Колдун: Три Проклятия

      Три дня, проведенные Линэшем и его бравой командой в «Коне без седла», прошли слишком уж незаметно. А на самом деле — потонули в море рома и убойных смесей Рубина, которые ему приходилось делать скрытно, так как Жизель была против тщетной растраты дорогой выпивки. Возможно, если бы Жизель попробовала хотя бы один коктейль красноволосого Голда, она бы заговорила иначе, но, кроме традиционного пива, пышная хозяйка таверны ничего не признавала.       За прошедшее время молва о том, что с монстрами покончено раз и навсегда, разнеслась по всему городу, и каждому зажилось в нем гораздо легче. Туман как будто стал не таким непроглядным, солнце светило ярче, трава была зеленее, и даже ветер так сильно, как раньше, теперь не холодил. По улицам толпами гуляли люди, здоровались друг с другом, дружелюбно улыбались. В общем, мечта Тюра сбылась: все вернулось на круги своя.       Воздух быстро заполнился сладкими запахами раздавленных на дороге фруктов, ароматом выпечки и пряностей. Гости все прибывали и прибывали, и вскоре в «Коне без седла» не осталось ни одной свободной комнатки. В зале на первом этаже опять было много народа, только теперь они собирались там не в преддверие ночи, чтобы напиться в хлам и счастливыми уйти восвояси, а сидели целый день, завтракая, обедая и ужиная, а ночью покидали зал, дабы уединиться в своих спальнях.       Пил не просыхая только Линэш. Благодаря яркой внешности всей его компании и отличительной интеллигентности других постояльцев, пагубное увлечение колдуна бросалось в глаза так явно, что Жизель на него уже даже поступали жалобы с просьбами убрать из таверны проблемного посетителя. Конечно, не знакомым с ним людям было совершенно плевать на то, что Линэш так ни разу и не опьянел, как бы ни старался, а значит, и буянить бы не стал; их волновал только собственный престиж в глазах окружающих. На все их попытки сообщить о своих пожеланиях юноше напрямую, рыжеволосый колдун отвечал кратко, просто и предельно громко, причем чаще всего такими словами, какие вызвать недопонимание у услышавших их просто не могли. Обруганные клиенты «Коня без седла» за неимением других вариантов жилья молча убирались восвояси, то бишь на второй этаж, и впредь старались держаться от Линэша и его товарищей подальше, втихаря ябедничая на них Жизель. И это бы приносило Линэшу хоть какие-то неприятности, если бы слова Жизель могли его остановить или заставить передумать делать что-либо. Единственный авторитет для молодого колдуна, коим являлся Найт, был сейчас неизвестно где в поисках ведьмовской травы, которая вновь сделала бы его человеком, и отсутствие фамилиара как всегда Михаэля угнетало.       К концу третьего дня Вольф, пропадавший с самого утра в их с Линэшем комнате, все-таки спустился со второго этажа и присоединился к друзьям. Вид у него был, мягко сказать, не очень здоровый. Под глазами залегли глубокие тени, волосы волнистыми нитями липли к бледному лицу, только еще больше указывая на его нездоровый цвет. Ногти были сгрызены подчистую, некоторые пальцы кровоточили, потому что вместе с куском ногтя адлет умудрился откусить кусочек кожи аж до самого мяса. Кажется, за прошедшие три дня он очень сильно похудел, и одежда теперь висела на нем мешком — точно ребенок, напяливший неподходящую ему по размеру одежку взрослого. Помимо всего прочего, уши у Вольфа были слишком уж сильно заострены, а из-под иссиня-бледных губ показывались совсем не человеческие клыки.       Стоило Рубину обернуться и увидеть адлета в метре от себя, он дернулся в сторону и чуть не упал с табурета.       — Ну ты меня и напугал!.. Что с тобой?       — Сколько? — задал Линэш всего один короткий вопрос, сделав очередной глоток.       — Я обращаюсь, — печально доложил Вольф.       — Я тебя не это спросил, — осек его Михаэль.       — Я знаю, просто Рубин…       — А он тебе не хозяин, чтобы ты ему в первую очередь отвечал.       — Прости…       — Так сколько еще?       — Если бы я мог сдерживать себя дольше, то не спустился бы сюда…       Линэш со вздохом встал, прихватывая с собой початую бутылку.       — Тогда пошли.       — А нам с вами можно? — загорелся интересом Рубин.       — Так уж и быть.       