Мальчик с характером

Утром Отабека разбудила доносившаяся с кухни мамина ругань – он уже привык жить один, и теперь чутко реагировал на любые посторонние звуки в квартире. Мама за стеной вскрикнула, что-то зазвенело; Отабек потянул носом воздух, кажется, пахло гарью. Пришлось вылезать из-под одеяла. В коридоре, спросонья запнувшись о собственные тапки, он едва не полетел вперёд носом, но успел ухватиться за дверной косяк. – Доброе утро. – Хм, – отозвалась Анна Васильевна. Стоя у плиты, она крутила в руках ковшик, на дне которого явно что-то пригорело. – М-м-м, овсяночка, – определил Отабек, заглянув ей через плечо. – Любовь Ильинична меня убьёт, да? – Анна Васильевна колупнула ногтем почерневшие хлопья. – Нет, – отобрав у неё ковшик, Отабек сунул его в раковину и включил воду. – Я сейчас скрою следы преступления. С чего вдруг потянуло на кулинарные подвиги? – Хотела приготовить для тебя завтрак, – Анна Васильевна тяжело опустилась на табуретку. – Я ужасная мать! – Ты прекрасная мать, – присев на корточки, Отабек залез в шкафчик под раковиной, соображая, где у Любови Ильиничны могут лежать металлические губки. – Но вот повар ужасный, да. – Выбирайте тон, молодой человек, – наигранно возмутилась Анна Васильевна. – Я умею запекать курицу и мясо, неплохо варю супы в мультиварке… – В общем, хороша в приготовлении того, что не нужно ежеминутно помешивать, – закончил Отабек. – Просматривала новости и увлеклась? Фыркнув, Анна Васильевна спрятала смартфон за кружку; Отабек с остервенением принялся отскребать губкой пригоревший геркулес. – Ты, вообще, завтракаешь? – Я пью кофе. – На обед и на ужин тоже? А ещё детский врач! Потянувшись, Анна Васильевна шлёпнул Отабека прихваткой по заднице. – Не умничай, пожалуйста. Отабек ополоснул ковшик. – Я не умничаю. Я собираюсь варить кашу. Будешь овсянку? – На воде и без соли? – уточнила Анна Васильевна. Демонстративно налив в ковшик молоко, Отабек поставил его на плиту, добавил соль и сахар; Анна Васильевна погладила его по спине. – Я вчера разговаривала с Маруськой. Она спрашивает, когда будет смотр невест? С грохотом выдвинув ящик со столовыми приборами, Отабек достал деревянную ложку. – Мам, слушай, – он помешал закипающее молоко, – мне не нравятся девушки. Анна Васильевна помолчала; Отабек сжал зубы с такой силой, что заломило челюсть. – Хочешь сказать, ещё не встретил ту единственную? Развернувшись, Отабек скрестил руки на груди. – Хочу сказать, мне нравятся парни. Я гей. Крупная молочная капля, сорвавшись с конца ложки, шлёпнулась на пол; Анна Васильевна проводила её взглядом, моргнула. – В смысле гей-гей? Или всё-таки бисексуал, который просто… – зажмурившись, она помассировала виски пальцами, скользнув ими выше, разворошила убранные в идеальную причёску волосы. – Господи, что я несу! Отложив ложку, Отабек взял с раковины губку, сунул её под воду. – Прости? – За что? – нервно рассмеялась Анна Васильевна. – Это же я родила тебя таким. – Выгонишь из дома? – нагнувшись, Отабек вытер молочную каплю с пола. – Это твоя квартира, так что, скорее, из дома меня выгонишь ты, – прижав запястье к губам, Анна Васильевна уставилась в окно. Отвернувшись к плите, Отабек отмерил стакан овсяных хлопьев и высыпал их в ковшик. Судя по звукам за спиной, Анна Васильевна крутила на столешнице смартфон; Отабек машинально помешивал кашу, наблюдая, как на поверхности лопались пузырьки. – Как-то раз в Штатах за мной очень красиво ухаживала одна