Колдун: Три Проклятия

      Первым звуком после невообразимой боли было позвякивание цепей, и Линэш грешным делом подумал, что снова видит сон про смерть питомца и лучшего друга в одном лице. Место и вправду было похоже на темницу из самого страшного кошмара Михаэля, за исключением нескольких отличий. Цепи зазвенели от движений Рубина, лежащего на ледяном каменном полу, как и Михаэль, — потому что везде, куда ни глянь, от поворота к повороту тянулись многими рядами ржавые цепи, точно ужасно подобранный ковер. Иногда они сами собой начинали двигаться, словно металлические змеи, и по всем коридорам сырого подземелья раздавался оглушительный скрежет, от которого хотелось оторвать себе уши, только бы не слышать его вновь и вновь.       В аккомпанемент к периодическому звону с каждого выступа неровных камней капала вода. Эхо усиливало этот и без того громкий звук, захвативший всю паутину подземелья, смешивало его со звоном подергивающихся цепей и создавало не мелодию, но адскую пытку. Слабое освещение поддерживали малюсенькие зеркала, вмонтированные в каменные стены. Бесконечное число зеркал размером не больше детской ладони. Отражая один единственный луч, они давали колдунам возможность видеть хоть что-то.       — Ты как? — просипел Рубин, со звоном ворочаясь на цепях.       — Можно считать, что в порядке. — Линэш не без боли поднялся; звенья цепи докрасна отпечатались на его пояснице. — Последний уровень для наших с тобой передряг, да? — с долей облегчения сказал он, опираясь на метлу.       Но расслабляться было нельзя: эти темные коридоры принесут неприятностей с лихвой…       Позади колдунов шум лишь набирал громкость, словно по железным цепям неслась карета. Успев обернуться в последний момент, Линэш заметил несколько десятков фигур, промелькнувших на перекрестке и унесшихся дальше с неразборчивыми криками.       — Что-то мне не нравится, что тут мы не одни, — выразил он мысль, одну на двоих с Голдом.       — Пойдем за ними? — уныло уточнил Рубин.       — Придется: хоть какой-то ориентир. Подозреваю, что мы в самой середине этого сплетения коридоров, — поделился соображениями Линэш, когда они, осторожно переступая через подергивающиеся цепи, пошли за быстро удаляющимися криками толпы.       — Почему ты так решил?       — Нет причины. Просто я начал понимать логику того, кто создал все это. На последнем уровне Флакона мы с Найтом и Вольфом упали в воду: там везде были коридоры, комнаты, но вода была только в одной из них, и мы попали в нее, потому что так комфортнее для тех, кто приходит в этот сосуд. Если здесь мы упали на какие-то цепи, чуть не отбившие все внутренности, значит, удобного места для прихода сюда здесь просто нет. И тогда мы попадаем в самую середину — это система, так проще запомнить, если ты сам сделал такое место.       — Тогда почему мы оказались в позапрошлый раз в каких-то снегах, хотя по ту сторону пещеры была и река, и мягкая трава…       — Да, а еще камни. И в траве, и в реке — особенно там. Если бы мы упали в воду, нас бы унесло течением. Снег был мягок, согласись. И заметь, мы упали достаточно далеко от пещеры — чтобы не напороться спиной на спрятанные под снегом скалы. Он сделал все, чтобы гостям было удобно и безопасно, насколько это вообще возможно, конечно.       — Кто — «он»? — обеспокоенно остановился Рубин.       — Я не знаю. Но думаю, он не так уж плох.       Рубин не нашел, что сказать, и быстро догнал Михаэля, навернувшись у самой стены: нога попала меж двух подрагивающих цепей. Больше, чем кровавая жажда Линэша, Рубина страшили его таинственные знания. Откуда ему известно, как все здесь устроено? Почему говорит так, будто знает того, кто населил Флакон всеми этими чудовищами? Линэш ли это вообще?..       Возбужденные крики толпы на какой-то миг резко усилились, но как только Михаэль остановился и прислушался, чтобы правильно определить направление, они тут же затихли. О тишине по-прежнему не могло быть и речи: звон потревоженных кем-то или чем-то цепей, шум постоянно капающей со стен и потолка воды, низкие завывания ветров, гуляющих по катакомбам. Несмотря на это, Линэш слышал свое дыхание, движение крови в венах, скорый стук взбудораженного сердца. Стоило лишний раз расслабиться, как к собственному сердцебиению добавлялась барабанная дробь в груди Рубина и его нервные чрезвычайно тихие (но не для Линэша) нервные всхлипы. Михаэлю обходилось огромных трудов заставить эти звуки исчезнуть, раствориться в каплях воды и поющих цепях, пересилить их стуком сердца и дыханием.       Впереди промелькнула фигура в балахоне, всего одна. Удивленные внезапным бесшумным появлением этого человека, Линэш и Голд на миг остановились, однако в следующую секунду уже пустились в погоню, забыв о всякой осторожности. Перепрыгивая на бегу через лязгающие звенья, они мчались по бесконечным коридорам за силящейся ускользнуть от них тенью, петляющей без разбора. Как минимум дважды незнакомец четыре раза подряд сворачивал направо, а следовательно, бежал по кругу, совершенно этого не замечая. Предугадать, куда же он в итоге повернет, не представлялось возможным, ведь и он сам понятия не имел, какой шаг совершит следующим. Погоня длилась недолго — всего пару минут, но вымотала всех ее участников до предела, особенно Линэша, который, вечно забывая о метле, опускал руки на бегу слишком низко, и о подергивающиеся цепи выламывалась пара-другая прутьев из бедного скрипящего помела. В конце концов все это ей порядком надоело: она вырвалась из руки Михаэля, сама собой рванула вперед и скрылась из вида за следующим поворотом налево, как и незнакомец в плаще. До чуткого слуха охотников на нечисть долетел возглас боли и грохот, перемешанный с металлическим воплем тронутых цепей. Когда Рубин и Михаэль свернули за угол, их на полу под гордо парящей волшебной метлой ждал человек в балахоне, растянувшийся на камнях.       