антарес ведь сказал, что они с Джеком так подружились, — хмыкнула Милли и вцепилась зубами в кусок пастилы. — Обожаю эту суку, — хмыкнул Рори, облокачиваясь на спинку её кресла. Стараясь игнорировать их, Киллиан приблизился к экрану. Дверь в подсобку открылась, на пороге замаячил одиноким синим пятном Джек. Он слегка пошатывался. Спохватившись, Борис быстро вывернул тумблер громкости. Все затихли, позволяя звучать лишь колонкам. Джек прикрыл за собой дверь — щёлкнул замок. Какое-то время он стоял ровно и молча, только нервно теребил рукав злосчастного синего костюма. В строгой тишине тихий стук показался пушечным выстрелом — всего лишь с манжеты сорвалась и выпала на пол пуговица. За ней — тихие всхлипы. Джек ссутулился, обхватив себя руками, и зажмурил глаза, прижмаясь плечом к стене. «Внимательно следи и слушай, это интересно», — обжёг ухо дыханием Рори. — Х-хватит! Хватит, пожалуйста! — сиплый скулёж едва различался через фоновый шум плохоньких колонок, но Киллиан легко узнал интонации вчерашнего срыва. — Хватит… Я не могу… Не могу так… Не могу… Больше… Пожалуйста… — Джек почти съехал по стене вниз, но совершенно внезапно подобрался, вытянувшись по стойке смирно. — Будешь делать, что я скажу. — Послышался резкий, сиплый голос, словно воздух с трудом проталкивался сквозь сведённые связки — вначале Киллиану показалось, что говорит кто-то другой, но, присмотревшись, он ужаснулся — двигались губы Джека. — Или ты хочешь, чтобы с твоим любимым дедушкой что-то случилось? Хочешь увидеть его в шелковом саване? То-то мамочка и папочка будут рады. Избавятся от древней развалины. И парк отойдёт тебе, верно? Этого хочешь, малыш? А, помнится, ещё позавчера готов был проломить голову одной маленькой проблемке. — Н-нет! — резкий, болезненный крик — Джек вновь сжался в комок. — Оставь… Оставь его в покое! Всех… Всех оставь в покое… И Милли… Милли тоже… И Бориса… Они не при чём… Они ничего не делают… Я… Я сделаю всё для тебя… Пожалуйста. — Этот кретин с рожей Муншайна всё знает! — дикий вопль злобы и ненависти — тело Джека дёрнулось, он отпрянул от стены, но не рассчитал расстояния и врезался спиной в дверь. «Откуда?..» — Киллиан почувствовал, как холодеет в висках. — Пожалуйста… — Джек спрятал лицо в ладонях — голос стал совсем неразличим, так что Борис прибавил ещё звука. — Прошу тебя… Килл… Киллиан хороший… Он ничего не сделал… Я просто… Просто нагружу его работой… Он ничего не поймёт… Не причиняй ему вреда… Он ведь хороший парень… Он — мой друг… — от нового резкого движения он не удержался на ногах и спозл на пол: с ракурса камеры теперь было видно лишь светлую макушку. — Идиот! Какой же ты идиот! Попала на свою голову! — Дико заорал голос, заставляя вздрогнуть. — Стоит ему вернуться — утащит за руку, даже пикнуть не успеешь! — Не недо… Не трогай его… — Джек замотал головой: кудри нелепо запружинили. — Я разберусь… Разберусь сам. А потом он встал. Встал на ноги так спокойно, словно ничего не случилось. Спокойно огляделся, взглянул под ноги — поднял пуговицу с пола и аккуратно уложил в карман. Задорно, совсем легко хлопнули друг о друга ладони. — Хочешь сделать хорошо — делай это сам, — пропел Джек и ушёл — только дверь подсобки скрипнула. Борис остановил запись, погружая офис в растерянную тишину. Киллиан ничего не понимал, Милли скрестила руки на груди, а ноги лотосом, Рори хмурился, а Бейкер почти полностью скрылся в тени металлического шкафа. — Что это было? — тихо спросил Киллиан. — Это был Джек. С дополнением, — мрачно