Килл Валентайн

«Активнее, сучьи дети, активнее! Вроде не благородные дамы, чтобы от работы отлынивать! Тяни! Тяни! — хриплый, прокуренный голос боцмана, в десятки раз усиленный рупором, уродливой птицей кружил над матросами. — Чтобы вы знали, салаги, когда-то именно боцман вздёргивал всяких ушлёпков! И ох, как бы я вас всех вздёрнул, лентяи! Сучьи дети!» — он сыпал оскорблениями и дышал гневом. Пару минут назад отпускавший весёлые шутки, боцман резко переменился в лице и настроении, когда из-за крена с жутким грохотом сорвало штангу — какой-то идиот из команды не закрепил её при погрузке должным образом, что грозило пустить ко дну если не всё судно, то часть груза — точно. — И чего голосит? — раздраженно поинтересовался плечистый матрос. — Всё на стаканах крепко стоит. «Быстро проверили твистлоки! Если хоть что-то сдвинулось, сгною чертей!» — продолжал бушевать голос боцмана над головами матросов. Сухогруз с поэтичным названием «Шестая жена Генриха» бросало на волнах: то играючи поднимало вверх, то со всей могущественностью стихии бросало обратно вниз. Ледяная вода врывалась на палубы, захлестывала мостки и забивалась в щели между контейнерами лишь затем, чтобы вновь отступить, оставляя за собой терпкий солёный запах. Болели спины и руки. Пропитанные влагой спецовки казались невыносимо тяжёлыми. — Голосит, пушто делать нехер, — тихо проворчал коренастый мужичок с ранней залысиной, слегка прикрытой тканевой чёрной шапочкой. — Эй! Музыкант! Как у тебя там? — Порядок, — махнул ему рукой парень с длинным тонким носом, усыпанным яркими рыжими пятнами. — Устал поди уже? — по-доброму усмехнулся мужичок. — Уж звиняй, я пока стояли пузо напил, теперь тудой не пролезу. — Да нормально, — тяжело прокряхтел парень, наконец натягивая крепление и выдыхая. — Ты ж так и не рассказал, с хера ли ваще сюда сунулся, — словно опомнился плечистый матрос. — Тебе б гитарку да с девчонками, а не под ветром спину гнуть. — Да так, — коротко кивнул парень, выбираясь из щели между двумя контейнерами и поднимая выше ворот спецовки. — Деньги нужны. Сами понимаете. — А то ж, — сочувственно кивнул матрос. — Спасиб, что подсобил, малыш Джонни, — и огромной ручищей похлопал парня по плечу. Где-то над головами вновь заорал боцман. — Вот же никак не угомонится — чёрт поганый! — Это его работа, — пожал плечами парень. — Чем ещё помочь? Я сейчас от холода сдохну, если не выдадите мне работу. — Да погоди ты, Джонни-бой, — рассмеялся матрос. — Лучше пошли в каптёрку, пропустим по чайку. А то мы помрём и от холода, и от работы. А мы ж не кони. В рубке экипажа — по-простому уютно: никакой роскоши или удобства, но двухъярусные койки сухие, а огромный бойлер практически круглые сутки даёт достаточно кипятка для основных нужд. Выпить чаю, заварить сухой полуфабрикат, побриться — всё к огромному, недовольно свистящему бойлеру. Даже кок — худой мрачный японец — куда чаще брал кипяток здесь, чем ждал, пока нагреется хоть что-то на старенькой плите. Экипаж «Шестой жены Генриха» жил по-спартански аскетично, но жаловаться не планировали. Да и к чему бы? Капитан назначал отличную плату за навигацию, вечером позволялось в меру бренди и пару партий в картишки, даже старенький телевизор в общей — рядом с бойлером — был. «Нормально, Музыкант, не хуже всех», — в первый вечер рассказывал о местных порядках новенькому коренастый с залысинами Фрогги. Музыкантом его прозвали сразу, как только услышали знакомую всем этим мужчинам слегка «за» фамилию новенького. Нопфлер. Сразу вспомнилось работягам полуразговорное гнусавое пение и гитарные переборы, а прозвище закрепилось на «ура». Тощий носатый пацан не возражал — не всегда откликался, но во всяком случае не возмущался вслух. «Джонни-бой себе на уме», — по-доброму посмеялся плечистый Джей Ти. Пацан казался матёрым морским волкам слишком хлипким, но серьёзным. Фрогги посчитал его