Линэш был чрезвычайно рад, что муки прошлых перемещений не повторились. Невидимый огонь не жег, эфемерный лед не морозил. Он мягко опустился из Пустоты на каменный пол. В бойницу заглядывала полная луна, отчего по всему древнему замку разливался призрачный, точно бы волшебный голубой свет. Рубина рядом не было, как и любой другой живой души. Ни-ко-го, только Линэш…
Деревянная дверь, разрисованная слоем паутины, противно заскрипела, когда Линэш отворил ее и вышел из небольшой каморки.
Пред Михаэлем Линэшем предстал лабиринт из коридоров каменного подземелья. После ярчайшего лунного света в этой полутьме колдун был слеп, пока глаза его не привыкли к столь тусклому освещению, исходящему от редких мерцающих факелов. По стенам уходящего куда-то вдаль коридора сплошь чернели арки. Некоторые из них вели в не слишком просторные ниши, где на ржавых крюках висели массивные цепи. Другие открывали проход во все новые рукава бесконечного коридора, третьи были отделены от Михаэля толстыми витыми решетками, покрытыми слоем многовековой пыли. Только благодаря ней Линэш не заплутал в клубке из подземных ходов, ориентируясь на неровную полосу на полу.
«Как будто что-то волокли… или кого-то…» — подумал Михаэль, не спеша браться за палочку. Стоит ему к ней прикоснуться, как на ее конце обязательно загорится не яркий, но какой-никакой свет. Колдун снова будет хуже видеть в темноте, к тому же малейшая искра в этом темном коридоре может привлечь нежеланных свидетелей. Так что пока лучше идти в темноте.
Гул бродящих по замку ветров постепенно заглушил другой, еще более пронзительный шум. Звук разносился по коридорам эхом, ломался и искривлялся, из-за чего невозможно было понять, что же это такое. Но от одной его ноты, одного созвучия, сердце Михаэля начинало кровоточить.
Боль… Вот что нес в себе этот звук…
Темнота расступилась в свете трескучего пламени: в большой медной чаше, подвешенной над дубовой двойной дверью, горел огонь. Его треск не успокаивал, а сами языки не грели. Казалось, теплый рыжий цвет — иллюзия, и больше бы подошел синий — холодный, как лед.
Линэш взялся за тяжелые дверные кольца, и пальцы обволокла порванная паутина. Меж двух дверей образовалась совсем маленькая щелка, а до Михаэля уже донесся чистый, ничем не зашумленный звук, терзавший его по дороге сюда: крик… Кто-то кричал от отчаяния и боли так громко и прерывисто, захлебываясь собственными муками, что руки Линэша обуяла дрожь. Он впервые испытал то же, что и Серивель Нэтт, застывший перед разъяренным адлетом, — страх. Страх настолько сильный, способный овладеть и первым храбрецом с горящим сердцем. Страх неподвластный никаким убеждениям и здравому смыслу. Страх, одолеть который можно, только приняв то кошмарное, что предстало перед его жертвой или предстанет прямо сейчас…
Все еще дрожащими руками Линэш широко распахнул перед собой двери, влетел в тускло освещенную залу. И сердце его на долгий миг остановилось…
Прикованный громоздкими цепями к необъятной колонне, в кандалах, на полу, в луже собственной крови сидел Найт. На его правой руке не хватало трех пальцев, а во рту — судя по окровавленному подбородку и губам — нескольких зубов. Да и весь он был изрядно покалечен: темная рубаха была разорвана в лоскуты, сквозь которые виднелась кожа, усеянная глубокими порезами. Из некоторых ран высовывались кончики миниатюрных металлических лезвий, ушедших в голое мясо почти целиком. Мочку левого уха вспороли надвое, и от нее по оцарапанной словно диким зверем шее под пропитанную кровью ткань рубашки тянулась свежая алая дорожка. Обе его ноги пронзили увесистые мечи, уходящие широкими лезвиями прямо сквозь берцовые кости глубоко в каменный пол.
— Господи… Найт… — бессильно пролепетал колдун с широко открытыми от ужаса глазами. — Найт!
Он бросился к другу, но не смог приблизиться к нему и на метр: между умирающим в невиданной агонии котом и Михаэлем образовалась ледяная стена, тончайшая, оттого и прозрачная, как стекло.
— Кто пришел! — просмаковал глубокий бархатный голос, разлетающийся эхом от каждой стены.
Из тени колонны к коту танцующей походкой подступил Каин. Руки его были по локоть в крови, насыщенной и яркой, — в крови безжалостно терзаемого им пленника. На губах — оскал; такая знакомая Линэшу зловещая улыбка… Он улыбался так же в ту самую ночь, убив родителей Михаэля…
— Ты так долго медлил с ответом, что я уже начал волноваться: мне казалось, что если дело касается жизни твоего обожаемого кота, ты должен нестись на крыльях любви, спасать его, чего бы это тебе ни стоило. Я захожу тебя проведать… А оказывается, ты решил убить двух зайцев: и спасти этот зловонный город, и сохранить жизнь этого смердящего цепного пса! Что же это выходит… что слово чести и договор для тебя уже ничего не значат?
— Я ни о чем не договаривался с тобой! — рявкнул Михаэль, царапая лед. — Я выбираю его! Я выбираю, слышишь?! Уничтожай свой город, что хочешь, то и делай, только перестань его пытать!!!
Каин театрально рассмеялся.
— То есть ты считаешь, что после того, как ты пытался обвести меня вокруг пальца, я позволю тебе принять мое великодушное предложение? Кстати, о пальцах! — спохватился вампир, зажимая что-то в руке. — Кто-то теперь никогда не сможет надеть обручальное кольцо!
В новом приступе раскатистого смеха он кинул что-то Линэшу: к ледяной стене подкатился отрубленный палец Найта…
— О, — сыграл выразительную грусть вампир. — Ты расстроился? Да ладно тебе, он бы и не женился никогда. Стойте! Обручальное кольцо носят на безымянном пальце правой или левой руки?.. Что же, думаю, не лишним будет подстраховаться!
— Нет, не трогай его! СТОЙ!!!
Зал наполнился душераздирающими криками. Упиваясь чужими страданиями, Каин выпустил изувеченную левую руку Найта и отшвырнул отрезанный палец вместе с лезвием в сторону.
— Михаэль, а знаешь ли ты, что это был за нож? — совершенно обыденным тоном задал риторический вопрос Каин. — Это серебро! — с важным видом тут же ответил он. — Та еще зараза! Как вампир, я даже не могу держать такое лезвие в руках долгое время, иначе обожгу пальцы. Наверное, этому помойному коту чрезвычайно больно, и не только физически — каково понимать, что отрезанные таким лезвием части тела не восстановятся? Может, мне заодно следует ему отрезать еще кое-что, потерю чего переживать он будет в десятки раз мучительнее, м? И надо полагать, он сейчас хочет умереть… — не сдержав улыбки, протянул все гласные Каин. — Ну, я бы точно хотел: смерть куда лучше таких вот мучений. Я ведь не зверь бесчувственный… с удовольствием прекращу его страдания! Но не сию секунду…
Серебряная игла мягко вошла туда, где на правой руке был указательный палец. Вампирская плоть задымилась. Найт забился в конвульсиях; из его рта сильнее потекла кровь: скованный болью, он глубоко впился зубами в язык.
— ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО ДЕЛАЕШЬ?! — разбивая руки в кровь о стекло, кричал Линэш.
— Наказываю тебя.
— Так меня и пытай! Отпусти его! Я сделаю все, что ты захочешь! Я стану таким, как ты, я буду пить кровь, буду убивать людей…
— Лжец, лжец, лжец, — на оперный манер пропел Каин, полосуя очередным лезвием вены Найта. — Твои слова сейчас ничего не значат. Чтобы спасти свою верную псину, ты будешь петь мне бесконечно сладкие дифирамбы, но стоит мне его отпустить, и ты нарушишь свое слово, в очередной раз попытавшись убить меня.
— Если ты убьешь его, я к тебе точно не приду…
— Да, — закивал вампир, отбрасывая и это лезвие прочь. — Как и если я оставлю его в живых. Так что… какого черта!
Он выдернул один из мечей из ноги Найта, вызвав новый громкий стон боли.
— Не надо! Я не обману! Каин, я не обману! — надрывался Линэш.
— Поздно.
Сверкнув, серебряный меч пронзил сердце кота!..
— НЕТ! — изо всей мочи закричал Михаэль, раз за разом налетая плечом на магический лед. Все было напрасно. Даже если бы сейчас он смог пробить эту стену, он все равно уже опоздал…
По всему телу Линэша разливалась боль, бросала его то в жар, то в холод…
…Найт вздрогнул, дернув плечами. Его глаза медленно закатились, и он обмяк…
Боль Линэша усилилась настолько, что он уже не мог ясно видеть. Не способный даже сделать вдох, он съехал по ледяной стене на пол, в немом крике раскрывая рот. Он ясно слышал, как с тихим шипением тело Найта обращается в пепел…
Темнота…
Каждая клеточка его тела взорвалась непереносимой мукой, и колдун упал в колкий снег. В правой руке он все еще сжимал старую метлу.
