SOS

Мурена производил впечатление весьма… своеобразное. Мукуро к нему лишний раз — совсем, вообще-то — соваться не хотел, а потому держался в стороне, здраво опасаясь даже просто рядом идти, отдав предпочтение трусливо спрятаться за плечом Тэ. Сам Мурена не выглядел ни раздражённым, ни оскорблённым, ни даже насмешливым. Рокудо описал бы его как безразличного ублюдка с особой манией величия. Пиранья вёл себя показательно расслабленно, Мурена делал вид, что верит ему и не собирается вмешиваться в его дела. Для многих в их организации дела Барракуды и Пираньи оставались под грифом «совершенно секретно», а потому лезть в них осмеливались только самые безмозглые либо плюющие на собственное здоровье. Мурена был из последних. А потому без стеснения или опаски сунул нос в дела давно минувших лет и ни капли не жалел. Пиранья ожидаемо отреагировал негативно, хоть и не стал привычно размахивать стволом или опрометью лезть в драку, как в их далёкие четырнадцать. Когда-то — вспоминает Бельфегор — они друг другу знатно жизнь портили, но были достаточно близки для простых знакомых и знали кое-что друг о друге. По сути, Пиранья был старше его, Мурены, чуть больше, чем на год, в то время они были самыми младшими в организации, а потому, как говорил Акула, «спелись, два дегенерата, на мою голову». Они были почти ровесниками и, в общем-то, имели схожие взгляды на жизнь, разнящиеся в паре аспектов. И если Бел был на ножах со своими родственниками (в организации поговаривали, что он родного брата грохнул, перед этим вырезав всех остальных), то Пиранья цеплялся за семью из последних сил. А потому впоследствии Мурена и Пиранья повздорили (и делали это не раз), но настолько привыкли к друг другу, что просто не смогли разругаться — по-настоящему — окончательно, установив эдакий нейтралитет и распрощавшись на этом. Сейчас Бельфегор просто заинтересован в том, отчего же нелюдимый и отстранённый Пиранья, пропавший со всех радаров больше шести лет назад (многие думали, что его, наконец, задрали щелкуны или пристрелили военные), вдруг обнаруживается близ карантинной зоны Уиллширра — единственной на сотню миль вокруг — с «заданием» на шее. И это Пиранья? Он же компанию на дух не переносил, что изменилось за эти шесть лет? Мурена не спешит что-либо спрашивать — Пиранья на всё реагирует в штыки, хоть и делает вид, что отшучивается, но его взгляды и кривой оскал заместо очередной улыбки более чем красноречивы. Годы сделали его немного спокойнее, смиреннее, что ли. Хотя он всегда был нервным и на малейшее поползновение на своё прошлое реагировал вздёрнутым дробовиком. Не говорил о первопричинах, не рассказывал о себе ничего конкретного, не позволял даже просто узнать, что ел на завтрак и ел ли вообще. Но ему можно было верить, хоть не всегда получалось убедить себя в этом. Пиранья был надёжным напарником, Бельфегор из тех немногочисленных рыб, кто удостаивался чести прикрывать его спину. Таким же могли похвастаться только трое, помимо него: Барракуда, Акула и Амия. Мукуро же не знал и этих крох сведений о своём провожатом, по крупицам собирая в своей голове образ загадочной вспыльчивой личности с большим терпением самостоятельно. Сочетание несочетаемого, это вводило в ступор. У него просто в голове это не укладывалось. Тэ, насколько мог судить Мукуро, идя в шаге от наёмника по правую руку, был показательно расслаблен, но собран и внимателен, чтобы при случае выхватить любое оружие, будь то нож или огнестрел. И дело было не в том, что до моста осталось больше суток (они половину прошли и уже смеркалось, а лес они так и не покинули), и не в том, что подспудно Пиранья ожидал внезапного появления заражённых или ещё кого. Всё напряжение было только из-за присутствия Мурены, неизвестного наёмника, с которым, судя по всему, Тэ был прекрасно знаком, пусть и не виделся, по их же оговоркам, больше шести лет. Мукуро чуть прищурился и помассировал шею, невзначай проходясь пальцами по месту укола. Мурена превосходно орудовал иглами и знал, куда следует бить. Это поразило Рокудо (и в прямом и в переносном смысле), а потому он вдвойне опасался хотя бы просто рядом с ним идти. Что