Мальчик с характером

На фотографии парень стоял на крыше парковки, закинув скейтборд на плечо, ухмылялся, чуть склонив голову вбок, и взгляд у него был а-ля вы все говно. Подрагивавшими от волнения пальцами Отабек навёл курсор на пост и открыл страницу – Юрий Плисецкий. Имя на удивление ему шло – дерзкое, как он сам, короткое и звучное, оно опасно рычало на языке в «Юр-р-рий», перекатывалось мягко – если «Юра». Отабек проглотил суп не глядя, в два присеста умял курицу и, подхватив ноутбук, унёсся в спальню. Потом, правда, устыдившись, вернулся на кухню, чтобы протереть стол и вымыть тарелки – а внутри всё звенело от предвкушения. Личной информации на странице Юры было мало – не то чтобы Отабек рассчитывал сразу выяснить домашний адрес и номер телефона, но всё же. День рождения – первого марта; место учёбы – колледж автомобильного транспорта №9. Отабек мысленно сделал себе пометку загуглить – на крайний случай всегда можно было, узнав на сайте колледжа расписание уроков, пойти караулить Юру у ворот. Сделать вид, будто встретились случайно: «Ой, ты здесь учишься, вот это совпадение, а я по делам мимо пробегал. Не думаешь, что это судьба? Может, по «Биг Тейсти» в Бургер Кинг? Мне, правда, из него максимум можно помидор и лист салата сжевать, но всё же. И нет, я всё ещё не пидор». На странице был указан инстаграмм. Аккаунт оказался открытым, и Отабек углубился в изучение фотографий. Их было не так чтобы много – никакой еды и видов природы, типа опавших кленовых листьев или первого снега. Снимков с девчонками Отабек тоже не обнаружил, зато много – с кошкой и, видимо, дедушкой. На этих фотографиях Юра улыбался, и взгляд его лучился умиротворением. Отабек залип на одном снимке, где Юра явно только проснулся и щурился в камеру. Его волосы веером рассыпались по подушке, на скуле алел отпечаток от уголка одеяла, а рот с влажными губами был соблазнительно приоткрыт. Рядом, выставив шерстяное пузо, лежала кошка, и Юра прижимался щекой к её меховому боку. Солнечные лучи золотили нежную кожу Юриного лица, делали зелень радужки почти прозрачной, и весь он был такой тёплый со сна, такой уютно-домашний, что Отабека едва не порвало от умиления. «Юрка, – шепнул Отабек, – Ю-роч-ка», – три шажка языком, и внизу живота сладко заныло. Повернувшись набок, Отабек подтянул колени к груди и подумал, может, стоит начать дрочить дважды в день. Организм радостно отозвался на эту идею напрягшимся членом, а воображение услужливо подкинуло образ Юры со снимка, где он стоял в компании друзей, один из которых закинул руку ему на плечо, из-за чего широкий ворот Юриной поношенной футболки, съехав вниз, оголил острую ключичную кость. Пролистав фотографии, Отабек полюбовался на это изображение, представил, как провёл бы языком по ключице, прихватил её зубами, а затем, поднявшись поцелуями выше, к горлу, оставил бы на коже яркий засос. Воображаемый Юра хрипло застонал, и Отабек в ужасе захлопнул крышку ноутбука. Докатился! Надежда России, достойная смена Виктора Никифорова и просто хороший мальчик оказался сталкером-извращенцем. То-то мама удивится! Выключив ноутбук, Отабек со смартфона открыл Юрину страницу во «Вконтакте» и, с комфортом обустроившись в постели, углубился в её изучение. Он никогда прежде не задумывался, сколько всего можно узнать о незнакомом человеке из его постов в социальных сетях, поэтому теперь с интересом анализировал полученную информацию. Юра слушал агрессивную музыку – Отабек запустил плей-лист – любил одежду с принтами крупных хищников из семейства