Колдун: Три Проклятия

      Михаэль Линэш сам не заметил, как заснул. Надежда на то, что он все же смог найти выход из, казалось бы, абсолютно безнадежного положения, легла, как ни странно, тяжким грузом на его плечи, а обдумывание самого плана выпило все его силы без остатка. Так что загруженный мыслями о спасении Найта и всего города мозг юного колдуна в какой-то момент просто отключился.       Он спал мало и крайне тревожно. Перед глазами проносились белесые лица с пустыми глазницами и улыбающимися ртами, в которых зияла одна пустота. Лица хохотали все как одно Каиновым голосом, угнетая Линэша, руша все его замыслы, которые, чем дольше затягивался этот кошмар, тем явственнее виделись с самого начала неудачными и бессмысленными. Проснувшись в полнейшем спокойствии после этих отрывочных ночных кошмаров, Линэш бы точно отказался от придуманного плана, ведь темные сны всегда оказывали на него сильнейшее удручающее воздействие, но сегодня все было по-другому…       Он проснулся совсем не из-за скрипа половиц, не из-за звука открывающейся и закрывающейся двери его комнаты. Он очнулся под сладкие женские речи и с солоноватым привкусом на языке. Еще не проснувшись окончательно, Линэш облизал мокрые губы, и этот соленый вкус еще больше вскружил ему голову. Что это?.. Чем бы это ни было, хотелось пить еще и еще, пока бы этот нектар не иссяк…       Нежная, явно женская рука коснулась щеки Михаэля, и он нехотя открыл глаза — тут же отстраняясь к спинке кровати с застывшим ужасом на лице!       Сапфир… Напевая что-то на чужом языке, она улыбалась, продолжая водить по губам Линэша пальцами, перемазанными в собственной крови. Запястье левой руки было рассечено, и кисть уже вся окрасилась в темно-рубиновый цвет.       — Линэш… — сладко пропела она, силясь его обнять.       — Сапфир, ты что…       — Михаэль, давай умрем вместе!       — Ты что, сошла с ума?!..       — Давай умрем вместе, Линэш! — воскликнула она, хватая окровавленными руками голову Михаэля, и прижалась к его губам.       Пытаясь стащить с себя Сапфир, Линэш коснулся ее нагого тела: она уже была холодна как лед. «Потеряла слишком много крови…» — с замиранием сердца подумал Линэш, все же сумев освободиться от ее объятий и поцелуя.       — Линэш, я хотела умереть первой, правда, — с глазами, полными слез, оправдывалась она, — но я не смогла… Я не хочу долго ждать тебя на Небесах, Линэш. Так что давай уйдем вместе!       В здоровой правой руке Сапфир сверкнул кухонный нож, которым она уже вскрыла себе вены.       — Сапфир, перестань… нам нужно срочно что-то сделать с твоей раной, иначе ты умрешь! Ты это понимаешь, Сапфир?..       — Мы должны уйти вместе… — простонала она, резко занося над Линэшем нож, и желтый цветок выпал из спутанных синих волос на запачканное кровью одеяло.       — Сапфир! — заорал Линэш, хватая обезумевшую подругу и прижимая к себе.       Не способная, находясь в таких тесных объятиях, нанести удар, Сапфир медленно опустила руку, и нож выскользнул из ее пальцев, звонко ударился об пол.       — Ты пришла в себя? Сапфир…       Линэш выпустил девушку, и она упала навзничь на постель, бледная, как сама Смерть.       — О Боже… Рубин! Рубин!!! — в панике закричал Линэш, комкая край одеяла и тщетно стараясь, прижав его к ране Сапфир, остановить кровотечение. — РУБИН!..       Дверь с треском сорвалась с петель — в комнату ворвался Голд с горящей палочкой наготове. Еще какие-то доли секунды он не понимал, что случилось и почему его так громко звал Линэш, но вот его глаза скользнули по кровати и распростертому телу сестры, и палочка вмиг потухла, как и сам Рубин.       — Сапфир… что… ты сделал… с Сапфир… Сапфир!..       Он упал на колени у ее изголовья, без всхлипов глотая слезы. В комнату влетела Жизель, позади нее тенью стоял новый бармен.       — Жизель, врача! СРОЧНО! — прохрипел Линэш, отрывая от пододеяльника полоску ткани и туго перевязывая Сапфир руку выше раны. — Так кровь должна остановиться… ЖИЗЕЛЬ, НЕ СТОЙ! ВРАЧА!       Спохватившись, хозяйка таверны побежала со всех ног вниз по лестнице. Громко хлопнула входная дверь!       — Сапфир… — шептал Рубин, стискивая правую руку сестры. — Линэш, она холодна… ледяная, как мертвец…       — Не говори так! — гаркнул Михаэль, прикрыв наготу Сапфир одеялом, бережно, словно укутав любимое дитя. — Все будет хорошо… Сейчас вернется Жизель с врачом — и все будет хорошо…       — Она потеряла много крови, — подал из дверей голос бармен. — Придет ли она в себя… Как бы она уже не была мертва. И по чьей же вине?       Рубин поднял покрасневшее от плача лицо на Линэша.       — По твоей.       — Что? — озадаченно переспросил Михаэль.       — По твоей вине, — охваченный болью, повторил Рубин. — Она умерла… по твоей вине…       — Она не умерла! — криком оспорил его Линэш, спиной отходя к стенке. — Сейчас придет врач! Ее поставят на ноги! У нее бьется сердце, а я прекратил кровопотерю! С ней все будет хорошо, Рубин!       — Не будет!!!       Отбросив свою волшебную палочку в сторону, Рубин зверем рванул вперед, перебрался через кровать! Двигаясь со скоростью гепарда, он схватил Линэша за горло, и они оба со страшным грохотом упали у окна, оборвали случайно задетые шторы. Возле краснеющего от удушья лица Михаэля блеснуло лезвие запятнанного кровью Сапфир кухонного ножа.       — Даже не думай… — просипел он, увидев, что и Рубин заметил тесак.       Голд выпустил горло Линэша и уже дернулся за ножом, как вдруг Михаэль обрушил кулак ему в челюсть! Рубин отлетел к прикроватному столику, сбил и его, и вазу с желтыми цветами, которая, упав возле его руки, разлетелась вдребезги. По тыльной стороне ладони Голда потекла кровь — один осколок остался в коже, впивался в мясо все глубже с каждым движением мышц. Но ни физическая боль, ни здравый смысл не могли остановить Рубина. Все, чего он сейчас желал, это месть за сестру.       — Рубин, приди в себя! — отчаянно выкрикнул Линэш.       — А придет ли она в себя?! — рыком ответил Рубин, поднимаясь.       Линэш боком обошел кровать и двинулся к двери, медленно, будто боялся вспугнуть дикого зверя.       — Сбегаешь, трус? — выдернул осколок из руки Рубин. — От ее чувств ты тоже сбегал, и вот как оно все закончилось… Ты во всем виноват! Ты!..       — Да как будто ты не понимаешь, для чего я все это делал, — выставив руки перед собой начал было Линэш. — Для кого я все это делал! Да, я ее не люблю, мои чувства прошли еще много лет назад, но мне нравится Сапфир! — поспешил добавить он, наступая на снесенную дверь. — Она замечательная, милая, добрая — тебе ли не знать! Но ты ведь не хочешь, чтоб из-за какого-то «нравится» я давал ей надежду? Разве тебе этого хочется?..       — На что это ты намекаешь? — внезапно растерялся Рубин, оббегая кровать и бросая взгляд, полный боли, на закутанную в одеяло Сапфир.       Спиной вперед Линэш вышел в коридор, предпочитая вести беседы с Годом на почтительном расстоянии.       — На то, что… Я знаю, Рубин, я вижу, как ты к ней относишься и как ты за нее печешься…       — Ты ничего не видишь! — спохватился Рубин, молниеносно обнажив волшебную палочку.       — Хорошо, хорошо! Я ничего не вижу, я ничего не понимаю — я все напутал! Ты доволен? — спросил Линэш, все так же спиной вперед осторожно спускаясь по лестнице.       Рубин ступил в коридор. В неярком свете нацеленной на Михаэля волшебной палочки его лицо выглядело еще более устрашающе, чем раньше. С глазами безумца он неуклонно шел вперед, подгоняемый тихим шепотом скользящего в тени Тобиаса Ноу:       — Каков слизняк, а? Постоянно выкручивается, не устает притворяться и лгать, только чтобы выйти сухим из воды. Но теперь-то ему не удастся, правда?       — Теперь не удастся, — уверенно повторил Рубин, становясь на верхнюю ступень, когда Линэш сошел с последней.       Без капли желания Михаэль достал свою волшебную палочку. Наставлять ее на давнего друга было в тысячу раз ужаснее, но, похоже, это чувство терзало только Линэша; Рубин шел чинно, не спуская со своего новоявленного врага ни палочки, ни затопленных слепой яростью глаз.       — Рубин, нам нужно поговорить, — взмолился Линэш, становясь в самую середину зала.       — Поговорили уже.       Взмах Рубиновой палочки — и в Линэша полетел стол: проклятый меткой колдун сумел вовремя пригнуться, но одна из ножек стола больно ударила его по руке, и палочка затерялась где-то на темном полу среди соломы.       — Дьявол! Рубин, ты не понимаешь, что делаешь!       — Я впервые все отчетливо понимаю, — холодно возразил тот, делая очередной взмах.       Теперь в пытающегося отыскать свою волшебную палочку Линэша полетело его любимое кресло, но колдун ловко отпрыгнул в сторону. Кресло разбилось, столкнувшись со стеной. Дрогнули полки за барной стойкой, вниз посыпались бутылки — солома мгновенно пропиталась вином и ромом. Под прикрытием пока еще стоящих на полу столов Линэш в полуприсяде пробрался к усыпанной осколками барной стойке и надежно укрылся за ней. Глухой треск над головой оповестил о новой атаке Рубина: парящий стол не сумел протиснуться меж стойкой и стеной, и сломался пополам, так и не достав до своей цели. Послышался звук откупоривания бутылки — Михаэль зубами выдернул пробку и, плюнув ее в солому, присосался к холодному горлышку, заливая панику молодым вином. В отличие от рома, это был не самый любимый его напиток, но вкусовые ощущения в данный момент интересовали Линэша меньше всего: сейчас было смерти подобно поддаваться эмоциям, отстраненность и выдержка дали бы куда большие шансы на спасение, и только алкоголь мог их ему обеспечить. Если подумать, он всегда пил перед важным делом…       — Хватит прятаться, Линэш! — громыхнул Рубин.       Пронзительно зашипели поднятые магией в воздух из камина горящие поленья и огненными кометами рухнули прямо возле Линэша, подпалив ему рукав.       — Ты что, идиот?! — гневно заорал Михаэль. — Тут же везде выпивка — загорится как нечего делать!       — Да хоть сгори — никто горевать не будет.       — Очнись, Рубин! — Линэш смело вышел из своего укрытия с початой бутылкой в руке. — Мы ведь столько пережили вместе… Я не хотел того, что случилось с Сапфир! Это не похоже на нее; мы выясним, что с ней случилось…       — Закрой свой рот! — покраснел от злости Голд, спускаясь с лестницы и наводя палочку на Линэша. Еще секунда, и в Рубина полетела бутылка, которую тот умело взорвал заклинанием прямо в воздухе. — Это ты свел ее с ума! Это из-за тебя она умирает там, наверху! Это все…       Визгливо скрипнула входная дверь. На пороге стояли Жизель и местный врач, запыхавшиеся и явно ошарашенные происходящим. За барной стойкой тихо полыхала сухая солома среди рухнувших полок. Свежий рассветный воздух ворвался в таверну, раздувая огонь в камине и темные шторы, изъеденные молью.       Рубин в полнейшем недоумении опустил палочку и оглядел творящийся здесь по его вине хаос.       — Это… — попытался заговорить он, но сглотнул и поморщился, пряча палочку за пояс. Мысль об умирающей на верхнем этаже Сапфир вонзилась в его голову, точно стрела, и он тотчас ринулся наверх, зазывая врача. Лекарь, мужчина приземистый и весьма горбатый, проковылял по лестнице так быстро, как только мог, и скрылся вместе с Голдом в комнате Линэша.       Шелестя соломой, Жизель прошла вперед и остановилась возле Михаэля, с разочарованием взглянув на него.       — Я пойду, огонь потушу за барной стойкой?.. — скромно спросил он, чувствуя проснувшуюся без повода на то совесть.       — Отличная идея, — кивнула ему Жизель. — Будьте добры вернуть все в надлежащее состояние: сегодня тут явно не монстр постарался.