потерянным мальчишкой и сравнил с собственным сыном, а Джей Ти живо принялся обучать морским премудростям. Джонни Нопфлер появился в составе команды буквально за пару часов до отплытия. Боцман даже забыл, как кричать, когда к нему подошёл с документами тощий носатый парень в не по размеру огромной кожанке какой-то байкерской банды с дурацким названием «Псы-призраки». Нопфлер не понравился боцману сразу, но времени разбираться не оставалось. Время — деньги. И деньги за строгое следование расписанию «Шестая жена Генриха» приносила немалые. Во всяком случае, капитан всегда щедро платил и зарплаты матросам, и пенсии тем, кто ушёл на покой. Огромный Вигге Анхем, как старый мафиози, не любил быть в долгу. Особенно перед теми, кто исправно на него работает уже не первый год. «Хрен с тобой. Фрогги, присмотри за ним!» — отмахнулся наконец боцман, принимая документы у появившегося из пустоты Джона Нопфлера. Он планировал передать их капитану, вместе побеседовать с новичком и оценить ситуацию чуть позже, но буквально спустя пару часов после выхода из порта Нью-Йорка напала такая буря, что все дела пришлось отложить в долгий ящик. Теперь боцман гонял команду, чтобы не потерять груз, а Джон Нопфлер следом за Ти Джеем и Фрогги спустился в трюм — отогреться горячим чаем. Он сжимал в пальцах медленно нагревающуюся кружку с очень толстыми стенками и благодарил бога за такую отвратительную погоду, спасавшую его от внимания боцмана и — главное — капитана «Шестой жены Генриха». Личная встреча с Вигге Анхемом грозила уничтожить всё. Вспомнились разговоры из какой-то далёкой — прошлой — возможно вовсе не его жизни. Той, где не было ледяного воздуха, потоков солёной воды, оставляющих неприятную стянутость на руках, криков боцмана. Двое сидели в тёмной комнате при закрытых шторах. Где-то за окном всеми возможными цветами лета пестрел Нью-Йорк. Люди радовались тёплым денькам, стремились больше раздеться, пьянее напиться, отчаяннее веселиться. Звучало неизменно много музыки. Вот в ретро-кафе снова поставили яркий фанк: пульсирует ритм, вокалист поёт о печально-знаменитом незримом собеседнике. Вот где-то в переулках компания играет в бейсбол — их сопровождают жесткие биты, синхронные с ударами меча о раскалённый асфальт. Вот около метро стоит старичок с аккордеоном, выводит протяжные трели старых французских песен, приковывая к себе внимание туристов из Франции, соскучившихся по родным местам. Всё это где-то на улицах. В тёмной комнате лишь строгий разговор над пухлым бумажным конвертом. — Ты обещал, что расскажешь всё о Маккохен, — Киллиан Валентайн, скрестив руки на груди, сидел в кресле напротив Штефана Альпершмидта — называть этого человека Иеном Бейкером у него не поворачивался язык, слишком разными казались эти одиозные личности. — Как говорит наш общий русский знакомый, — усмехнулся Штефан, поправляя сползшие на кончик носа очки в пластиковой чёрной оправе, — обещать — не значит жениться. — Я отдал тебе алую руку! — Киллиан старался сохранять спокойствие на этих странных переговорах, но выдержки не хватало: он был слишком молод и слишком вспыльчив. — Остынь, плоскожопик, — в голосе Штефана не было издевки, но он очевидно издевался, — рука в музее, мы с Дюваль постарались, чтобы Маккохен туда не приближались и на пушечный выстрел. Профессор счастлив, твоя подружка счастлива, Такеми счастлив. Вопросы? — Мак-Ко-Хен, — по слогам процедил Киллиан. Ухмылка Штефана напомнила пресловутую красную тряпку для быка: Килилану хотелось наконец-то проехаться кулаком по наглой рыжей морде, но в память въелись слова Дюваль, произнесённые под испепеляющим солнцем Род-Айленда: «Киллиан, успокойся немедленно». Он сам прекрасно понимал: нужно повзрослеть, научиться контролировать себя, особенно когда кто-то настолько прямолинейно провоцирует на конфликт. «Если бы всё было так просто», — Киллиан сплел пальцы в