По кругу

      Мне больно было видеть Невилла, угодившего в капканы шока и паники, припавшего грудью к коленям, зажавшего виски ладонями, словно потеря памяти была связана с невидимой раной, через которую, как кровь, вытекали воспоминания, посему необходимо было ее передавить.       — Перестань вспоминать, — по-прежнему сидя перед ним на корточках, попросил я. — Ты ищешь то, чего в той комнате уже давным-давно нет. Мне правда жаль…       — Почему ты помнишь?.. — поднял он обесцвеченное лицо.       …Ему это кажется несправедливым, я понимаю: что такой негодяй сумел сохранить остатки своей семьи и память целиком, в то время как правильный во всех отношениях Невилл потерял родных дважды — не имеет даже возможности думать о них. Способен ли человек тосковать по тому, чего более не знает? К сожалению, да. Чем больше тот или иной агент работает на эту подлую кодлу, тем ощутимее неудовлетворенность, хандра; никто из огромного числа коллег так и не смог объяснить, с чем связаны эти зачатки депрессии, а я спаивал их во время исследовательского интервью, замаскированного под приятельский выход в город, — и это было единственным, чем я мог им помочь. Вот только я приблизительно в таком же положении: испытываю те же эмоции и, несмотря на понимание причины, все равно никак не могу изменить свою жизнь.       — Джек…       — Что?       — Ты понимаешь… что твой отец мертв?..       Я встал резко — нуждался в том, чтобы отдалиться от проницательного взгляда Невилла, который уж точно не ожидал встретить в дремучей чаще разочарования в окружающей нас реальности.       — Нет, он… — Я помотал головой, сглотнув ком из пустых слов. — Это какая-то ошибка. Мы все проверим и выясним.       Так и не обернувшись, я направился к лестнице; мог воспользоваться лифтом, но движение мне было необходимо, иначе мысли, как голодные волки, накинутся и разорвут на куски… Я шел быстро — не бежал, чтобы Невилл мог нагнать меня. Он шагал по-военному отстраненно, сознанием застрял в пустой темной комнате, когда-то заполненной дорогими сердцу вещами, однако ныне Невилл даже не мог вспомнить, что в ней находилось. Мы оба были потеряны, в малюсеньком шаге от уничтожения, разве что мне пока еще светила надежда, в то время как Невилл оказался ее лишен. Самостоятельно, без помощи знающего о происходящем агента, его семья не сумела б спастись… Мне правда, правда очень жаль — и будет еще хуже, когда я докажу, что мой отец жив, в отличие от родных Невилла. Ведь он не мог умереть, с чего вдруг?.. Тем более сердце! Несуразица и только…       Я поднялся на нужный этаж, повторил путь отца, увиденный на мониторе в комнате охраны, остановился у двери его номера…       Звуки шагов Невилла по ковру затихали, заглушались моим скорым дыханием, ведь я бежал, расплатившись с таксистом. Никогда прежде отец не пользовался нашим секретным путем связи: в экстренном случае он должен был оставить кодовую запись на доске объявлений определенного сайта, бессмысленный набор слов, служащий сообщением для меня одного. Ежедневно по нескольку раз я проверял объявления и с облегчением не находил то, что искал, — до сего дня… Что, мать вашу, могло произойти?!..       Я постучался в дверь дважды, еще пять раз и один следом — наш секретный стук, означающий: «Открывать безопасно, я пришел один, все хорошо». Вытаращившись на древесину, я прислушивался к звукам за дверью и, к своему ужасу, не слышал ничего… Паника завладела мной в одночасье!..       — Отец! — Я тарабанил в дверь уже двумя кулаками, наплевав на всякую осторожность. Безрезультатно, мне никто не открыл…       Отойдя, я ногой как следует вдарил по двери! — послышался хруст в районе замка, и далее выбить ее плечом было проще простого. Я ввалился в номер по инерции, чуть не упал, распрощавшись с равновесием. Взгляд скользнул на ковер — на пластиковый пузырек с высыпавшимися из него мятными драже, на бледную морщинистую руку, застывшую в нескольких дюймах, на осколки разбитых очков, лишившихся одной дужки… на хрупкую худую спину, мятую белую рубашку…       Я чувствовал, как у меня немеет душа… Опустившись на колени, я перевернул отца, приподнял его голову. Из-за мертвенной бледности кожа напоминала бумагу, по капиллярам губ разливались чернила. В самом центре моего сознания металлическая рыцарская перчатка сжимала чувства в кулак, но — жидкие, горячие — они просачивались меж пальцев, капали на пол, прожигали его; щеки ныли от соли, катящейся к подбородку. Я припал к ледяному лбу в прощальном поцелуе, виноватый целиком и полностью в том, что меня не было рядом… Умирая, он звал меня, оставил для меня весточку, а я заметил ее слишком поздно…       — Я не понимаю… — проговорил я, глядя на пустой ковер. Мышцы лица спали, слезы — текли и текли, разъедая кожу.       — Джек… — Невилл дотронулся до моего плеча, однако я еще не полностью вернулся в настоящее время, чтобы это заметить.       — Я не понимаю! Не понимаю! Не понимаю я этого!.. Мы только что виделись!.. Невилл, я же вспомнил, как мы с ним сидели внизу…       Я обернулся в поисках поддержки — и в глазах напарника отразился совершенно незнакомый ему человек. В изумлении Невилл смотрел на меня, почти сломленного, уязвимого, близкого, в отличие от привычного Джека. Невилл увидел меня… Но какая теперь разница: какой смысл шифроваться и дальше, когда отца больше нет — защищать отныне некого?..       — Я… нашел его здесь, на полу… — указал я пальцем на ковер, зашуршавший под ногами как жесткая кладбищенская трава. — Но что было дальше… не помню…       Под тумбочкой, рядом с местом смерти отца, металлический блеск привлек мое внимание, и, нехотя опустившись на колени опять в ненавистном мне номере, я достал из-под мебели отломанную дужку очков. Прибирая здесь, ее не заметили; единственное существенное для меня подтверждение того, что нагрянувшие воспоминания — не плод изощренной фантазии, увы… Как недавно визитку, я сунул последнюю вещь отца в карман и поднялся. Сделать второе было тяжело как никогда прежде: гиря, окаменевшее сердце, мешала бороться с гравитацией.       — Нам нельзя возвращаться в убежище…       — Что? Почему?! — возмутился Невилл. Я повернулся к нему резко, и плечи Невилла от неожиданности вздрогнули под моими ладонями, накрывшими их.       — Ты что, еще не понял? Это они убили отца, добрались до него, проследив-таки за мной!..       — У него сдало сердце…       — Это ложь! Он не был «сердечником»! А сердечную недостаточность с легкостью вызывают некоторые яды!..       — Да это же бред какой-то, — вымолвил Невилл, качая головой и глядя на пол. — Ты… Ты просто надо мной издеваешься, нашел способ насолить, свести с ума!.. Джек, я последние сутки только и делаю, что тону в твоих конспирологических теориях, граничащих с бредом! Минут десять назад ты заявил, что моя семья мертва, а теперь говоришь, что и возвращаться нам некуда?..       — Своих родных ты не помнишь тоже из-за меня, так, что ли?!       — Я не знаю! Но… Черт, что же делать?..       Он опустился на корточки рывком, будто собирался врезаться в пол, и это бессилие уберегло его, вот только подставило меня. Боль прорезала левое плечо, и я обронил стон. Не до конца осознавая случившееся, перевел взор на руку: сквозь одежду в мышцу впился длинным носом тонкий металлический дротик. Пробуждающаяся по крупицам память окатила эхом точно такой же боли, но в правой лопатке. Так вот как все случилось в тот раз…       Окончательно растерявшийся Невилл смотрел на меня снизу вверх, а я не отводил глаз от угла коридора. Нас в номере двое, стрелок сделает еще один выстрел, надо только… держать себя в руках… По сосудам разливалась ватность, пока позволяющая преодолевать ее усилием воли. Из-за угла показалась фигура — мгновенно я выхватил из-за пояса пистолет, грянул выстрел! — и тело тяжело рухнуло навзничь на коридорный ковер. Невилл вскочил как ужаленный.       — Нам нельзя брать на поверхность оружие! Нельзя привлекать внимание полиции к организации!..       — Да очнись ты! На нас напали наши же коллеги!       — Тем более нельзя в них стрелять!       — Чтобы защитить тебя — можно! — выкрикнул я, не подумав, и Невилл прикусил язык.       На секунду переложив пистолет в левую руку, я выдернул дротик и отшвырнул его в сторону. Соврал ли я в последнем? Ведь Невиллу, элементарно, сотрут память о последних днях. Я потеряю ту его версию, что знает меня, помнит проведенные вместе часы. Если же схватят меня… попытаются вновь стереть память, а когда не получится («когда», а не «если») — убьют: моя полезность не превышает урон, который я могу нанести этой своре…       — Вряд ли он был там один… — кивнул я в сторону трупа. — Поэтому тебе надо взять пистолет…       — Я не буду убивать коллег!..       — НЕВИЛЛ, Я ЗАСЫПАЮ! — рявкнул я, заставив его мигом заткнуться. В глазах начинало двоиться, веки весили тонну, и под них словно набивался песок. Каждое моргание могло стать последним. Я оперся на его плечо не ради установления близкого контакта, а потому что меня повело. — Ты должен взять пистолет… отстрелявшись, вывести нас двоих из отеля, найти хоть какое-то укромное место…       — Джек, — слезно мотал он головой, — я — не ты!.. Я ни разу не был «в поле», никогда никого не убивал!.. Я не смогу жить после этого — вот почему стал «поддержкой»…       Глупо отрицать: мне не хотелось умирать — и Невиллу тоже. Но глядя на его залитое болью лицо, я понял, что не смогу заставить себя сломить его, подчинить и вынудить пойти против самого себя, так же как и он не сумеет перешагнуть через столь фундаментальный принцип…       Краем глаза в коридоре я приметил движение, тотчас выстрелил чуть ли не вслепую по вине сонных слез; слишком поздно допустил, что это мог быть и кто-то из постояльцев, однако муки совести оставим на потом. Пуля продырявила стену, на ковер брызнула каменная крошка! Криков не последовало: спасшийся из-за моего промаха человек слишком спокойно для штатского притаился за углом. Я толкнул Невилла за стену номера, чтобы в него не попали. В иной ситуации можно было бы поджидать гостей здесь, пустить пулю в лоб, едва противник переступит порог комнаты, но я держался за нить бодрствования из последних сил и чувствовал, как она обрывается под моими пальцами… Посему я бесшумно покинул номер, держа ствол перед собой, резво повернул за угол — и вдавил пальцем спусковой крючок трижды! Металл продырявил легкие мужчины, он сполз по стене, выронил пистолет, заряженный транквилизатором, из которого мгновение назад пустил-таки дротик мне меж ребер.       Это конец… Бессильно я осел на ковер. Пальцы отказывались подчиняться и удерживать пистолет. Если двойная доза транквилизатора меня не убьет, дело закончат люди, на которых я потратил лучшие годы своей жизни…       — Джек!.. — Из номера выбежал Невилл, склонился надо мной, но вместо его лица я видел лишь размытые пятна. — Джек, не отключайся! Посмотри на меня!       Он выдернул дротик из моего торса; отбросив, похлопывал меня по щекам. Идиот, беги отсюда… Я шевелил губами, однако звук не удавалось извлечь. Глаза постепенно закатывались, уши наполнялись давящим шумом воды. Перед самой потерей сознания я сумел различить темнеющую фигуру Невилла, выдергивающего из собственного плеча усыпляющий металл…

***

      Пробуждение не было приятным. Голоса, мужской и женский, оплетали меня сперва паутиной, потом — проволокой, все ожесточеннее врезающейся в череп, стискивающей его до легкого хруста костей. Во рту словно застрял ком земли, на деле оказавшийся моим языком. Глаза выжигал яркий свет хирургической лампы, установленной над металлическим столом, на котором я был обездвижен тремя до боли затянутыми ремнями: на груди, на бедрах и выше щиколоток. Слева пустовал такой же стол, справа…       — Невилл… — слетело с губ, едва я различил его в крепких объятиях ремней, очнувшегося, но так и не осознавшего происходящее.       — Пришел в себя, — довольно гаркнул знакомый тяжелый голос, и светильник заслонила голова шефа. — А ты говорила, не выкарабкается.       Я оторвал затылок ото льда стали, чтобы разглядеть второго человека, присутствующего в бетонной камере пыток. У поблескивающего лампочками и кривыми различных показателей массивного устройства, занимающего чуть ли не всю стену, на высоком табурете горбатилась Ванесса — как и полагается, в белом халате: палачи частенько прикидываются лекарями, чтобы совесть не жрала по ночам. И с последним у незаменимого врача убежища явно существовала большая проблема! Встревоженно поглядывая то на Невилла, то на меня, Ванесса зубами, местами запачканными помадой, портила ранее опрятный маникюр. Непривычно спутанные волосы также отображали сумбур, царящий в ее разуме, стенки коего сдвигались от напирающего на них страха.       Не привлекая лишний раз ничье внимание, я незаметно запустил пальцы в карман (благо кисти были прижаты к бедрам) и выудил оттуда дужку отцовских очков. Ее острый конец впился в ремень; распилить его я так не сумею, но если удастся наделать дырок пунктиром, может, получится разорвать ремень, приложив должные усилия…       — Он же должен был все забыть. Должен был! — вздернув тонкими бровями, воскликнула Ванесса, и глава убежища бросил через плечо презрительный взгляд. — Ты говорил, что в этот-то раз все получится, что на заре организации машина не была отлажена должным образом, поэтому случилась ошибка! — но это не ошибка в работе демеморизатора! В этом чертовом человеке проблема — он сплошная ошибка… — зашипела врач в пальцы, вновь затыкающие вульгарно напомаженный рот.       — Мы еще разочек попробуем, — безэмоционально заговорил шеф. — Верно, Джек? Чтобы убед…       — Я готовила ядовитые драже не для того, чтобы он продолжал жить в убежище, в одночасье все опять вспомнил и убил меня!       Громко опрокинув табурет, Ванесса подлетела к боссу, а стало быть, и ко мне. Сучье отродье!.. Я смог удержать язык за зубами, дабы ненароком с потрохами не сдать себя, силящегося освободиться; на висках вздулись жилы, зубы вдавились друг в друга до боли — того гляди расколются пополам.       — Ты говорил, что мы заметаем следы! — ткнула Ванесса шефа пальцем в широкую каменную грудь. — Ты говорил, что так я позабочусь о своей безопасности, будучи в ответе за демеморизацию персонала!..       — Все так и есть.       — ТОГДА ЗАЧЕМ ОСТАВЛЯТЬ ЕГО В ЖИВЫХ И ЧТО-ТО ПРОБОВАТЬ?!       — ПОТОМУ ЧТО ОН ОТЛИЧНО ДЕЛАЕТ СВОЮ РАБОТУ! — тигром рявкнул шеф, и врач от бессилия схлопнула челюсти.       — Какая щедрость, — насмешливо отозвался я. Было страшно как никогда хоть самую малость потерять контроль над телом: дернуться зрачками в сторону мерно расправляющейся с ремнем дужки, выронить ее, слишком сильно двинуть рукой. Оттого я глядел в глаза наставника неотрывно, вкладывал накопившуюся за годы ярость в этот взор и ею же парализовал все тело, помимо правой кисти. — Не пристрелите меня как бешеного пса из-за того, что я полезен — полезен в чем, в устранении врагов? А враги ли они, если верить тезисам этой организации нельзя? Может, и война никакая не близится, и никакие страны на нашу не ополчились? Удобно вырисовывать образ грозного внешнего врага, чтобы обращенные на него глаза не замечали зло, удобно расположившееся под боком внутри родной страны…       — Это все философия, Джек, — отмахнулся шеф и отошел к панели управления демеморизатора.       Привыкнувший, наконец, к яркому освещению, я подметил над головой, помимо светильника, глазок неведомой установки, крепящейся к потолку, а толстыми черными кабелями соединенной с основной, напольной, частью устройства. Ровно то же «лезвие гильотины» нависло над Невиллом, с ужасом взирающего на меня. Мне это знакомо — не его присутствие здесь, но мои мысли о нем! Вспыхнул внутренний экран! — я ясно увидел, как, лежа на этом самом месте, усиленно цеплялся за накопленные за жизнь воспоминания: уже отошедшая в мир иной семья, умерщвленный биологический отец, впечатления о школе и армии, приятные мелочи — музыка, фильмы, блюда, — которые я полюбил… «Невилл» — имя застряло в мыслях пуще кривого ржавого гвоздя! Сжимая в кармане визитку с номером убитого отца, я старался думать именно о нем, но снова и снова — десяток раз! — возвращался к немногочисленным воспоминаниям о совершенно другом человеке, все же чем-то восхищающем меня, вызывающем бурю противоречивых эмоций, побег от которых со временем стал невозможен… Визитка. Последняя встреча в отеле. Внешняя фрейдистская отстраненность отца, вытесняющая его истинную внутреннюю сердечность. Невилл. Невилл! НЕВИЛЛ…       Жар, ударивший в возвратившихся воспоминаниях по мучительно вскипевшим мозгам, совпал со всплеском решимости. Рыча, как загнанный в угол зверь, я всем телом подался вперед! Врач по наитию попыталась навалиться на меня, но опоздала: целые ремни так и остались сдавливать кожу, зато средний с хлопком лопнул, и, не оборвав движение, я со всего размаху всадил дужку Ванессе в висок — чуть ли не целиком! Женщина замерла, будто ничего не случилось… Я ринулся ослаблять оставшиеся ремни, справился с ними быстрее, чем тело, превращенное в «овощ», качнулось в сторону пола. Шеф схватился за пистолет, я — за Ванессу, и пули ужалили плоть под