***
Мукуро внимательно приглядывался к улице, по которой ему предстоит нестись сломя голову, пытаясь высмотреть предположительные места для засады от военных. Пока он наметил только парочку наиболее удобных для снайперов окон и площадку для открытого обстрела в лоб. Это плохо — она находилась как раз на пути к указанному дому с гидрантом. Рокудо нахмурился и покусал губу изнутри. — Эй, — сумев завладеть вниманием своего подопечного, Тэ ткнул в свою ладонь кончиком карманного ножа, Мукуро дёрнулся было (он и сам понять не мог, с какой целью сделал это), но остался на месте, широко распахнув глаза если не в шоке, то в удивлении. Наёмник на это только ехидно ухмыльнулся. — Лови, — сжав на пару секунд кулак, Пиранья подкинул в воздухе что-то, Рокудо на голых рефлексах словил маленький металлический предмет, неловко сделав шаг назад, прикладываясь спиной к стене. — Что это? — поморщившись от короткой боли в лопатках, он оглядел окровавленную (только-только измазанную в крови Пираньи) монету (ей наверняка около двадцати лет, если не больше) и поднял глаза на наёмника. Тот вздёрнул подбородок и усмехнулся, скрывая ладони в карманах куртки (даже не перевязав рану!). Выглядел он при этом уверенно и дерзко, будто не ему сейчас предстояло вести кого-то под носом военных. — Вещичка на память. Будешь глядеть на неё и дрочить на мой светлый образ. Реакция последовала незамедлительно, отчего наёмник ухмыльнулся ещё шире. — Да пошёл ты! — Рокудо хотел было кинуть монету в лицо своему провожатому, но сдержал порыв, стиснув монету в кулаке так же, как делал это Тэ минутой ранее. Пиранья позубоскалил, но ухмылка слетела с его лица в тот же миг. Он принял серьёзный, даже пугающий вид и чуть подался вперёд, перехватывая за запястье руку, в которой Мукуро сжимал монету. Хватка у Пираньи была действительно мёртвой, Рокудо рефлекторно дёрнул рукой в несознательной попытке высвободиться. — Не убирай в карман, держи в руке. Мукуро пригляделся к лицу Тэ, то было серьёзным и решительным, в нём не было и доли насмешки или злой иронии, только странная уверенность. Мукуро поджал губы и нехотя выдавил: — Ладно.***
Мукуро разжал пальцы и поглядел на подсыхающую кровь, оставшуюся на коже от старой монеты. Она была странной хотя бы потому, что так и не свернулась, оставшись жидкой, будто сочилась из его, Рокудо, ладони. На монете была выгравирована какая-то надпись, но он не мог её разобрать, едва удалось различить букву V на самом краю. То ли V, то ли римская пятёрка, хрен его пойми. Вопрос в другом… Почему бегун шарахнулся? Мукуро вжимался спиной в кучу хлама, какая-то железка упёрлась ему пониже лопаки и грозилась пропороть куртку. Он не знал, что делать и куда бежать, лишь глядел за перемещениями странного бегуна. Заражённый не подходил, только скалился и медленно ходил из стороны в сторону, отфыркиваясь и угрожающе щёлкая зубами, но не подходил ближе десяти футов, лишь бестолково дёргал скрюченными пальцами в воздухе перед собой, будто натыкался на непреодолимую стену. В один момент заражённый вскинул голову, издав низкий рокочущий звук, и вытянул шею. Хлопок. А потом вдруг взорвался бурыми ошмётками и приглушённым визгом, опав дёргающейся тушей Рокудо под ноги, которые тот тут же поджал. Мукуро был настолько потрясён и выбит из колеи, что Тэ пришлось его вздёргивать не за локоть, а за волосы, едва ли не вырывая их с корнем. Боль отрезвила Рокудо и тот слишком поздно, осознав это только сейчас, рванул в сторону от разлетевшегося на куски бегуна, переваливаясь через кучу и погребая