Каждый раз

      Юнги сидит за синтезатором. Ноты в аккорды не складываются, пальцы не хотят попадать на правильные клавиши и ему ничего не нравится. Но что ему по душе, так это точно то, что сзади, на его диване, в его студии, сидит Лиса.       Она читает его тексты слишком долго, и Юнги уже кажется, что все так плохо, что она жалеет его и ничего не говорит.       У него почти начинается нервный тик, и он, чтобы успокоиться, поворачивается к ней.       Это не лучшая его идея.       Она сидит, закинув ногу на ногу, отчего из-под короткой юбки, которую она теребит, виднеются шорты, и подняв на него большие глаза, немного скрытые длинной челкой. Юнги переводит взгляд на ее лицо, и тут же спрашивает, надеясь, что звучит не так истерически-неспокойно, как ему кажется:       – Ну как тебе?       – Мне нравится, - тут же следует ответ, и Лиса закусывает губу, опуская глаза в блокнот, а Юнги отворачивается и просит ее сесть на принесенное рабом-по-спору-Чимином кресло. Он начинает перебирать папки на рабочем столе компьютера, увлекаясь показом различных зарисовок мелодий и аранжировок.       – Знаешь, а вот здесь, вот это, странно. Может, так?       Единственное замечание Лисы за всю триаду Юнги в виде бесконечных нот и битов, оказывается полезным, и Юнги цепляется за эту полезность, как за копну осоки у берега реки, чтобы окончательно не утонуть.       Именно за этим Лиса ему и нужна. Да, она полезна.       Она приходит к нему два раза в неделю.       Юнги старается на неё вообще не смотреть, но этого недостаточно для полного избавления от постоянной нервозностью рядом с Лисой. Для полного спокойствия рядом с Лисой нужен транквилизатор. И Юнги это нравится. Нравится сгорать каждый раз.       Он понимает, что постепенно узнает ее все ближе. Хотя говорят они только о музыке, он видит ее усталый взгляд, совсем забытую растрепанную челку и размеренные брови... То, чего не увидишь на сцене, на шоу. То, что Юнги собирает по крупицам, стараясь подобраться ближе.       Однажды за Юнги в студию заплетается Чимин, который все ещё раб-по-спору, но Юнги почему-то кажется, что спор проиграл он: Чимин, как жвачка, не отлипает, и, когда их расписание совпадает, ходит за ним по пятам. Особенно бесит, когда: «Хен, а сегодня Лиса придёт?» и «Хен, ты уже признался?».       Вот и сейчас он привязался к Юнги с такими однотипными вопросами и сидит в его студии, чуть ли не у него на голове.       – Хен, а ты не думал признаться в виде песни?       – Что?       Юнги даже слышит, как в голове у него шубуршит, загораясь, идея.       - Ну, зачитаешь ей... что? Хен!       Юнги выпихивает его из студии и тут же бросается к телефону. Лиса отвечает почти сразу, и он вываливает на неё то, что пришло ему в голову и предлагает ей прийти к нему, если у неё найдётся время.       Лиса приходит.       С кофе и растрепанной челкой.       Теперь встречи становятся чаще.       Они тратят на друг друга и музыку все свободное время, полностью поглощённые процессом.       Мешает им часто заглядывающий Чимин и Техен, из-за которого Юнги теряет нить своей идеи, и тот тут же чуть ли не летит за дверь. Ему ещё повезло, что Юнги было не до ломания ему костей. Пару раз заходит Джин с бесконечным покушать. Им всем что, делать нечего? Юнги выгоняет и его. Как вообще можно «кушать» в студии?       Но однажды Лиса приходит с коробкой лапши.       – Ты не против, если я здесь...?       Юнги разрешает ей сесть за журнальный столик с условием, что та угостит и его. Он хватается за этот отличный шанс подобраться к ней ближе, наконец-то поговорить не о музыке.       Юнги собирает все свои моральные силы и начинает расспрашивать Лису о ее впечатлениях, первых выступлениях, и видит, как она смущается. Его это забавляет, хотя сам смущается, как он думает, не меньше.       Они заговариваются и около часа сидят за уже пустой коробкой и грязными палочками, и под конец Юнги перестаёт вдыхать через раз, смотрит прямо на неё и даже сидит расслабленно.       – Сонбэ, - Юнги вздрагивает и очень надеется, что она этого не заметила, - вы...       – Обращайся ко мне на «ты».       