Капюшон при падении слетел с его головы, обнажив красно-рыжие, как шерсть лисы-огневки, взлохмаченные волосы. Создавалось упорное впечатление, что незнакомец пытался сам себя постричь, но кончилось все это фиаско, потому что волосы были самой разной длины, будто он пережил стригущий лишай. На затылке красные пряди были в два раза длиннее рыжих, однако в жиденькой челке, где бóльшая часть локонов слиплась от грязи и пота в сплошной двухцветный комок, рыжие клоки выбивались из темно-бордовой жирной копны.       Рефлексы колдунов сработали одновременно: секунда в секунду они достали свои волшебные палочки, и неяркое сияние озарило фигуру в балахоне, жмущуюся к полу, от света в тень.       — Уберите это зарево… — в сырой камень прохрипел он, вздрагивая точно от боли. — Пожалуйста… молю…       — Уберем, — ответил и за Рубина Линэш, — только не стоит делать резких движений или снова бежать.       Незнакомец, всхлипывая, кивнул, и охотники на нечисть погасили палочки, погрузившись в привычную уже и для них полутьму.       — Благодарю. — Юноша повернулся к ним лицом и улыбнулся, но скорее мученически, чем приветливо или радостно. Его лицо смутно кого-то напоминало и Рубину, и Михаэлю, но обоим никак не удавалось вспомнить, кого… В такой темноте рассмотреть цвет его глаз было почти невозможно, однако когда он поднялся, громко загремев цепями, слабенький луч света, стремящийся к настенному зеркалу, на мгновение осветил его глаза — карие с необычным темно-синим или даже фиалковым отливом. Житель подземелья сразу сжался, вздохнув от боли под балахоном: кажется, свет и вправду доставлял ему неописуемую муку. Постояв так недолго в не нарушаемой колдунами относительной тишине, он выпрямился, уже осторожнее, чтобы не попасть на свет, и выдавил новую кислую улыбку. — Вы же не будете меня убивать?       — Пока не планируем, — холодно процедил Линэш. Рубин дернул его за рукав, призывая быть чуть более мягким.       Что-то Михаэля смущало в этом незнакомом молодом человеке. Незнакомом ли?.. То, как он стоит, как говорит, как смотрит, даже его дыхание! — все в нем заставляло внутренний голос Линэша предупреждать об опасности, но в то же время его лицо… Не зря Рубин смотрел на него сейчас как на давнего друга. Если бы не чуткая интуиция, слушать которую, кстати, Голд никогда не умел, и Михаэль счел бы его старым знакомым. Что же с ним не так?..       — Почему ты от нас бежал? — взял инициативу в свои руки Рубин, подступая к незнакомцу ближе. Палочка, верная охранница, оказалась у него за поясом.       — Думал, что убьете.       — Значит, кто-то хочет тебя убить?       Юноша в балахоне кивнул, не сводя больших темных глаз с Рубина.       — И кто?       — Все.       — Те люди в балахонах, толпа? — попытался угадать Голд.       — И не только они. Они — только капля.       — Как тебя зовут? — лишенным всякого сочувствия голосом спросил Линэш, отстраняя Голда.       — Либиш Гомиль, господин.       Хмурый Линэш прислонился к стене, не желая даже смотреть на нового знакомого. Рубин бросил на него неодобрительный взгляд.       — Я Рубин Голд. А это Михаэль Линэш. Мы поможем: тебе ведь нужна наша помощь?       — Не хочу оказаться в гробу, — дрожа как осиновый лист, проговорил Либиш, и его и без того бледная кожа побелела еще больше. Теперь этот молодой человек легко сошел бы за призрака, особенно в темноте да под скрежет цепей.       — И не окажешься, — заверил его Рубин, ободряюще похлопывая по плечу. Либиш опять вздрогнул, уставившись на собственное плечо так, словно Рубин оставил там жирного червя.       — Простите, — наконец, перевел он взгляд на озадаченных колдунов, — меня так долго никто не касался. Я все время один. Даже когда рядом кто-то есть — я один… А как вы оказались здесь?       — Важнее то, как оказался здесь ты.       Либиш задумался и уставился на руки.       — Я всегда был здесь. В темноте.       — Ты здесь родился? Сколько тебе?       — Родился… — тупо повторил Либиш, будто бы не понимал значение этого слова.       Терпение Линэша подошло к концу: мало того, что Либиш очень медленно говорил, точно обдумывал каждое сказанное слово, что уже было подозрительно, так теперь он еще и тянул время, отведенное им на спасение целого города. Подойдя вплотную к Либишу, Михаэль схватил его за балахон, оторвал от земли и впечатал спиной в стену.       — Что ты делаешь?! — запротестовал Рубин в попытке оторвать Линэша от Гомиля.       — Отвечай! — рыкнул на него Линэш, не замечая Рубина. — Кто те люди, что хотят тебя убить?! Что это за толпа в балахонах?! Ну же!       — Меня все хотят убить, — пробормотал трясущийся Либиш.       — Скоро я стану из их числа! Если ты сейчас же не ответишь, кто все те люди…       — Линэш! — не выдержал Рубин. В ухо Михаэля светила волшебная палочка Голда. Не отпуская Гомиля, Линэш медленно повернул голову к Рубину. — Что с тобой такое?! Ты никогда так себя не вел!       — На карту никогда не был поставлен целый город…       — На карту никогда Найт не был поставлен, так?! — догадался Голд, и Линэш медленно опустил Либиша на пол. Жующий на нервной почве собственные губы, Гомиль даже не пытался встать, а просто распластался на полу, следя за разыгравшейся на его глазах перебранкой.       — Найт здесь не при чем…       — Да что ты!.. Ты как с цепи сорвался! Что ты видел в комнате Фобоса? Ты снова видел умирающего Найта — поэтому ты такой? — Узрев в глазах Михаэля понимание, Рубин спрятал палочку, и в коридоре опять стало темно. — С ним все будет хорошо, Линэш, мы спасем его. Каин ему не навредит. Просто возьми себя в руки и делай то, что и всегда.       — Ты не понимаешь, — тихо, с ложной усмешкой поднял лицо к настенному зеркальцу Михаэль. — Там, в комнате…       — Я не верю, что Найта спасут, — на мотив веселой песни пропел Гомиль, болтающий ногами меж звенящих в такт цепей.       — Что ты сказал?! — стиснул зубы Михаэль, но Рубин придержал его за предплечье:       — Погоди. Либиш, ты знаешь, кто такой Найт?       Гомиль поднял блестящие глаза на Рубина и три раза кивнул.       — Знаю, теперь я точно знаю. Он ведь все рассказал.       — Кому рассказал?       — Всем нам. В таверне.       — Что… — проронил Линэш. От его злости не осталось и следа.       — Но откуда ты все это знаешь? — по-прежнему спокойно задал главный вопрос Рубин, присаживаясь на корточки с ним рядом.       — Вы ведь там были — как вы можете этого не знать?       — Мы там были, да, но откуда все это знаешь ты?       — Вы там были, — повторился Гомиль с дурашливой улыбкой.       — Не понимаю… — начал было Рубин, однако Линэш прикосновением к плечу заставил его замолчать.       — Все логично, — с такой же улыбкой, что и у Либиша, подвел итог размышлениям Михаэль. — Мы там были, потому и он знает все это.       — Ты что, тоже рехнулся? Какой же здесь смысл? Или он сирена?.. — отпрыгнул от Гомиля Рубин.       — Не-е-ет, не сирена. Он — это мы.       Рубин из вежливости улыбнулся, приняв слова Линэша за не слишком удавшуюся шутку, но, не увидев в его лице подтверждения этому, окаменел.       — Прости, что?..       — Это же элементарно. Он — это мы. Посмотри на него. Красные и рыжие волосы, карие и фиолетовые глаза. Даже его лицо — он выглядит, как копия тебя и меня одновременно.       — Это чушь! — решительно отказался принять услышанное Голд.       Теперь уже Линэш присел перед Либишем:       — Все это правда? Ты — это мы?       Юноша кивнул; его улыбка расцвела еще пуще.       — Это глупость, — уже не так уверенно произнес Рубин. — Такого не бывает.       — Многие уверены, что и чудовищ не бывает, — удачно парировал Линэш.       — Одно дело — чудовища, и совсем другое — это!       — А что удивительного для нас с тобой в нашем собственном двойнике? Сирены тебя не слишком поражали. Мы и не такое видали, охотясь на нечисть. Ты знаешь куда больше заклинаний, чем я: что, заклинание двойников не существует?       — Существует, конечно, — замялся пристыженный Рубин. — Но такие чары точно не могут копировать двух людей одновременно. Он выглядит как наш с тобой ребенок! Нет таких заклинаний!       — Да, таких нет, — задумчиво согласился Линэш, осматривая Гомиля как врач пациента. — Но бывают ошибки. Что он говорил с момента нашей встречи? Его пытаются убить — все. Он одинок. Он не хочет оказаться в гробу… Он не хочет оказаться в гробу! — вскочил Линэш — и ударил темечком Рубина в подбородок! — В гробу, понимаешь?!       — Ау! Нет, не понимаю!..       — Что для тебя такое гроб? Это смерть. Ты боишься умереть.       — Почти все боятся смерти…       — Для меня гроб — это продолжение жизни, жизнь после смерти, существование, подобное Каинову! Он озвучил наш общий с тобой страх, он сказал, что все хотят его убить, что он всегда один, даже если рядом есть люди! Это то, что нас с тобой объединяет. Как работает заклинание двойников, как определить цель, на которую оно будет направлено?       — Как? — подыграл ему Рубин, все еще потирая подбородок.       — Сделать так, чтобы заклинание срабатывало на каждого приходящего сюда человека. Люди разные, у них различные проблемы и характеры, предпочтения и профессии, но не у нас с тобой. Мы колдуны, охотники на нечисть, мы похоже одеты, у каждого волшебная палочка… мы приблизительно равного возраста, страхи у нас практически одинаковы, характеры похожи, мы любим тех, кого не можем получить, мы посвятили себя уничтожению зла и готовы возложить свои жизни на алтарь этой идеи. Мы перенеслись сюда одновременно; древняя магия не была столь умна, чтобы разделять таких похожих людей: заклинание решило, что мы — один человек, и так появился он.       Рубин мешкал, принимая каждое слово Линэша на веру; бóльшая часть времени у него ушла не на осознание услышанного.       — Поздравляю: Великий Михаэль Линэш раскрыл очередную загадку. И что дальше? — без доли зависти или раздражения спросил Рубин.       — А ничего, — только и повел плечами Михаэль. — Идем дальше. Мы должны разыскать ту толпу.       — И… он идет с нами?       — Откуда это пренебрежение? — с хитрецой улыбнулся Линэш. — Мне казалось, ты симпатизируешь ему, сопереживаешь. Что, испугался, что он разболтает твои секреты, если пойдет вместе с нами? Расслабься: он — единение нас двоих, так что он знает лишь то, что нас объединяет, ни больше, ни меньше. Идем.       Но не только Рубин остался стоять на месте. Либиш поднял сверкающие в меркнущем свете настенных зеркал глаза на Михаэля и отрывисто вздохнул.       — Вы меня ненавидите…       — С чего ты взял?..       — Ничего: я тоже себя ненавижу. Многим людям было бы гораздо спокойнее, если бы я вообще не рождался… Сколько раз я хотел покончить с собой, раз и навсегда…       Михаэль и Рубин безмолвно переглянулись, в следующую же секунду отвернулись друг от друга. Внезапно потеплевший к Либишу Голд взял его под руку, как больного или изможденного, и повел вперед, глядя в спину ведущего их сквозь очередную неизвестность Михаэля.       Сочувственное молчание оборвалось вскриком Рубина в тот момент, когда Линэш опять встал как вкопанный, и Голд ударился лбом о его затылок.       — Ты из камня сделан, что ли?!       — Я непроходимый дурак, — с улыбкой и задумчивым взглядом, устремленным в никуда, обернулся на спутников Михаэль. — Его имя, — таинственно прошептал он и прямо засветился от счастья. — «Либиш Гомиль». Это же наши имена и фамилии, сложенные вместе. «Либиш»: «Ли» и «ш» из «Линэш», «би» из «Рубин»; «Гомиль»: «Го» из «Голд», «ми» и «ль» из «Михаэль». Все ведь как на ладони, а я догадался только сейчас!..       — Если это у тебя «на ладони», то ты действительно гениален, Линэш, — безрадостно подчинился истине Рубин.       Кажется, вынужденная похвала со стороны Рубина пришлась как раз кстати, воодушевив Линэша до неприличия. Его походка стала уверенной и пружинистой, теперь ему ничего не стоило с грацией лани перепрыгивать через извивающиеся на полу цепи — на зависть Голду, у которого ноги под штанами и сапогами уже посинели от сплошных синяков.       Прошло не так-то уж много времени: только Михаэль задал бравый темп своей походкой, как в черт знает какой раз будто врос в каменный пол. Рубин не выдержал и от всего сердца отвесил ему душевного пинка — так, что Михаэль еще пробежал шагов пять вперед, ухватившись за мягкое место. Благодаря этому не слишком джентльменскому поступку второе дыхание открылось и у Рубина, и у Гомиля (ведь теперь полны сил были оба колдуна).       — Дай угадаю: тебя снова осенило… — перевел Рубин мысли собрата подальше от отмщения.       — Цепи.       — Ненавижу эту твою привычку намекать на свои идеи таким уникальным образом, чтобы никому другому, помимо тебя самого, они понятны не были. Что — «цепи»?       Кажется, Линэш слегка оскорбился поступком Рубина или его отношением к своему другу — не так давно признанному гению! — хотя где-то в глубине души он понимал, что давно заслуживал сильного пинка. Ничего не объясняя, он опустился на четвереньки и стал ползать по сырому полу подземелья, прикладывая голову к переплетению цепей с разных углов. Все происходящее было больше похоже на какое-то сумасшествие — словно Линэш внезапно превратился в животное. Однако, затратив минуты две на вытирание коленями каменного пола, Михаэль подскочил и, как ищейка, указал пальцем вперед, тут же ринувшись по заданному направлению. Рубин не был особо поражен, ведь никаких других вариантов, кроме как идти вперед или назад по этому коридору, у них не было; его больше бы удивил поворот в обратную сторону.       Голд вместе с Гомилем попытался бежать следом за Михаэлем, но оба отставших практически в один миг споткнулись и обрушились на до слез вонзившиеся в ребра и живот цепи. Вместо слов заботы из темноты до них донесся пронзительный крик: «Хватит раскачивать цепи!!!» Рубин и Либиш быстро отползли к противоположным стенам, подальше от извивающихся и позвякивающих цепей, где, посидев минутку, перевели после весьма болезненного падения дух. Все мысли Рубина в этот момент занимало представление того, как торс его будет в течение следующей недели менять цвет с темно-фиолетового на зеленоватый, следом на желтый и только потом на здоровый телесный — пока будет сходить этот сплошной, громадный синяк.       Первым встал на ноги Рубин и подал руку двойнику: Гомиль принял помощь не сразу; его мысли были в раздрае.       Они нашли Линэша далеко впереди на развилке. Он бы давно свернул направо, как и хотел, но был вынужден дождаться спутников, чтобы те не потерялись в темном лабиринте. В тишине их легких шагов раздавался неразборчивый шепот Либиша, который с каждой секундой становился все более пугающим: бледным, с трясущимися руками и непрестанно двигающимися губами, он, не мигая, шел за Линэшем след в след; взгляд его был направлен куда-то вниз, но смотрел он совсем не себе под ноги. Обернувшись, Линэш захотел предложить бросить нежеланного попутчика прямо здесь, однако, глядя на сосредоточенного Рубина, снова и снова не находил в себе сил, чтобы озвучить это. А зря! Данная мысль посетила и Голда, который теперь держал правую руку гораздо ближе к волшебной палочке.       Известный лишь Линэшу ориентир, кажется, сработал; эхо доносило голоса толпы, а в луже у самой стены носок сапога Голда ударился о брошенный кем-то догоревший факел. Рубин нагнулся, чтобы его поднять, но Либиш резко перехватил его руку.       — Не надо… света… — отсутствующим тоном попросил он.       — Почему? — холодно спросил Рубин. — Ты ведь не просто «не любишь» свет, так?       — Свет… приносит боль…       Перед тем, как послушаться Либиша, Рубин кратко взглянул на Михаэля: рыжеволосый колдун едва заметно кивнул и вновь отвернулся, прислушиваясь к чужим голосам.       Они прошли совсем чуть-чуть — четыре поворота, и из-за очередного угла показался дрожащий свет как минимум десятка факелов. Шуршание балахонов и взволнованный шепот превратились в сплошной неразличимый шум, заглушающий и вездесущий звон цепей. Их скрипучие возгласы шепотом назвать было трудно: скорее они изо всех сил делали вид, что перешептываются, хотя переговаривались друг с другом практически в полный голос. Или то была иллюзия эха?..       