Рядом с ним сопел Рубин, вытирая рукавом навернувшиеся на глаза слезы. Ему было точно так же больно и в прошлый раз, когда они перемешались от сирен к горгоне, но раньше у него были силы не показывать свою слабость. Теперь же со знанием того, что его ждет при каждом переходе, Голду было во множество раз сложнее.
Мороз почти моментально снял боль, и Рубин смог даже улыбнуться.
— Ты как? — добродушно ткнул он в бок Михаэля.
Линэш сел и стряхнул с лица и волос налипший снег.
— Найта больше нет… — тихо проговорил он.
Рубин побледнел.
— Что ты такое городишь?..
— Я видел. Только что. Каин пытал его. И убил. Все кончено.
Теплая рука Голда коснулась раскаленного лба Линэша.
— Да у тебя снова жар. Не мудрено, что ты бредишь.
— Я не брежу, это правда!
— Да даже если это и не бред от жара! Ты мог увидеть это из-за перемещения с одного уровня Флакона на другой — это адская боль! Мне кажется, я даже покойную мать увидел, пока летел сюда…
— Я видел это до того, как почувствовал боль, — твердо возразил Линэш.
— Тогда, значит, это видение показал тебе сам Каин! Откуда ты можешь знать наверняка?..
— Да заткнись ты наконец и послушай! — запылал Линэш, хватая Голда за воротник. — Это было все по правде! Я был там, когда он убивал Найта, я стоял за прозрачной стеной и до крови колотил в нее кулаками!
— Но твои руки здоровы. Сам посмотри.
Линэш опустил взгляд на свои ладони. Кожа на костяшках действительно была цела.
— Вот видишь, — ободряюще похлопал его по ободранной спине Рубин, — все это тебе привиделось. С Найтом все в порядке.
— Я бы не был настолько в этом уверен, — угрюмо отвернулся Линэш, набирая пригоршню снега. Распространившийся по всему телу Михаэля жар быстро растопил этот снег. — Ведь он у Каина. Один Бог знает, что тот может с ним сотворить. Я видел ужасные вещи… И знаешь, почему я точно уверен, что это видение — не проделка рук этого кровососа, что было слишком реально в этом сне? Глаза Найта. Он не смотрел на меня, потому что знал, что этот его взгляд я запомню до самой смерти… и он будет мучить меня днем и ночью, всегда. Каин бы не смог об этом подумать; он бы сделал так, чтобы Найт молил меня о помощи. Это видение создал не он. Тогда что это было?..
— У тебя ведь бывают галлюцинации, ты когда-то сам говорил.
— Это не галлюцинация.
— Почем ты знаешь?
— Просто знаю и все! — отрезал Линэш.
— Хорошо, я понял.
— Только я не понял ни черта… — растерянно пробормотал Михаэль.
Рубин поднялся первым и подал Линэшу руку.
— Надо идти, а то так и замерзнуть недолго на таком-то морозе.
Из-за еженощного жара Михаэль не чувствовал холода, пусть над этой снежной пустыней и светило полуденное солнце. Но все же он принял помощь Голда, и они оба двинулись к чернеющей на фоне бескрайних снегов пещере. Идти было сложно: помимо глубоких сугробов, в которых при каждом шаге вязли ноги, вокруг на многие мили не на шутку разыгралась метель, и двух колдунов, элементарно, сдувало. Чтобы не сбиться с выбранного пути (потому что рассмотреть, куда они идут в такой пурге, было совершенно невозможно), Линэш вонзал метлу в снег, опираясь на нее как на трость. Остающиеся после нее дырки в сугробах показывали четкое направление, только снегопад засыпал все следы, так что идти приходилось быстро. До пещеры они добрались сравнительно скоро. Не разводя костер, охотники на нечисть рухнули на голые камни, после трескучего мороза показавшиеся им теплыми, словно нагретые знойным летним солнцем.
— Я уже боюсь предположить, каких тварей нам здесь ожидать, — согревая дыханием руки, проговорил Рубин.
— Да уж. Найт говорил, что тут будут чудища античного мира, но я и предположить не мог, что знаю о них так мало. Все же когда не сражаешься с ними каждый день, сложно приходится при первой встрече. — Линэш бросил тоскливый взгляд на выход из пещеры, за которым мелькал сильнейший снегопад. — Обратно в пургу нам нельзя. Даже когда ветер утихнет: у нас слишком неподходящая для этого одежда. У меня всего за пару минут окоченели руки и ноги. Если выйдем, нас ждет смерть.
— А может, нам и не нужно выходить? — воодушевленно огляделся Голд. Его волшебная палочка осветила пещеру и невысокую арку в глубине нее. — Подумай сам: если здесь всегда такая погода, то любой пришедший оказывается по шею в снегах, обязательно видит эту пещеру, потому что на фоне сплошной белизны ее просто нельзя не заметить, и идет сюда. Возможно, так и задумано.
— Именно… — Линэш медленно встал. — И это отличная возможность заманить случайного путника в западню. Стой, где стоишь!
Рубин остановился в тот самый момент, как что-то громко хрустнуло у него под ногой. Свет волшебной палочки переместился ниже: в опасной близости от ног Голда был расставлен капкан, а под его сапогом белела треснутая кость.
Линэш выхватил из-за пояса свою волшебную палочку и, тщательно освещая дорогу, без происшествий добрался до Рубина.
— Подними ногу, — как всегда по-лидерски приказал он. Достав кость, как следует со всех сторон осмотрел и даже приложил к нескольким местам на себе для сравнения. — Кость человеческая, из руки. Похоже, женская, ну, или принадлежала не очень крупному мужчине.
— Гному? — затаив дыхание, спросил Голд.
— Почему же сразу гному? Или ты что-то имеешь против невысоких мужчин?
— Да нет, вдруг на этом уровне Флакона живут гномы?
— Гномов не было в античности. Это даже не миф: гномами европейцы называли всех низкоросликов, у кого была борода; безбородых обидно величали хоббитами. А высоких тощих, но красивых, с не оттопыренными ушами — эльфами. Но это не мифы, а чистой воды расизм, потому что есть целые народы, выглядящие как гномы, хоббиты и эльфы. Так что не используй при мне эти слова — я чудесным образом как раз одновременно подхожу под две последние категории.
— Прости… Так я тоже эльф? — глупой улыбкой озарился Рубин.
— Нет, ты идиот, — и улыбка Голда тотчас погасла.
Тем временем Линэш ударом ноги раскрошил треснутую половину кость, заглянул внутрь и даже засунул туда палец. Все его манипуляции Рубин сопровождал вздохами отвращения, но предела он достиг в тот момент, когда Линэш сперва понюхал, а затем лизнул человеческую кость.
— Бог мой, что ты творишь?! — не выдержал Голд, отворачиваясь.
— Не завтракаю, уж поверь. Состояние кости говорит о том, что этот бедолага скончался задолго до нашего прихода, может, год назад…
— Год назад мы могли в это самое время вместе сражаться в какой-нибудь деревне, — потупив взор, рассудил Рубин, — имели возможность его спасти…
— Не трави мне душу, — сухо ответил Линэш, осторожно кладя кость, словно гроб, на ее прежнее место. — Кто ж мог подумать, что у меня в кармане тогда сотнями умирали люди. — Оставив этот разговор, он быстро переключился на капкан, обойдя его два раза. — Тот, кто его поставил, настоящий охотник. Ты только посмотри на этот механизм! Отсюда не высвободиться самостоятельно. Его и цепью привязывать не надо: он тяжелый как лошадь, в одиночку его не сдвинуть, а когда еще и нога в нем застряла — гиблое дело. Жаль, нет ничего деревянного, на чем можно было бы проверить, с какой силой он закрывается… Эта кость тут явно неспроста: скорее всего какой-то идиот попал в капкан рукой, и или ее ему отчекрыжило, или он сам себя ее лишил, чтобы спастись, но тогда я не понимаю, где сама кисть, где ее кости. Не мог же он вернуться и забрать ее, но при всем это решил не брать эту часть руки, хотя вынул ее из капкана. Что-то тут нечисто…
— Говоришь, ничего деревянного нет — а как же метла?
Линэш взглянул на зажатую в левой руке метелку так, будто забыл о ее существовании, что и было, к слову, правдой.
— Нет, ее я не отдам.
— Почему? Это же просто метла.
— Эта «просто метла» перенесла нас с одного уровня Флакона на другой: черт знает, чем она еще сможет нам помочь. А если будешь и дальше настаивать, то я проверю этот капкан на твоей голове.
Довод показался Рубину убедительным, и он навсегда оставил тему метлы.
