По кругу

      Некоторые сны воистину ужасны. Как этот…       Я бежал, бежал вперед изо всех сил по непроглядной пустоте, забыв, как надо останавливаться. Со всех ног… Я замедлился, едва завидев бездыханное тело. Мраморно белая кожа и медленно синеющие губы — явные признаки того, что я опоздал. Нависнув над мертвецом, я понял, что гляжу вовсе не в чужие остекленевшие глаза — это мои глаза, мое лицо, мое тело!.. Но если это я лежу, лишенный жизни, то кем же я являюсь сейчас?.. Кто тот я, что осторожно гладит ледяную щеку?..       Справа из темноты вынырнуло большое квадратное зеркало, и я повернул голову к нему. На меня в ответ посмотрел отдаленно знакомый человек. Глотая слезы, мы, я и мое отражение, припали губами ко лбу нас-умерших. Ужасный сон… Он повторяется теперь почти каждую ночь, полностью выматывая меня.       «Я не понимаю… — зашептал я. — Я не понимаю… не понимаю… не понимаю я этого!» — Шепот резко превратился в крик. Я кричал безжизненному телу, отражению, я кричал пустоте, сходя с ума…       — И дальше Вы проснулись? — уточнил строгий мужчина с узкими очками на длинном носу.       — Ну да. Как всегда.       Он кивнул и пометил что-то в своем блокноте.       — И какие ощущения Вы испытывали по пробуждении?       Я поерзал на кожаной софе. Скользкая — все время с нее съезжаю.       — Тоску, отчаяние, боль от потери кого-то родного. Я же уже говорил Вам, Док.       Он снова раздражающе закивал, чиркая ручкой по листку. Неужели без этого никак нельзя?.. То, что мне пришлось обратиться за помощью к психиатру, вовсе не означает, что я — конченый псих…       — Знаете, сны порой слишком завуалированно рассказывают о желаниях их хозяину, так, что дойти до сути бывает непросто. Вам восемнадцать лет, и в этом возрасте энергия, фантазия и многое другое влияют на качество снов. То, что Вам снится, не обязательно сообщает Вам о каком-то прямом событии. В описанном Вами сне Вы теряете себя. Задумайтесь, может быть, в последнее время Вам приходилось делать что-то, что претит Вашим чувствам, Вашему характеру, Вашей личности? Ваше подсознание желает поведать Вам именно об этом — об измене собственным принципам, о…       — Док! — взмолился я, садясь. — Вы издеваетесь, скажите честно? Я к Вам уже третий раз прихожу, а Вы одно и то же продолжаете твердить. В душе я Великий Философ, поэтому до всего того, что Вы мне озвучиваете, сумел дойти своим умом. Но, выражаясь Вашим языком, мое сознание, прозондировав всю имеющуюся почву, так и не смогло прийти к осознанию мотивов моего подсознания. Они упрямо не понимают друг друга! — Я задвигал ладонями в разные стороны, изображая открывающиеся и закрывающиеся двери лифта.       — Ну что Вы, — медовым голосом позвал меня врач, — не перевозбуждайтесь, пожалуйста, как в прошлый раз. Хотите таблеточку?       — Знаете, как-то не горю желанием. — Я поднялся с софы. Надо понимать, когда следует уходить: обычно до того, как тебя захотят посадить в дурку. — Очень жаль, но мне пора.       — Уже уходите? — скис психиатр. — Тогда до следующего Вашего визита… Но если Вам понадобится моя срочная помощь — вот… — Он достал из кармана пиджака визитку. — Звоните в любое время.       Я кивнул, прочитав семь цифр про себя, и спрятал визитку в карман. Выйдя из кабинета, я как обычно не стал задерживаться или куда-то заходить. Прямиком домой. А куда мне еще можно пойти? Я — человек асоциальный: я не люблю клубы, бары, дорогие и модные рестораны. Для меня находиться там хоть минуту — стресс — как кота припугнуть пылесосом.       