под собой не успевшего отскочить Пиранью. — Блять! — Тэ с силой саданул ему по затылку и пихнул в плечи, будто с нечеловеческой силой сталкивая с себя. — Идиот, блять. Нам валить надо, уёбок! Валить к херам, не стой столбом! — наёмник сжал в стальной хватке локоть Мукуро и дёрнул на себя, едва ли не роняя снова. — Твою блять богу в душу мать, с-сука. Бегом! Голова Рокудо мотнулась от пощёчины, колени подкосились, и он бы рухнул на землю, если бы Тэ снова с силой не дёрнул его на себя и за локоть, и за волосы одновременно. Его пальцы как раз пережимали простреленные мышцы и доставляли дискомфорт и глухую ноющую боль, голова взрывалась неожиданной мигренью, Мукуро бестолково махнул свободной рукой перед собой и завалился на наёмника всем весом. Пиранья зашипел на другом, не понятном Мукуро языке проклятия и каким-то чудом закинул его себе на спину, почти бегом направляясь к дыре в стене, ведущей в окраины, почти слившиеся с близлежащим лесом за последние два десятка лет. — Ёбаный Пиллигрини, ёбаный парламентёр, ёбанные военные. К херам блять размозжу твою сраную бóшку, если ты не очнёшься, ублюдок. Рокудо безумно расхохотался в ответ, будто услышал лучшую в мире шутку. Это заставило Тэ долбануть ему по рёбрам, превращая смех в надсадный кашель и конвульсивные подёргивания болтающихся ног и свободной руки. А потом спину обожгло острой болью, а щёку ободрало грубой тканью капюшона, когда Мукуро окончательно утратил связь с реальностью.***
Из раздолбленной крыши солнце слепило глаза и было видно светлое ярко-голубое небо. Мукуро поморщился, чувствуя пульсирующую боль в висках, но позволил себе расслабиться, глядя в дыру в потолке. Это успокаивало, позволяло привести клубок из мыслей в порядок. И только потом, осознав, что произошло при пересечении границы карантинной зоны, подскочил, будто ему пулю всадили в зад. Голова была тяжёлая, тело ещё не отошло ото сна (или обморока) и не собиралось поддаваться командам мозга. Мукуро почти завалился на пол, когда под руку ему попалась тумбочка, с которой он своим телом смахнул какую-то мелочёвку. Послышался звук разбившегося стекла и металлической посудины. Он что-то разбил, под ногами расползалось мокрое пятно. Рокудо зашипел, схватившись за лоб, пальцами растирая кожу на висках и пытаясь выровняться на дрожащих ногах. Получалось хреново, он понимал это слишком отчётливо. Колени подгибались из-за странной слабости, рёбра ныли, рюкзака — и это было естественно — не было, пистолета в кармане — тоже. Мукуро почувствовал себя совершенно уязвимым, не готовым даже просто стоять. А ещё — жар, поднимающийся в теле, словно его одолела лихорадка. — Пришёл в себя? — холодный, наверное, даже безразличный голос Тэ заставил его вскинуть голову и пережить ещё один приступ мигрени. Мукуро скривился, но не издал больше ни звука, неловко шаркнув ногой, наступив на разбитое стекло. Пиранья стоял в проходе, придерживая в руках фляжку и глубокую чашку, из которой торчала ложка, видимо. Он не выглядел ни злым, ни ухмыляющимся — наоборот, удивительно спокойным и даже расслабленным. Наёмник не пытался ни давить, ни насмехаться, ни вообще как-либо комментировать сложившуюся ситуацию, только прошёл к лежанке, на которой до этого валялся Рокудо, и с нетипичной ему (за время их знакомства Мукуро пока плохо его изучил, но достаточно, чтобы сказать, что этот парень весьма небрежен) осторожностью положил на тощее покрывало воду и еду. Только чуть хмурился, но в целом оставался отстранённым и задумчивым, практически не следя за самим Мукуро. А