Компания покинула «Коня без седла», и постояльцы таверны расслабились, начиная вдохновенные беседы о влиянии музыки и ее новых веяний на экономику и нравы этой страны. Было что-то ненормальное в том, что думать всем этим людям мешала абсолютно незнакомая им четверка, хотя правда представляла собой нечто куда более ясное и менее лицеприятное: дело было в самих людях.       Колдуны, Вольф и вечно идущий за Голдами след в след Изумруд обошли таверну и остановились перед слегка покосившимся, но довольно-таки крепким на вид деревянным сараем. Линэш приказал открыть тяжелые — высотой в два этажа — двери. Рубин и Сапфир одновременно взмахнули волшебными палочками, и двери, заскрежетав на всю округу, отворились. Внутри сарая оказались грязнущие лошадиные стойла. Глубокие лужи, больше напоминающие маленькие болотца, были образованы дождевой водой, которая даже сейчас редкими каплями падала с дырявой крыши. Дождя в этом городе не было по случайному стечению обстоятельств уже три дня, и, судя по тому, насколько велики были здесь лужи, воде было совершенно некуда выливаться, а впитываться в землю до бесконечности она также не могла. Так что вокруг было сплошное грязное месиво.       — И что это? — с отвращением спросила Сапфир, пряча волшебную палочку. Ее брат не торопился сделать то же: в его слегка встревоженном взгляде читались опасения, что в следующий миг из этого болота появится монстр, весь обросший тиной и водорослями.       — Не поверишь: это конюшня! — с наигранным восторгом ответил Линэш. — Я предполагал, что у Вольфа скоро кончится самообладание и ему опять надо будет обращаться в волка, так что подыскивал место, где это можно было бы сделать без вреда для окружающих.       — Но это же деревянная халупа, — с пренебрежением хмыкнул Рубин, точь-в-точь повторив интонацию сестры. — Как ее дряхлые стены удержат разъяренного адлета?       — А легко. Не так давно сюда забредала мара и напугала коней: они всем табуном ринулись на двери, но те не поддались, и кони начали метаться по конюшне, круша все на своем пути. Как видите, даже стойла уцелели под их напором, не только двери и стены. И если это место выдержало панику целого табуна сильных молодых скакунов, то вполне возможно, что оно выстоит и против адлета. Тем более что он будет находиться вон в той железной клетке, — указал Линэш вглубь конюшни.       В самой большой луже действительно стояла старая ржавая клетка, громадная, как для льва.       — Раньше в ней держали буйных медведей, которых излавливали в этом лесу. А потом появились монстры, и оказались они куда хуже диких медведей, так что про последних сразу же забыли. Я не особо хотел знать, зачем жителям нужны были медведи в клетках… — Он поморщился, от чистого сердца сопереживая замученным животным. — Одним словом, мы можем использовать эту штуковину в своих целях.       — А почему она стоит в воде? — поднял на хозяина голову Вольф.       — Подумал, что тебе после обращения может захотеться пить, — мило улыбнулся питомцу Линэш, трепля его по волосам. Адлет расцвел, приняв сарказм колдуна за чистую монету. У Голдов же наивность волчонка вызвала сочувствие и волну неодобрения по отношению к его господину. — Ну как, ты готов? Можешь хоть прямо сейчас. Скоро ведь ночь — твое желание обратиться только усилится.       Вольф кивнул, боясь смотреть в сторону клетки. Даже не поднимая на нее глаза, он все равно видел — чувствовал животную часть себя, заточенную в ней. Зверь клацал клыками, шлепал тяжелыми лапами по воде, мечась как цирковой лев перед предстоящим выступлением. Его снедали злость и голод…       В порыве страха перед самим собой Вольф ухватил за руку Линэша, и колдун удивленно присмотрелся к нему.       — Не бойся, — прочел он его словно книгу, — мы не дадим злой части тебя натворить опасных дел. И не уйдем отсюда, пока ты будешь волком. Я уж точно никуда не денусь. Идем.       Линэш помог Вольфу раздеться и повесил сухую одежду на перегородку между двумя стойлами, чтобы она такой и осталась. Сапфир сердечно обняла волчонка, чем очень его смутила (Вольф ведь был совершенно голый!), Рубин ограничился рукопожатием, которое получилось достаточно неловким. Даже Изумруд попытался лизнуть руку Вольфа, но случайно, от большой любви, ее прикусил. Мальчик вошел в клетку, замер по щиколотки в грязной холодной воде. Михаэль закрыл дребезжащую решетчатую дверь и повесил тяжелый замок, ключ от которого был у колдуна надежно спрятан в кармане. Вольф стоял, сутулясь. Его пальцы до белизны вцепились в прутья. Волчья кровь, обычно не дающая ему замерзать, ныне жгла его изнутри. Его друзья отошли от клетки подальше, удобно разместившись на большом стоге сухого, несмотря на воду вокруг, в меру колючего сена. Линэш из-за пазухи вынул две бутылки рома: початой он занялся сам, а целехонькую великодушно отдал Голдам напополам.       