Оставив лежащую, как и прежде, на земле кость, Линэш и Голд, освещая себе дорогу, подошли к каменной арке. Из темного хода за ней сквозило прохладой, но совсем не холодом, значит, вел он не наружу, а куда-то еще. Войдя в туннель друг за другом, они тихо, не торопясь двинулись прямиком в неизвестность. Быстро идти им мешала не только предельная осторожность, но и жуткая усталость вперемешку с голодом. Прошло уже примерно восемь часов с тех пор, как они вообще оказались в этом флаконе, но ведь и ели они не сразу перед уходом из «Коня без седла». Как и в большинстве других длительных перерывов между приемами пищи, эти восемь часом не сильно бы отразились на двух крепких и выносливых юношах, если бы им не приходилось сражаться с монстрами на каждом пути, переплывать моря и бродить среди лесов, песков и заснеженных скал. События последних восьми часов вымотали их, и, не будь Рубин и Михаэль такими сильными и решительными, как сказано о них ранее, они бы давно уже валялись на земле без задних ног или вернулись в таверну, чтобы основательно подкрепиться, поставив тем самым всю их исследовательскую миссию и будущее спасение горожан под угрозу.
Мысли о еде и отдыхе посетили их головы именно в этот момент, потому что легкие сквозняки туннеля несли с собой крайне аппетитные запахи.
— Кажется, где-то… неподалеку… жарят мясо… — по-собачьи, совсем как Вольф, принюхался Рубин. Его рот очень быстро заполнялся слюной, так что выражаться длинными предложениями он теперь не мог.
Линэш старался хоть как-то контролировать свое сознание и не давал ему полностью заполниться мыслями о вкусном обеде (да что там «вкусном»! — хоть о какой-нибудь еде), но желудок его болезненно сжимался, а живот — тихо урчал. Организм требовал свое. Несмотря на героизм и вечные благие намерения, Михаэль думал только о том, чтобы найти и съесть то, что источает настолько аппетитный аромат, а если эта пища принадлежит кому-то другому — найти,
отобрать и с огромным удовольствием съесть, отпраздновав свою победу.
В конце туннеля блеснул яркий свет, и колдуны прищурились, как сонные коты. Погасив волшебные палочки, но не убирая их, они вышли из туннеля, попали под лучи теплого-теплого летнего солнца. Под ногами раскинулось зеленое полотно свежей, но слегка помятой травы, местами редеющей из-за вкопанных прямо в землю прямоугольных булыжников песчаника. В нескольких сотнях метров отсюда, у края волнующихся из-за сильного ветра джунглей, через бурную речушку, берущую начало от шумящего водопада, был перекинут крепкий веревочный мост.
Рубин больно ткнул Михаэля под ребра локтем, указывая направо. У особенно большого скопления камней был раскинут небольшой лагерь. На огне поджаривался до темной корочки здоровенный шмат мяса, нанизанный на прочную тонкую жердь. Рядом под натянутыми леопардовыми шкурами в тени стояли пузатые глиняные бутыли с длинными горлышками, забитыми кусочками веток вместо пробок.
— Бо-же-мой… — точно одно слово, проронил Рубин, переглядываясь с Линэшем. — По-моему, это Рай! Награда за наши старания! — Отрывисто рассмеявшись, он спрятал волшебную палочку, подбежал к костру, с протяжным стоном вдохнул запах приготовленного мяса.
Линэш не торопился присоединиться к этому небольшому празднику жизни. Несмотря на почти неконтролируемое желание поесть и попить, его ум все еще оставался здравым, и главенствовала в нем часть, отвечающая за инстинкт самосохранения и ожидание какой-либо ловушки.
— Не тронь, — сурово приказал он Голду, уже протянувшему руки к жерди. — Оно может быть отравлено.
— Кому это надо? — на высоких нотах возмутился Рубин. — Отравили мясо и оставили его на огне, мало ли кто придет сюда за те полчаса, пока оно не сгорит дотла, ага, конечно, как же! Не сходи с ума, просто садись и ешь. И принеси мне выпить: там же вода, в тех бутылях?
Под колкие восклицания Рубина, неосторожно схватившегося за нагретую до предела жердь голыми руками, чтобы снять мясо с огня, Линэш прошел к шкуре, забрал из-под нее два сосуда и тоже сел возле костра, откупоривая один.
— Это точно не вода, — сказал он, подставив горлышко ближе к носу. Запах из сосуда был неописуемо прекрасен. Сладкий. С нотками цветов, ягод или фруктов — Линэш никак не мог определить, но одно он знал наверняка: этот напиток так же вкусен, как и амброзия из древнейших легенд. Он сейчас же хотел это выпить!
— А что тогда? — пыхтел Рубин, валяя по траве раскаленную жердь и не менее горячее мясо. — Вино?
Линэш бережно наклонил сосуд, и в глубине горлышка показалась красная жидкость. Язык облизал иссохшие губы, глотать слюну было больно и трудно, будто тело не хотело пить ничего, кроме этого нектара.
— Похоже, да. Дели скорее мясо. Только не все: нам и немного хватит, а те, кто его оставили готовиться для себя, не станут пытаться насадить нас на эту самую жердь, если мы только угостимся.
— Как скажешь, — котом промурлыкал Рубин, отрывая ногтями большой кусок мяса, но Линэш его уже не слушал: он сказал то, что должен был, — совесть успокоена, и теперь можно заняться тем, чего он так хотел…
Михаэль приник губами к сосуду и сделал большущий глоток. О, какое то было блаженство! Всплеск невиданного вкуса, взрыв истинного наслаждения — сперва во рту, а следом в гортани, уходящая приятная дрожь все дальше, прямиком к животу, где словно разлился океан, наполнив Линэша до краев; чувство сытости, существующее ровно до тех пор, пока вино касается его губ. Колдун пил и пил, его живот слегка раздулся, а первый сосуд опустел на треть.
— Вот это да… — влюбленными глазами посмотрел он на сжимаемый в руках глиняный сосуд. — Самое вкусное, что мне только доводилось пробовать…
— Посмотрим, что ты скажешь, когда попробуешь это мясо! — пропел счастливый до неприличия Рубин, начавший уплетать «позаимствованную» еду.
Но в этот самый момент Линэшу не хотелось есть. Он взял в руку свой кусок мяса чисто машинально и откусил лишь для того, чтобы с наслаждением запить божественным вином. «Сможет ли он после такого пить что-нибудь еще?» — хороший вопрос! Полученный Линэшем кусок мяса был не слишком велик, особенно потому, что Рубин поделил его не поровну, и бóльшую часть добычи, отделенную от основного куска, в данный момент с огромнейшим удовольствием поглощал. Это занятие было настолько для него важным, что на свой сосуд с вином Рубин не обращал ни малейшего внимания, хотя не менее пяти минут назад он до смерти хотел пить. У Михаэля было все то же, только строго наоборот: чем больше он пил сие живительное вино, тем больше удостоверялся, что еда ему не требуется и, возможно, не потребуется больше никогда, ведь и вид ее, и вкус, и запах не могли сравниться с этим благороднейшим напитком.
Так минуло меньше получаса. Рубин, расправившись с куском мяса, позволил себе взять еще одну порцию, а следом еще и еще, благоразумно остановившись на дополнительных трех таких «еще». Линэш опустошил в одиночку весь сосуд и, откупорив за Рубина второй, начал осушать и его. Громко, без всякого смущения рыгнув в сторону джунглей (ведь у костра была сугубо мужская компания — кого стесняться), Рубин отодвинулся подальше от жерди с оставшимся на ней жалким кусочком мяса и довольно растянулся на траве, улыбаясь мягкому, вовсе не жаркому полуденному солнцу.
— Ради такого стоило потрудиться, — лениво сделал вывод он. Сытая улыбка схлынула с его лица, и он схватился за живот. — Ой-ой-ой!
— Что такое?!
— Живот колет — зря я не запивал. Дай-ка сюда свое хваленое вино.
Без всякого на то желания Линэш протянул сосуд другу, глотнув из него еще разок напоследок. Рубин набрал полный рот вина, но так его не проглотил, как лягушка выпучил глаза.
— Что опять? — устало осведомился Михаэль.
Голд предпринял последнее усилие и проглотил напиток.
— Что-то не очень вкусно… — задумчиво проронил он.
— Ты что, смеешься? — искренне удивился Михаэль. — Да вкуснее этого ничего и быть не может!
До глубины души оскорбившись, Линэш забрал у Рубина вино и продолжил пить его один, в то время как Голд напряженно думал:
— Очень… знакомый вкус… только не могу вспомнить, что это…
— Пока ты будешь думать, я прикончу и эту бутыль. И мне все больше кажется, что это Небеса: райский нектар, не иначе… У меня от этого божественного вина кровь словно бурлить начинает в жилах…
— Ох, черт… Линэш… прекрати пить… — побледнев, простонал Рубин.
— Почему?
— Потому что это не вино… это кровь…
— Нет, не может быть! — косо улыбнулся Михаэль, приняв его слова за неудачную шутку. — Кровь не такая, она не настолько жидкая, ты же сам знаешь…
— Линэш, это разбавленная кровь! — на грани истерики прокричал Голд. — Сам подумай: тебе эта штука кажется на вкус манной небесной, а мне — редкостной дрянью! Вспомни, кто ты есть…
Сосуд выскользнул из пальцев Михаэля и упал на траву, остатки жидкости с бульканьем начали выливаться и медленно впитываться в землю.
