«J17»
— «J17»? — коротко спросил я. — Это твоя комната. — Невилл говорил тихо, почти шепотом, точно боялся меня испугать или разбудить. — Первая буква твоего имени и номер, который ты занимаешь в списке членов организации, чьи имена начинаются на ту же букву. Фамилий у нас нет. — Первая буква… моего имени? — заторможенно повторил я. — А как звучит мое имя?.. — Тебя зовут Джек. Пока Невилл затаскивал меня в незапертую комнату, я должен был бы радоваться той крупинке информации, которую узнал о себе. Но я не мог. Ведь я не Джек. И я не Невилл. Так кто же я, в итоге?.. Невилл медленно усадил меня на кровать и включил свет, нажав на выключатель у двери. Комната была небольшой, она не была приятной на вид или уютной, но виделась мне безопасной, а этого было на данный момент вполне достаточно. Одноместная металлическая койка, на которой я сидел, была вплотную придвинута к серой бетонной стене, абсолютно голой, если не считать нескольких плакатов с полностью обнаженными женщинами, позирующими у мотоциклов и машин. У противоположной стены стоял письменный стол и стул. Место от стола и до угла занимал гардероб с множеством матовых ящиков. Вот и все: кровать, стол, стул, шкаф — и достаточно пространства посередине комнаты. Я не чувствовал себя как дома, что было не шибко удивительно. Я дотянулся до стены у кровати и один за другим сорвал все плакаты, грубо скомкал их и швырнул под письменный стол. Невилл следил за моими действиями с жалостью: в любых моих поступках сейчас он видел проявление болезни. Но он хотя бы был рядом. — Попробуй лечь, поспать нормально, — начал он, отходя к двери и выключателю. — Быть может, проснувшись, ты почувствуешь себя лучше и все вернется на свои места. — А ты хочешь этого? — спросил я, учуяв в его голосе нотки сожаления. — Чтобы ты почувствовал себя лучше? — после звонкой паузы уточнил Невилл. — И это тоже. Он насупился, упираясь напрягшимся лбом в прохладный дверной косяк. — Я не знаю… — наконец, изрек Невилл. — Расскажи. Он посмотрел в мою сторону, и в его голос снова закрались противоречивые, взаимоисключающие чувства. — Я не хочу, чтобы прежний ты возвращался. И я от всего сердца желаю тебе страданий. Потому что каждую секунду боли, что ты испытываешь сейчас, ты заслужил.Часть 2
29 марта 2018 г. в 05:00
Я стоял посреди мужской душевой и упрямо буравил измученным взглядом стенку. Но на месте черной глянцевой плитки стена моей домашней ванной все никак не появлялась, а от усердия у меня медленно, но верно начинало двоиться в глазах.
— И долго ты планируешь тут стоять? — угрюмо спросил Невилл из-за моей спины, прислонившись к стойкам для одежды и душевых принадлежностей. — Мне казалось, ты хотел начать решать свою проблему, во всем разбираться.
— Этим я и занимаюсь… — насупившись, ответил я.
— И как успехи?
Я обернулся: в его — в моих! — глазах плескалось легкое злорадство.
— А я не знаю, откуда еще начинать! — развел я руками от гнетущего бессилия. — Я не помню адреса, по которому жил. Я не помню даже название города!.. Боже… — осенило меня. — Я не помню страну… Где я сейчас?
Невилл, явно уставший терпеть мои странности, раздраженно закатил глаза:
— Соединенные Штаты Америки, разумеется.
— А ведь я мог раньше жить не в США, а где-нибудь в другом месте, — поделился я с ним соображениями, возвращаясь к попыткам загипнотизировать стенку. — В Англии, Польше или России — где угодно! Говорил на другом языке, мог вовсе не знать английский…
Позади меня раздался тихий шлепок: Невилл, будучи уже на грани, резко прижал ладони к лицу, чуть сжимая голову. Он говорил достаточно громко, четко, словно следуя ритму марша, звучащего в его сознании, стараясь вкладывать в свои слова как можно меньше негативных эмоций, однако последнее удавалось ему с переменным успехом:
— Ты продолжаешь нести эту околесицу, упрямо игнорируя логику. Ты утверждаешь, что жил в моем теле, но я помню всю свою жизнь и точно знаю, что это не так. Допустим, ты не веришь моим словам и в таком случае считаешь, что вся эта реальность — сплошная выдумка, но тогда у тебя шизофрения и тебе нужно лечиться, пока не стало совсем поздно. Либо у тебя обычная амнезия, и пустоту в памяти твой мозг заполнил фантазиями: почему-то тебе смутно запомнился именно мой образ, и ты надумал, что я — это ты.