пояснил Рори. — Поэтому его и не любят собаки, — нараспев протянул Бейкер. — Не любят собаки? — Киллиан удивлённо посмотрел на Панинаро, мирно устроившегося под ногами Бориса. — Раньше в парке собак не было, — терпеливо пояснил он, — Панинаро — первый. Ласковый пёс. Нежный, как поросёнок молочный, а от Джека скулил, жался подальше. Говорят, собаки недоброе всегда чувствуют. — Вот Панинаро и почувствовал, — Рори сжал в пальцах свой кулон. — Что будешь делать, Килл? — Поговорю с Джеком, — Киллиан покачал головой. — Не знаю, что за хрень творится, но я должен с ним поговорить. Может, есть идеи?.. — Чёрт разберёт, — Милли недовольно ощерилась, свернувшись в офисном кресле, как воробей в гнезде, — выглядит, как раздвоение личности, звучит, как раздвоение личности и даже воняет, как раздвоение личности… — Только всем известно, что раздвоение личности — красивая сказка для впечатлительных обываетелей и не самых умных присяжных засидателей. Что, в целом-то, одно и то же, — закончил вместо неё Бейкер, шурша обёрткой шоколада. — Он не мог играть на камеру? — Киллиан нахмурился. — Не-а, — лениво отмахнулась Милли. — О ней знаем только мы пятеро. Борис и я поставили её ночью — не спалось, а работать хотелось. Запустили тест, чтобы проверить функционал, а потом сообщить Антаресу, но тут… в общем, ты сам всё видел, Валентайн. — Я поговорю с ним, — уже более уверенно заявил Киллиан, вскакивая на ноги. — Погоди! — возмутилась Милли. — Мне некогда! — отмахнулся Киллиан, одной ногой уже покидая офис. — Его уже нет на рабочем месте! — но этого он уже не услышал. Старинная резная карусель, кафе «Приют Абсолема», стена лабиринта где-то в стороне — знакомые уже места мелькнули неровным смазанным пятном. Киллиану пару раз казалось, что он слышит, как зовут знакомые голоса, но внимания на это не обратил — слишком много вопросов вспыхивали в голове, как фейерверки ко Дню независимости. «Килл, чёрт возьми!» — послышался голос Рори, но до главного входа «Запределья» Киллиан не попытался затормозить. Лишь когда пальцы коснулись обжигающей ручки двери, он обернулся: — Мне некогда! Дай угадаю, Милли и Борис уже вызывают полицию, чтобы Джека арестовали! Мне нужно поговорить с ним! Прямо сейчас! — Джека нет в лобби, — как-то беспомощно выдохнул Рори. — Бред, — отмахнулся Киллиан. Джека в лобби не оказалось. За стойкой — слегка ссутулившись над конторской книгой — стоял Антарес. Весь его флёр загадочности порядком облетел под напором растерянности и старческой печали. Киллиан не знал, сколько Антаресу лет, но сейчас — на беглый взгляд — не меньше сотни, как какому-нибудь Дамблдору или Гендальфу. Только без бороды и длинных седых волос. Рядом с ним за стойкой ресепшн стояла никто иная, как сама Эрика Дюваль. Киллиан хотел было сразу дать дёру, но его остановило строгое: — Надеюсь, ты занимаешься расследованием? — Да, — не моргнув, отозвался он. — Результаты? — холодно и привычно-спокойно. — Есть, но я не могу их пока огласить, — слегка скривившись от собственного официального тона, Киллиан пересёк лобби, подходя вплотную к стойке — Рори двинулся за ним, стараясь не сильно греметь тяжёлыми платформами по плиточному полу. — Пока не задам мистеру Шаула пару вопросов, не могу. — Слушаю тебя внимательно, мой мальчик, — Антарес бодро улыбнулся — во всяком случае, попытался бодро улыбнуться. — Где Джек? — не моргнув, спросил Киллиан. Антарес вздохнул и — показалось — постарел ещё на сотню лет. Он беспомощно опустился в офисное кресло и