— Боже… — держа руки все в той же позе, шокированно пролепетал Линэш. — Я пил… кровь?.. Быть не может…
— К сожалению, может, — угрюмо вставил Рубин. Вспомнив капкан и кость, он поперхнулся и ударил себя кулаком в грудь. — И я очень надеюсь, что это мясо… не было человечиной… Наполнять сосуды чьей-то кровью — какая тварь вообще будет делать это?..
Пророкотал гром.
…или не гром? Он ударил снова, и с каждый ударом звук этот становился все громче и явственнее. Земля подрагивала под колдунами; оставшиеся под шкурой сосуды мелодично позвякивали, стукаясь боками друг о дружку. С редких до реки деревьев в страхе упорхнула пара красочных попугаев, устремившись в сторону джунглей. Кажется, даже шум водопада не был настолько силен, сколь эти удары…
Пригнувшись вдвое, из арки вышли два минотавра. Их изогнутые коровьи рога цепляли каменный свод с неприятным, душераздирающим скрежетом, совершенно потонувшем в грохоте уверенной поступи. Трехметровые фигуры отбрасывали на плиты еще бóльшую тень. Стальные мускулы, покрытые короткой шерстью, были сплошь оплетены пульсирующими сосудами, проступающими через толстую кожу. Могучие торсы и ноги частично скрывали сшитые шкуры леопардов и пантер, за спинами висели гигантские луки и колчаны со стрелами, рядом с которыми и любой достаточно высокий и широкоплечий человек стал бы выглядеть ребенком. Ноги их оканчивались похожими на гладко отесанные камни копытами, а на руках было всего по три пальца, каждый толщиной с человеческое запястье.
Бурый минотавр повернулся к черному собрату, выше которого был на пару дюймов, и страшно пробасил:
— МЫ ВЕРНУЛИСЬ КАК РАЗ ВОВРЕМЯ, КАРАМ! МЯСО ДОЛЖНО БЫТЬ УЖЕ ГОТОВО!
— ВЕРНО, БАРАМ! ОХ, И ПОЛАКОМИМСЯ МЫ КАБАНЯТИНОЙ!
— Не человечина… — с неуместной счастливой улыбкой пробормотал Рубин, да так тихо, что и сидящий рядом с ним Линэш не смог бы хорошо расслышать его слова.
Минотавры вмиг остановились как вкопанные, быстро двинув маленькими ушами. Их залитые кровью глаза практически одновременно посмотрели на занявших лагерь колдунов, а трехпалые кулаки яростно сжались.
— Попали… — проронил Рубин, бледнея от страха за сегодняшний день уже в который раз.
— МЕЛКИЕ ЛЮДИШКИ ИСПОРТИЛИ НАШ УЖИН! — грохоча копытами, кинулся к костру бурый Карам. — МЯСО! ОНИ СЪЕЛИ КАБАНА! ИСПАЧКАЛИ! ПОВАЛЯЛИ В ГРЯЗИ!
— КРОВАВОЕ ВИНО! — взвыл точно от боли Барам. — ОНИ ВЫПИЛИ ДВА КУВШИНА! ПЕРЕВЕЛИ! ВЫЛИЛИ! КРОВЬ СТОЛЬКИХ ДОБЫТЫХ НАМИ ЖИВОТНЫХ!
— КАК ВЫ ПОСМЕЛИ БРАТЬ НАШЕ?! — дыхнул гнилью в лица попятившихся колдунов Карам.
— Простите, мы не хотели!.. — закричал в ответ перепугавшийся не на шутку Рубин, нащупывая ледяными пальцами рукоятку своей волшебной палочки. Только он выхватил ее из-за пояса, не успев даже направить на минотавра, как тот одним легким ударом выбил ее у Голда из рук, и палочка с грустным стуком улетала под растянутую леопардовую шкуру.
— МЕЛКИЕ ЛЮДИШКИ ОСМЕЛИВАЮТСЯ ТЫКАТЬ В НАС КАКИМИ-ТО МАЛЕНЬКИМИ ПАЛОЧКАМИ?! МЕЛКИМ ЛЮДИШКАМ ПОРА ПОНЯТЬ, ГДЕ ИХ НИЧТОЖНОЕ МЕСТО!
Кулак Карама готов был обрушиться на голову Линэша, запросто размозжив ее, но в одну неуловимую секунду рыжеволосый колдун просто исчез, и минотавр разбил на мелкие черепки брошенный на траве сосуд. Оба чудища и оставшийся сидеть на земле Рубин завертели головами, пытаясь найти прыткого колдуна.
Линэш стоял возле натянутой леопардовой шкуры, и лицо его выражало столько же непонимания, сколько и лица всех остальных. Михаэль наклонился и поднял волшебную палочку Рубина, задумчиво повертел ее в руке.
— Да, — с заметной паузой протянул колдун и кинул палочку Голду, — такого раньше однозначно не было…
— ЛОВКАЯ БЛОХА! — пробасил Барам, хватаясь за лук. — НО ДАЖЕ ТАКУЮ БЫСТРУЮ МУХУ Я СМОГУ ПРИГВОЗДИТЬ К ДЕРЕВУ МОЕЙ ТОЧНОЙ СТРЕЛОЙ!
Стрела словно сама прыгнула в его руку из колчана. Тетива с музыкальным стоном натянулась, и толстые шерстяные пальцы пустили стрелу вперед.
— Линэш! — замахиваясь палочкой, прокричал Рубин. Он даже не знал, какое заклинание собирался мысленно произносить, — не знал ничего, что могло бы спасти от стрелы, которую в полете не удавалось увидеть!.. Однако сделать Голд так ничего и не успел…
Выставив руку перед собой, Линэш держал пойманную в сантиметре от своего лица стрелу. Его тонкие пальцы напряглись, и раздался громкий хруст: на траву упала переломанная на три части стрела.
— Быть не может, — беззвучно зашевелил губами Рубин, поднявшись с земли и поддойдя к другу. Минотавры замерли, словно боялись даже дышать. Михаэль взглянул на ладонь: кожа не побелела и не покраснела, точно, ломая стрелу, он не прикладывал никаких усилий. — Как ты это сделал?
— Понятия не имею, — вслух сказал Линэш, подумав: «…но уж точно не смогу так сделать еще раз». Пока минотавры были в ступоре, надо было бежать, пользоваться сложившейся на руку колдунам ситуацией, да только как это сделать, если позади сплошные скалы? — В детстве зимой ты играл в «воротики»? — быстро спросил Рубина Линэш, возвращая ему его волшебную палочку.
— Конечно! — сразу смекнул Голд. — Сыграем как в детстве?
— Именно.
Кивнув друг другу, колдуны побежали прямо на минотавров, но в считанных шагах от них упали на землю и проскользили меж копыт, оказавшись за спинами удивленных чудовищ. Дело то было несложное, особенно если взять в расчет ширину «воротиков», но от трения о сухую землю и камни дали о себе знать старые раны, полученные при скольжении по туннелям на уровне горгоны: ободранная кожа горела под одеждой так, что слезы застилали глаза, смазывая картинку. Практически не разбирая дороги, колдуны устремились к веревочному мосту, перекинутому через реку. На старые канаты и дряхлые доски обрушивались, как иглы, капли с водопада, оглушающего любого, кто подступит достаточно близко. Теперь не только плохо видя, но и ничего не слыша, Линэш и Голд бежали к спасению во весь опор. Мост уходил из-под ног, словно качель, норовясь сбросить неосторожных путников вниз, в бурлящую воду, скрывающую острые, отточенные течением камни. Позади, пробиваясь даже сквозь шумовую завесу водопада, грохотали копыта бросившихся вдогонку минотавров.
Голд и Линэш оказались по другую сторону реки. От жаждущих их смерти минотавров их отделял только мост. Одним сплошным движением Михаэль достал из-за пояса волшебную палочку и пустил в правый канат алую искру. От зачарованного огня мост тут же вспыхнул, несмотря на сырость. Пламя скользнуло на другую сторону, охватило весь мост целиком; минотавры в вспышке страха бросились назад. С громким хлопком канаты лопнули, и веревочный мост погрузился в реку, с поверхности которой тотчас повалил пар.
Рубин ликовал, бодро размахивая руками. Минотавры остались на том берегу, и все, что они могли поделать, это рыть копытами землю, словно взбешенные быки на родео, и выкрикивать проклятия, которые топил в себе рокочущий водопад.
— Рано радуешься, — угрюмо остановил его Линэш, пряча волшебную палочку. — Парочка не слишком дружелюбна: горожане, что попадут на этот уровень Флакона, могут очень сильно пострадать, так что нам придется убить кровожадных коров. К тому же, думается мне, они не из тех, кто в одночасье сдаются…
— Почему ты так считаешь? — с тревогой в голосе спросил Рубин, провожая взглядом удаляющихся от реки минотавров.
— Интуиция. Идем, не стоит стоять на открытой местности.