Быстро добравшись до дома, еще и промокнув по пути под дождем, я сразу залез в душ. Теплая, немного горячая вода — именно то, что нужно. И для души, и для тела. Я прислонился макушкой к стенке и понаблюдал, как капли стекают с кончиков потемневших волос. Закрыл глаза, и струйки воды нахлынули на веки. Одна единственная мысль упрямо сверлила виски: «Такая неказистая жизнь меня убивает…»       — Долго отмокать будешь? — насмешливо, но вроде бы дружелюбно выкрикнул мне кто-то. — У нас совещание через три минуты, не забыл?       Я вздрогнул и открыл глаза. Мимо меня на выход из мужской душевой пошел неизвестный крепкий парень.       Совещание?.. Что вообще… тут…       Я выключил воду и высунул голову за перегородку. Черная плитка на полу и стенах, ряды душевых кабинок, незнакомые мужчины…       Где я?!..       Предположив, что ком одежды, лежащий на полке возле меня, мне же и принадлежит, я оделся, продолжая активно озираться по сторонам. Проходящие мимо меня раздевающиеся или одевающиеся богатыри кивали мне в знак приветствия. Похоже, они все меня знают.       Брезентовые штаны, белая майка и жилетка с камуфляжными темно-зелеными пятнами сидели на мне как влитые. А вот какой-нибудь обуви я не нашел, поэтому босиком пошел к двери, ведущей из душевой.       Снаружи такой же кафель, только бóльших размеров, забрался уже и на потолок. Поминутно поскальзываясь и оставляя за собой мокрые следы по всему коридору, я шел, наугад заглядывал в прозрачные двери. Кажется, это какая-то спортивная секция: на татами дрались, в каждой комнате стояло множество тренажеров…       Мне, скромному и неразговорчивому по своей природе человеку, пришлось переступить через нелюдимость и зайти в одно из помещений. Посередине раскинулся белоснежный ринг с красными и синими канатами. Стоило моей ноге переступить через порог, все присутствующие — два бойца и, видимо, их тренер — обернулись и посмотрели на меня.       — Какие люди к нам заглянули! — воскликнул тренер, взмахивая полотенцем.       — Какие? — тихо спросил я. Наверное, слишком тихо, потому что никто меня не услышал.       — Покажешь мастер-класс?       — Кто? Я, что ли?.. — Рядом со мной, увы, никто не стоял, следовательно, обращались ко мне. — Да Вы что, я же ни разу в своей жизни не дрался…       Тренер залился хохотом. Один боец, ухмыляясь, слез с ринга, снял перчатки и протянул их мне, куда-то уходя.       — Стой… куда же ты?.. — запаниковал я, провожая его взглядом.       — Давай! — Тренер настойчиво натянул мне на руки перчатки и подтолкнул меня к рингу. — Покажи свой коронный удар!       Путь к отступлению был перекрыт широкоплечим, словно платяной шкаф, тренером, и мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Я неуклюже перевалился через канаты и не торопился от них отходить. На середину ринга ступил мой противник, ожидая, когда я соизволю сделать то же самое.       — Ну? — поторопил тренер. — Начинайте!       Я сделал три неуверенных шажка. Правая рука моего вынужденного врага метнулась вперед, но я вовремя отшатнулся. А где предупреждения?!.. Или как там заведено в боксе… Мой противник времени зря не терял, однако мне снова повезло: я сумел отскочить и от этой атаки. Да что же он делает?! Руками машет направо и налево! Так и убить можно!       Вечно бегать я не мог, но планировал поотклоняться еще немного… Сплоховал: надо было увернуться влево, а я перепутал и сам напоролся виском на сжатую в кулак перчатку. Комната перевернулась — я упал. В ушах стоял звон десятка колоколов, перед глазами — красные круги! Надо мной замаячил тренер, начал водить перед моим лицом руками, как искусный гипнотизер.       