тяжело принялся рассказывать. Внук — Джек — последние двадцать шесть лет оставался для него самым важным и дорогим человеком в жизни. «В семидесятые и восьмидесятые было как — ощущаешь, что не можешь с женщинами, значит плохо стараешься», — невесело усмехнулся Антарес, вспоминая, как сошелся со своей первой супругой. Джанин была прекрасным человеком, но всё шло как-то не так. У них родился сын, но счастья это не принесло. После Джанин — целая вереница: Радмилла, Кэндис, Клэрис, Вивьен, Лалит — все, как одна, красавицы, которых привлекали внешность, необычное имя и набитый купюрами кошелёк. Антарес никогда не испытывал проблем с женским вниманием, но к началу девяностых понял, насколько оно чуждо. «Все эти годы я пытался быть хорошим отцом для Альдебарана… Наверное, недостаточно пытался», — он покачал головой, вспоминая, как резко сын отреагировал на его желание впервые увидеть новорожденного внука — Джека Шаула третьего. Скандалы. Вереница крупных семейных ссор. Альдебаран кричал, что не желает знать отца, сбежавшего из семьи. Антарес его понимал, но боль разливалась по венам, заставляя прикладываться к бутылке в пустой подсобке неизбежно пустеющего, никому не нужного парка атракционов. — Я посылал Джеку подарки, иногда наблюдал, как он гуляет с родителями, но Альдебаран пригрозил решить вопрос через суд, если я буду приближаться, — тяжело вздохнул он. — Из-за чего это произошло? — осторожно уточнил Киллиан. — В отличие от Джанин, Альдебаран не простил меня… и не принял, — покачал головой Антарес. — Пасха девяносто шестого, — он мечтательно усмехнулся, — после Далана, Дариус был лучшим человеком в моей жизни. Сколько в нём нежности и тепла, так жаль, что таким людям приходится страдать в жизни больше прочих… — Антарес, пожалуйста, — сдержанно поторопила его Дюваль. — Да, конечно… Альдебаран воспринял признание Антареса в своей ориентации, как личное оскорбление, возненавидел его: «Мы до сих пор не разговариваем». Впрочем, предприимчивые люди в первую очередь идут за выгодой, а потом — личными чувствами. Сам Альдебаран не интересовался делами парка, но Антарес старел, а терять огромный кусок земли на Лонг-Айленде не хотелось. Джека отправили в парк, как подсадную утку — долгое время настраивая его против Антареса, Альдебаран не предполагал, что внук и дед неожиданным образом найду друг в друге родственные души. Джек полюбил старый парк, словно всю жизнь провёл в нём. Старые качели, потрёпанные аттракционы, видавшие виды аллеи и лабиринт — он горел каждым днём, как рабочим, так и выходным. С удовольствием помогал Кэтти и Бэтти, а особенно полюбил проводить время с Борисом в старой сторожке садовника: «Борис выращивает там цветы… Фиалки, гортензии, бархатцы, тюльпаны — у нас нет пока возможности нанят садовника, но поддерживать порядок на клумбах необходимо. У Бориса настоящий талант», — вместе они мастерили коробы для рассады, отлаживали системы полива. В золотых руках Джека всё чудесным образом начинало работать. Парк постепенно оживал. Всё больше посетителей с удовольствием возвращались: «Благодаря Джеку», — Антарес усмехнулся. — Что произошло с ним? — осторожно спросил Киллиан, пытаясь сопоставить в голове две картинки: Джека, которого знал он, и о котором рассказывал Антарес. Выходило паршиво. — Ума не приложу, — признался Антарес. — Но началось это пару лет назад. Старинная резная карусель с ярмарочным органом неизвестного немецкого мастера — сердце «Страны Небывалии» дремало долгие годы. У Антареса