И они двинулись в шумные джунгли. Солнце здесь еле-еле пробивалось до земли: из-за рифленых листьев до колдунов доставали лишь обрывки лучей да приглушенный, как на дне цветущего озера, ярко-зеленый свет. Несмотря на то, что речка с водопадом осталась далеко позади, и тут их везде окружала вода. С каждого листа капли скользили вниз, перебираясь все ближе к земле, но из-за чересчур обильной растительности так до нее и не доставая. Стоило задеть плечом длинную тонкую лиану или малюсенький, только выросший листик, как активизировался природный биомеханизм, в результате которого вода со всех близрастущих деревьев окатывала колдунов с головы до ног. Под подошвами хлюпали лужи дождевой воды, скопившейся на опавших листьях еще неделю назад, и сырой мох, встав на который, человек проваливался в воду по колено, а иногда и по бедра.
Вскоре показалась протоптанная минотаврами дорожка, и колдуны пошли по ней вперед гораздо быстрее. Конечно, минотавры знают здесь все как свои три пальца и намного скорее найдут сбежавших от них людишек, если те будут пользоваться их тропами, напряженно думал Линэш, но он не мог заставить себя сойти с тропы. Во-первых, было неизвестно, смогут ли вообще они найти хоть какой-нибудь выход из этого южного леса без протоптанной дорожки. А во-вторых, и Михаэля, и Рубина крайне обрадовало, что больше ледяная вода ведрами не заливалась им за пазуху. От этого случайного мытья была лишь одна польза: раны на спинах и боках колдунов стали чуть меньше болеть. Но жесткая ткань их одежд продолжала тереть кожу, и пожар на ссадинах разгорался с каждым шагом все быстрее.
Дорожка запетляла и вывела беглецов на опушку. Тут не было никаких лиан и высоких деревьев, только кусты чертополоха, папоротника и вьюнок, окутавший все, от травы и до странного сооружения из белоснежных римских колонн, стоящих полукругом прямо посреди этой самой опушки.
— Это не лес, а лабиринт какой-то… — задумчиво проронил Рубин.
— Что касается лабиринтов, то мне как раз в снегах снилось нечто подобное…
С тропы, отделенной до поворота от колдунов плотной стеной тропических деревьев, донесся грохот тяжелых копыт. Без лишних слов Линэш толкнул Голда в сторону ближайшей колонны, и они полезли наверх. Вьюнок с легкостью выдерживал тела двух взрослых юношей, цеплявшихся за него, и, если бы не нежные белые цветы, он больше бы напоминал мощный дикий виноград, способный, взявши в свои тиски, покосить целый дом.
Оказавшись на вершине широкой колонны, колдуны затихли, глядя вниз.
На опушку вышел Карам, громко раздувая ноздри. Как лесной хищник, он вынюхивал своих жертв, вылавливая из океана всевозможных запахов запах человеческого тела, запах пота — запах страха. След прервался, и минотавр остановился у подножия колонны.
— ГЛУПЫЕ ЛЮДИШКИ, СМЕРДЯЩИЕ ОТЧАЯНИЕМ! ВАМ НЕ СПРЯТАТЬСЯ! Я ЧУЮ ВАС, ЛЮДСКУЮ ВОНЬ! ВЫ ГДЕ-ТО ЗДЕСЬ, Я ТОЧНО ЗНАЮ…
Принюхавшись еще раз, Карам задрал голову, и его самодовольный взгляд наткнулся на затаившихся на вершине колонны колдунов. Бычью морду растянула улыбка; массивные квадратные зубы, покрытые слоем густой слюны, блеснули в слабых зеленоватых лучах разгорающегося солнца.
— А ВОТ И ЛЮДИШКИ! ТАКИЕ ГЛУПЫЕ, ТАКИЕ НИКЧЕМНЫЕ…
Мускулистые руки минотавра обхватили колонну, тут же накренив ее. Неестественно крепкий вьюнок затрещал, натянувшись до предела, как струны.
— Прыгай! — выкрикнул Рубину Линэш, перемахивая с этой колонны на соседнюю.
Рубин решился в самый последний момент: колонна в руках минотавра уже оторвалась от земли, выкорчеванная словно вековое дерево; Голд оттолкнулся от нее так сильно, как только мог, но ему не хватило высоты, и он сорвался бы вниз, если бы Линэш не ухватил его вовремя за руку, упав грудью на острый каменный край. Обожженная трением кожа на спине и плечах натянулась до предела, Михаэль почти почувствовал, как на мелких вновь раскрывшихся ранах выступили капли свежей крови. Плечо громко хрустнуло на грани вывиха или перелома: эффект от выпитой им крови улетучился еще до перехода через веревочный мост, и теперь вес Рубина для одной руки рыжеволосого колдуна был слишком велик, а второй он держался за другой край колонны, чтобы не съехать вместе с Рубином вниз. Там, на земле их ожидает куда более худшая участь, чем травмы или смерть от падения…
— Ох ты ж… милость Господня! — истошно завопил Рубин, бросая взгляд на разбушевавшегося не на шутку минотавра. — Только не отпускай меня, Линэш!
— Ну что ты, — сквозь тянущую, рвущую боль хрипел Михаэль, — мы же так породнились тогда на сеновале; как я тебя отпущу… Не веси, я так долго не смогу! Делай хоть что-нибудь!..
— Ты хорошо держишься?
— Хватит болтать! Просто делай, черт побери!!!
Повиснув на руке Михаэля еще сильнее, Рубин уперся ногами в ствол колонны и взобрался по ней, а потом и по другу, как скалолаз. Минотавр тем временем невообразимым громоподобным ударом, от которого сотряслась вся земля, разбил колонну о землю надвое и, вооружившись одной ее половиной, перешел к новому укрытию колдунов.
— ГЛУПЫЕ ЛЮДИШКИ! — снова пробасил он, замахиваясь своей каменной «дубиной». — ВАМ НЕ СПРЯТАТЬСЯ ОТ КАРАМА! ВЫ ВСЕ ОКАЖЕТЕСЬ МЕРТВЫ!
На этот раз Линэш и Голд были готовы: за мгновение до того, как колонна под их ногами была разбита вдребезги, колдуны благополучно перебрались на ее соседку.
— Я ОБГЛОДАЮ ВАШИ КОСТИ! — продолжал крушить колонны Карам, закидывая опушку их бело-серыми обломками. — И НАЧНУ С РУК: ПАЛЬЦЫ — САМОЕ ВКУСНОЕ! ТАК ХРУСТЯТ НА ЗУБАХ!
Еще одна колонна разлетелась на множество частей; колдуны оказались на последнем островке, отделяющем их от падения и мучительной смерти.
— У тебя есть план? — с дрожью в голосе повернулся к другу Рубин под грохот подступающего к ним все ближе минотавра.
— Вот сейчас очень пригодился бы твой голем…
— Слишком мало времени прошло, я еще не могу его призывать: такую магию не обманешь заклинанием замедленного времени…
Издали свист все громче рассекал воздух. «Стрела», — подумал Михаэль, вспомнив о луке Барама, но нет, то была не она. Нечто стремительно летело к опушке, не сбавляя скорость. Даже минотавр остановился, вслушиваясь в этот пронзительный свист. Преодолев купол из листьев, у вершины последней колонны резко остановилась метла и зависла в паре шагов от уже совсем отчаявшихся колдунов. Подрагивая, она свиристела, точно поторапливала своих новых хозяев.
— ЭТА ДЕРЕВЯШКА ВАС НЕ СПАСЕТ! — прохохотал минотавр, делая резкий рывок.
Колонна дрогнула, переломившись пополам. Верхняя ее половина медленно заскользила вниз; не ожидая ее приземления, Линэш вскочил на метлу почти одновременно с Рубином, и они взмыли вверх, улетая прочь от облака каменной пыли. Ветер свистел в ушах Михаэля, заглушая далекие гневные вопли Карама и глухие завывания Рубина, который неудачно прыгнул на древко метлы.
Пока они летели сквозь лес, оба охотника на нечисть успели отдышаться и прийти в себя.
— Ты его слышал?.. — тихо заговорил Рубин: настолько тихо, чтобы его голос не заглушал бьющий по вискам холодный ветер. — Вот почему они забрали кисть того бедолаги из пещеры: «пальцы — самое вкусное»… Эти чудовища… они отвратительны. Ты же не думаешь сохранить их, как сирен?
Линэш ему не ответил. Он точно знал ответ на этот вопрос. За время знакомства с минотаврами, они не показали себя хоть чуточку человечными.
Уклоняясь от изогнутых, как бараньи рога, толстых ветвей, метла резко вильнула в сторону и спустилась чуть ли не до самой земли. Впереди, в просвете меж деревьев, сиял яркий свет — лес кончался там и начинался крутой обрыв. Выровняв метлу, Линэш не дал себе и Рубину свалиться в пропасть, но тут метла резко накренилась, словно конь, вставший на дыбы. Рубин схватился за Михаэля, случайно оцарапав ему сквозь одежду живот, — в тот миг Голд чудом спасся от падения. В недоумении Линэш бросил растерянный взгляд назад: до хруста сжимая прочные прутья трехпалой рукой, Карам висел на метле, все еще держа во второй руке каменную «дубину». Метла заскрипела, готовая сломаться посередине. Вес двух колдунов не был для нее рубежом, даже огромного минотавра она бы с легкостью пронесла над землей, но обломок колонны в любую секунду мог стать соломинкой, сломавшей спину верблюду.