докторесса, – наконец нарушила молчание Анна Васильевна. – И что? – обернулся Отабек. – Ничего, – пожала плечами Анна Васильевна. – Она была не слишком настойчива, а меня через некоторое время отправили с курсом лекций в другой город … в общем, не важно. Кролик, я люблю тебя вне зависимости от ориентации. Если человек, который сделает тебя счастливым, будет одного с тобой пола – отлично, но, пойми, это Россия… – она развела руками. – Я не хочу, чтобы мне однажды позвонили и сообщили, что ты находишься в реанимации из-за каких-нибудь моральных уродов, которые решили, будто они лучше тебя только потому… – Анна Васильевна глубоко вдохнула: – Это звучит чертовски эгоистично, да? – Да, – Отабек со звоном переставил ковшик на холодную конфорку. – Но у меня, прости за подробности, встаёт на парней… «Ага, на Юру», – ехидно подсказал внутренний голос. – … и не встаёт на девчонок. Я не собираюсь стыдиться этого или прятаться! Я не хочу, как Никифоров, изображать на камеру натурала, – плюхнувшись на пол, Отабек обхватил мамины ноги и уткнулся лицом ей в колени; глаза щипало, в носу свербело. – Я не буду, как он, скрывать своего партнёра, словно маленькую грязную тайну, потому что люди тогда так и будут к нему относиться. – А Никифоров?.. – уточнила Анна Васильевна. – Встречается с Юри, нашим массажистом, – Отабек поднял голову. – Считаешь, гнездо разврата? – Не перегибай, пожалуйста, – поморщилась Анна Васильевна. – Я живу в цивилизованной стране, где однополые пары заключают браки и воспитывают детей. Я понимаю твой юношеский максимализм – во всём идти до конца! – но ты медийная персона, на тебя часто направлены объективы видеокамер. Подумай, захочет ли твой партнёр известности на всю страну в подобном статусе? Отабек потёр глаза запястьем; Анна Васильевна ласково погладила его по голове. – У тебя кто-то есть? – Нет. И не было, – быстро добавил Отабек. Анна Васильевна вздохнула. Поднявшись, Отабек ложкой помешал слипшийся геркулес. – Кажется, ноосфера против того, чтобы мы сегодня ели кашу. – Ещё чего! – возмутилась Анна Васильевна. – Здоровый завтрак – залог успешного дня. Маруська, кстати, вчера передала тебе крыжовенного варенья с грецкими орехами. Мы им зальём овсянку – пальчики оближешь! Сейчас принесу, – проворно вскочив с табурета, она едва не выбежала в коридор. – Мам, – окликнул её Отабек. – Спасибо. Остановившись в дверях, Анна Васильевна ссутулилась: – Кролик, прости, что не взорвала хлопушку с радужным конфетти в честь твоего аутинга. Но это было внезапно, понимаешь. Конечно, навряд ли к такому разговору можно подготовить, но… мне просто нужно время это переварить. И, пожалуй, чашка крепкого кофе. С коньяком. Примерно в равных пропорциях. – Она задумалась: – Правда, я собиралась подвезти тебя на машине до «Мегаспорта», поговорить с Яковом Абрамовичем… но, значит, вызовем такси. *** В такси Анна Васильевна села к Отабеку на заднее сиденье и, чуть погодя, опустила ладонь ему на колено. – Мам, – попытался отодвинуться Отабек, – прекрати. Можно подумать, я неизлечимо болен. – Нет, конечно, – ободряюще похлопала его по бедру Анна Васильевна, – просто… Ты сразу принял это в себе? Во все глаза уставившись на мать, Отабек сжал губы в узкую полоску, а затем перевёл красноречивый взгляд на водителя. Тот, впрочем, не обращал на них внимания – подпевал лившейся из колонок попсовой песенке, яростно гудел резко перестраивавшимся в их ряд машинам; Анна Васильевна пожала плечами. «Будто