никак не доходили руки нанять мастеров, а когда разговор зашёл в очередной раз, Джек охотно вызвался: «Я могу посмотреть механизм изнутри! Может быть, просто нужно смазать шестерни и подтянуть ремни!» Отправлять его под карусель — в царство механизмов, способных переломать кости — никому не хотелось, но Джек оставался неприклонен. Он решил вернуть парку главную достопримечательность. Старая карусель должна работать — так он порешил, обвешиваясь инструментами, маслёнками, цепляя головной фонарь и спускаясь в тёмное, холодное чрево. — Прозвучит глупо, — совсем тихо произнёс Антарес, — но именно после этого Джека будто подменили. Возможно, он чего-то испугался в темноте. Возможно, это лишь глупое совпадение. Никто не мог ни объяснить, ни понять. Первым делом Джек прекратил любое взаимодействие с Борисом — напротив, словно начал сам с удовольствием подогревать самые некрасивые и тошнотворные сплетни о «злом огромном русском». Дальше — хуже. Он перестал общаться с родителями, а Далана возвёл в рамки врага под номером один. Адекватно общался только с Антаресом. И посетителями парка, разумеется — встречал их неизменной улыбкой и отточенными манерами. Вежливый, опрятный, аккуратный и работающий едва ли не круглые сутки — Джек словно отключил в себе приятного молодого парня, который больше любит работать руками, чем карабкаться по карьерной лестнице. — Вы сказали, — перебил Антареса Рори, — это произошло после починки карусели… Кто-нибудь до Джека туда спускался? — Эм… Нет. Определённо нет, — Антарес задумался. — Она поломалась где-то в самом начале нулевых. Как оказалось, перетёрся и порвался какой-то приводной ремень. Я совсем ничего не понимаю в этой технике, а Джек… Поменял там что-то, вылез… И всё заработало… — А обслуживание карусели? — продолжал напирать Рори, изумив своей настойчивостью и Киллиана, и — показалось — Дюваль. — Раз в год до обрыва приходил техник, но в основном осматривал внешние конструкции, которые могли навредить посетителям, — Антарес почесал подбородок. — Внутрь он не спускался? — Рори нахмурился. — Нет. Я как-то не думал об этом, — признался Антарес. После его слов Рори хлопнул себя по лбу и, как перепуганный заяц, рванул в сторону выхода, по пути крикнув: «Мне нужно кое-что проверить! Килл, будь на связи!» Он оставил за собой тяжёлый аромат духов, смешанный со множеством вопросов. «Потом выясню», — отмахнулся Киллиан, а вслух спросил: — Где сейчас Джек? — Ему стало плохо, — печально вздохнул Антарес. — Я отправил его выспаться, а сам решил подежурить здесь. Спасибо, Эрика, что согласилась мне помочь. Я хотел обратиться к Далану, но у него не сходится квартальный отчёт по работе парка, а без него не получится полноценно передать все финансовые вопросы под управление «Галереи Дюваль». — То есть, он… — попытался перевести Киллиан. — В доме… То есть, — Антарес смутился, — в главном офисе. Его комната на втором этаже. Только если он спит, не буди. Пожалуйста. «Боюсь, он не спит», — пробормотал себе под нос Киллиан, ныряя в объятия тревожного, обжигающего раскалённым солнцем, дня. Нос отчаянно чесался — он вцепился в него ногтями, но легче не стало. Рори уже растворился где-то в шумной толпе, не оставляя и шанса узнать, что он запланировал проверить. В толпе малышни перед каруселью Кофейного Котика мелькнули волосы Льюиса и кошачьи уши на его макушке. Сердце Киллиана сжалось: они ведь так много прошли и сделали вместе, но сейчас он должен закончить всё один. Как в Нью-Йорке. Как в Джорджтауне.