— Брось колонну! — в отчаянии закричал Рубин, надеясь на разумность минотавра, но тот лишь больше озлобился, замахнувшись. Линэш направил метлу резко вправо — минотавра тряхнуло, и он не смог нанести удар, который точно бы сбросил вниз колдунов или уничтожил метлу на малюсенькие щепки. В любом из случаев итог был бы один. — Он что, не понимает, что и сам умрет?!
— Он хочет нас убить — ему не до того. Держись крепче! — приказал Михаэль.
Как только руки Голда крепко обхватили Линэша за пояс, рыжеволосый сорвиголова вперил метлу резко вверх. На сумасшедшей скорости они поднимались все выше и выше. Ветер нещадно хлестал по щекам, глаза слезились. Рубин не чувствовал, что сидит на метле: древко даже не касалось его, он летел, держась только за Михаэля. За его спиной вовсю рычал кровожадный минотавр:
— ВАМ НЕ СПРАВИТЬСЯ С КАРАМОМ! Я УБЬЮ ВАС, А ИЗ КОЖИ СДЕЛАЮ ПЛАЩ! ВЫ БУДЕТЕ ВАРИТЬСЯ В КОТЛЕ!!!
Но его гневные крики прервал громкий треск. С жалкой охапкой переломившихся прутьев минотавр полетел к превратившейся в сплошное желто-зеленое полотно земле. Линэш выровнял метлу и посмотрел вниз. Черная точка погрузилась в воду у оборванного моста.
— Ты как? — не оглядываясь, бросил он Голду. Вместо ответа, тот лишь ухнул, снова поудобнее усаживаясь на метлу.
Уже не так стремительно, они спустились к земле и сошли на мягкую траву. Во время полета Линэш про себя отметил, что подобного он не испытывал еще никогда. Казалось, магическая энергия била фонтаном, пульсировала, точно кровь, в этой старой волшебной метле, впитываясь через древко в руки Михаэля, распространяясь по всему его телу, наполняя его теплом и силой. Свободой.
Но теперь он стоял на земле и чувствовал себя осиротевшим, как будто всю свою жизнь летал.
Опираясь на метлу, ставшую с этого самого момента его любимицей, вместе с Рубином он подошел к оборванному мосту. Под шум водопада сильное течение било массивную тушу бурого минотавра о серые пики камней. Еще несколько метров ниже по течению вода была нежно-алой и только за поворотом реки разбавлялась водой из впадающего в нее ручья. При падении половина колонны разбилась на мелкие кусочки, которые уже далеко унесло.
— Один готов, — без лишней радости подвел итог Голд.
— Да… готов…
Линэш качнулся, тихо скрипнули прутья метлы, воткнувшиеся в землю. По лицу проклятого колдуна градом катился пот, щеки и лоб пылали, губы были необычайно бледны и тряслись.
— Линэш, что с тобой?..
Прежде чем Рубин приблизился к другу, желая помочь ему сесть, Михаэль рухнул без чувств на траву, так не выпустив метлу из рук.
— Линэш!
Громко взвизгнула натянутая тетива, и в землю — прямо возле сапога Голда — вонзилась стрела! На противоположном берегу стоял Барам, достающий уже из колчана следующую стрелу.
— О нет… — проронил Рубин, страшась совсем не за свою жизнь.
Тетива заиграла!.. и замерла. Глубокий, человеческий взгляд Барама узрел алую воду.
— БРАТ… — взревел минотавр, бросая лук. Спрыгнув с берега, он поднял целую стену брызг, словно в воду вошло пушечное ядро. Проплывая меж острых камней, в голос заливаясь слезами, он подтянул остывающее тело брата к себе. — КАРАМ! КАРАМ!.. КАРАМ!!! — Но сколько бы он его ни тряс, Карам не просыпался…
Не говоря больше ни слова, Барам крепко прижал мертвого брата к себе обеими руками, и они вместе ушли под воду, уносимые течением прочь.
***
Трещал костер, играя бликами на черепках разбитого сосуда с кровавым вином. На согретой огненным жаром траве лежал Михаэль Линэш. Живой румянец постепенно охватывал его кожу, и колдун больше не казался внезапно почившим. Все прошедшие три часа Линэш спал, а Рубин сидел возле него, охраняя и поддерживая огонь.
Пока Рубин прокручивал раз за разом то, что ему довелось увидеть за этот сумасшедший день, Линэш видел самый странный сон в своей жизни. Странный — потому что и на сон-то он вообще не походил. Все было слишком реально, слишком осязаемо.
Михаэль попытался подняться, но путы его не пустили. Все его тело туго обхватили невиданные прозрачные прочные ленты, больше похожие на бесцветные жили какого-то огромного зверя. Полулежа, Линэш ощущал под спиной прохладу и мягкость: то был и не стул, и не тахта, хотя этот предмет мебели и совмещал в себе признаки их обоих; он был обтянут белесым, точно первый снег, блестящим материалом, напоминающим кожу. «Но как она может быть настолько белоснежной?» — никак не мог понять Линэш. Стены, пол и потолок были сделаны из не отесанного как следует темного камня, тяжелая дубовая дверь с множеством замков также не вызывала у колдуна сколько-нибудь весомого изумления, окон или бойниц здесь совершенно не было, но вот свет… Что-то совсем небольшое, что могло бы поместиться в ладони, располагалось под самым потолком. Маленькое солнце?.. Но его свет не был теплым и живым. Он мягко рассеивался над Михаэлем и странным белым стулом, стоящим перед ним.
Старые ржавые петли заскрипели: открылась дверь, и в темницу вошел человек в большой широкополой шляпе, закрывающей почти все лицо целиком, не считая губ. Длинный темный походный плащ шелестел при каждом движении незнакомца, который спокойно прикрыл за собой дверь, уместился на необычном для Михаэля белом стуле и поднял сокрытое тенью лицо на пленника.
— Почему я связан? — задал вопрос в лоб Линэш.
— Потому что иначе ты бы просто убежал. Уж поверь мне, я знаю.
— Что ты намереваешься со мной сделать?
— Поговорить, — к его удивлению ответил незнакомец в широкополой шляпе.
— И о чем же?
— Обо всем. Ты узнаешь меня?
Линэш мешкал. С самой первой секунды, как нога этого безымянного колдуна переступила порог темницы, Михаэль знал, кто он такой, но боялся в это поверить. Человек, изменивший всю его жизнь, перевернувший ее с ног на голову. Отдавший свою собственную жизнь за ребенка, попавшего в большую беду…
— Ты тот, кто меня спас, — до конца не веря собственным мыслям, произнес Линэш.
Колдун кивнул, и поля его шляпы дрогнули, как лепестки тяжелого цветка, покачивающегося на напористом ветру.
— Но ты мертв.
— Может быть, — загадочно ответил тот. — В той или иной степени.
— Это сон?
— Что бы это ни было, ты обязан прислушаться к моим словам.
— И что же ты хочешь мне рассказать?
— Зависит от того, что ты хочешь услышать.
— Где я?
— Не могу ответить. — По губам прячущего свое лицо колдуна пробежал призрак улыбки. — Я здесь — и ты здесь — потому, что тебе пора узнать ответы на вопросы, что не давали тебе покоя. Но «где я?» — это не такой вопрос. Подумай хорошенько прежде, чем спросить.
— То, что не давало мне покоя… — проговорил Линэш, прекращая попытки одолеть прозрачные путы. — Что происходит с оставленной тобой волшебной палочкой?
— То же, что происходит и с тобой, — развел руками колдун. — Где-то очень глубоко внутри в этой палочке осталась часть меня. Поэтому порой она колдует сама, стараясь тебя защитить: она делает то же, что сделал я в день нашей встречи.
— Но она не всегда защищает меня. Когда мне действительно нужна помощь, она отказывается подчиняться.
— Причина этому уже не я, а ты сам. Собака становится чьей-то не тогда, когда она сама решает, что будет так, а лишь когда и хозяин тоже принимает ее. Эта палочка не будет тебе повиноваться, пока ты не признаешь, что теперь она твоя.
— И как мне ее признать?
— Это ты сам должен понять. У тебя есть ко мне еще вопросы, — твердо произнес таинственный колдун.
— Ничего не приходит на ум…
— А должно: это ведь я — тот, кто населил Флакон людьми и существами.
— Ты?! — попытался подскочить Линэш, но прозрачные ленты до боли стиснули его тело, оставив под одеждой яркие красные следы. — Я не верю!
— Как у тебя оказался Флакон?
— Это подарок из восточных стран, — повторил Линэш слово в слово сказанную когда-то Вольфу фразу.
— Ты не помнишь, откуда взялся Флакон. Потому что он
твой. Всегда был твоим, как и волшебная палочка.
— Волшебная палочка была твоей.
— Да. Но это не противоречит тому, что я сказал прежде. Не волнуйся: придет время, и ты сам все поймешь. А пока тебе придется поверить мне на слово.
— Но зачем ты заселил Флакон, я не понимаю?!