Выглянув из-за угла, пара колдунов различила фигуру у дальней стены огромного каменного зала, заметно отличавшуюся от всех остальных. На этом человеке не было балахона; до зависти сильные мускулистые руки, покрытые невесомой тканью рукавов обычной белой рубахи, и не менее рельефные ноги, выглядывающие из-под канвы разодранных темных штанов, сковывали кандалы. Змеями цепи тянулись от них, стелясь по покрытому вековой пылью полу и обвиваясь вокруг гигантских прямоугольных колонн. Самое легкое, незаметное для человеческого глаза движение узника заставляло их пронзительно бренчать, и скрежет их теперь напоминал отчаянные человеческие крики.       Сгрудившись по левую сторону от него, люди в балахонах косились на пленника и громко и упорно о чем-то спорили. Но этот чудовищный гам мгновенно смолк, стоило пленнику разомкнуть губы:       — Что вам всем, наконец, от меня надо?! — раненым медведем прорычал он, тряхнув головой, — и по насыщенно-желтым, солнечного цвета, длинным волнистым волосам пробежали отблески настенных зеркал, а в небесно-голубых глазах сверкнули огни факелов.       — Ты — исчадье Ада! — единым хором прокричала толпа. — Таких, как ты, не должно существовать! Душегуб! Чудовище! Монстр! Изверг! Ты будешь здесь сидеть до скончания времен! Ты заслужил эту кару! Мы бы убили тебя, если бы могли!       Никак не противясь жестоким выкрикам толпы, узник опустил голову, и волосы закрыли его лицо.       — Я знаю… — с сожалением проговорил он.       — И что ты скажешь в свою защиту?!       — Я таким родился…       — Это никому не оправдание! — зашипела толпа.       — ВЫ ОШИБАЕТЕСЬ! — громче, чем все присутствующие вместе взятые, выкрикнул Линэш, выходя из-за угла. За ним шли Рубин, держащий палочку наготове, и Либиш Гомиль, которого Голд тащил как маленького ребенка.       — Назови себя! — потребовала толпа.       — Меня зовут Михаэль Линэш! Я колдун и профессиональный охотник на нечисть. — Он говорил уже значительно тише — громче и не требовалось: теперь все люди в балахонах внимали каждое его слово, затаив дыхание.       — Тогда ты — тот, кто нам нужен! Тот, кто убьет дракона!       Толпа возбужденно зашумела, радуясь новому спасителю.       — Дракона?.. — с недоверием нахмурился Линэш. — Это не… это не может быть… дракон… Драконы не существуют, они… они были в легендах, а легенды строились на реальных фактах, — автоматически поправил сам себя Линэш. — Но он уж точно не выглядит опасным. Он уже в цепях, он даже не вырывается… Зачем мне его убивать?       — Потому что он — дракон!       — И что? — невозмутимо повел плечом Михаэль. — Я вот тоже теперь не до конца человек. У меня есть друг-оборотень. И еще один — вампир. И последний — один из достойнейших, добрейших людей, известных мне. Когда-то они были чудовищами, они сеяли зло, но захотели и стали лучше — людьми.       — Тогда рождение — не причина!       — Еще какая причина! — фыркнул Михаэль, пренебрежительно махнув на толпу рукой. — Но нет, не основная! Он родился таким, какой он есть, однако вместо того, чтобы помочь ему стать лучше, взрастить в нем добро, как в ребенке, люди решили: «О, он родился чудовищем! Давайте будем соответствующе к нему относиться!» И вот она — главная причина существования зла не только в этом отдельном… драконе… — Слово далось ему особенно трудно — будто Линэша заставили выпить залпом пузырь рыбьего жира. — Отсюда зло на всей земле.       Воцарилось торжественное молчание: толпа замерла.       — Зачем ты им все это рассказал? — полушепотом спросил Рубин, подходя ближе. — Раньше ты бы не сказал так про себя…       — Я говорил все это не им, — повернулся к поникшему узнику Линэш. — Я говорил это ему. Это его двойники, Рубин, та часть его, что себя ненавидит.       Златовласый пленник собственной ненависти поднял ярчайшие небесные глаза на Михаэля, вглядываясь в его лицо в поисках правды.       — Тебя держат не цепи. Тебя держишь ты сам.       — ГОЛОСЛОВИЕ! — взрывом голосом отозвалась толпа. — ЛОЖЬ! ВЫ ВСЕ ЧУДОВИЩА!       — Это что еще за энтузиазм?! — ужаснулся Рубин, выставив пред собой беспомощную против такого столпотворения волшебную палочку.       — Заклинание защищает само себя. Я нарушил баланс, разрушил основу, и теперь оно обратится против всех нас; двойники больше не связаны с оригиналом.       Трясущаяся бледная рука схватила Линэша за плечо и придавила к стене:       — Я ненавижу себя! — с округлыми от ужаса глазами закричал Гомиль, занося над Линэшем заточенный каменный нож. — Я так долго хотел покончить с собой!!!       — Линэш! — стремглав бросился на помощь Рубин.       Каменный клинок проткнул насквозь ладонь Голда, войдя в плоть по самую рукоять. Либиш схватился за голову, крича от обуявшего его безумия, отполз в темный угол и продолжил повизгивать там, как побитая дворняга.       Метла, выскользнув из рук Линэша, громко стукнулась об пол.       — О Боже, Рубин… — охнул Михаэль, выдернул нож из тела друга, оторвал лоскут от рукава своей рубахи и наскоро перевязал обильно кровоточащую руку. — Ты меня спас…       — Меня обижает то, как сильно ты удивляешься этому… — сонно зашевелил губами смертельно побелевший Рубин. На полу, прямо под его раненной рукой, уже натекла внушительная лужица крови.       Загремели цепи: златовласый дракон попытался встать, но не смог приподняться даже на колени.       — Ты вступился за него, — изумленно вымолвил он, разглядывая рану Рубина, — даже несмотря на то, что он — не человек?.. Почему ты это сделал?       