Вольфа дернуло точно в сильной судороге всего тела. Через минуту-другую судорога повторилась, но была сильнее в разы. Михаэль пил, не обращая ни малейшего внимания на превращение Вольфа, словно это было для него некое обыденное и уже порядком надоевшее представление. Не заставил его шелохнуться и полный боли крик щенка, когда кости начали деформироваться и менять форму. Сапфир закрыла ладонью глаза, Рубин бы сделал то же, но любопытство всегда брало над ним верх, так что он остался с ужасом и сочувствием во взгляде следить за тем, как Вольф терял свою человечность.       По глубокой луже шлепнула мощная волчья лапа. Адлет зарычал и бросился на решетку, сквозь прутья которой он мог видеть желанную добычу. Клетка качнулась и чуть не опрокинулась. Волка окатило грязной водой, и он, хрипя, отшатнулся назад — клетка снова заходила ходуном.       — А это надежно?.. — с опаской спросила Сапфир, передавая по-прежнему полную бутыль брату.       — Думаю, да, — улегшись на сено, ответил Линэш.       Его слова не заверили даже лежащего у самой стенки конюшни — как можно дальше от клетки — пса. Изумруд, жалобно опустив уши, огромными влажными глазами глядел то на хозяйку, то на хозяина, ища у них защиты. От волнения хвост его беспрестанно подрагивал, чем напоминал начало превращения Вольфа в волка.       Сапфир осторожно перелезла через Линэша, стараясь задеть его грудью, и легла слева от него, время от времени посматривая в Михаэля сторону. Приняв уход сестры за отказ от выпивки, Рубин пригубил бутылку. От больших и частых глотков его кадык задвигался быстрее хвоста фамилиара. Только когда в бутылке рома поубавилось на треть, красноволосый колдун отпустил горлышко губами и упал, будто бы без чувств, спиной на сено.       Волк рычал, клетка скакала, поднимая в луже пузыри, но никого уже ужимки адлета не тревожили — все были заняты своими мыслями.       В голове Линэша крутился всего один вопрос: как скоро он сможет увидеться с Найтом?.. Вдали от своего фамилиара и лучшего, возможно, даже единственного друга Линэш чувствовал себя крайне неуютно: словно в ботинке вот уже целый день мешался камень.       Рубин терзал себя фантазиями о том, какими бы чудовищными ощущениями обернулось для него обращение в зверя. От одного воспоминания криков Вольфа ему хотелось присосаться к бутылке, чтобы хоть как-то заглушить это ноющее чувство, берущее начало глубоко в животе и распространяющееся, как яд, по всему телу.       Мысли Сапфир не были столь глубоки. То единственное, о чем она могла сейчас думать, лежало справа от нее. Линэш. Такой задумчивый, сосредоточенный на темноте, таящейся под дырявой крышей этой старой конюшни, покусывающий нижнюю губу… В общем-то, ни о чем, кроме самих губ Михаэля, Сапфир думать-то толком и не могла. В ней говорили никак не голоса истинных чувств или разума, а выпитые в «Коне без седла» смеси Рубина. Не так давно они неспешно все же ударили ей в голову, и теперь из молоденькой колдуньи наружу лезло все то, что она столько лет и с таким трудом старалась в себе похоронить, а именно — воспоминания. Не сумев с ними справиться, она приподнялась на локтях и смотрела на Линэша до тех пор, пока у того не заныл висок и он не обратил на колдунью внимание.       — Что-то не так? — угрюмо осведомился Михаэль. Волк протяжно зарычал, всецело передавая то, что творилось у Линэша на душе.       — Нам не нужно было расставаться, — так, точно она оканчивала длинную сказку поучительным концом, произнесла Сапфир.       — Та-ак, я здесь явно лишний… — булькнул в бутылку Рубин, но никуда не ушел.       — Нужно было, — уверенно возразил Михаэль.       — Это еще почему?       — Да потому, что тот день, когда ты бросила меня, создал того Михаэля Линэша, которого все знают теперь. Я был зол и растерян. Я пошел прогуляться, встретил у леса какую-то деваху, выложил ей все как на духу, а потом завалился с ней на траву и понял, что женское сочувствие — прекрасная вещь. А потом, уже в другой деревне, я познакомился еще с одной особой, и с ней осознал, что сочувствие — это, конечно, хорошо, но обожание и почитание — еще лучше! И так пошло да поехало. Так что моя любовь к прекрасному полу напрямую связана с твоей нелюбовью ко мне.       — …и полегли так лучшие из нас… — просопел Рубин, то ли обращаясь к Линэшу, то ли к опустевшей бутылке, которая с мелодичным, почти музыкальным звоном скатилась по сену в ближайшую лужу.       — А что, если тот мой отказ был лишь следствием страха… — дрогнул голос Сапфир.       — Страха перед чем? — с усмешкой спросил Михаэль.       — Перед… перед… этим… — заалела Сапфир.       — Чем — «этим»?       — Ты дурак?! — еще пуще разгорелось ее лицо. — Не понимаешь, что ли?!.. Ну, что могут делать девушка и юноша…       — ЧЕГО? — разом повернулись к ней Линэш и Рубин. Если бы у второго сейчас была в руках бутылка, он бы точно ее обронил; у Линэша же был рефлекс вцепляться в выпивку мертвой хваткой и не отпускать ее, пока бутыль не опустеет, так что с ромом он не расстался даже в состоянии полнейшего шока.       — Ничего! — крикнула Сапфир — да так, что сверху ей на плечо упал паук, тотчас поспешивший удалиться восвояси.       — И чего было бояться такого? — бесцеремонно расхохотался Линэш.       — Да не боюсь я! Просто… это нелегкий шаг для девушки…       — Да-а, как в пропасть шагнуть, — продолжал глумиться Линэш.       — Я бы на твоем месте не скалился, — удивительно серьезно толкнул его в бок Рубин.       — Почему это? — потянулся Михаэль губами к бутылке.       — А почему она ответила тебе «я не боюсь», а не «я не боялась»?.. В настоящем… ик!.. как бы… времени…       Оба колдуна изучающе посмотрели на Сапфир Голд, красную, как зрелый помидор, и готовую — жаждущую провалиться сквозь землю.       — ДА НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! — с улыбкой протянул Линэш, так и не сделав глоток из оставшихся пяти на дне бутылки. — Ты ни с кем… ни разу? За всю жизнь? Ты же старше меня…       — Не намного! И тебя это никак не касается!       — Погоди-погоди! — резко сел Линэш. Адлет уныло качнул клетку, просевшую глубже в грязь. — Это меня еще как касается! У меня вся жизнь могла по-другому сложиться, не строй ты из себя дочь священника!       — Нет смысла вину искать у других, — икнул Рубин. — Себя нужно знать, умирая. Не видя поступков своих, не постичь без муки ни Ада, ни Рая…       Разговор явно застопорился: все, включая Изумруда и уже успокоившегося адлета, в недоумении глядели на философа-рифмоплета.       — Что?.. Сам придумал… только что…       — Оно и видно, — сдержанно кивнул Линэш, возвращаясь к Сапфир. Но не успел произнести ни звука — сам себя осадил. Еле заметно пожав плечами, он лег обратно на сеновал и уставился наверх. — Хотя… что тут обсуждать, помимо того, что старой девой ты до конца своей жизни и останешься, ведь кто на тебя такую посягнет.       — Зато ты слишком многим нужен! — вспылила Сапфир. Изумруд, протяжно заскулил, предчувствуя недоброе. — Великолепный и обаятельный Линэш!..       — А я ведь действительно очень обаятелен, заметь, — перебил ее колдун.       — …Да только ты привлекаешь внимание или работниц публичных домов, готовых на все и со всеми ради звона монет, или вдов, одним словом, униженных и обделенных.       — Ой, да поцелуй ты меня, знаешь, куда?! — с наигранным хохотом вставил Линэш.       — Ага, разбежался! Вон, пусть лучше Рубин тебя целует! — с гримасой отвращения, такой же искренней, как и смех Михаэля, ответила ему Сапфир.       — Надо так надо, — рассудил Рубин Голд, в ту же секунду падая всем телом на Линэша.       Хохот Сапфир заполнил конюшню. Истерический смех разбирал ее ровно до того момента, как Рубин отлепился от губ Михаэля с неприлично громким чмоком, — тут уже синеволосая красавица скатилась с сеновала, продолжая беззвучно разрываться от гогота.       — Ты что, дурак? — оторопел Линэш, как если бы узнал, что глотнул быстродействующий яд.       — Вы же сами сказали: «пусть Рубин целует»… Рубин… ик!.. и целует… — Он меланхолично вздрогнул и сидя прикорнул.       — Больной… — буркнул Линэш, поливая губы ромом.       Сапфир легла, стараясь лишний раз не двигаться и не думать. Еще до того, как на первый этаж таверны спустился Вольф, она знала, свято верила, что этой ночью семьи Линэш и Голд чуть-чуть породнятся, но у нее и в мыслях не было, что вместо нее шаг навстречу Линэшу может сделать Рубин. Выпивка облагораживает.