***

      На верхнюю ступень — рядом с сидящем на ней у самых перил Линэшем — мягко упал Рубин, только что проводивший врача. Стоя у входной двери «Коня без седла», они говорили долго и очень тихо. Линэш даже не прикладывал усилия, чтобы услышать хотя бы часть их разговора: он боялся любого слова, которое мог бы уловить из речи старого врача.       И теперь Рубин, поникший и растерянный как никогда, одним своим видом подкармливал главный страх Михаэля… Жива ли Сапфир?..       Он хотел спросить, как она, но губы его не слушались: иссохли, онемели, не хотели произносить ни единого звука. Однако Рубин понял все и без слов. Он кротко двинул друга плечом в плечо и кивнул с актерской улыбкой, исчезнувшей почти мгновенно.       — Что сказал врач? — как не на своем языке вымолвил Линэш. Теперь, когда страх потерять родного человека исчез, он снова мог с горем пополам управлять своим телом.       — Сказал, что ей чертовски сильно повезло. Она потеряла очень много крови, но не столько, чтобы умереть, а надрез был хоть и глубок, но, опять же, не настолько, чтобы она ушла на тот свет. Она была на волоске от смерти…       — Я же говорил, что все будет хорошо, — без всякого хвастовства заметил Линэш с тягостным вздохом.       Рубин вздохнул точно так же, разделяя неясные чувства Линэша.       — Ты нашел палочку?       Михаэль молча показал вернувшуюся в его пальцы любимицу.       — Отлично. А то я уж подумал, что сломал ее.       — Ты чуть меня не сломал. Причем надвое, — хмуро пробормотал Линэш.       — Я не знаю, что на меня нашло, — честно ответил Рубин, все же не извиняясь. — Я никогда ничего подобного не испытывал: меня одолевала такая злость, такая сильная ненависть к тебе… Однако как только открылась дверь, я вдохнул чистый воздух и… все куда-то делось… не знаю…       — Воздух, говоришь… — задумчиво почесал подбородок Линэш. — Что-то мне подсказывает, что Сапфир тоже была не в себе — ровно настолько же, насколько и ты.       — К чему ты ведешь?       — Выпить не желаете? — улыбчиво спросил бармен, наклонившись к друзьям с подносом, на котором стояла пара кружек с мутно-желтым напитком.       — Чай? — внимательно посмотрел на Ноу Линэш.       — Я ведь бармен, я чай не подаю.       И Голд, и Линэш приняли выпивку.       — Спасибо.       — Благодарю.       — Ну что вы, — проронил на прощание бармен, так же бесшумно уходя.       — Так о чем ты говорил? — вспомнил Рубин, отпивая.       Линэш сделал глоток: действительно не чай, что никак не определишь по запаху. Да и вкус какой-то странный, с нотками травяного настоя. Но он допил — все и сразу.       — Михаэль, — позвал его Рубин.       — Что?       — О чем ты говорил?       — Когда?       — До прихода Тоби.       — Не помню, — пожал плечами Линэш, ставя пустую кружку на самый край ступени и откидываясь на локтях назад.       На душе почему-то было легко и спокойно. Где-то очень-очень глубоко внутри он чувствовал, что еще пару часов назад был некий крайне серьезный повод для беспокойства, но, сколько бы Михаэль ни силился, он никак не мог вспомнить о нем. В голове крутилось только одно слово: «завтрак».