замок и хмуро посмотрел на широко улыбающегося Штефана. — Тебе статьей из Википедии? Да ты со своим маленьким приятелем, вроде, уже всё там прочёл… — Я тебе сейчас нос поправлю! — не удержался Киллиан, вскакивая на ноги. Штефан даже не моргнул. Зато снял очки, откинулся на спинку дивана и, довольный собой, начал рассказ. «Что же такое Маккохен Индастриз? — задумчиво протянул он. — Честно говоря, такие вещи проще показывать, чем рассказывать, но с этим повременим. Он не то, чтобы сильно любит вспоминать о таком». Закономерный вопрос: кто — он? — Штефан проигнорировал, словно погрузился в далёкий мир, где других звуков, кроме собственного голоса, не существовало. В Википедии, как и на стене, очень много чего написано. Например, что Маккохен Индастриз, как корпорация, начала свой долгий и тернистый путь с крохотного офиса в ещё более крохотном Карлоу. Что такое вообще Карлоу? Совсем маленький, неприметный ирландский городок, где ровным счётом ничего — практически с момента основания — не происходило. Железная дорога? Работает только на транзит. Газета? Открылась только в конце восьмидесятых, когда в мире уже появлялись доступные домашние компьютеры. Название вообще можно с ирландского перевести, как Скотное Место. — Меня не интересует курс истории и географии, — рыкнул Киллиан. — Может прекратишь нести всякую херь? — Ты себе не представляешь! — Штефан дёрнулся, подался вперёд и ударил себя ладонями по коленям. — Я не несу херь! История и местоположение Карлоу играют в рассказе о Маккохен ключевую роль! Большое легко спрятать в малом, как бы парадоксально оно не звучало… — А ты, смотрю, мастер парадоксов, — Киллиан закатил глаза, скрестив руки на груди и закинув ногу на ногу, стараясь хотя бы так закрыться от откровенных насмешек и сарказма Штефана. Это сейчас Карлоу — хотя бы город, но в конце двадцатых иначе, как деревней, назвать его не получалось. Крохотное местечко в окружении изумрудных ирландских луков — рай для того, чью истрёпанную душу ведёт к умиротворению. Таким — ищущим покой — был Лео Маккохен. Для обывателей Карлоу — идиот, решивший из далёкой, притягательной Америки вернуться в маленькую, нищую Ирландию. Для газетчиков и полицаев Америки — сброшенная со счетов головная боль. Убийца. Грабитель. Рэкетир. Фамилия Маккохен заставляла жителей Бостона вздрагивать на протяжении нескольких десятков лет, пока шла настоящая преступная война между братьями Маккохен и крёстным отцом МакГи. По ночам они омывали улицы города кровью в разборках и перестрелках. Если однажды утром в газетах не писали об очередном разграбленном баре или подожженном автомобиле, ночь считалась удачной. Даже если на второй полосе скромно отмечали: «В общественном саду Бостона найден мёртвым мужчина двадцати одного года». Смерть в те времена была обычным явлением. Особенно в Бостоне. — Ты хочешь сказать, — Киллиан подался вперёд, — что Маккохен имеют отношения к бандитским разборкам в двадцатых? — Я прямо говорю: они были активным участниками этих разборок, — Штефан широко улыбался, а стекла очков в приглушённом свете неприятно поблёскивали. — У тебя не возникает других вопросов? — Как Маккохен оказался в Карлоу? Чем вообще они занимались? — Я думал, ты спросишь про Алаоиса Муншайна… Киллиана словно водой окатило. Он вновь вспомнил ледяные капли дождя, забирающиеся под куртку, острые ветви, царапающие лицо и норовящие вцепиться в волосы. Портрет в подземном баре. Бутылки с бурбоном «Лунный свет» и лисьей мордой в окружении серебряного ореола. — Откуда ты знаешь? — не своим голосом прохрипел Киллиан. — Вежливо напомню, что меня зовут Штефан Альпершмидт… — Бейкер! — рявкнул Киллиан, вновь обретая голос. — Просто хочу сказать, что у меня есть доступ к особой информации, — Штефан примирительно поднял руки, показывая Киллиану: «Я всего лишь безобидный очкарик, не надо бить меня ногами». — Своего рода я с тобой и связался из-за сходства с Муншайном… — И ты знал о… — Не знал, — прямо ответил Штефан, — понятия не имел, что у твоей подружки есть привычка отдыхать на территориях, где когда-то жили одержимые демонами и духами мафиози. Алаоис Муншайн. Его имя в Маккохен Индастриз никогда не звучало, если шла речь об официальных документах и истории компании. «Возможно потому, что к моменту основания Маккохен он был уже несколько месяцев, как мёртв, кто знает», — философски произнёс Штефан. Тем не менее, если заглядывать в предысторию, как они делали сейчас, оказывалось, что Алаоис Муншайн был близким другом Лео и Алекса Маккохен. Когда вооруженные столкновения в Бостоне грозились принять — Штефан приостановился на следующем слове, словно пробуя на вкус, а потом постарался повторить его, но с сильным немецким акцентом, так что Киллиану потребовалось приложить усилия, чтобы понять смысл — всеуничтожающий характер. — Что ты сейчас спизданул? — растерялся Киллиан. — Всеуничтожающий, — равнодушно повторил Штефан. — Прости, плоскожопик, не знаю, как это красиво сказать, чтобы ты понял. История — даже углублённая — братьев Маккохен в частности и Маккохен Индастриз в целом умалчивала, как алкогольный король штата Мичиган вышел на бандитов из Бостона, ведущих мафиозную войну против крёстного отца МакГи, тем не менее, по многочисленным перепискам становилось понятно: они были близки. Настолько близки, что когда Маккохен решили путём мирных переговоров разделить с МакГи влияние в Бостоне, именно удалённые от мира владения Алаоиса Муншайна на берегу Мичигана стали местом встречи. Невероятного вкуса и крепости бурбон «Лунный свет» лился рекой вместе со сладкими песнями чернокожей возлюбленной Муншайна. Переговоры длились около двух недель спокойной жизни обитателей Бостона, а итогом стало соглашение, повергшее в шок и Лео Маккохена, и крёстного отца МакГи. — Повергло в шок? — перебил Штефана Киллиан. — Муншайн?.. — Если бы! — Штефан вновь резко дёрнулся, а его взгляд лихорадочно блеснул. — Я не упоминал маленький, но любопытный факт? — Ты чёртову тучу маленьких, но любопытных фактов не упомянул! — у Киллиана уже не оставалось сил злиться. — Ну-ну, — кивнул Штефан, — так вот, у МакГи была младшая сестра — Фелисия МакГи. Самая красивая девушка Бостона. В основном по мнению её брата, разумеется, но кто станет спорить с крёстным отцом? — И? — МакГи любил свою сестру настолько, что боялся оставить её одну в Бостоне на время переговоров, и взял с собой. — Штефан замолчал на добрую минуту, а когда заметил, что Киллиан вновь готов взорваться, продолжил. — Ты когда-нибудь читал Ромео и Джульетту? — Нет, а что? — растерялся Киллиан. — Тогда для тебя будет немного альтернативное знакомство с самой печальной повестью на свете. Несколько дней на побережье между глухими лесами и озёрными глубинами штата Мичиган, вероятно, действовали, подобно банальному приворотному зелью. Вначале Фелисия и Алекс обменивались робкими взглядами, потом воровали лёгкие улыбки и случайные прикосновения. Всё это привело к тому, что, когда МакГи выдвинул свои условия по разделу влияния в Бостоне, Алекс вскочил со своего места и заявил: «Я согласен на всё, если Фелисия согласиться быть моей женой». МакГи побелел, как полотно, сжал в руках вилку так, что она погнулась. Казалось, он вот-вот всадит её в глаз наглецу, но куда скорее Лео схватил брата за плечи и рявкнул: «Ты сошёл с ума! Этот придурок притащил сюда свою девицу, чтобы отвлечь нас! Ты не видишь?! Он пытается нас ограбить! Забрать наш город! А ты купился на это дешевое шоу!» — он занёс было руку, чтобы ударить брата по лицу, но в следующий момент все замерли. Замерли не то от пронзительного крика Фелисии, не то от того резкого ветра, поднявшегося в комнате, где и окон-то не было. — Ветер в закрытой комнате? — Киллиан нахмурился, вспоминая сырые подвалы Королевской