— Отлично, — подытожил я, оставляя стенку в покое и устремляя взгляд на собеседника, — значит, или у меня потеря памяти и ложные воспоминания, что само по себе не слишком здраво, или я вообще поехавший шизофреник. Великолепные варианты!
— А ты видишь другие?
— Конечно! Может, я путешествую по мультивселенной!..
— По чему? — удивленно приподнял брови Невилл.
— Мультивселенная — нескончаемое множество разнообразных реальностей, которые могут друг от друга отличаться какой-то мелочью, а могут отличаться вообще всем. В одной такой реальности я, вернувшись домой, пошел в душ, — в этой реальности, где мы сейчас, другой я тоже пошел в душ, сюда, и из-за того, что мы делали одно и то же, может быть, граница между реальностями прохудилась и… я вывалился сюда… мы поменялись местами…
По выражению лица Невилла можно было сделать только один вывод: мои теории вызывали у него вполне осязаемые болезненные ощущения, и он все больше хотел передать эту боль мне — посредством удара. Но продолжал сдерживаться изо всех сил. Его руки снова потерли лицо, а полные напряжения вдох и выдох эхом разнеслись по душевой.
— Тебе не кажется, что подобное предположение слишком уж сильно притянуто за уши?
— Нет. Это же не я выдумал, такая теория действительно есть…
— Так. Остановись, — взмолился Невилл, потеряв остатки терпения. — Я могу допустить, что ты утратил память, что ты стал психически нестабилен. Но в твои путешествия сквозь миры и вселенные я поверить ну никак не могу! Это — чушь. И если ты этого не понимаешь, то ты настоящий псих. И тогда зачем я выслушиваю все эти бредни?
— Я думал, ты поверил мне… — с досадой проговорил я.
— Так и было. Но я поверил в то, что ты действительно считаешь, что «не в себе». А не в то, что ты… менялся со мной… телами… или как ты там это себе представляешь, я не знаю, я запутался, окончательно! Я чувствую себя так, будто по мне каток проехал, а я расплескавшимися по асфальту мозгами после этого еще пытаюсь что-то соображать!..
Он продолжал говорить, практически кричать, но я, как ни старался, не мог продолжать его слушать. Я чувствовал, как все мысли до единой в моей голове ужимались, спрессовывались в небольшое, но крайне увесистое ядро, давящее на череп изнутри. Из-за всего одной случайной идеи, наглухо застрявшей в моем сознании. А что, если Невилл — это до сих пор я?..
Заполучив собственного клона, имеющего те же воспоминания, те же привычки, те же черты характера, мы не сможем читать его мысли, как слышим собственную внутреннюю речь. Мы не сможем управлять его действиями, не сумеем думать за него, видеть мир его глазами. Несмотря на то, что клон будет всецело нами, он будет отдельной от нас, самостоятельной личностью, будет наделен своим собственным сознанием. Так же все должно обстоять и с другими версиями нас из параллельных вселенных, если они все же существуют. И тогда Невилл вполне может быть мною. Только другим мною: мною, который жил иной жизнью, сделавшей его тем, кто он есть в данный момент… Только почему тогда меня выбросило не в его тело?..
Я был бы рад поделиться с ним этой теорией. Я нуждался в том, чтобы поведать ее хоть кому-то, ослабить это чудовищное давление внутри головы!.. Но я не мог: это было бессмысленно. Он не захочет даже пытаться понять, уж точно не сейчас.