— Позволил себе поверить на секунду, что существа могут жить в мире. — Легкая веселость пропала из его голоса, и ее заместила печаль. — Даже люди не умеют сосуществовать друг с другом, не убивая. Я поместил во Флакон тех, у кого не оставалось другого выбора, кто не смог бы выжить вне его пределов — кто уже был на волоске от смерти. Но вскоре мне пришлось разделить Флакон на шесть частей и распределить всех спасенных по их «этажам». Однако и этого оказалось мало, и я был вынужден ограничить их еще больше, чтобы они не поубивали друг друга. Кому-то это помогло… А кому-то нет.
— Как гарпиям или людям, что жили бок о бок с горгоной?
Колдун с горечью кивнул.
— Но ты смог сделать то, что не сумел осуществить я.
— И что же это? Убить их? — с презрением нахмурился Линэш.
— Очеловечить их. Ты стал семьей для Найта и Вольфа. Ты принял чудовищ в них самих и показал им их внутренний свет. Добро. А это дорогого стоит.
— Найт… — прошептал Линэш, до рези в глазах смотря на яркий искусственный свет. — Я не смог уберечь его…
— Я знаю… — Колдун помрачнел и сложил руки в замок, как сделал бы и сам Михаэль, будь он свободен. — Но… мы что-нибудь придумаем… я обещаю.
Какое-то время они бесцельно молчали, погруженные в мысли о том, что успели потерять на своем жизненном пути. Нарушил молчание старший колдун:
— Есть еще кое-что, о чем я должен упомянуть. Книга, — коротким кивком он указал на цепочку, туго обхватившую, перекрутившись, шею Линэша. — Ты уже заметил, что все встреченные тобой существа попадают на ее страницы самостоятельно?
— Да. Но почему это происходит — как?
— Мой ответ тебе не понравится… Эта книга…
— Живая? — подсказал ему Михаэль. — Я и раньше подозревал это, но… она же не сделана из кожи людей, как некромантские книги, так?
— Все гораздо хуже. Книга сделана из душ.
— Что?! — снова дернулся Линэш, и на его теле из-за лент появились неяркие синяки.
— Послушай, все не так ужасно, как звучит!..
— О чем ты вообще говоришь?! Души людей! Души!!!..
— У них не было другого выбора! Они были бы стерты с лица земли; Книга была шансом на спасение.
— Но должен же быть какой-то способ их освободишь…
— Способа нет.
— Всегда есть что-то!.. — отказываясь слушать своего наставника, закричал Михаэль.
— СПОСОБА НЕТ! — предельно ясно выразил тот свою мысль. — Я перепробовал все. Сотворенного не исправить. Единственное, что я могу — единственное, что ты можешь! — так это использовать Книгу для благих дел, продолжать идти по выбранной тобой и мной стезе.
Линэш молчал, глядя в каменный пол. Губы его были до предела сжаты, и было неясно, то ли он зол из-за открывшейся ему кошмарной правды, то ли больше не может носить на шее этот кулон.
— Почему, если Книга записывает существ сама… — конец его фразы потонул в сожалении.
— Спроси, что хотел. Заданный вовремя вопрос может перевернуть всю твою жизнь.
— О, уже перевернул, — зло поморщился Линэш, но, пересилив эмоции, все же продолжил: — Если Книга записывает на свои страницы всех встреченных существ сама, она может ошибаться? Она уже ошиблась по поводу горгоны.
— Потому что ей встретилась всего одна горгона. Будь их хотя бы две, она бы рассказала тебе о них всю правду. И вот еще что: да, Книга заполняется сама, но есть то, что ты, как хозяин, можешь сделать с ней.
— И что же это?
— Ты можешь стирать в ней какие-то страницы.
— И зачем мне это делать? — искренне удивился Линэш.
— Пока незачем.
— Постой, ты имеешь в виду, что ты, будучи ее прежним хозяином, стер из нее какие-то важные описания?
— И да, — кивнул старший колдун, — и нет. Пока нет.
— Я ничего не понимаю, — признался Линэш, с еще большим недоверием, чем в начале, глядя на своего спасителя. — Ты ведь мертв. Как я вообще могу с тобой говорить? Это не похоже на сон. Я снова брежу — все из-за жара?
Не отвечая на самый главный вопрос, колдун поднялся и подошел к двери. Только сейчас Линэш заметил, что из-под его широкополой шляпы выбиваются длинные темные волосы, прикрывающие прядями спину аж до самой поясницы.
— Ты обязательно поймешь все со временем. А сейчас просто делай то, что считаешь нужным. Не сдавайся. Спаси его.
— Конечно, спасу, — с ложной уверенностью в дрожащем голосе ответил Линэш. — Разве может быть иначе?
— Может, — печально произнес колдун, выходя вон. В последнюю секунду, пока дверь не закрылась совсем, его голос влетел в темницу, прочно засев в голове Михаэля: — Чтобы идти дальше, пройди в арку.
Темницу от пола и до потолка заполнила тишина. Сейчас Линэш как никогда четко ощущал ее присутствие. Словно тонна воды, она давила на него, не давая вдохнуть. А может, это ленты стали туже. Искусственный свет разгорался все ярче и вконец ослепил Михаэля. Морщась с громким стоном, он потряс головой, и свет перестал выжигать глаза через закрытые веки. Он стал мягче, приятнее, мелькал, перескакивая точно с кочки на кочку в воображении Линэша. Тишина исчезла за тихим потрескиванием древесины и пением далеких птиц. Щеки щекотала трава.
Как только Линэш открыл глаза, в поле зрения сразу же попало озабоченное лицо Голда.
— Наконец-то ты очнулся… Ты снова бредил. Как себя чувствуешь?
Линэш не ответил, взмахом руки дав понять, что в ближайшие пару минут не настроен вести беседы. Он с трудом мог поверить, что все увиденное и услышанное им — только сон… Сон ли?..
Рубин был рад этой паузе: он явно уже в сотый раз повторял в мыслях слова, которые никак не решался сказать; несмотря на все попытки скрыть духовные мучения, неловкая загадочная улыбка, обращенная к костру, легко его выдавала.
— Что? — не стерпел Линэш.
— Ты выглядишь лучше, чем когда упал без сознания, но все равно еще бледен. И обессилен, наверное. Не думаешь, что тебе бы стоило выпить еще их… вина?..
— Нет!
— Но почему? Это же не человеческая кровь! Люди едят животных, едят их плоть, из шкуры делают одежду, потроха пускают на музыкальные инструменты и черт знает что еще, так почему бы тебе не использовать их кровь? Это ничем не отличается…
— Это всем отличается! Ты себя слышишь вообще?! Я что, чудовище, чтобы кровь пить?!
— А чем это отличается от того, чтобы есть их, сгрызать мясо с костей?! Мы все хищники, и если убрать завесу с приготовлением еды и просто взглянуть на происходящее… да даже не обходя готовку стороной! Мы убиваем животных для того, чтобы содрать с них шкуры, расчленить их тела, бросить в огонь и после съесть! И в мире зверей, и у нас это считается нормой! Я более чем уверен, что если бы хищник хотел пить, то вылакал бы кровь убитого им зверя. Так почему ты…
— Ты бы выпил кровь человека? — перешел в наступление Линэш.
— Если бы я был в пустыне и умирал от жажды, я бы и мочу пил, не то что кровь. Выживание — вот что важно, и если ты умеешь выживать так, чтобы никому от этого не было худо, никого не убивая и не калеча, то все в порядке. Кровь из этих сосудов не вернуть внутрь убитых животных, она пропадет зазря, и смерти всех тех, кому она принадлежала, стало быть, ничего не значат, как и жизни, — за что они умерли? В дикой природе, если волк ловит зайца, то его крохотная жизнь вместе с жизнями других пойманных зверьков спасает от голодной смерти и волка, и его волчицу, и их волчат. Спасение у животных оправдывает убийство. Тут же даже о лишении жизни речь не идет! Тут уже есть еда, которую можно употребить, чтобы выжить.
— Хватит нести всякий бред…
— Линэш! — ударил рукой по траве Рубин, вспугнув зеленого кузнечика. — Давай признаем… Ты особенный, ты отличаешься от всех нас, но только тем, что тебе нужна другая еда. Ты никогда не задумывался над тем, почему ты так много пьешь? Сначала я думал, что ты запиваешь все то дерьмо, которое в наших жизнях творится, но только сегодня я осознал, что все обстоит совершенно иначе! Ты хочешь пить. Тебя мучает жажда. Ты бы видел, с каким наслаждением ты пил это вино! Это твоя природа…
— Нет!!!
— …и пока ты никого не убиваешь, чтобы жить, с ней можно смириться. Слышишь?.. Мы понятия не имеем, что нас поджидает дальше в этом треклятом Флаконе, и твоя сила, полученная из этого вина, очень бы нам пригодилась. Только подумай, если что-то случится со мной и я погибну, ты же себе не простишь, что из-за гордыни не выпил это вино и не получил ту силу, которой мог бы меня спасти…
Линэш ответил не сразу, собираясь с силами.