Башни и то, как они прятались от чего-то, завывающего в коридоре, подобно сквозняку. — Мне нравится, когда ты перестаешь быть идиотом и начинаешь думать, — благосклонно кивнул Штефан. — Картинка складывается в голове? Если хочешь — дам одну подсказку. Алаоис Муншайн, как говорит нам дневник самого Лео Маккохена, поднялся на ноги и начал аплодировать, а за его спиной тень, которой вообще не было, стала огромной. Неестественно огромной. И ещё маленькая подсказка: любовница Муншайна слышала, как благоверный временами общается с кем-то, когда остаётся в комнате наедине с собой… — Джек? — нахмурился Киллиан. — Джек, — кивнул Штефан. — Поэтому его забрали Маккохен. Джек по самые уши увяз в аномальном воздействии. Киллиан откинулся на спинку дивана, пряча лицо в ладонях. Это казалось самым настоящим безумием. Он спокойно принял крупную корпорацию, за основанием которой стояли простые бандиты из двадцатых, потому что мог это понять и объяснить. Это умещалось в рамки обыденного. Не пыталось высунуться за них склизкими щупальцами лавкрафтианских монстров или выглянуть из сна когтистой лапой Фредди Крюгера. Это всё ещё оставалось бытовой ситуацией, на которую, вычитав в газете или интернете, ты лишь пожмёшь плечами. Это не заставляло волосы на руках становиться дыбом от холодного, липкого ощущения паники. Он не поверил ни слову, когда слышал от Рори про аномалии, демонов и одержимость. Не поверил, потому что стремился помочь человеку, который видел в нём, вероятно, единственного друга. Не поверил. Этим совершив огромную ошибку. Нечеловеческий визг Джека вновь резанул по ушам: «Ты давно мёртв». Что-то говорило вместо Джека. Что-то знало Алаоиса Муншайна. — Держи, — голос Штефана вырвал из размышлений. — Что это? — тихо спросил Киллиан, принимая из его рук увесистую круглую шкатулку. — Открой. Не знаю, как оно работает. Рори мог бы пояснить, но он… у него трудные времена, — усмехнулся Штефан. Киллиан повиновался без лишних вопросов. Старинная шкатулка из потемневшего серебра, украшенная искусной резьбой, на проверку оказалась небольшим зеркальцем с углублением в крышке. Под излишне внимательным взглядом Штефана, Киллиан заглянул в зеркало. И почувствовал, как холодеет от макушки до кончиков пальцев. Кем бы не был мастер, изготовивший это чудесное зеркальце, он очевидно умел видеть куда больше, чем среднестатистический, не знакомый с аномалиями, человек. «Как тебя зовут?» «Одри». «Меня зовут Киллиан Ва…» «Я знаю. Скоро будет год, как я живу с тобой… Хотя мне казалось, что ты раньше меня услышишь. Ты добрее хозяина Алаоиса. У тебя есть сердце». — А потом он мне и говорит: слыш, Фрог, быстро пиздуй наверх! Там сейчас такое начнётся! Я поднимаюсь наверх… И угадайте, что там начинается?! — Фрогги активно жестикулировал, каждый раз норовя то ли свалиться с покачивающегося стула, то ли сбить неловким движением руки потёртую алюминиевую кружку. — Фрогги, ты эту историю уже по десятому кругу рассказываешь только за сегодня, — беззлобно посмеялся Джей Ти, размачивая в ароматном чае сухую галету. — У тебя на суше настолько скучная жизнь? — Да много ты понимаешь, Джей Ти, — заворчал Фрогги, — хорошую историю чоб не рассказать. Да, Музыкант? Киллиан отвлёкся от созерцания чёрных чаинок в коричневом кипятке и медленно кивнул. Внизу, куда не доставал ледяной ветер северной Атлантики, ему гораздо проще думалось. Попасть на корабль. Найти Джека. Добраться до Ньюфаундленда. Вытащить Джека. Встретиться с человеком Бейкера. Сбежать. На пальцах план звучал элементарно, но пока дальше первого пункта он не продвинулся. Киллиан не знал, как на огромном — «Шестая Жена Генриха» оказалась куда больше, чем он ожидал — корабле найти одного человека, которого, очевидно, держат не на виду. «Не попадаясь при этом командному составу, — раздраженно подумал Киллиан, — легко сказать, Бейкер». Он сунул руку в глубокий