Любить грешного не грех

Сердце Оди сделало сальто назад. Он стал завороженно смотреть на Хельсинга, с каждой секундой улыбаясь всё шире. -Чего так лыбишься, — усмехнулся охотник, — Это ведь не значит, что я обязан любить тебя до конца своих дней. Я и вполне могу не испытывать к тебе никаких чувств. После этих слов Одержимый сильно нахмурился и обиженно надул губки. Смеясь, Хельсинг потрепал его по голове. -Ну, тебе повезло. Я люблю тебя, Одя, — и кратко чмокнул бесёнка в щёчку. Тот довольно улыбнулся Хельсингу, — А теперь слезь с меня, я принесу тебе еды, — Одержимый послушно повиновался и залез на свой матрасц. Хельсинг встал и пошёл за едой для бесёныша. Одя беспокойно смотрел на дверь. Он даже не знает, чего хочет больше, возращения охотника, или же ужина. Его взгляд метнулся на кровать Хельсинга, а потом под неё. Увидев, что там, что-то блестит, Одержимый полез туда. Находкой его стал персиковый ошейник, с кожаным, приятным на ощупь поводком. Ошейник был расстегнут и бесёнок мог бы легко надеть его сейчас, но он и понятия не имел, что это. Порывшись в памяти, бесёныш вспомнил слова революционеров, когда они тащили его сюда. Кто-то говорил про этот самый ошейник, а вернее, что его было бы неплохо нацепить на Одю, если тот совсем разбуянится. И отчётливо помнил бес, что надевать эту штуку нужно именно на шею. Недолго думая, он надел его на себя. Ловко застегнул его сзади на шейке, и сел обратно на матрасс, разглядывая кожаный поводок. Бархатная персиковая ткань касалась шеи Одержимого. Ему было жутко приятно, и он краснел от этого. Сердечко быстро забилось, в животе появилось странное, но приятное ощущение. Думаю, вы легко догадались, что наш Одя возбудился, но кто поведает это ему? Хельсинг зашёл в комнату, и первое, что он увидел, был Одержимый сидевший на матрасе в ошейнике(!) который охотник от него же и прятал. И его очень смутила красная физиономия, и напрягшиеся ножки Одержимого, крепко сжатые друг с другом. Руки он сложил на них, но очень близко к животу, как раз там, где должен быть половой орган, будто хотел спрятать его. Хельсинг поставил поднос у матрасса Одержимого, а сам сел на корточки перед ним. Бес неохотно посмотрел на еду, потом на охотника, и взял немножко. Тут же Хельсинг открыл для себя кое-что новое — у Оди встал. Одержимый съел кусочек, и больше не смотрел на еду. Он посмотрел на Хельсинга, как будто моля убрать этот казус. Встав с матрсса, Одержимый подошёл к охотнику. Тот поднялся, и в руки взял кожаный поводок. -Нельзя брать чужое, Одя, — сказал он и резко потянул за ремень. Одержимый охнул и простонал одновременно, и чуть не упал на Хельса. Тот вовремя схватил того, и обняв за талию прижал к себе. Одя покраснел ещё сильнее. Он смотрел то на поводок, то на держащего его Хельсинга. Шею продолжала задевать приятная ткань, а он со страхом поглядывать на охотника. Мало ли, что тот ещё сделает? -Никогда не трогай чужое. Это может плохо для тебя закончиться, — сказал Хельс и как то странно улыбался. Точнее, его улыбка больше походила на оскал. Глаза его зловеще блестели, и Одержимый подумал, что охотник хочет пришибить его. Как муху, просто убить. Он зажмурился, но почувствовав, что его отрывают от земли, открыл глазки. Вот он уже сидит на коленях Хельсинга, только не повернут полу-боком. Спиной чувствует живот и грудь охотника. А потом Одя почувствовал нечто другое. Шершавая, вся в мозолях рука Хельсинга скользнула под его рубаху. Вошла она конечно снизу, но продвигалась строго наверх. Вот уже, лапа Хельсинга была на груди Одержимого. Он провёл по ключицам бесёныша заставляя его содрогнуться от наслаждения, и мурашек которые гурьбой пробежали по его телу, потом скользнул вниз и задел сосок. Сжал его между двумя пальцами немного пошевелил, не без удовольствия ощущая, что дыхание Оди участилось, и тот иногда приятно постанывал. Теперь маршрут руки был проложен вниз. Хельсинг умело скользил по телу бесёныша, задевая его кончиками пальцев, но при этом доставляя пассиву море наслаждения и испуга одновременно. Одержимый ещё сильнее сжал свои ножки, и был ещё более напряжен. Руками он схватился и сжал ноги Хельсинга даже не думая, что ему это может не понравиться. Наконец, Хельсинг пришёл к своей цели. Проведя руками по тазу Одержимого, он отметил, что тот не носит белья. А значит, что тело беса ежедневно ощущало грубую, как ладонь Хельса, ткань. Только, что ему так понравилось в ошейнике? Отбросив мысли в сторону, Хельсинг вышел на стояк пассива. Пальцем провёл по стволу, вызывая у Оди сильный стон. Немного помедлив, он взял в ладонь хуй(прошу прощения) полностью и сжав его, стал надрачивать Одержимому. Вверх — вниз, вверх — вниз. Несложные движения, заставляющие пассива практически сходить с ума от наслаждения. Это было лишь начало, но Одя стонал как продажная шлюха. Тут Хельсинг решил ещё побаловаться — он потянул Одержимого за ошейник принося бесёнышу ещё больше удовольствия. Он выгнулся в спине, но руки его продолжали держаться за ноги Хельса. Вверх-вниз, вверх-вниз... Хельсинг задрал рубаху Оди. Теперь на свет уже вышла и его рука, и бёдра и орган Одержимого. Через несколько минут Одя кончил. Замарал собственной спермой ножки и руку Хельсинга. Бес тяжело дышал. Ему казалось, что он был полностью удолетворен. Ягодицами ощущал, как что-то упирается ему в зад. Но Одя решил плюнуть на это, а зря.

Хельсинг хотел продолжения.

Взяв рубаху Одержимого, охотник потянул её вверх, оголяя бесёныша. И вот он предстал перед ним, в чём мать родила. Единственное, на его шее всё также оставался ошейник. Правда это была не лишняя деталь, совсем наоборот, она нравилась им обоим. Подняв Одю, Хельсинг положил его на кровать. Ещё ни когда такой мягкой она не казалась Одержимому! Поводок ошейника упал на беса, и тот не без удовольствия ощущал, как холодная искусственная кожа касается его собственной, горячей и настоящей. (Автор: почему это смешно) Одержимый вновь крепко сжал ножки, точнее, только бёдра, закрывая промежность. Руки бессильно лежали над его головой, а из приоткрытого ротика доносилось тяжелое дыхание. Хельсинг начал срывать с себя одежду. Вот в сторону полетела шляпа, за ней пальтишко, потом свитер и завершают всё это штаны. Боксёры (Автор: можете ещё с носочками представить, лично я так и делаю) остались на теле актива, сдавливая возбуждённый орган. Хельсинг ткнул двумя пальцами в ротик Оди. -Оближи, - сказал он. Не понимая зачем это нужно, Одержимый стал послушно смачивать пальцы Хельса. Для собственного удобства полностью взял их в свой рот, и начал посасывать прикрыв глаза. Видя это, Хельс широко открыл глаза и покраснел сильнее. Его удивляло действие Одержимого и возбуждало ещё сильнее.