— Я не дам умереть тебе или кому-то еще, кто… не случайный человек в моей жизни. И я сделаю все возможное, чтобы уберечь всех вас. Но это я пить не буду. Я не Зверь, не чудовище, каким ты меня теперь видишь.
Рубин не знал, что и сказать. Доказывать Линэшу неправильность его выводов было бы бессмысленной тратой слов, а его лицо, бледноватое, с глубокими тенями под полузакрытыми глазами, было явным показателем того, что силы растрачивать понапрасну сейчас нельзя.
Усталость Голда не ускользнула и от Михаэля:
— Приляг, вздремни. Неизвестно, как скоро мы сможем устроиться на ночлег, а так хоть несколько часов сна…
Линэш проявил заботу — Рубин прощен. С заметным облегчением Голд улегся рядом с другом на траву и тут же закрыл глаза. На пороге сна в его измотанном сознании промелькнуло желание не оставлять Линэша наедине с мыслями в такой трудный для него час, но тело не подчинилось, и разум уснул.
Игнорируя тихое сопение Рубина, Линэш снял с шеи Книгу и увеличил ее легким прикосновением волшебной палочки. Страницы сами зашуршали, уловив неозвученный приказ хозяина, и остановились только на странице с изображением пары минотавров, как две капли воды похожих на покойных ныне Карама и Барама. Фиолетовые глаза Михаэля скользили по выцветшей странице. Казалось, этим записям было не одно десятилетие, однако все это появилось здесь само собой всего три часа назад.
— «Минотавры — племя…» — Голос Линэша потерял свою силу; колдун сглотнул ком в горле и дочитал вполголоса невыносимо тяжелые строки: — «…племя добродушных охотников, ревностно относящихся к своей собственности…»
Яростно закрытая Линэшем Книга громко хлопнула, выпустив из толщи ветхих страниц облачко пыли; Рубин вздрогнул сквозь сон, но не пробудился. Книга, точно обидевшись на резкость своего владельца, уменьшилась до размера кулона, недовольно блеснув в траве. Линэш зачерпнул ее пальцами правой руки… и замер. Проклятый узор охватил часть ладони, длинные черные кончики рисунка, словно щупальца осьминога, тянулись к подушечкам пальцев, чтобы осквернить и их.
Линэш мигом посмотрел на левую руку — то же случилось и с ней… На лбу Михаэля выступила мелкая испарина, но совсем не из-за жара. Он проигрывает проклятию, скоро ничего нельзя будет изменить…
***
Дав Рубину на отдых ровно столько же, сколько затребовало и сознание Михаэля, Линэш быстро разбудил его, дружески пнув сапогом под ребра: пора отправляться на поиски перехода на следующий уровень Флакона, и Линэш, кажется, знал, где тот может быть. Затушив костер и взяв с собой выручившую их от верной гибели метлу, колдуны покинули лагерь минотавров.
В джунглях уже наступила ночь, но звуков стало ничуть не меньше. Совсем наоборот: все словно очнулись после дневного сна; воздух наполнился жужжанием жуков, в глазах рябило от мельтешащей мошкары; то слева, то справа рычал какой-то зверь, и не медведь, и не дикая кошка, — и в этом шуме Рубин от всей души жалел, что у него нет факела. Конечно, при Линэше он никогда и ни за что бы не признал обуревающий его страх, так что все его просьбы зажечь хотя бы волшебные палочки были связаны с невозможностью разглядеть в такой темноте корни и коряги, появляющиеся из-под земли и ухватывающие за ноги в самый ненужный момент. Что было, кстати, чистейшей правдой! Первые два раза из полусотни Рубин успешно выскальзывал из естественных пут, но в третий раз крепко зацепился носком сапога о стелющуюся по земле, точно питон, лиану, нога его подвернулась, и намучившийся за сегодня вдоволь колдун треснулся лбом о близрастущее дерево. Удар был так силен, что сухая кора на стволе даже чутка помялась.
Но и это фееричное набивание шишки не заставило Линэша изменить мнение. Диких зверей он опасался не меньше, чем Рубин, и как разумный человек рассудил, что огонь (да и вообще любой свет) привлечет их внимание.
Рациональные аргументы Линэша Голда не трогали. Несмотря на три часа сна, которые ему любезно даровал Михаэль, — а ведь мог этого и не делать и поберечь бесценное время, — он по-прежнему был усталым, раны его болели, желудок урчал, а теперь еще вдобавок и раскалывалась голова. И если бы не риск быть съеденным диким зверьем, он бы ныл как маленький ребенок, совсем не понимая, что чем-чем, а пустой болтовней в сложившейся ситуации точно ничего не исправить.
Благо, идти далеко не пришлось: едва различимая в таких диких зарослях тропинка снова запетляла, и они вышли на поляну, усыпанную осколками разрушенных колонн. Холодная, как кусочек льда, луна бросала слабый голубоватый свет на развалины, точно покрывала их тонкою вуалью. У самой травы в беззвучном вальсе мелькали светляки, тотчас погасившие свои фонарики при шуршании человеческих шагов.
— Ну и зачем мы здесь? — забыв восхититься природным великолепием этого места, попытался узнать Рубин.
Линэш не проронил ни слова, но в голове сам собой прозвучал его ответ: «Потому что
он так сказал…»; «Чтобы идти дальше, пройди в арку…» — вот завет спасшего его еще в детстве колдуна, незнакомца, ставшего для Линэша с самой первой их кратчайшей встречи всем. Но арка… В диком тропическом лесу слишком мало настоящих арок или хотя бы того, что могло ее напоминать. Если бы той самой желанной аркой была пара скрещенных деревьев, задача найти такую была бы слишком сложна и даже невыполнима —
он бы никогда не дал столь размытую подсказку, обязательно указал, помог, раз объявился так внезапно… Без сомнений, одна мимолетная встреча — ничто по сравнению со всей жизнью, но Линэша не покидала твердая уверенность, что он очень близко знает этого человека, понимает ход его рассуждений практически без слов. Он бы сказал ровно то, что нужно, чтобы навести Михаэля на верную мысль. И вот она: «Аркой может быть или веревочный мост и все пространство под ним, или эти не так давно еще целые колонны. И первое, и второе место изменилось до неузнаваемости стараниями двух удалых колдунов да двух яростных минотавров; так почему же Михаэля потянуло именно сюда, к рукотворному памятнику былым временам?..
— Арка, — только и проронил Линэш, медленно обходя руины.
— Арка? Тут все разрушено до основания, но и до того никаких арок не было — только прямые колонны.
Но
он знал, что все будет именно так;
он видел, как величественные белокаменные колонны рассыпались на куски; именно поэтому, по
его словам, пройти надо не между двух колонн, а непременно в арку!..
И вот она! У самой земли высотой не больше полуметра две поваленные растрескавшиеся колонны образовали подобие арки, за которой виднелась лишь пустота. Ни травы, ни земли, не обрывка агатового неба: из неровного треугольника на Михаэля взирало Ничто.
Линэш остановился, глядя прямо в никуда. Рубин, последовав его примеру, встал рядом, но еще не понял, что именно привлекло внимание друга. Возможно, он и не видел то, что узрел между камнями Линэш; пустота не запускала свои незримые щупальца в душу Рубина, ведь его сердце было чисто. Михаэль же явно ощущал, как на его собственном сердце теснее сплелись черные узоры проклятой метки. Еще чуть-чуть, и они покроют его всего…
Отвести взгляд от пустоты было слишком сложно. Линэшу потребовалась вся сила воли, чтобы посмотреть на траву, светляков, выглядывающих из-за дальних кустов, и большую холодную луну — ему было все равно, на что смотреть, лишь бы не видеть ее, Пустоту…
— Нам надо пролезть в эту арку, — кратко выразил план действий Линэш.
— В эту? Да она ведь мала!
— Вот потому я и сказал «пролезть», а не «свободно провальсировать».
Желание отважным лидером броситься вперед жгло его изнутри, но Линэш отдал право пойти первым Рубину, наверное, впервые в своей жизни. Лучше ему как можно дольше сторониться этой пустоты.
Рубин лег спиной на траву и посильнее оттолкнулся ногами: сперва он погрузился в Ничто головой и из сплошной черноты прокричал, что все в порядке.
— …наверное, — добавил он. — Мне ведь тут ничего не видно…
Однако делать было нечего, и после очередного усилия Голд вместе с сапогами погрузился во тьму.
— Все еще хорошо? — крикнул в никуда Линэш, но ответа не последовало.
Не теряя времени, он лег, в точности как до него это сделал Рубин. Задрав голову, Линэш поднял взгляд на бесконечно черный космос, надеясь, что больше ему не придется это делать. В последний миг ему почудилось, что в ней, в Пустоте, есть что-то живое, вспарывающее отсутствие материи огромными крыльями или плавниками, парящее, а может, плывущее среди бескрайнего Ничто, точно кит в океане. Уносясь прочь от растянутых шкур, осколков сосудов с кровавым вином, оборванного веревочного моста и разрушенных колонн, Линэш вновь ощутил ледяную агонию, сменяющуюся жаром Преисподние. Значит, это не сон.
