Колдун: Три Проклятия

      По глазам полоснул свет, проносясь в считанных дюймах от лица Михаэля: белая огненная стрела попала прямо в пасть гигантского пса. Монстр поперхнулся, но ничего более серьезного с ним не произошло.       Из тумана вышел колдун не старше Линэша. Темно-красный плащ развевался за его спиной, как крылья летучей мыши. Вьющиеся алые волосы до плеч обрамляли бледное лицо с выразительными темно-кофейными глазами и острым подбородком.       Взгляд колдуна случайно перескочил с пса на Линэша, и его глаза округлились, а разжавшиеся на мгновение пальцы едва не выронили палочку.       — Михаэль Линэш? — удивился красноволосый.       — Рубин Голд? — остолбенел второй колдун.       — Ты что здесь делаешь?!       — Это я бы хотел тебя спросить!..       Рык отдышавшегося пса вернул внимание обоих колдунов к себе, и взметнулись их волшебные палочки.       — Ты, идиот, хотел его усыпить своей искоркой? — зло кашлянул Линэш.       — Я хотя бы делом занят, а не по тавернам шляюсь, — парировал Голд.       — И будешь разорван когтями этого пса.       — О, так ты, наверное, молишься каждый вечер за такой мой исход?       — А по выходным — еще и утром.       — Мило, — процедил Рубин. — Может, закончим лясы точить? На счет «три»… — Они сделали широкий шаг назад. — «Один»… «два»…       — «Три»! — выпалил Линэш раньше времени, выстреливая бордовым светом в рванувшего с места пса.       Второй колдун с задержкой добавил и свое заклинание, осыпая Линэша устными проклятиями. Пес покачнулся и остановился, чтобы не завалиться набок. В полном недоумении он помотал головой — ударные заклинания вызвали у него временную дезориентацию.       — Одни мы не справимся, — шепнул в туман Линэш.       — Где же тогда твой котик?       — Гуляет по лесу и вряд ли появится прямо сейчас.       — Тогда: Изумруд, фас!       От влажных камней отскочили сильные лапы — мимо колдунов к серому псу рванул доберман. Голд подловил момент, замахиваясь палочкой и выпуская желтый вихрь в добермана. Рассеивая на мгновение непроглядный туман, солнечный свет охватил все тело собаки, и в яркой вспышке на серого пса напрыгнул практически равный ему по габаритам доберман. Вгрызаясь клыками в толстую шкуру на шее, он опрокинул серого пса на вздрогнувший под тяжестью двух мощных звериных тел каменный дом. Из дома послышались крики, которые сразу же перекрыли рычание и громоподобный лай. Задние лапы без толку упирались в дорогу, скользя по ней, зато передние раздирали кожу, а челюсти грозно лязгали острейшими зубами.       — Твой кот бы так не смог, — нашел время похвастаться Голд, наблюдая за сражающимся питомцем. — Дерется с самим Дьявольским псом…       — Ты идиот, — откровенно поделился соображениями Линэш. — Это йе-руж.       — Кто?..       — Неважно кто! Прикажи своей собаке отступить!       Сражение приняло неприятный для колдунов оборот: верх начал брать серый пес, а доберман, прижатый мохнатыми лапами йе-ружа к земле, скулил, когда не удавалось увернуться от вражеских клыков, и на шее появлялась новая, пока не смертельная рана.       — Изумруд, тубо! Тубо! Ко мне! Быстро!       Но собака ничего не могла поделать: она не слышала команд, отчаянно визжа.       — Изумруд! Изумруд!.. — рвался вперед Рубин.       — Не истери! — прикрикнул на него Линэш. — Вольф!       — Да, хозяин! — подбежал щенок.       — Схвати Изумруда и унеси от йе-ружа, как только представится возможность, сможешь?!       — Но он же огромный… — побледнел адлет.       — Уменьшится! Рубин, отменяющее заклинание — давай!       Голд взмахнул палочкой, и доберман вспыхнул, ослепляя йе-ружа. В это же время Линэш пустил в прокусанную на боку шкуру серого пса огненный луч. Шерсть загорелась, чудовище отпрыгнуло от добермана, снося угол дома. Желтый свет погас — на дороге без сознания лежал Изумруд. Вольф исчез в тумане, выныривая из него на короткий миг: подхватывая добермана на руки и пропадая вновь. Йе-руж, грохоча лапами, помчался прочь, на бегу разнес вдребезги оставленную кем-то распряженную телегу!..       — Изумруд! — кинулся к вернувшемуся Вольфу Голд и тотчас забрал с его рук пострадавшего в бою любимца. Покусанная собака открыла глаза, шмыгнув мокрым носом, и, поскуливая, потеряла сознание.       — С ним все будет хорошо — только раны надо обработать. Молодец, — погладил по голове Вольфа Линэш. Адлет поднялся на цыпочки, чтобы горячая рука хозяина сильнее гладила по его волосам. — Все в таверну…       — Но этот пес…? — обернулся Голд, прижимая отдыхающего добермана к груди.       — Ты как сражаться с ним будешь? За палец его укусишь? Камень в глаз кинешь, если замаха хватит? — рассердился Михаэль, в порыве чувств хватая Вольфа за шиворот. — Быстро неси свою собаку в таверну, пока я совсем терпение не потерял!       Кивнув, Голд уступил и пошел за более успешным колдуном. Линэш три раза пнул дверь.       — Откройте: это мы!       Заскрежетал тугой толстый засов. Дверь открыл бармен с мясницким ножом в руке.       — У нас здесь раненый герой, — рассказал Михаэль, пропуская вперед Рубина с покусанным доберманом на руках.       Бармен отдал нож ближайшему посетителю и закрыл дверь, трижды проверив, прочно ли закреплен засов. К Рубину подбежала сердобольная Жизель.       — Бедное животное… Давайте мне, я отнесу его наверх и позабочусь о нем.       Рубин не сразу позволил забрать верного друга, и когда Жизель ушла вместе с Изумрудом, опустошенно сел на стул, сжал голову руками. Вольф юркнул за их прежний столик, скрываясь в полутьме. Линэш похлопал Голда по плечу.       — Говорю же: с Изумрудом все будет хорошо. Не стоит с ума сходить от переживаний.       Бармен плеснул в стакан непрозрачный напиток и протянул его новому гостю.       — Спасибо. — Рубин коснулся выпивки губами и моментально вернул стакан. — Я такое не смогу выпить…       — Он не пьет, — доходчиво объяснил Линэш. — Воды ему принесите, пока волосы на голове рвать не начал.       Недовольно повторяя «Как это так — не пьет?», бармен налил полную кружку воды и принес ее к столу. Пока Голд судорожно пил, Линэш сел напротив; на спинку его стула, ожидая рассказа, облокотился бармен, уже держащий волшебным образом появившееся замызганное полотенце.       — Кто все-таки там, на улице, был? — спросил он, дыша в затылок Линэшу табаком.       — Йе-руж. Дух волка-оборотня, — по привычке поглаживая кулон-книгу, произнес Михаэль. Он выпустил полезную безделушку и протянул руку за переданной ему очередной бутылкой рома. — Человек становится йе-ружем, когда переходит на сторону темных сил. Дух вселяется в него и берет верх по ночам, что вы все и могли слышать или видеть, если туман не помешал.       — Так это чудовище — один из нас, такой же, как и мы, человек? — озвучил общее опасение бармен.       — В прошлом — да. Но это не тот случай, когда человека можно спасти: попробовав человеческое мясо раз, он не сможет от него отказаться никогда, а судя по тому, сколько крови из пасти этого йе-ружа текло, съел он не дворняжку.       — Как же такую могучую тварь можно уничтожить? — проговорил в ладонь Голд.       — Меня больше другой вопрос занимает: что йе-руж делает здесь? Они встречаются только в определенных землях — на далеких отсюда островах. До таких размеров они тоже не вырастают — обычно. Будучи размером с приличную собаку, йе-руж крадет детей и глобальнее неудобств не приносит…       — По городу разгуливает несокрушимый пес-монстр, а все, о чем ты можешь думать, это о том, как он с островов попал сюда? Да что с тобой, Линэш, такое?..       — Со мной все нормально. — Он отпил рома и покачнулся на стуле. — Нет никакой загадки в том, как обычно уничтожают йе-ружей, пусть и неизвестно, сможем ли это сделать мы, но загадкой остается его прибытие в эти земли: на этот континент, в эту страну, в эти леса, в этот город. И то, что меня интересуют загадки, вполне нормально — нормальнее того, как если бы меня интриговали общеизвестные факты. — Он отпил еще, и его настигла одна из самых неприятных мыслей: — А вы с Изумрудом тут одни?       Голд сухо засмеялся.       — Нет, Линэш, не одни, и, думаю, очень скоро ты с ней встретишься, и она потребует твою голову на блюде. Не подумай, я абсолютно за мужскую солидарность, однако если она сможет предложить мне что-нибудь весомое, ценное, от чего я не сумею отказаться, да и невыгодно мне это будет — отказываться, то я с преогромным удовольствием поохочусь за твоей разгульной головушкой и всем остальным, таким же развратным, кстати, тоже.       — У тебя неверное представление о мужской солидарности.       — Она меня воспитала, так чему тут удивляться? Будь счастлив, что я тебя при встрече не убил.       — Умеешь находить позитив, — состроил гримасу Линэш.       — А в нашей работе без этого никак.       — Так Вы тоже «охотник»? — оборвал разговор двух колдунов бармен.       — Да.       — Только не такой успешный, как я, — добавил Михаэль, поднимая бутылку: — Выпьем!       — Выпьем! — поддержали тост все, наполовину опустошая кружки.       — Получается, у нас теперь целых два охотника на нечисть, — изумился бармен.       — Три, — поправил его Рубин.       — И когда она появится, число охотников сократится обратно до двух, — хмуро буркнул Михаэль, допивая.       — Сам виноват, бабник. У тебя ко всем девушкам один и тот же подход — от этого и страдаешь. Сколько раз уже приходилось уносить ноги под выстрелы? Помнится, разок, так точно, ты бежал со всех ног в лес, а за тобой — вся деревня с вилами и факелами.       — Если бы я тогда остановился, мне бы и вполовину не было так плохо, как будет, когда придет она… Можно мне еще бутылку рома? Нет, две… сразу пять!       Бармен усмехнулся, но за выпивкой к стойке не пошел.       — Мы нашего будущего спасителя в обиду не дадим, — заявил кто-то слева.       — Ни одна баба не посмеет настоящему мужику что-то там перечить, — поддержали справа.       Прозвучали три громких стука, как если бы в дверь ломились дубиной. Все притихли и покосились на дверь; кто-то замер, так и не донеся кружку до рта.       — Сестренка, я здесь! — позвал Голд, злорадствуя. — Не завидую тебе, Линэш, готовься.       Три стука повторились, но никто подходить к двери не собирался. Шаги затихали, удаляясь.       — Ну вот и ушла, — потер руки бармен. — Кто хочет еще вы…       На втором этаже зазвенело разбитое стекло, вскрикнула Жизель. По лестнице застучали каблуки.       — …окно! — что-то на повышенных тонах говорила хозяйка таверны. — Новое стекло стоит денег!       Звякнули монеты, и Жизель замолчала, поторопившись наверх — вставлять в раму припасенное на случай пьяных дебошей стекло.       Длинные стройные ноги, обтянутые плотной черной тканью, узкая талия, мягко подпрыгивающая при каждом неспешном шаге грудь. Все следили за кошачьей походкой оригинально вошедшей девушки, ожидая увидеть ее лицо.       Шаг: узкие плечи, изящная тонкая шея…       Еще шаг: яркие округлые губы…       Еще один — и все отпрянули назад: прекраснейшие темные глаза терялись на фоне дьявольски яростного выражения лица. Короткие синие волосы взвились и спутались, в челке поблескивал застрявший после входа через окно осколок.       — Помилуй, — взмолился Линэш, когда разъяренная девушка среди толпы других мужчин заметила рыжий огонь волос колдуна.       Садистская улыбка растянула ее по цвету подобные крови губы. Гостья спустилась с лестницы.       — Сейчас побежит, — шепнул на ухо Михаэлю Рубин.       — Боже, только бы не это… Она же мне шею свернет…       — Свернет, свернет, — злым чертиком из табакерки повторил Голд, отъезжая на стуле подальше от обреченного колдуна.       Предсказание Рубина сбылось: быстрее добермана, девушка прыгнула на Михаэля, но вместо удара последовал глубокий поцелуй. Женские цепкие пальцы страстно вцепились в волосы Михаэля, притягивая его еще ближе. Линэш замычал. Стул качнулся, и целующаяся парочка завалилась вместе с ним на солому.       — Неожиданно, — удивился Рубин, наблюдая за тем, как девушка посасывала и кусала губы рыжеволосого колдуна. — Может быть, для первой встречи уже хватит?       — О да! — оторвалась от уст пораженного Линэша красавица. — Как же я по этому скучала… А ты?       — Это уж точно лучше свернутой шеи… — выдохнул колдун, раскидывая руки на соломе.       Девушка поднялась и кончиками пальцев вытерла уголки губ.       — Могу и свернуть.       — Ты можешь, — не стал спорить Михаэль.       Кто-то со стороны протянул ему руку, и Линэш встал, принимаясь отряхиваться от соломы.       — Привет, братик, — переключилась на Рубина девушка. Обняв его и чмокнув в губы, она уселась младшему брату на колени и заглянула в его пустую кружку. — По пути сюда видела на втором этаже Изумруда: в бинтах да примочках, спит себе спокойненько на кровати…       — У вас двоих слишком близкие отношения для братско-сестринских, — рукавом вытер губы Линэш.       — Ревнуешь меня?       — Боже упаси, Сапфир.       — А ведь в любви признавался, — приподняв одну бровь, напомнила она.       — Вот такой вот я непостоянный. Вольф, — вспомнил он о питомце.       — Я здесь, — поднял руку адлет, пробираясь к хозяину.       — Отлично. Мы идем спать — поздний час, и слишком бурная получилась ночка. Вы двое тоже снимите здесь комнату: в этом городе слишком много разных тварей, и мне может понадобиться помощь даже таких никчемных «охотников», как вы. Всем спокойной ночи. Вольф, идем.       — Променял своего котенка на этого мальчика? — вдогонку крикнула Сапфир, но Линэш промолчал, сжимая кулаки.       Наверху они нашли закончившую с окном Жизель, и всего за десять монет она препроводила постояльцев в их комнату с двумя кроватями.       Бросив плащ на кровать, стоящую у окна, Михаэль, не раздеваясь, забрался под прохладное одеяло.       — Ты выпил зелье?       — Да. А почему ты спишь в одежде, хозяин? — спросил Вольф, расстегивая рубашку, подаренную добрым стариком Тюром, как, в общем-то, и вся его одежда, кроме плаща Найта.       — Потому что в любой момент может случиться беда, и из дома лучше выбегать одетым, чем в чем мать родила.       — Я, пожалуй, рискну, — развеселился Вольф, второй раз в жизни кутаясь в одеяло и впервые ложась в свою личную, пусть и временно, постель. Мурлыча от удовольствия, потягиваясь, сминая подушку и переворачиваясь с бока на бок, он умудрялся скрипеть кроватью на всю комнату.       — А ну перестань, пока внизу или за стенкой не подумали про меня чего плохого!       — Прости, хозяин, — на минуту умолк Вольф. — А откуда ты знаешь этих двоих и их собаку?       Михаэль перевернулся носом к окну и спиной к адлету.       — Пару лет назад пересеклись в одной деревушке. Там готовы были заплатить большую сумму, но я, естественно, отказался, а вот они были не прочь разжиться за счет тех крестьян и стали вставлять мне палки в колеса, чтобы перенять мой заказ и по его выполнению забрать деньги. А я им ответил той же монетой. В итоге, я совершил еще один подвиг, а они остались ни с чем.       — А почему ты никогда не берешь денег с тех, кому помогаешь?       — А сам-то как думаешь? — улыбнулся Линэш.       — Считаешь неправильным брать плату, ведь помогаешь им от чистого сердца?       — Дурак ты — жизни не знаешь.       — Тогда почему?       — Если ты один и спас кучу народа за большие деньги, то ничто не мешает этой куче народа убить тебя, чтобы не платить. Они освободились от того или иного монстра, еще и денежки сохранят в деревне — выгода налицо! А одолжение — совсем другое дело: мало таких, что будут пытаться тебя убить из-за одолжения. Но и подобное случается... смотря, какое одолжение ты просишь.       — Так ты предприимчивый, оказывается, хозяин, — восхитился щенок, улыбаясь в одеяло.       — А то. И мне совсем не нравится, что для тебя это новость, знаешь ли!       Вольф засмеялся, тихо-тихо — засыпая. Линэш отвернулся к окну, ложась на него раскаленным, как и каждую ночь, лбом. За стеклом был туман и ничего больше — никаких фиолетово-зеленых глаз…       «Как далеко ты сейчас?.. Я скучаю…» — дыхнул Михаэль на стекло и пальцем нарисован по-детски простого кота с острыми треугольными ушками.       Он был не один: на соседней кровати видел первые сны Вольф; но чувство одиночества не проходило. Жар и неумолкающая тоска — мучительная комбинация.       «Возвращайся скорее…»