этому коронованному стоит ещё раз провернуть этот трюк? Ведь Мукуро даже не почувствовал ничего, кроме оцепенения! Это очень пугало. Похлеще, чем приставленная ко лбу винтовка. — Я тебе не мамочка, — вдруг тихо произносит Тэ, скосив взгляд на Рокудо. Тот нервно дёргается и отнимает онемевшие пальцы от чужого рукава почти с трудом. От былого волнения они задеревенели и не поддавались любым попыткам расслабиться. — Нервы, — отмахивается Рокудо, с деланным безразличием отворачиваясь. Пиранья в ответ хмыкнул и помедлил с ответом, будто бы прокручивая в голове воспоминания о каждом эдаком «нервном» жесте. — Охотно верю, — с мягкой насмешкой произнёс он, не выказывая ни раздражения, ни злой иронии, которыми был пропитан его голос в первую их встречу. Это было огромной разницей, которую заметил даже неопределённо хмыкнувший Мурена. Рокудо продолжал украдкой оглядывать его и сравнивать с Тэ. Два наёмника. Совершенно разные, но очень и очень похожие. Мукуро анализировать мог и умел, делал это часто, ошибался и начинал заново. Он приглядывался, присматривался и старался провернуть все свои действия как можно незаметнее, но… топорно, неуклюже. Сказывался недостаток практики и отсутствие надлежащего опыта. Но он старался, это уже окупало себя. Однако Мукуро совершенно не мог понять Пиранью, хотя с Каваллини успел мало-мальски разобраться. Мурена был не в себе, его странный смех, ненормальная (не ему, вообще-то, об этом говорить) мания величия и странная безделушка в волосах. Даже оружие — иглы и метательные ножи. Это говорило о том, что Мурена скрытен и предпочитает действовать из засады. Да даже Тэ не заметил его приближения! «Или заметил?» Мукуро с подозрением косо глянул в сторону Пираньи. Тот этот взгляд заметил, вздёрнул бровь и чуть повернулся в его сторону, поджав губы в ожидании ответа на невербальный вопрос. «Мысли читает?» — Ничего, — предупреждая ожидаемый вопрос «что?», поспешно выпалил Мукуро, со смешанными чувствами осознав, что отчего-то ему стыдно. С чего бы? С того, что сейчас Пиранье приходится отдуваться за его невнимательность и строить из себя телохранителя? С чего бы его вообще должно волновать подобное? Тэ и есть его телохранитель. Рокудо нахмурился и втянул голову в плечи, выдыхая облачко пара. — Похолодало, — вдруг подал голос Тэ, не обращаясь ни к кому конкретно. Мурена вдруг разом повеселел. — Кста-а-ати, — наёмник дёрнул головой, болтающаяся в волосах диадема, наверное, только чудом удержалась на месте, подпрыгнув вслед за резким движением головы. — Какого, говоришь, у тебя «старение»? Тэ скривился и невразумительно шикнул себе что-то под нос, не спеша отвечать. Даже в сторону своего старого друга знакомого не глянул. — Ну-ну, Бродяга, босс уж очень хочет тебе шею намылить. А тут такой повод. — Скорее уж, Акула, — хмыкнул Тэ, разом сбросив пару градусов напряжения. Видимо, завуалированная болтовня о прошлом и его окружении заставляла Пиранью оттаивать и не вызывала раздражения. Мукуро мысленно поставил себе галочку не встревать и не будить лихо, пока оно в хорошем расположении духа. — Кажется… — Мурена закинул руки за голову и увеличил ширину шага, при этом выбрав какой-то странный темп ходьбы, чуть пружиня и перекатываясь по всей ступне с пятки на носок. — Кажется, в середине сентября ты и сбежал. Мукуро понял, что Мурена ходит по тонкому льду, ясно осознав, что настроение Тэ снова упало. Он не переставал поражаться, как можно настолько быстро переключаться от одного настроя к другому. Странным было, что Тэ смолчал, а вместо того, чтобы вспылить, вдруг едва не сорвался на бег. — Надо ускориться, до ближайшего укрытия ещё около двух часов, — отрывисто бросил Тэ, стискивая одной рукой лямки рюкзака и оружия, а другой — рукоять дробовика. Мукуро с подозрением глянул на фыркнувшего Мурену. Тот, казалось, только развеселился от реакции на свои слова. Он как-то зло ухмылялся вслед Пиранье, не спеша ускоряться, в то время как сам Рокудо дёрнулся следом за провожатым, но замешкался, чтобы расслышать, что Каваллини вслух обронил: — Не изменился, паскуда. Всё так же предпочитает бегать. Мукуро комментировать не стал.