Судя по мертвецкой белизне щек Голда, сил у него оставалось лишь на последнюю улыбку. Далеко не первая за последние сутки кровопотеря истощила его и без того хрупкое тело, и теперь Рубина с непреодолимой силой клонило в сон. На ногах он уже не стоял, и Михаэль помог ему опуститься на пол, поддерживая за плечи.       — П-потому что… он достойный… человек…       Веки Рубина опустились, и на пушистых ресницах собралась влага.       — Рубин?.. — встревожено встряхнул его Линэш. — Рубин… Рубин! Очнись же! — Но голова Рубина лишь безвольно запрокинулась. — О нет, он потерял слишком много крови. Ты должен что-то сделать! — ткнул Михаэль пальцем в грудь дракона.       — Но что?..       — Уничтожь их! Ты же дракон! Так сделай что-нибудь!       — Но если я начну обращаться, обратиться могут и все они, — покачал головой дракон. — Я чувствую магию: связь не потеряна до конца. От одного чудовища уйма зла, а от полусотни мне подобных…       — Вот! Вот в чем твоя проблема! — Бережно уложив Рубина на камни, Линэш схватил дракона за рубаху. — Ты ненавидишь свою суть — поэтому они здесь…       — …и этому всему виной снова я…       — Заткнись! — отвесил ему колдун наотмашь пощечину. — Хватит себя жалеть! Исправляй все, что натворил, меняйся к лучшему! Мой друг умирает из-за твоего промедления — действуй! Я не позволю ему погибнуть, никогда!       Пламенная речь Линэша достигла цели. Вскинув ясную голову, дракон стал медленно подниматься; гремели цепи.       — Уходите, — твердо приказал он.       — Рады бы, но не знаем как, — проговорил Линэш, однако дракон его уже не слышал: из его широко открытого рта прозвучал гул, от которого стены подземелья заходили ходуном, а сердце Михаэля на мгновение остановилось, сбиваясь с быстрого, поддерживаемого вечным адреналином ритма.       Крепкие кандалы рассыпались на кусочки, а цепи струнами натянулись, срезая обтянутые ими колонны. Под грохот падающих массивных камней и вой толпы двойников Линэш тщетно пытался оттащить тело Рубина в безопасное место. Из угла крысой шипел Либиш Гомиль:

«Один уж готов; Второй будет мертв…»

      — Нет, не будет, — отрезал Линэш, направляя на него волшебную палочку. Из ее вспыхнувшего, как уголек, конца вырвались яркие лучи, ударившие Гомиля прямо в грудь. Двойник с хлопком отлетел к стене, и на пол мягко опустился уже пустой балахон. — Свет… свет! — вспомнил Линэш. — Дракон, нам нужен свет! Только он может их одолеть!       — БУДЕТ ИМ СВЕТ! — пророкотал низкий, звучный голос на все подземелье, и в каждом коридоре от мощнейшей звуковой волны лопнули настенные зеркала.       Одежда дракона разорвалась по швам, обнажив покрывающуюся крупной желтой чешуей кожу. Нагая спина выгибалась, треща костями, пока наружу не вырвались два широких молочно-желтых крыла. Когти на ногах и руках почернели и вонзились в пол, превращая куски камня в серую крошку. Узник продолжал увеличиваться в размерах, скрытый собственными могучими крыльями, пока не уперся длинной шипастой шеей в потолок подземелья: перед Линэшем возвышался пятиметровый желтый дракон.       Его двойники сгибались и извивались, корчась от боли идущего полным ходом превращения. Балахоны рвались на лоскуты, крылья со свистом вспарывали воздух, когти высекали искры из обломков колонн. Успевшие обратиться в драконов едва ли были больше двух-трех метров. Они с легкостью отрывались от пола и неслись прямиком на гигантского дракона, впиваясь острейшими, как пилы, зубами в его шею и хвост. Стряхивая тройку грызущих его двойников, дракон двинул хвостом и самым его концом задел Михаэля. Рыжеволосый колдун упал на груду угловатых камней — кость в ноге хрустнула, и ее осколок вышел сквозь кожу наружу. Линэш кричал во весь голос, но его крики не были слышны за ревом полусотни обратившихся драконов. Два десятка летающих монстров разом устремились к огромному собрату, как вдруг тот раскрыл зубастую пасть, из которой пушечным залпом выпалил столб яркого света, нещадно выжигающего все на своем пути. По разрушенному залу разлетелся густой стального цвета пепел, и все умолкло, кроме истошных криков Михаэля.       — ДВОЙНИКИ ПОКАЛЕЧИЛИ ТЕБЯ… — сухо, без капли сожаления подметил дракон.       В ответ ему Линэш сумел излить всего четыре не бранных слова из десятка прочих:       — *****, *******?! ******, *****! Это ты, ******** ********, задел, *****, меня!!! ******** *******!        — МНЕ НЕВЕДОМ ЭТОТ ЯЗЫК. ТЫ ОБУЧИШЬ МЕНЯ ЕМУ ПОЗЖЕ. А СЕЙЧАС НАМ НУЖНО ВЫБИРАТЬСЯ ОТСЮДА, ПОКА ВСЕ НЕ РУХНУЛО.       В этом дракон был прав: стены дрожали от каждого его вдоха, от каждого слова; с потолка градом сыпались камни.       — Я ЧУВСТВУЮ… ВЫХОД ЗДЕСЬ.       Без лишних разъяснений дракон со всей силы ударил в потолок макушкой, покрытой толстым прочным коричневым панцирем. В образовавшиеся трещины хлынул бурлящий поток, тут же скрывающий Линэша и Рубина с головой. В последний момент перед полным погружением под воду Михаэль смог ухватить одной рукой лежащую рядом метлу, а второй — холодную руку Рубина. Вихрь из пузырей замелькал перед глазами; сперва вода кипятком обожгла открытый перелом колдуна, но через пару секунд по неизвестной ему причине боль вдруг в одночасье прошла. По телу разливалось тепло и спокойствие, легкие как будто уже и не требовали кислорода, но последнее было самообманом: каждая клеточка его тела корчилась и ныла без воздуха!.. Чьи-то мускулистые руки схватили Михаэля за одежду и потащили к свету — наверх…       Кашляя не воздухом, а одной водой, Линэш стоял на карачках посреди широкого светлого коридора; за его спиной из провала в полу, заполненного переливающейся миллиардом малюсеньких звезд водой, дракон — уже в человеческом обличии — вытаскивал на сырую ковровую дорожку Рубина и волшебную метлу.       