Лиса улыбается, а Юнги снова отворачивается, перекатываясь к своему столу.       – Юн.. ги?       Юнги снова вздрагивает и снова надеется. Из ее уст его имя звучит неимоверно красиво, и он ощущает жуткую потребность записать и вставить это в трек.       Несколько секунд, и он поднимает, что лыбится, как дурак, и молчит, тоже как дурак.       – Да. Вот так, - отвечает он.       – Наверное, мне трудно будет привыкнуть.       По плану Лиса приходит к нему ещё два месяца.       Песня с ней уже давно закончена, но она все ещё приходит, прослушивая другие треки, высказывая своё мнение. И Юнги искренне наслаждается ее обществом так же, как обществом музыка. И каждый раз Юнги, как думает о том, что когда-то она перестанет приходить, старается как можно чутче запомнить это чувство, когда она прямо рядом, и черты ее лица: с экрана или издалека уже не то. Когда они встречаются в последний по расписанию раз, именно это подкашивает Юнги. Осознание того, что все заканчивается. Он сбивается с ритма, думая о ее глазах, забывает слова, хотя слов как таковых вообще-то не много.       – Может, закончим на сегодня? Мы можем встретиться ещё. Сонбэ?       Юнги кивает, ни капли не избавляясь от раздражения и тяжелого давящего чувства внутри. Сегодня он точно перед ней опозорился. Да ещё и трек незаконченный остался. И Лиса больше не придёт...       Он пишет ей сообщение с извинениями и заканчивает все в одиночестве. Еле-еле. Со скрипом.       Выход альбома выдаётся успешным.       Юнги вроде счастлив, но, кажется, не очень. Парни поздравляют с окончанием его второго сольного альбома, а он сидит и смотрит в одну точку, поедая почему-то какой-то торт, который принёс почему-то менеджер.       Под вечер дня выпуска он заползает в студию, начиная удалять ненужные папки с зарисовками, пробниками, и сидит так до поздна. Настроение - отстой в чистом виде, ему хочется обнять сейчас кого-то. Нет. Не кого-то. Лису. Кого-то другого он просто пошлёт.       Вселенная будто бы слушает его и мысли и посылает ему ту самую Лису на порог, когда он уже собирается уходить.       – Прости за беспокойство. Пришла поздравить, - улыбается ему Лиса и поднимает руку с тортом. Таким же, как приносил менеджер. Только этот меньше и вызывает у него очередную дурацкую улыбку.       Он пускает ее в студию, и они снова садятся за журнальный столик рядом с диваном и делят торт, разговаривая о релизе и будущем камбэке Blackpink.       – Ты молодец, спасибо за сотрудничество и помощь. С тобой приятно работать. Уверен, ты многого добьёшься.       Время бежит очень быстро, и Юнги с большим усилием над собой отпускает ее, когда приходит Намджун, и:       – Что ж, я не буду вам мешать.       – Нет, ты не мешаешь, - суетится Юнги.       – И все-таки, сон... Юнги, мне ещё готовиться к записи шоу. Она рано утром. Я пойду...       Юнги вроде сидит на попе ровно, даже прощается, но готов прямо сейчас дернуть ее за руку, выпнуть Намджуна и разговаривать с ней целую ночь.       – Иди за ней.       Намджун садится на диван.       – Что?       – Иди говорю.       – Ты пришёл меня выгнать из моей же студии?       Намджун сощуривается и укоризненно поджимает губы.       – Она тебе нравится.       Юнги тушуется.       – Так заметно?       – Стало заметно, ещё когда ты, не спросив менеджера, предложил ей коллаб. Я абсолютно уверен, что об этом знают все.       Он молчит несколько секунд, ожидая ответ Юнги, но тот вообще, кажется, явно не с ним.       – Юнги.       – Да что?...       – Прямо сейчас ты упускаешь ее.       Неожиданно Юнги думает о том, что сейчас, наверное, самое время, что Намджун прав: он не может так ее отпустить. Ему будет очень не хватать разговоров с ней и вообще ее рядом.       Он резко поднимается с кресла, беря телефон и куртку, и под пристальный взгляд Намджуна (не дай бог, он что-нибудь сейчас ляпнет про это) вылетает из студии.       Сам Намджун тем временем так и остаётся сидеть на кожаном диване, лыбится, как Чеширский кот и чувствует себя купидоном-вершителем-судеб. Он преспокойно откидываешься назад, кладя руки на спинку дивана.       – Теперь мы его вообще видеть не будем. Чтоб ты был счастлив без нас, Мин Юнги.