кошачьих, плохо учился и классно катался на скейтборде – видеозаписи прилагались. Просмотрев их все по порядку, Отабек присвоил каждой рейтинг «+18», потому что то, как Юра выделывался на доске, было, по личному мнению Отабека, чистым порно. Через полтора часа, отложив смартфон, Отабек вынужден был признать, что точек соприкосновения с Юрой у него не оказалось – разве только кошек он любил чуть больше, чем собак. Всегда, конечно, оставалась надежда, что Отабек понравится Юре просто так, как личность и хороший человек, но… Вздохнув, Отабек снова взял телефон и полез в папку «Старьё» с Юриными фотографиями, которую оставил напоследок. Снимков оказалось немного. На них Юре было лет тринадцать-четырнадцать – школьные фотографии, лагерные, видимо, дачные, кадры у какого-то озера. Местность на последних показалась Отабеку смутно знакомой, но потом он решил, что обычно все водоёмы в окружении зелени деревьев и кустарников выглядят одинаково. Отабек увеличил снимок, на котором Юра, прикрыв глаза от солнца ладонью, стоял у воды; на его плечах влажно блестели крупные капли, красные бусины затвердевших сосков яркими пятнами выделялись на бледной коже впалой груди. Застонав, Отабек накрыл лицо подушкой и, посопев в душной темноте, подумал: «Интересно, можно ли так самоубиться?» И ладно бы из-за разбушевавшихся к весне гормонов всё упиралось в банальное желание трахаться, но Отабеку с Юрой хотелось дружить. Кататься вместе по набережным Москва-реки – у Отабека на лоджии пылился велосипед; хрустеть в кинотеатре попкорном; сидеть за одним столом, склонив головы над учебниками – последнее маловероятно, учитывая Юрину тягу к знаниям, но помечтать-то можно. Душными летними вечерами они гуляли бы допоздна в столичных парках, примостившись на деревянной лавочке, ели мороженое, и над их головами, трепеща крыльями, бились бы о стекло фонарной лампы мотыльки. «А потом ты угостил бы Юру своим мороженым, – подсказало Отабеку воображение, – а он тебя – своим, длинно высунув розовый язык, на самом конце которого белыми потёками таял бы кусочек пломбира». Выбравшись из-под подушки, Отабек обнял её и вцепился зубами в угол наволочки. Интересно, правда ли в армии солдатам с едой дают бром для снижения потенции, и стоит ли попросить о таком же Якова Абрамовича? Измучившись, он прикрыл глаза и не заметил, как задремал. Проснулся от хлопка входной двери; по полу коридора гулко простучали каблуки – мама вернулась из театра. – Ты почему до сих пор не спишь, Кролик? – заглянув в комнату, спросила она. – Я спал, вообще-то, – пробурчал Отабек, – а ты вот меня разбудила. – Ага, спал, в обнимку с телефоном и при включённом свете, – нагнувшись, Анна Васильевна расстегнула высокие сапоги, сняла их и прошла в комнату. – Ну… – Отабек потёр глаза под её внимательным взглядом. – Как «Большой»? – О, – просияла мечтательной улыбкой Анна Васильевна, – великолепно! Отабек потянулся к ней, но Анна Васильевна строго сказала: – Погоди, руки грязные, – и ушла в ванную комнату; зашумела вода. Усевшись в разворошенной во время страданий по Юре постели, Отабек отставил ноутбук на прикроватную тумбочку, сверху пристроил телефон. Вернувшись, Анна Васильевна щёлкнула выключателем люстры, пройдя в сумраке к окну, зажгла настольную лампу – по полу тут же разлился мягкий оранжевый свет, в углах заплясали тени. Отабек, улыбаясь, следил, как мама, такая стройная в своём узком чёрном платье, плавно передвигалась по комнате. «А ведь и не скажешь, что ей через три года уже пятьдесят пять», – подумал