Раздался звон дюжины браслетов и бус, и перед Линэшем возникли обольстительные женские ножки с округлыми птичьими когтями.       — Не ожидала, что вы появитесь так эффектно, — с неизменно арабским акцентом поприветствовала гостей Мирада. — А где же Вольф?       — Сегодня мы без него… — пропыхтел Линэш, ощупывая ранее больную ногу. — Перелом сросся…       Гарпия проследила за взглядом колдуна и гордо улыбнулась:       — Конечно же, это ведь наша вода. Она заживляет любые раны.       Из провала вылез нагой дракон. Не замечая ничьего присутствия, он своевольно сорвал со стены одну из бордовых штор и вытер ею все тело под пристальным, но от того не менее смущенным взглядом Мирады. Закончив сушиться, он зашвырнул штору прямо в воду, чтобы понаблюдать, как ткань тяжелеет и плавно огромной бордовой медузой уходит ко дну. После он оборвал еще одну штору — теперь лазурно-голубую, в тон цвета своих глаз — и обмотался в нее на манер римлянина.       Его взгляд скользнул левее и остановился на Мираде, перьях всех цветов радуги и невообразимых переливов…       — Какая… красота… — с цветущей улыбкой вымолвил он, будучи не в силах оторвать от гарпии взгляд. Мирада смотрела на него во все глаза; щеки обворожительной мулатки загорелись от яркого румянца.       — Это Вольфу не понравится, — тихо произнес Рубин, наблюдая вместе с Линэшем за трогательной сценой. Выглядел он после купания в живительной воде как нельзя лучше: лицо его потеряло даже природную бледность, из-за которой красноволосый Голд был схож больше с классическим литературным вампиром, нежели с обычным человеком. Все его раны и шрамы исчезли. — А я смотрю, ты не сильно за меня переживал, — бросил он укор в сторону Линэша. — Где же «О Боже, Рубин! Слава Богу, ты жив!» или «Как здорово, что с тобой все в порядке!»… Я надеялся услышать от тебя хотя бы «О… ну надо же… оказывается, ты все еще не умер».       — Ты представить себе не можешь, как я счастлив, что ты в порядке, — похлопал Голда по плечу Михаэль. — И я правда переживал за тебя, но не удивлен, что ты жив: я… чувствовал, что жизнь еще теплится в тебе. Слышал, ощущал, как свое, биение твоего сердца.       Рубин потупил взгляд. Ему не давал покоя всего один вопрос: «Связано ли это с жаждой крови?» — но спросить такое у него Голд не решился. Ответ бы ему все равно не понравился.       Пока Рубин и Михаэль не знали, радоваться им или огорчаться под давлением десятков тяжелых мыслей, дракон уже вовсю лобызал когтистую ручку Мирады, покрытую со стороны локтя разноцветными металлическими перьями.       — Как зовут тебя, прелестное создание?       — Мирада…       — Какое чудесное, звучное имя… Я — Драк Онн, последний из желтых драконов. Я чувствую, что ты также последняя из своего вида: нам нужно держаться вместе.       — Ага, а нам представиться он нужным не посчитал, — выразил Голд общее для них с Линэшем недовольство.       Его реплика (не смыслом, а только своей громкостью) заставила двух редчайших существ вспомнить, что они здесь все еще не одни, и Мирада в смущении отдернула громко бряцающую перьями руку.       — Я рада видеть Вас здесь снова. Вольф не предупредил меня, что Вы зайдете, тем более таким… впечатляющим образом. А кто Ваш громкий друг?       — Рубин, — кратко представился Голд.       — Как камень? — одновременно переспросили Мирада и Драк. Взглянув друг на друга, они лучезарно рассмеялись.       — Я обожаю все блестящее, — поведала дракону Мирада. — Могу часами сидеть и смотреть на собственные перья. Глупо, да?..       — О, ничуть! Я точно такой же, когда дело касается драгоценных камней. Я ведь дракон — у меня это в крови. А ты, — обратился он к Михаэлю, — тебя тоже зовут как драгоценный камень?       — Нет, я Михаэль Линэш. Зато у него сестра — Сапфир.       Дракон восхищенно закивал головой, тут же загораясь желанием повстречать данную особу. Правда, всего через секунду все его мысли снова были заняты сияющей во всех смыслах гарпией.       Опираясь на метлу — не от исчезнувшей после купания в волшебной воде усталости, а, элементарно, по привычке, — Линэш прошел по коридору пару метров и окликнул погрузившуюся без остатка в сладкие речи дракона Мираду:       — Как далеко мы от выхода из Флакона?       — Не очень далеко. Пойдемте, я покажу.       Последние ее слова были адресованы исключительно прекрасному дракону, страстно пожирающему красавицу-гарпию взглядом переливающихся, как два драгоценных камня, лазурных глаз. Если Михаэлю она сказала хотя бы три слова, то Рубин был окончательно ею позабыт, словно он и не представлялся. Справившись с чувством крайней оскорбленности, Голд пошел вслед за всеми, осматривал по пути каждую воздушную штору, каждый завиток золотого узора на стенах. Комната с бассейном повергла его в неописуемый восторг: главным образом, из-за многочисленных чаш с фруктами, которые Рубин моментально принялся опустошать.       Стоя у воды, Линэш расцепил без умолку болтающих о всяких мелочах влюбленных.       — Я так понимаю, ты остаешься здесь? — многозначительно поднял брови Михаэль, обращаясь к дракону.       — Почему же? Вовсе нет. Я хочу увидеть, во что за последние века превратился внешний мир. К тому же я жажду встречи с дамой Сапфир: должно быть, она прекрасна.       — Ну, разве что внешне… — обронил ироничный вздох Михаэль.       