стремительно алеющим медицинским халатом. Используя убийцу отца вместо щита, я попер на последнего врага (хотя ведь остались еще их пособники, ходящие сейчас по коридорам убежища как ни в чем не бывало). Падающий труп выбил пистолет из руки шефа; втроем мы обрушились на пол. Я потянулся к оружию — тотчас получил удар в ухо, но перед дезориентацией успел оттолкнуть пистолет подальше: раз уж не успею вцепиться, по крайней мере не отдам превосходство врагу. Совсем не по-джентельменски шеф сбросил с себя Ванессу, предпринял попытку подняться на четвереньки, чтобы быстрее добраться до пистолета, однако я вернул ему удар — локтем в зубы. Этот краткий раунд позволил мне оттолкнуться от его плеча, будто от борта бассейна, пальцы зачерпнули металл, спусковой крючок лег под подушечку как родной, и, ориентируясь после удара в ухо почти наобум, я выстрелил! — откровенно рисковал попасть себе же в ногу!..       С глухим стуком шеф уронил голову на пол. Растекающаяся вокруг кровь не торопилась вливаться в приличную алую лужу, скопившуюся под Ванессой.       Со всхлипом боли, пульсирующей в будто бы тоже заполненной кровью, под верх, черепной коробке, я коснулся затылком бетона, мягко опустил правую руку. Далеко не в первый раз огнестрел спас мне жизнь, но только что случилось нечто гораздо бóльшее: я отомстил за свою семью и чужие; я получил реальный шанс выбраться из затянувшей меня трясины, только бы теперь не упустить собственное спасение; я сохранил личность Невилла такой, какая она сейчас — с нашими воспоминаниями…       — Джек…       Я развернулся на голос. Голова кружилась, правый стол и пленник на нем двоили, пусть и уже значительно слабее.       — …освободи меня, пока эта штука наверху не стерла память…       — Он не успел ее включить, — облегченно выдохнул я, поднимаясь.       Пистолет я сунул за пояс, покачиваясь, добрел до стола и больше на ощупь, чем зрительно, расстегнул все ремни. С болезненной усмешкой я думал о том, как бы комично и неправдоподобно выглядело спасение Невилла, если б он бросился мне на шею с душевным «Спасибо!», я взял его на руки, как принцессу в мультфильме, и вместе мы удалились в закат!.. Не сказать, что я против такого чрезмерно сахарного исхода, но жизнь далека от подобных радужных сюжетов, без ответственности, последствий и бесконечной череды мелких и крупных проблем…       Однако Невилл стиснул-таки мою шею. Я тяжко сглотнул, дотронулся левой ладонью до его спины, правую держа поближе к пистолету да прислушиваясь к мертвой тишине позади. Полные благодарности под завязку объятия неловко завершились, и мы отстранились друг от друга. Оба, не заметив нечаянной синхронизации, посмотрели на тела, распластавшиеся у демеморизатора…       — Ну и что дальше? — каменным голосом уточнил Невилл.       Я знал, что его разрывает от ужаса перед неизвестностью, от когнитивного диссонанса, ведь убивать коллег в корне неправильно, но эти двое сами были готовы нарушить данную строку, видать, давно устаревшего кодекса… Если б Невилл позволил всему этому чудовищному тайфуну вырваться наружу хотя бы на миг, то не сумел бы запрятать его обратно вообще никогда…       — А дальше, — вздохнул я, — стоит ознакомиться с записями внутренних видеокамер (вряд ли их уже потерли): так мы узнаем, кто помогал нашей сладкой парочке, и…       — И что, Джек?..       — Я их убью, — не шибко уверенно пожал я плечами.       — Может, лучше стереть им память и дать возможность влиться в обычную жизнь?..       — Может… Но прибегнув к тем же методам, что и эти, разве мы не начнем движение по тому же самому замкнутому кругу?..       — Я думаю, имеет значение не то, какие технологии или стратегии ты используешь, а то, для чего ты это делаешь… В данном случае — чтобы не убивать…       Исподлобья мы посматривали на металлическую дверь, наверняка ведущую так или иначе в душевую. За ней бушевало море, в котором мы еще не ходили под парусом; темное небо и ревущие волны страшили так сильно, что здесь, посреди голого бетона, металла, крови и трупов, мы чувствовали себя куда комфортнее!..       — После того, как разберемся с замешанными в этом дерьме, я расскажу всем нашим правду. Они — пострадавшие, они заслуживают знать.       — «Мы», — кивнул Невилл и бросил на меня ободряющий взгляд. — «Мы расскажем».