он. Анна Васильевна всегда смеялась, что она, пожалуй, единственный в России человек, который поддерживает разработку законопроекта об увеличении возраста выхода на пенсию. «Ну, какая из меня пенсионерка?» – говорила она, и Отабек соглашался, что никакая. Активная, подтянутая, ухоженная; детский врач-хирург с мировым именем – Отабек мамой очень гордился. – Ты у меня такая красивая, – выдохнул он. Анна Васильевна плотно задёрнула тяжёлые шторы. – Я, пока еду в лифте, выдёргиваю перед зеркалом седые волосы. – Нет у тебя никаких седых волос, – рассмеялся Отабек. – Конечно, – важно ответила Анна Васильевна, – я же все их выдернула. Отабек хмыкнул. Присев на кровать, она протянула руку, и он прижался щекой к её ладони: – Прости, что бросила тебя, Кролик, – шепнула Анна Васильевна, – но ты же знаешь, в каждый прилёт Маруська задаётся целью протащить меня по всем культурным мероприятиям Москвы. На этот раз она решила, что я нигде больше не увижу настоящий балет, кроме как в России, и разорилась на билеты. Подумав о своей плачевной растяжке, Отабек улыбнулся: – Значит, нам повезло, что тётя Маша не велела заложить тройку с бубенцами, да ехать в ресторан гулять с цыганами и медведями. Мам, всё в порядке, ты не обязана сидеть при мне двадцать четыре часа в сутки. Анна Васильевна погладила его прохладными пальцами по виску: – Всё равно нехорошо получается – в кои-то веки вырвалась к тебе, а время вместе не проводим. – Не волнуйся, – пододвинувшись, Отабек неловко привалился к её плечу. – Я сам недавно с тренировки вернулся, – соврал он. Анна Васильевна потрепала его по волосам, развернувшись, обхватила лицо Отабека ладонями и пытливо поглядела в глаза: – У тебя всё в порядке, Кролик? – Конечно, – кивнул Отабек. – На тренировки не опаздываешь, после десяти вечера онлайн в соцсетях не бываешь, учишься на одни пятёрки, – задумчиво сказала Анна Васильевна и спросила обеспокоенно: – Тебя в школе не колотят? – Нет, – удивился Отабек. – С чего ты взяла? – У нас таких, как ты, обзывали ботанами и били, – пояснила Анна Васильевна. – Мне скатиться на четвёрки, чтобы ты была спокойна? А Яков Абрамович тебе на меня ещё нажалуется, будь уверена. – Скатываются – на двойки, – вздохнула Анна Васильевна. – Кролик, ты бы даже скатиться нормально не смог. Но раз Яков Абрамович будет жаловаться, значит, всё в порядке. Отабек хрюкнул ей в плечо. – Эй, ты там сопли о моё вечернее платье, что ли, вытираешь? – Анна Васильевна ткнула его пальцем под рёбрами, и Отабек, ойкнув, отпрянул. – Так вот, никого в квартиру не приводишь, я уточнила у Любови Ильиничны, – продолжила перечислять Анна Васильевна, – соседи из-за громкой музыки на тебя в полицию не заявляют. Кролик, у тебя ведь есть друзья? – Есть, – отвёл взгляд Отабек. – Просто сейчас все к ЕГЭ готовятся. И, можно подумать, ты в моём возрасте подружек домой таскала. Анна Васильевна щёлкнула его по носу. – Я в твоём возрасте жила в Советском Союзе, делила комнату с сестрой, а квартиру – с мамой, папой, бабушкой и дедушкой. – А жила бы одна, таскала? – хитро прищурился Отабек. Анна Васильевна задумчиво побарабанила пальцами по бедру. – Нет, наверное. Я тогда к поступлению в медицинский готовилась, химию и биологию зубрила. – Вот видишь! – Отабек снова прижался к ней, и Анна Васильевна крепко обняла его. Они помолчали; Отабек щурился на настольную лампу и улыбался, Анна Васильевна сняла тяжёлые золотые серьги. – А девушка у тебя есть? – она с преувеличенной аккуратностью вдела гвоздики в застёжки. – Ты в кого-нибудь влюблён? – Мам! – смутился Отабек. – Что? – пожала плечами она. – Уверена, большинство твоих одноклассников с кем-нибудь встречаются. – Не терпится стать бабушкой? – подколол её Отабек. – Ни в коем случае, – испугалась Анна Васильевна. – Я внуков не хочу! Более того, считаю преступным сейчас рожать детей в этой стране. Вот если ты переберёшься в Канаду, тогда другое дело. Ой, – спохватилась она, – а почему ты вдруг об этом заговорил? У тебя всё-таки есть девушка? Вы предохраняетесь? Я позвоню Маруське и попрошу её купить презервативы. В красках представив хлопоты и кудахтанье тёти Маши, Отабек испугался. – Не надо! Нет у меня никакой девушки. А даже, если бы и была, я сам в состоянии купить презервативы. – Знаю я вас, самостоятельных, – покачала головой Анна Васильевна. – А презервативы купить Маруську всё равно попрошу, она управляющая сети аптек, знает, какие более качественные. – Ма-а-ам, – застонал Отабек, пряча лицо в ладонях. – Мне не нужны презервативы. – Сегодня не нужны, а завтра влюбишься и понадобятся, – назидательно сказала Анна Васильевна. «Влюбиться-то я уже влюбился – как говорят, могу, умею, практикую, – подумал Отабек. – Запал с первого взгляда, причём, не со своего. Но только навряд ли мы с Юрой дойдём до той стадии отношений, которая подразумевает использование презервативов по прямому назначению». Анна Васильевна хотела подняться с кровати, но Отабек поймал её за руку: – Подожди, пожалуйста. Взяв с тумбочки телефон, он сделал их совместную фотографию и, поставив хэштег «ужезавтра», запостил её в социальные сети с подписью: «Самый главный болельщик». Подумав, Отабек добавил метки Чемпионата – на русском и не только языках – приписал: «Приходи, я буду ждать!» – ну, а вдруг Юра тоже решит поискать информацию о нём во «Вконтакте». – Уже сегодня, – покосившись на настенные часы, сказала Анна Васильевна и подскочила: – Ой, вот прознает Яков Абрамович, что я тебе режим ломаю. А ну живо в душ и спать! – А можно в душ завтра? – Отабек попытался спрятаться под одеялом, но Анна Васильевна поймала его за пятку и потянула наружу. – Нет. Пришлось вставать и плестись в ванную комнату. Когда Отабек стягивал штаны, то услышал, как за стеной, на кухне, мама щебечет в трубку тёте Маше: – Маруська, ты не представляешь, что мне Кролик сейчас выдал... Да, на часы смотрела – половина первого… Ой, можно подумать, ты уже спишь! Так вот, слушай… Вздохнув, Отабек включил воду – теперь с тёти Маши станется приезжать к нему каждый день и привозить по упаковке презервативов. «И мы используем их с Юрой. Да?» – сказало воображение. «Нет! – строго одёрнул себя Отабек. – Максимум надуем, как воздушные шарики, или наполним водой, чтобы швырять с лоджии в прохожих. Но никакого гейства». Опустив взгляд на напрягшийся член, Отабек шепнул: – Предатель. Я не собираюсь дрочить, думая о Юре. И просто дрочить тоже не собираюсь, так что увянь. Член не послушался. Быстро ополоснувшись, Отабек растёр кожу махровым полотенцем и, спрятав стояк под эластичной тканью боксеров, прошмыгнул в спальню. Юркнув под одеяло, он поелозил щекой по подушке, устраиваясь удобнее, и улыбнулся. – Сегодня произошло что-то хорошее, Кролик? – Анна Васильевна бесшумно подошла к кровати. – Может быть, – сказал Отабек. – Я сам ещё до конца не уверен. – Тогда, пусть всё сложится, – нагнувшись, Анна Васильевна поцеловала его в лоб и ушла, плотно прикрыв за собой дверь. Уже проваливаясь в сон, Отабек сообразил, что, весь вечер думая о Юре, он ни разу не впал в панику из-за старта Чемпионата Европы.