Заслышав дракона, Рубин напрягся, но не смог раскрыть рта, ведь иначе высыпались бы прямо на пол две ладошки винограда, набитые за обе щеки.       — Вы уходите… какая жалость… — повесила нос Мирада, опустила полные печали глаза в пол.       — Что же, ты не пойдешь с нами? Со мной, — поправился Драк, касаясь ее руки.       — Я не смогу отсюда уйти. Выйти можно только через воду, а я не умею плавать.       — Я не дам тебе утонуть…       — О Боже! — не выдержал Линэш. — Давайте… миловаться вы будете потом?! У нас нет столько времени! Нам надо еще город спасти. Мы все вместе покидаем Флакон. Есть возражения?       — Нет.       — Нет…       — Ыэт! — поддержал общее мнение Рубин, заглатывая персик вместе с косточкой.       Пока Мирада морально готовилась к погружению в воду, а Драк Онн нежно массировал ей плечи, Рубин набивал карманы белым виноградом, который больше прочего пришелся ему по вкусу. Линэш подошел к бортику бассейна. Метла сварливо задребезжала: столь частые купания ей совсем не нравились; Линэш погладил ее двумя пальцами по древку, и метла замерла, успокоившись.       Четверо героев встали в один ряд перед спокойной гладью искусственного водоема. Вода искрилась — точно малюсенькими осколками стекла, и даже Линэшу, искупавшемуся в ней не раз, казалось, что окунаться в нее будет болезненно из-за впивающихся в кожу песчинок.       — Все готовы? — генеральским тоном осведомился Линэш.       — Надо просто прыгнуть, так? — в пятый раз взволнованно уточнил Рубин. Перспектива опять переживать мучительную боль его отнюдь не радовала, и он пытался отвлечься от этой колючей мысли, зажимая карманы, набитые едой.       — Так. Лучше прыгнуть всем вместе, чтобы не было потом никаких накладок. На счет «три». Раз…       Короткая пауза показалась Мираде целым часом. От страха у нее сосало под ложечкой, в горле пересохло, а пальцы похолодели как лед. Теплая ладонь дракона обхватила ее миниатюрную ручку. Пусть сердце и неслось во весь опор, разум гарпии охватило спокойствие, а тело стало будто бы ватным.       — Два…       У Рубина уныло заурчало в животе, но совсем не от голода; нервы сдавали и у него. Переходить с одного уровня волшебного линэшевского флакона на другой, сражаться с чудовищами, встречаться с собственными страхами лицом к лицу было легко, несмотря на все серьезные ранения и тяжелые моральные испытания. Последние полтора дня были неописуемо насыщенными, но ничем особенно не отличались от суровых будней охотника на нечисть. Здесь он точно знал, чего можно ожидать, а за пределами Флакона была лишь неизвестность. И Сапфир… От этой мысли у него потеплело на сердце, и страх перед прыжком и его непредсказуемыми последствиями куда-то исчез. Теперь он хотел вернуться…       — Три!       Два колдуна, гарпия и дракон сделали широкий шаг и с громкими всплесками погрузились в сверкающую воду. Метла дернулась к поверхности бассейна, потянув за собой Михаэля, но невозмутимый Драк Онн ухватил стремительно всплывающего колдуна за ногу и пошел вместе с ним ко дну. Средь крупных белых пузырей, кружась, поднимались зеленые виноградины, десятками покидая уютные карманы Голда. Он без толку пытался зачерпнуть худо-бедно малую их часть, но те, словно живые, пружинили, едва соприкасаясь с его пальцами, и проскальзывали наверх, к свободе. Тесно обняв дракона, гарпия с плотно закрытыми глазами прижималась к нему всем телом. На прекрасном личике отражалась то ли мука, то ли ужас, а из вздернутого носа то и дело вырывались мелкие пузырьки. Впервые готовясь войти в воду, она не подумала набрать воздуха в легкие, и оставшегося там кислорода ей хватило бы всего на десять секунд, которые уже истекали. Но тут блеск воды усилился во сто крат, ослепив всех, в том числе и несокрушимого дракона! Вода забурлила! Напор выплюнул героев в грязные лужи конюшни. Рубину повезло упасть в самую глубокую. Когда он с влажным кашлем поднялся на четвереньки, чтобы отдышаться, в алых волосах запуталась мокрая солома и ошметки чего-то гнилого.       — Хочу вымыться… — пожаловался воздуху он, вставая и выходя из грязной лужи.       — Мало купался за последнее время? — с издевкой сплюнул ему под ноги грязь Михаэль.       — Эй!..       Но гневные возгласы Рубина заглушил громкий звон: из сырого сеновала старалась выбраться Мирада, размахивая крыльями и разбрасывая вокруг себя сено. К ней подоспел ее рыцарь — Драк Онн, подозрительно ловко приземлившийся прямо на ноги, будто всю жизнь проработал в цирке акробатом. Жилистыми руками он разгреб все сено по сторонам и вызволил Мираду, оторвав ее от земли. Голд и Линэш одинаково фыркнули, скривив лица со стоном легкого отвращения. Голубки принялись ворковать: Драк Онн что-то шептал ей на ухо, гарпия хихикала, гладя его по горячей груди.       Рубин услужливо поднял из грязи метлу, пока Михаэль вылавливал в соседней луже бесценный Флакон. Наконец, когда зачарованный сосуд был вверен обратно его владельцу, как и волшебная метла, компания двинулась в «Коня без седла», оставляя за собой вереницу грязных следов. Стоило чьей-нибудь ноге наступить на самый край широкой лужи, наполненной чистейшей дождевой водой, как вся она в один момент окрашивалась в серо-коричневый цвет, и с недовольным кваканьем из нее убирались прочь темно-зеленые лягушки.       Вывеска «Коня без седла» все так же одиноко качалась, как и когда колдуны покидали это по-домашнему родное им место. За дверями их ждали не только семья и друзья, но и старые проблемы; полный решимости, Михаэль Линэш готов был с ними разобраться.