***

— Твою мать, — зло шикнул Мурена, когда доска под его ногой буквально рассыпалась в труху. Но лодыжку он не повредил, на проверку покрутив стопой, признав, что немного ушибся. Тэ обернулся на него и поджал губы. Он всё ещё — ожидаемо — был недоволен и вёл себя отстранённо и молчаливо, предпочитая отделываться красноречивыми взглядами и мимикой. Рокудо только сглотнул и осторожно переступил с ноги на ногу, не спеша заходить в дом. — Аккуратнее, — бесцветно обронил Пиранья, поправляя лямки рюкзака, и развернулся к двери. — Без сопливых разберусь, — шикнул Каваллини, перескакивая проблемную ступеньку. Уже на лестнице их ожидал неприятный сюрприз, что же могло быть в самом этом ветхом домишке, Рокудо даже предполагать не хотел. И заходить — тоже. — Парламентёр, — с нажимом произнёс Тэ, глянув на подростка через плечо. Взгляд его был усталым и раздражённым, будто его всё достало до печёнок. Капюшон не мог скрыть этого, сползая с лица на порывистом ветру. Мукуро поёжился и растёр ладони друг о дружку, с опаской подступая к обветшалой лестнице в семь ступеней с проломанной второй снизу. Повторять дважды не пришлось, Мукуро аккуратно взобрался на крыльцо, крепко держась за перила, хотя и те не внушали должного доверия, но создавали иллюзию уверенности, что есть хоть какая-то опора, за которую можно зацепиться в случае чего. Пусть и рассыпающаяся, как и вторая снизу ступенька. Он отшатнулся от прошагнувшего рядом наёмника и оглянулся на проломанную доску. Размер ноги у Мурены был не особо большим, даже меньше, чем у него самого, наверное, на пять-шесть размеров. Оставленные на ступеньках следы были почти одинаковыми что у Тэ, что у Каваллини. Наёмники дожидаться окончания его ужимок не стали, с большей уверенностью, чем у него, входя в домишко. Тот был трухлявым, как сгнивший пень, но ещё держался и не рассыпался под порывами осеннего ветра и начинающимся дождём. — Сла-а-авно, — вдруг протянул Пиранья, шумно скидывая рюкзак с плеч. Внутри что-то громыхнуло и лязгнуло. Мукуро дёрнулся от резкого звука, а Мурена начисто это проигнорировал, развалившись на изъеденном молью диване, от которого тут же поднялось облако пыли. — Дождя только не хватало, — с раздражением шикнул он. Движения его были дёрганными и нервными, выдавая напряжение и неконтролируемый поток матов, скопившихся на языке. — Это плохо? — Мукуро с опаской покосился на стул у большого стола с грубыми выщербленными полосами, будто кто-то намеренно вырезал или вырубал на нём дерево, но присел на него, то и дело посматривая то на окно с выбитым стеклом, то на запрокинувшего голову Мурену. — Это очень плохо, — Тэ сдёрнул с головы капюшон и, стянув резинку с хвоста, растрепал волосы, тут же собирая их заново. — Слышишь? — он кивнул на окно, и Мукуро прислушался, но услышать смог только шум дождя и ветра. Он озадаченно нахмурился и поджал губы. У Тэ… галлюцинации начались? — Он про град, малёк, — вдруг влез Каваллини, не поменяв своё положение ни на дюйм, продолжая созерцать покрытый плесенью и лишайником потолок, закинув ноги на подлокотник. — Скоро будет град, а это значит будет ранняя зима. Холод, снег, следы, все дела, — Мурена ухмыльнулся, не удостоив Рокудо и мимолётным взглядом из-под всклоченной чёлки. Тот нахохлился, но что-либо говорить в ответ не стал. Даже на отчего-то коробящее «малёк». Вместо ответа Мукуро огляделся. Это было похоже… на сторожку. Всего одна комната, довольно большая (по крайней мере, в ней поместился стол, диван, холодильник с оторванной дверцей, которая валялась у окна, будучи простреленной в двух местах, а так же пара шкафов, сервант с выбитыми стёклами и целую кучу хлама в дальнем углу, около двери, ведущей в ванную или туалет, Мукуро это только предполагал) и ничего особо примечательного, кроме сгнивших обоев и растрескавшейся и облупившейся краски. Вся мебель старая и трухлявая, как и весь дом. Шкафы покосившиеся, дверцы, на соплях держащиеся, много битого стекла и — Тэ брезгливо отпихнул их носком сапога — пустые гильзы из-под патронов для ружья. Рокудо не знал, кому могла принадлежать эта сторожка (посреди леса), но вполне обоснованно полагал, что хозяина уже давно нет в живых. Шкафы и сервант зияли покосившимися дверцами, обнажая своё неприглядное содержимое — полуистлевшие вещи и осколки некогда толстостенного стеклянного сосуда, почти сгнившие из-за сырости перья подушек и пачку отсыревших патронов для ружья. — Здесь ещё несколько таких вот домов, — Тэ шаркнул ногой по полусгнившему тонкому ковру и сунул руки в карманы, пытаясь изобразить более расслабленный и безразличный вид. Мукуро подобрался и поёжился. Горло отчего-то начинало першить. — Возможно, ещё что осталось, вряд ли здесь кто-то вообще появляется. Мурена всё понял без слов, со вздохом поднимая зад с пыльного дивана. Пиранья проследил за ним взглядом. — Так уж и быть, — великодушно отозвался Каваллини, взмахнув ладонью и сделав витиеватый вензель в воздухе в конце. Он прикрыл за собой дверь, на ходу накидывая на голову капюшон, и Мукуро, будучи к окну ближе всего, заметил, как тот перемахнул через перила, даже не глянув в сторону ступеней. Видимо, калечиться зазря Мурена не собирался. Тэ же с его уходом вздохнул свободнее и опустился на подлокотник дивана, зачёсывая чёлку назад. Он глубоко медленно вздохнул и завалился на пыльное сидение. Что же, лезть во всё это эмоциональное дерьмо Мукуро не собирался, пусть его и интересовали причины и многое другое. Но как-то… своя шкура дороже чужого прошлого. Рокудо потёр предплечье, оно снова потянуло фантомной болью. Мукуро нахмурился. Пиранья даже там ему повязки менял. Так почему же ничего не сказал? Не возмутился, не вспылил? Мукуро уже не первый раз задумывается об этом. Пиранья не спешил заводить разговор, прикрыв глаза и, кажется, задремав. По крайней мере, его грудь медленно поднималась и опускалась, дыхание было спокойным. Мукуро осматривает его с ног до головы. Тэ хочется узнать поближе, но в то же время от него хочется держаться как можно дальше. В который раз уже Мукуро это приводит в смятение? В четвёртый? В седьмой? Рокудо пренебрежительно фыркает и переводит взгляд на окно. Мурена должен вернуться не скоро, пока он облазит дома, не меньше часа пройдёт. Что же, у него есть время подумать и перехватить чего, припасённого Пираньей. Будить того не хотелось, а потому Мукуро, помявшись, всё же рискнул потянуть за бегунок. Тэ не дёрнулся, не проснулся и вообще никак на это не отреагировал. Парень какое-то время вглядывался в расслабленное лицо, в сгущающихся сумерках кожа Тэ казалась ещё более болезненной, чем раньше. Словно он разом обзавёлся каким-то неизлечимым заболеванием. Мукуро тряхнул волосами и откопал в забитом под завязку рюкзаке сухпаёк и фляжку с водой. Живот не издавал никаких звуков, но парень явственно чувствовал голод, а потому не испытывал угрызений совести по поводу без ведома Пираньи позаимствованного провианта. — Сам же всё себе забрал, — буркнул Рокудо, снимая плёнку с сухпайка. Две банки консервов, галеты, прочее, Мукуро особо не присматривался, но заметил, что этот паёк отличается от встреченных им ранее. Он нахмурился, задумавшись об этом, но почти тут же выбросил из головы. В конце концов, было бы съедобным и не вызвало бы отравления, и на том спасибо. Тэ ухмыльнулся, не открывая глаз. Спать в компании кого-то столь шумного, как парламентёр? Увольте, его даже бесшумный Мурена способен был случайно разбудить.