Я вынырнул из собственных мыслей и обнаружил, что Невилл уже какое-то время молчит, не сводя с меня встревоженных глаз. Смотреть на него было привычно — я словно видел свое отражение, только теперь оно почему-то было немного ниже меня. Его брови были нахмурены, и я подсознательно пытался изо всех сил расслабить мышцы лица, пока не понял, что мои брови и так были расслаблены. Но от пустого напряжения уже заболело лицо, каждая лицевая мышца. Мой мозг привык видеть в этих чертах меня и вряд ли скоро сможет перестроиться. Я потянулся к Невиллу и сжал пальцами его руку. Он моментально изменился в лице и, наверняка, отстранился бы, если б за его спиной не была металлическая стойка. Сжимать правой рукой свою другую правую руку было до ужаса странно, и я ухватился за левую. Рука была мягкой и теплой, с привычно холодными пальцами, но я чувствовал прикосновение к коже лишь правой рукой, и левая — рука Невилла — ощущалась абсолютно онемевшей, будто я ее отлежал. Чтобы окончательно не сойти с ума, я выпустил чужую руку и отошел на шаг.
Невилл смотрел на меня со злостью и смущением, с испугом и стыдом. Я никогда раньше не видел подобного выражения на своем лице. Оно являло целую бурю эмоций и противоречивых желаний. Никто из нас не нарушал царящую в душевой тишину: я ждал, пока он сможет собраться с мыслями, пока сделает хоть что-нибудь, а он — никак не мог определиться с тем, как реагировать на мои сверхстранные поступки. В ближайшей душевой кабинке уныло капала вода, замедленно отсчитывая секунды, а мы с Невиллом все стояли и стояли, растерянно глядя друг другу в глаза. Наконец, Невилл вздрогнул и опустил лицо. Медленно развернувшись, он покинул душевую, мягко закрыл за собой белую пластиковую дверь. Да, он не приглашал меня пойти за ним, но и не запрещал за ним следовать. Однако я остался стоять на месте. Сейчас лучше будет оставить его одного… Прочел это по его скованным движениям, тяжелой походке и напряженной спине.
Видеть собственные спину и затылок было непривычно, но в данный момент мне не хотелось обдумывать в очередной раз за сегодня нахлынувшее чувство новизны. Как только Невилл вышел, я ощутил себя окончательно и бесповоротно потерянным. Вместе с ним ушел и тот я, которым я был еще пару часов назад. Тот, которого я толком-то и не помню. Не помню ничего…
Мне некуда было податься. Я сполз по стене на пол и просидел на ледяном кафеле, наверное, несколько часов. Практически не двигаясь, я позволял нарастающей физической боли хотя бы отчасти вытеснить душевную. Капание воды погружало в транс. Я закрыл глаза, но так и не смог заснуть или забыться.
Кто-то осторожно, практически беззвучно открыл дверь и прошел в душевую, но я был слишком измучен, чтобы любопытствовать. Пока слева капает вода, я все еще в этой кошмарной, холодной, незнакомой реальности…
Прохладная рука коснулась моей щеки, и я сразу узнал это прикосновение. Я ощущал его до и сразу после бритья; когда подпирал голову от скуки или сонливости; когда умывался; когда тер на нервах лицо; когда хватался, лежа в постели, за голову, силясь отдалить от себя пытающий меня ночь за ночью кошмар… Я открыл глаза, уже зная, что увижу перед собой. Свое отражение.
Невилл подал мне руку. Я протянул ему свою, но так и не смог прикоснуться к его ладони снова. Меня преследовало навязчивое предчувствие, что если я сделаю это, то малое, что осталось от моей жизни и меня самого, рассыпется на мельчайшие осколки. Невилл мягко обхватил меня за непривычно широкие плечи и помог подняться с так и не согревшегося подо мною кафеля. Встав, я ясно ощутил, как боль прострелила спину и почки — сидеть на ледяном полу несколько часов кряду было отвратной идеей. Немного прихрамывая, я вышел из душевой не без помощи Невилла, на плече которого практически висел. Мы повернули куда-то вбок, в еще один черный коридор, и миновали огромное количество одинаковых стальных дверей, пока не остановились у одной, с блеклой металлической табличкой: