Новые песни о разном

      Все они — такие хрупкие.       Рука синей, крепко сжимавшая меч, сломана в нескольких местах — там, откуда торчат окровавленные обломки костей. Сражалась до последнего, пока не был расколот на части каждый из её клинков, пока изломанное тело не отлетело в сторону, как кукла с разболтанными шарнирами. Даже сейчас в её уже остекленевших глазах застыло выражение решимости.       Чёрной всё равно.       Ей нужно продолжать двигаться дальше. Продолжать искать. Продолжать свой путь сквозь руины разрушенных зданий, сквозь жар горящих обломков и клубы едкой гари.       Следующей помехой на пути становится красная. Тоже совсем никакая. Слабая, жалкая. Глупая. Думала, сможет расстрелять чёрную раньше, чем та добежит до неё — вот только чёрная быстрее стрелы, быстрее пули. Когти пронзают грудь, с хрустом ломаются рёбра. По руке течёт алое, в ладони бьётся пульсирующее горячее сердце. Прежде, чем отбросить его в сторону, чёрная скалит клыки и смеётся. Мимолётная радость от лёгкой победы пьянит её, пусть это всё ещё не та, кого она искала.       Чёрная откуда-то знает — у неё мало времени. Чувствует: что-то сдерживает её, словно тянет назад. Она не может позволить себе надолго задерживаться.       Две следующих — зелёная с розовой — даже не успевают ничего толком сделать. Чёрная откуда-то помнит: эти — всегда вместе. Умирают тоже вместе, нанизанные на копьё, как бабочки на булавку. Она стряхивает их, отбросив в сторону, оставляя истекать кровью на развороченном асфальте.       Инстинкт заставляет резко обернуться, как только она чует чьё-то приближение сзади.       Белая уже здесь.       Бой с ней — труднее всего: защиту не так-то просто пробить, серебряный кинжал мелькает в воздухе так быстро, что и не различишь, куда в следующий раз ударит. Чёрная недовольно шипит, когда лезвие задевает её, но не ослабляет напора. Песня белой скрежещет по ушам, кажется, голова от неё сейчас разорвётся — чёрная пытается заглушить её отчаянным боевым рёвом.       Эти, до неё, тоже петь пытались. Их песни быстро превращались в предсмертный хрип, в жалкое бульканье, когда кровь начинала идти горлом.       Белая посильнее их, но всё же не сильнее чёрной. В конце концов и она падает, разрубленная пополам широким лезвием, и её кровь фонтаном брызжет на землю, на обломки бетона и арматуры вокруг, на лицо чёрной. Та слизывает кровь с губ в предвкушении.       Теперь ей больше никто не помешает.       Где-то там, впереди, посреди разрушенного города чёрную ждёт она — девочка в лиловом, девочка с зеркалами, девочка с глазами глубокими, как два зелёных омута. Схватка с ней — самая трудная, песня её — самая манящая, кровь её — самая сладкая и желанная, и чёрная знает: всё, ради чего она существовала до этого момента — их встреча, после которой девочка непременно должна умереть.       Тогда и только тогда чёрная станет по-настоящему свободна.       По-настоящему жива.       Наконец, она видит свою цель, свою желанную добычу — парящую в нескольких метрах над землёй напротив здания музыкальной академии с выбитыми стёклами и пылающей крышей — и бросается к ней с рыком, полным охотничьего азарта.       — Хибики...       Она не сразу понимает, что произошло, почему так жжёт что-то в груди, почему глаза режет какой-то тусклый свет и почему лицо у неё мокрое от слёз. Испуганный щебет Мику пробивается, как сквозь вату: что-то про «кричала во сне», «не могла разбудить»...       — Всё в порядке, — собственный голос звучит слабо и жалко, совсем не убедительно. К тому же, слёзы всё ещё текут. — Всё правда в порядке. Просто мне приснился кошмар. Туши свет и давай дальше спать, хорошо?       Мику качает головой, вытирая слёзы в уголках её глаз, выключает ночник и обнимает крепче. Когда нежные пальцы касаются места пониже ключиц, там, где шрам — жжение и боль наконец утихают.       И Хибики засыпает — крепко, без сновидений.       Утром она даже не вспомнит, что ей что-то снилось.