Покойся с миром, - заявляет Малия своему прошлому, шею сворачивая Тео Райкену...
Волчица не особо задумывается, глотая очередную таблетку непонятного происхождения, спиной прислоняясь к грязному кафелю очередного клуба. Для того, чтобы стать королевой безумия, надо пасть в самое людское дерьмо, в тусовку пьяных и потных тел, накаченных наркотиками и прочей дрянью, которые сама Малия глотает в неограниченных количествах. И каким-то чудом до сих пор не схватывает передоз в туалетной кабинке клуба.Кажется, сотого за эту ночь. Вполне возможно, даже тысячного.
У неё внутренние органы уже давно перегнили, в одну сплошную неоновую кашицу превратились за прошедшие недели, месяцы... Малия сбилась со счета. Шприцы, ампулы, таблетки, порошки - у Хейл крайне разнообразная жизнь. Короткое платье, сплошь блестками усыпанное, задирается до уровня ярких стринг, масляные взгляды пьяных клубных подонков привлекая. А Малии похеру, она смеется громко слишком, оглушающе, даже слишком для кислотно-розового мира, что крутится, вертится и никак остановиться не может.Только потные ладони, которые на её загорелое бедро опускаются, она всё равно в мясо раздирает.
Когти-ногти, Малия разницу уже не особо чувствует, испачканы в крови, порошке и дерьмовом коктейле, от которого обычного человека вырубит точно. Хейл шатает, как пьяную, хоть волчица прекрасно знает - алкоголь не берет её ни в каком количестве. В руке - ампула с дозой аконита, что сто процентно может убить её, а внутри - ничего. Хоть инстинкт самосохранения шевельнулся бы! Но Малия лишь сползает в мокром грязном переулке на щербатый асфальт, а внутри пус-то-та с большой буквы.Ещё чуть-чуть и Хейл вгонит иглу в вздувшуюся синеватую вену на тонком запястье, худобу которого не скрывают даже три серебряных браслета.
Её за руку с холодной земли вздёргивают с такой силой, что Малию, не отошедшую ещё от тех таблеток, едва ли не на месте выворачивает. Волчица несвязно материться, вяло пытаясь наглеца выросшими когтями по лицу мазнуть, оставив роскошные кровавые раны, что наверняка ещё не скоро заживут. Только Хейл бессильной оказывается, когда её, словно котенка за шкирку вверх вздёргивают и тащат куда-то. А запах, который сквозь наркотический бред доносится, кажется отдаленно знакомым. Малия, вырубаясь, решает, что это очередная галлюцинация.У незнакомца холодные руки и льдисто-серые глаза, что обжигают ледяной усталостью, даже через мутную пленку, застилающую отчаянно слезящиеся глаза.
Он поит её холодной водой, когда Хейл очухивается в полутемной квартирке, находящейся хрен знает где. Малия, только-только в реальные мир вернувшаяся, оказывается слаба настолько, что даже тяжёлую голову поднять с на удивление мягкого дивана не может. Волчица так и не может лицо высоченного парня рассмотреть не может, только глаза и помнит. Одно сказать может точно - он тоже оборотень.Молчание давит на воспаленный мозг, а отвратительная дребезжащая пустота внутри отчаянно требует очередной дозы и пятиминутного секса в очередном клубе-притоне. Малия воет на одной протяжной ноте.
- Скотт, я её в таком состоянии никуда не повезу, - Хейл хреново отчаянно, она мечется по кровати в бреду, а тело ломит, перемалывает и прошивает тупой болью насквозь. Парень лишь на секунду оборачивается к ней, а потом вновь возвращается к спору с кем-то по телефону. Скотт. Кажется, это имя принадлежало молодому альфе с красивым профилем и жесткими моральными принципами из её прошлой жизни. Малии из настоящего это не говорит ничего, опять ни-че-го. - Да хреново ей, вот что! - незнакомый оборотень на крик срывается, запуская руку в кудрявые волосы. - Зачем ты вообще эту наркоманку на меня спихнул?! - а Хейл если бы могла, тут же засмеялась бы хрипло. Правда режет глаза своей грязью, с которой Малия себя смешала. - Понял, - он звонок сбрасывает и к волчице поворачивается, широкой ладонью взъерошивая кудрявые волосы. В огромных ледяных глазах Малия легко читает "гребаная Хейл".Забавно, когда за тобой пытается ухаживать одинокий парень, который явно пытается вернуть тебя назад, а ты даже имя его не знаешь. а может просто вспомнить не можешь, ведь уверена, что раньше встречались где-то.