карман джинс, нащупывая зеркальце, которое помогало общаться с… Одри. Она так себя называла. Одри. Внутренний голос, который весь последний год Киллиан принимал за свои — не всегда полезные, не всегда приятные, не всегда ободряющие — мысли, оказался пугающим существом с лицом маленькой девочки, напоминающей то ли фарфоровую куклу, то ли девочку из Сайлент-Хилл. Ту самую — в синеньком платьице и с водопадом тёмных волос. Сама себя Одри называла демоничкой — так же её окрестил и Штефан. Вот только в его вариации слово звучало скорее оскорблением, чем констатацией факта. Целую неделю подготовки Киллиан потратил на то, чтобы научиться разделять власть в своей голове с демоничкой. Она оказалась удивительно болтливой — говорила очень много, не всегда по делу, оставляла совершенно неприличное количество комментариев по поводу Киллиана, его поведения, внешности и взгляда на мир. Для сохранения здравого рассудка и тишины в мыслях, пришлось установить строгие правила: Одри говорит только тогда, когда Киллиан пользуется зеркалом. Никак иначе. То ли из уважения, то ли по каким-то своим причинам демоничка покорно соблюдала несложное условие. То, что год назад Киллиан списал на странный — но вполне объяснимый с точки зрения психологии — щелчок, отправивший его в авантюрное приключение длиной, казалось, уже в целую жизнь, оказался появлением Одри. Она не спешила раскрывать своё существование, «пока ты не будешь готов», но последние события буквально вынудили её явить своё детское личико. «Аномалии? Демоны? Какой адекватный человек в это поверит?» «Тот, который встретится с ними лично». Одри любила кошек, лишь из уважения к Киллиану терпела собак, ей нравились сладости, кока-кола без сахара и Боно. Поэтому ей понравился Майк — из-за чего-то она решила, что они похожи. А ещё она была очень привязана к Алаоису Муншайну, через него и к Киллиану. Ей хотелось, чтобы Киллиан отрастил себе маллет и начал носить крутые шмотки из восьмидесятых — именно после таких заявлений и появился закон: говорить только тогда, когда просят. — Да пускай рассказывает, — пожал плечами Киллиан. — Прикольная история, Фрог. — Вот видишь, Джей Ти! Музыкант — нормальный парень! А тебе лишь бы ущемить свободу слова! Может ты ещё и коммунист? — Фрогги ехидно сощурился, а потом рассмеялся, ударяя себя мозолистой ладонью по колену. — От коммуниста слышу, — посмеялся Джей Ти, делая большой глоток горячего чая. Киллиан бросил короткий взгляд на часы, висящие над столом. Пять после полудня. С минуты на минуту ожидался удар рынды, который предупреждал о пересменке. Часть команды, в том числе Джей Ти и Фрогги, уйдут законно отдыхать. «Пора», — решил Киллиан, сжимая в кармане зеркальце. — Ты куда, Джонни-бой? — лениво поинтересовался Джей Ти, очевидно предвкушая беззаботный сон положенные девять часов. — Отлить, — коротко отозвался Киллиан и выскользнул за дверь. Холодный металлический кишечник корабля встретил тишиной. Киллиан нырнул в тёмный угол и вытащил зеркальце. — У тебя будет один шанс найти и вытащить Джека, — в последний день, обеспокоено оглядываясь: нет ли среди работников порта потенциальных шпионов Маккохен, инструктировал Штефан. — Если не получится, что тогда? — тихо спросил Киллиан. — Его убьют, — простой, но жестокий ответ резанул по ушам. Киллиан глубоко вдохнул и медленно выдохнул, поднимая серебряную крышку и заглядывая в мутное стекло. Ему не требовалось разговаривать вслух — в отличие от Муншайна и Джека, он прекрасно видел собеседницу, а потому мог позволить такую роскошь, как отдельные мысли: её и свои. «Ты нужна мне постоянно. Но будешь слишком много болтать, обратно закрою в зеркале», — произнёс он сам себе. «Килли! Наконец-то! Я так соскучилась!» — зазвенел в голове тонкий, пронзительный голосок. Одри была рядом с ним. Вообще-то, даже молча, она была с ним каждую секунду последние восемь месяцев.