ещё он был без оружия, хотя насчёт припрятанного под одеждой на крайний случай ствола Рокудо как-то сомневался. — Ешь. Тэ привалился к стене и, сложив руки на груди, подбородком указал на чашку. Мукуро прокашлялся и нахмурился, даже не сдвинувшись с места. Он вообще сомневался, что сможет хоть шаг сделать без позорного падения на пол. От одного только кашля, казалось, силы покидают тело. Хотя… позориться уже было поздно, этому наёмнику пришлось тащить его на своём горбу хер пойми сколько и куда, Рокудо совершенно не помнил ни дороги, ни времени, которое провёл на спине у Тэ. — Тебе нужно восстановиться, ты не жрал херову тучу дней, — с расстановкой произнёс Пиранья, не особо заботясь о формулировках. Он пока не раздражался — и Мукуро удивляло это, потому что до этого он видел, как быстро закипает наёмник, когда что-то идёт не по его плану. — Ешь, — терпеливо повторил он, снова указывая на чашку с исходящим паром варевом. Запах супа неожиданно, словно до этого Мукуро напрочь лишился обоняния - ударил в ноздри и рот тут же наполнился слюной. Парень тяжело сглотнул и едва-едва смог удержать себя от того, чтобы броситься к лежанке. В действительности, он успел перехватить кое-чего у Верде перед отправкой за границы зоны, но то было ещё до обеда. А сейчас был уже другой день, наверное, ближе к полудню, но Рокудо судить не брался. — Херову… тучу? — горло было сухим, но губы — нет, Мукуро не чувствовал, что они были растрескавшимися или излишне сухими, наоборот, на них чувствовалась остаточная влага. Он глянул себе под ноги и увидел мокрую тряпку (чистую, но в данный момент уже не очень) в осколках стеклянной посудины, бинты, пустые ампулы и окровавленные лоскуты ткани. Мозг обрабатывал новую информацию со скрипом, Мукуро почти слышал этот скрип в голове, так он провалялся в отключке не один день? Но ведь ранение и… Его прошиб холодный пот, когда Рокудо понял, что грудина и правое предплечье перемотаны свежими бинтами. Мукуро захлопнул рот (аж зубы клацнули) и шарахнулся к стене. Он и сам бы не смог объяснить, что конкретно почувствовал в тот момент, когда Тэ дёрнулся ему навстречу. Наверное, ужас. Дикий ужас и панику либо щемящую надежду, что наёмник ничего не заметил, когда менял повязки и обрабатывал раны. Бред! У него было время всё детально разглядеть! Во рту скопилась горькая слюна и Мукуро сплюнул розовый сгусток не в силах проглотить. Пиранья мрачно усмехнулся, задрав подбородок. Глаза его при этом — и Мукуро не могло показаться — сверкнули кислотно-жёлтым. Но Тэ поспешно отвёл взгляд, криво ухмыляясь. — Ешь. Потом поговорим. Он оттолкнулся от стены и, не глядя в сторону прижавшегося в ужасе к противоположной стенке Рокудо, направился к выходу из комнаты. Наёмник был спокоен, шёл мягко и почти бесшумно, расслабленно держал плечи и не делал резких движений. И только в проёме задержался, вздохнул поглубже и, не оборачиваясь, ровно произнёс то, отчего у Мукуро волосы на затылке зашевелились. — Я тебе уже говорил, парламентёр, — Тэ как-то по-своему неопределённо хмыкнул, не то насмехаясь, не то смиренно принимая что-то для себя. Рокудо сглотнул, из отчаяния царапая обломанными ногтями не до конца облезшие обои, напряжённо вглядываясь в спину Тэ. Ожидая, что тот вот-вот выхватит из ниоткуда свой дробовик и пальнёт ему в лицо. Пиранья чуть дёрнул головой и заговорил с непонятной для него, но пробирающей до ноющих от напряжения костей интонацией: — Если бы ты был заражён, — он на миг обернулся, глаза его были жёлтыми, — я бы снёс тебе башку ещё у Верде.