Она запястье себе в кровь разгрызает, пытаясь дикий волчий вой от наркотической ломки сдержать, пока оборотень не добегает до неё, с силой её собственную руку от её клыков отрывая. Малия рыдает, вырывается, просит что-то, а слезы по горящим в лихорадке щекам стекают двумя широкими ручьями. Она даже знать не хочет, насколько жалко сейчас выглядит. Пяти буквами Хейл можно полностью описать, а та даже не против. Пусть хоть кто-то лицом размалеванным в правду макнет. Рядом никого не оказывается, кроме этого холодного во всех смыслах оборотня, от которого пахнет такой чужеродной свежестью, которую задыхающаяся Малия давно не ощущала, и красным вином, которое волчица никогда не пробовала. Хейл прижимается близко-близко, носом утыкаясь в измятую, давно не стиранную рубашку, трясущимися руками цепляясь, словно утопающая, за крепкие руки парня. - Малия, - хрипит, задыхается волчица-наркоманка с неоново-перегнившей пустотой убитого прошлого внутри. - Знаю. Айзек, - парень не брезгует, широкую, холодную ладонь опуская на всклокоченные короткие волосы. - Кто такой Скотт?Это страшно, не помнить кто ты такая. Это страшно, осознавать, что ты сама своё прошлое своими руками уничтожила, шею свернув одному подонку.
Ноги хозяйку не слушаются совершенно, а руки до сих пор наивно и чуть дёрганно ищут в пустых карманах широкой для Малии мужской рубашки, заменившей ультра-короткое блестящее платье, очередные таблетки для стирания столь ненужных воспоминаний. Хейл прошла весь курс этой терапии, а теперь расплачиваться за это приходиться по полной. Она до небольшой кухни еле-еле добирается и то с поддержкой Айзека. Она жить учится заново, хоть клубные тусовки и наркотики дают о себе знать тупой болью под рёбрами. - Хорошо, что ты оборотень, - говорит Лейхи, наливая в кружку горячий глинтвейн, пока Малия даже шевелиться боится, чтобы хрупкость столь необычного для волчицы момента, - У нас зависимость быстрее проходит, - Хейл пальцы о керамику обжигает и даже не спрашивает откуда он знает. На неё флэшбеки накатывают столь внезапно, что Малия едва ли чашку на сотни осколков не разбивает. Она знает точно, сто когда также на кухне в чьем-то доме сидела, но тогда напротив совершенно другой человек стоял, которого она вспомнить так и не может.Хотя скорее просто не хочет. Малия точно знает, что в прошлом ей было больно и сбежала она оттуда не просто так.
Хейл выходит на улицу боится до чёртиков, хоть Айзек и маячит за её плечом, хмуро наблюдая за каждым прохожим и готовый подхватить волчицу в любой момент, если она всё-таки запутается в неудобной джинсовой юбке, которую он перешил из своих старых джинс. Малия напугана, ей в каждом человеке наркоторговцы мерещатся, и она невольно шаг сбавляет, к груди Лейхи прижимаясь ближе. Айзек голову опускает, рассматривая макушку волчицы. Скотт при прошлом разговоре говорил, усмехаясь, что Малия опасной может быть, бросаться, словно дикий зверек. Оборотень не может сопоставить нарисованный альфой образ с той Малией, которую он сейчас за локоть удерживает, чтобы куда нибудь в сторону тёмного переулка не рванулась.Он хочет в глаза заглянуть тому, кто Хейл до подобного довёл, пока та за ужином мельком не упоминает, что последним её воспоминанием является то, как она шею свернула некому Теодору Рейкену.
- Когда она вернется? - Скотт на другом конце провода явно волнуется, хочет увидеть Малию, а Айзек всё решиться не может сказать, что та его не помнит, а он всё напомнить не может - привязался к этой домашней волчице, которую он выходил и которая вечерами сворачивается клубком у него на животе и просто молчит. Айзек уже представить себе не может эту пустынную квартиру, с приходом едва ожившего урагана в его старых рубашках и шортах, которые он пачками закупает ей в магазинах. А Малия улыбается, улыбается, смеётся и пытается научиться готовить, наполняя всю квартиру запахом подгоревшей яичницы. - К ней ещё не вернулась память, Скотт, - Лейхи лбом прислоняется к холодному стеклу. Он вспоминает те моменты, когда он ещё орал на Маккола за то, что тот сбагрил ему девчонку-оборотня с острыми ключицами, бледной кожей и исколотыми иголкой запястьями. Теперь Айзек хочет наорать на альфу за то, что тот пытается Малию забрать. Забрать, черт подери, его Хейл. - Я подожду, Айзек, - в трубке раздаются оглушающие гудки, а сзади Хейл непонимабще спрашивает: - Кто это был? - Старый знакомый, - Лейхи поворачивается к волчице, что лучезарно улыбается и жмурится от солнечных лучей. Она уже не дрожащими руками Айзека за широкую талию обвивает и щекой льнет. Оборотень обнимает её в ответ, а внутри волк рычит, словно альфе своему заявляя, что не отдаст свою волчицу тем, кто довёл её до того состояния, в каком Айзек нашел её в грязном переулке на самых задворках Парижа.Лейхи момент до треска оттягивает, надеется до последнего, что Малия ничего не вспомнит и никуда не убежит. Он благодарен всему, всем тем факторам, пусть самым порочным и отвратительным, которые помогли ему обрести преданную Хейл, не являющуюся той Хейл, что была когда-то. Только Айзек - не Скотт, для него эта Малия самая настоящая. Лейхи ненавидит себя за то, что благодарен даже наркотикам, которые Хейл чуть в могилу не свели.