Постепенно звон затихал, слух возвращался:       — …к чертовой матери! — возмущался тренер. — Чуть не угробил лучшего агента!..       Интересно, как бы я кого-то угробил, напоровшись на его руку своей головой?..       — Ты живой? — озабоченно спросил тренер и замахал надо мной полотенцем.       — Не знаю, — сознался я, поднимаясь.       — Хватит придуриваться! — крикнул кто-то из дверей.       Я повернулся по направлению к нему и глубоко озадачился. Это… я?!       Еще один я с критикой во взгляде смотрел на меня. Одежда была точь-в-точь как та, что сейчас на мне. Лишь услышав его голос, я заметил огромную разницу между ним и тем, который в данное время я имел. Его голос — мой! А этот… я не знаю, чей он, хотя его тон и кажется мне родным, знакомым…       С меня тем временем стащили перчатки и любезно помогли спуститься с ринга. Это был очень широкий жест со стороны того, кто чуть меня не убил одним метким ударом. Конечно, я сам подставил голову под его руку, но он тоже не ангел.       Другой я нервно затопал ногой.       — Хватит копошиться! — Он подошел ко мне и отвесил гневный пинок. — Решил опять прогулять собрание? Так вот мотай на ус: я тебе этого не позволю! Ведя себя как идиот, которым ты и являешься, понижаешь не только себя в глазах окружающих, что меня ни капельки не волнует, но и мою репутацию омрачаешь, и вот этого я уж точно допускать не имею права.       Впервые меня за такое короткое время и сбили с ног, и ударили, и обругали. Впечатлений хватит до конца жизни.       Очень злой я, который, кстати, оказался ниже меня теперешнего ростом, потащил меня за собой, продолжая осыпать разномастными проклятиями. За полноту его (моего) словарного запаса меня взяла гордость.       Доволочив до тонированных двойных дверей, меня практически зашвырнули в кабинет для совещаний. Двери я открыл лбом.       — Вот он, шеф, — отрапортовал другой я. — Доставлен, как Вы и просили.       Я перестал усиленно тереть лоб и посмотрел на еще одного незнакомца. Человек возвышался надо мной как скала. Не только высокий, но и широкий, он устрашал меня одним своим видом. Пушистые седые бакенбарды и оскал, обнажающий жемчужные зубы, — вот самые яркие черты его внешности.       — Садись и слушай, — приказал он.       Я безмолвно рухнул на подставленный под меня стул на колесиках. Другой я откатил меня за стол и сел рядом. Старик в самом расцвете сил грозно сверлил меня соколиными желтыми глазами, под взглядом которых что-то начало грызть меня изнутри.       — Ну что? — рыкнул он мне.       — Что, я?       — Ты, ты! А кто же еще?!       Я сидел как громом пораженный, не понимая, за что меня ругают вот уже который раз. Мое прежнее тело смотрело на меня с все той же нелюдимостью.       — Объясните мне, наконец, что происходит! — вспылил я. Любому терпению когда-нибудь приходит конец.       — А причин недостаточно, по-твоему?! Твоя дисциплина ужасна! Ты не знаешь, что такое «работать в команде»! Ты не умеешь вовремя останавливаться, всегда, как носорог, прешь напролом! От тебя ущерба больше, чем пользы! Ты отвратительный работник!..       Я прищурился и вжался в кресло, настолько страшна была эта речь.       — …Но! — Начальник взял себя в руки и успокоился. — Ты выполняешь свою работу. Всегда. А этим могут похвастаться немногие. Я приставил к тебе Невилла, — он указал на моего соседа, — для того, чтобы он за тобой следил, подстегивал в трудной ситуации, но, в основном, чтобы он туже натягивал поводок, когда ты выходишь за границы дозволенного, что ты, сорванец, делаешь слишком часто! — Он откашлялся, дабы вернуться в спокойное состояние. — А ты как на это отреагировал?       — А как я на это отреагировал?       Меня больно пихнули под ребра.       — Не ломай комедию! — вышел из себя Невилл, которого я ни секунды не видел дружелюбно настроенным.       — Ты стал еще больше выходить из-под контроля! Ты сбегаешь! Ты не оповещаешь никого, когда и куда идешь! Ты просто срываешься посреди ночи, и никакие камеры не могут тебя засечь! Ты… ты… — У старика кончились слова и слюна, и он замолчал, опустив никак не старое тело на скрипнувший стул напротив нас. — Ты — невозможен. Сколько нервов моих и сколько сил было потрачено на то, чтобы тебя, полудурка, сдерживать…       — Стойте, шеф, — перебил его тираду Невилл, озабоченно заглядывая мне в глаза. — Посмотрите: он же не в себе.       — Что значит «не в себе»?..       Меня отвернули от стола. Покопавшись в кармане, Невилл нашел маленький фонарик и посветил им мне в зрачки.       — Реакция замедлена, как после сильнодействующих лекарств. Ты что, наширялся?! — с отвращением спросил он.       — Нет, — помотал я головой.       — С ним точно что-то не в порядке. Как тебя зовут, отвечай!       — Я… я не знаю, как меня теперь зовут…я… — Внезапно меня захлестнул страх: а как меня звали до того, как я оказался здесь? Как я оказался здесь? Почему я оказался здесь? Что я делал у психиатра и как туда попал? Что было до него, что было после? Я не помнил абсолютно ничего, кроме встречи с психиатром и душа, — никаких воспоминаний из моей прежней жизни. — Я ничего не помню… — сдавленно выговорил я, хватая Невилла за рукав. Он шарахнулся назад, но вырваться не сумел. — Ничегошеньки! Как я жил до того мозгоправа?! Как…       — Шеф, у него горячка! — панически выкрикнул Невилл, заломав мне пальцы, чтобы я, наконец, его отпустил. Я вскрикнул от боли, и приступ панической атаки прошел.       Седовласый верзила нагнулся и заглянул мне в глаза.       — Нет, это не горячка. Амнезия, что ли… Вызывай-ка врача.       Невилл кивнул, тотчас скрылся за его спиной.       — Стой, куда же я пошел… — меланхолично вздрогнул я в кресле.       — Ты осознаешь, что назвал другого человека «я»? — схватил меня за плечи шеф.       — Конечно, осознаю, я же не сумасшедший! Это правда я! Я! Мое тело! Так я выглядел, таким я был — только что, немного времени прошло… Это был я, а тут — раз! — и я уже другой в душе стою… Меня здесь не было, я… я…       — Тише-тише…       Он протянул мне стакан воды, и я выпил все залпом. Руки дрожали, край стакана ударялся о зубы. Меня трясло.       — Я привел врача! — вернулся Невилл.       Ко мне заспешила женщина в белом халате. Она посмотрела в глаза, тоже посветив в них фонариком, потрогала мне лоб, подержала пальцы на запястье, засекая время и высчитывая пульс.       — У него легкий шок. Посидит немного и придет в себя, — закончив, изрекла она.       — Он начал нести какой-то бред, сказал, что ничего не помнит… — всплеснул руками Невилл.       — Это еще что! Когда ты ушел, вот тогда-то начался настоящий бред! Он кричал, что ты — это он, его тело.       Невилл с опаской взглянул на меня. Если раньше он человека перед собой презирал и совсем не тайно ненавидел, то сейчас так же открыто боялся.       — Что с ним?       Врач пожала плечами.       — Я ведь не психиатр и не невролог: я могу определить лишь физический недуг, болезнь, сказывающуюся на теле, с материальными симптомами, а тут — ложные воспоминания, бред — это область несколько другая, связанная крепче не с медициной, а с психиатрией. От загруженного графика он вполне мог чуть-чуть тронуться умом, такое случается…       Я вскочил с кресла, и все отошли от меня к столу. Золотое правило: уходи до того, как тебя захотят посадить в дурку…       — Я в своем уме! Я все придумал, чтобы вас всех разыграть! Ха-ха-ха, — нервно подергивающимися губами рассмеялся я. — А вы так сразу и купились…       Я ждал, поверят мне или еще быстрее вызовут санитаров.       — Если бы я не верила в то, что насилие ничем не поможет в воспитании, вдарила бы ему промеж ног хорошенько, — поделилась желанием единственная здесь женщина. — Да и поздновато его, такого, воспитывать — все, упущен тот момент, когда из него еще можно было сделать человека. Теперь так и останется обезьяной.       Она ушла, гулко стуча каблуками, и сверлить меня остались только две пары глаз.       — Ты вконец сдурел? — выразительно спросил меня «шеф». — Думаешь, это смешно: устроить балаган, перепугать всех. В этом нет ничего смешного или задорного! Как бы сильно тебе не нравилось то, что я делаю, то, как ограничиваю твое сумасбродство, тебе придется мириться с этим! А еще раз подобное сотворишь, и тебе будет назначено дисциплинарное наказание, ты меня понял?       — Ага, — с замиранием сердца кивнул я. Если этот человек на всех оказывает такой же эффект, как на меня, то бедные его дети и близкие друзья, коли такие имеются — все, наверняка, седые…       Он повернул голову к Невиллу:       — Я надеюсь, ты выбьешь из него эту дурь.       — О, не сомневайтесь!       Еще пять секунд, и в совещательном зале мы с Невиллом остались одни.       Я опустился в кресло: так меня точно не смогут пнуть. Под столь суровым взглядом хотелось под стол залезть, но я должен был продолжать играть роль душевно здорового и уравновешенного человека, пока не обнаружилось обратное. А я ведь точно псих: с нормальными людьми подобное ни за что не произойдет! Закрыть глаза и очнуться в совершенно другом месте и в другом человеке — какой здоровый индивид оказался бы в таком положении? Еще и эти полоумные сны… Что со мной на самом деле происходит? Я практически чувствую, как с каждым мгновением отмирают нейроны моего мозга, как отключаются центры, и я выпадаю из реальности, начинаю видеть реалистичные галлюцинации — предсмертные?..       — Если ты думаешь, что всех смог обмануть, то это неправда.       — А? — Мысленно я вернулся к Невиллу и его изменившемуся взгляду. Ни ненависти, ни раздражения, ни страха. Кажется, обида… и немного сожаления. Что бы это все значило?       — Я с тобой знаком куда меньше, чем эти двое, но и за этот короткий промежуток времени успел как следует тебя узнать. Ты бы не стал так всех разыгрывать. Ты что, серьезно ничего не помнишь?       Я опустил глаза.       — Ничего. Точнее, помню кое-что, но… становится непонятным: сейчас происходит сущий абсурд — или это я помню какую-то иллюзию.       Невилл оперся на стол позади себя. Ему было не по себе так же, как и мне.       — Даже не верится, что нечто подобное могло случиться с тобой…       — Как будто мне верится!       — Но такого не бывает ни с того ни с сего! Это после того, как ты ударился головой — как тебя ударили на ринге?       — Да нет же, это раньше произошло! В душе…       Невилл задумался, с силой потирая глаз, словно хотел вдавить его в глазницу, чтобы проснуться или хотя бы не видеть меня и всю эту странную до невозможного ситуацию.       — Хорошо, пока не будем о начале… Тогда ответь, что ты имел в виду, говоря про «мое тело»?       — То и имел в виду: это мое тело, я был тобой, только в другой жизни — в той, которая была до душа, бокса, этого кабинета для совещаний…       Я встал.       — Куда ты? — удивился мой двойник.       — Не знаю. Но я должен понять, что со мной происходит.