нельзя было обсудить это дома», – подосадовал Отабек, и вдруг с ясной отчётливостью понял: нельзя. Оказалось, что гораздо проще говорить о таком, уставившись в окно и сделав вид, будто тебя интересует очередная стройка в Лужниках; миновав арену, они въехали на Третье Транспортное. – Нет, конечно, – Отабек облизал пересохшие губы. – Думаю, всё началось лет в одиннадцать, но осознал я уже позже, в Канаде, и, – он скривил рот, – попробовал встречаться с девушкой. Был некоторый период метаний, но не долго. Наверное, мне повезло, что мы тогда жили в Торонто. Я не переживаю по поводу ориентации, ты не думай, я такой какой есть, и точка. Анна Васильевна сжала его ладонь; Отабек слабо улыбнулся. – Прости, что вот так вывалил всё на тебя, просто не видел смысла скрывать. Расскажешь тёте Маше? – Если ты, – подчеркнула голосом Анна Васильевна, – захочешь, то сам расскажешь. – Ладно, – кивнул Отабек. – Я горжусь тобой, Кролик, – шепнула Анна Васильевна. *** У Дворца спорта к Отабеку подлетел Никифоров. – Ну как, Алтын, готов? – закинув руку на плечо, спросил он. – Конечно, – вывернулся Отабек. – А по настрою и не скажешь, – посетовал Никифоров. – Коньки дома не забыл? Отабек молча вцепился в лямку рюкзака. Никифоров забежал вперёд: – Анна Васильевна, позвольте вашу ручку, – прощебетал он, – раз от раза вы становитесь лишь прекраснее. – Виктор, иногда вас бывает слишком много, – холодно одёрнула его Анна Васильевна. Никифоров рассмеялся: – Не может такого быть. Но услышать подобное от вас, – он картинно заломил руки, – теперь моё сердечко разбито. Кстати, Отабек не говорил, что вы прилетите. Опять всего на пару дней в столицу? – Возможно, – уклончиво ответила Анна Васильевна. – Он, вообще, мальчик не разговорчивый, угрюмый, – Никифоров попытался потрепать Отабека по щеке и сообщил доверительно: – Я, знаете ли, за него волнуюсь. – Не стоит, – процедил Отабек сквозь зубы. – Вот видите, – состроил несчастное выражение лица Никифоров, – такой необщительный, прямо как дикий зверёк. Вы не подумайте, Анна Васильевна, я ведь от чистого сердца. Сам прекрасно знаю, как тяжело бывает одному в большом городе, – он галантно распахнул входную дверь. Покосившись на нахмурившегося Отабека, Анна Васильевна сцапала Никифорова под локоть: – Виктор, а не проводите меня к Якову Абрамовичу? Мне нужно с ним поговорить. Я, кстати, читала, вы усложнили программу к этому чемпионату? – Изменил немного, – просиял улыбкой Никифоров, – на самом деле, ничего особенного… – и он утянул Анну Васильевну в правый коридор. Обернувшись, она ободряюще подмигнула Отабеку. *** В раздевалке Отабек, переодевшись, долго сидел на скамье, сосредотачиваясь – всё-таки утренние события выбили из колеи. Вытащив смартфон, он открыл Юрину страницу – тот сменил фотографию и теперь надменно смотрел на Отабека с аватара, одновременно суровый и забавный в своей голубой шапке с помпоном. Отабек улыбнулся. Под вчерашним постом набралось приличное количество лайков и комментариев с пожеланиями удачи. Отабек написал: «Огромное всем спасибо!» – и запер смартфон в шкафчике. Перед тренировкой он решил забежать к Юри. В последний раз тот посоветовал ему чудо-мазь от ушибов и растяжений, но Отабек помнил название ровно до того момента, пока фармацевт не улыбнулась ему в аптечное окошечко: «Что желаете?». Отабек тогда открыл рот и закрыл рот. Пришлось, дабы не выглядеть совсем идиотом, купить леденцы от боли в горле. Они теперь болтались в кармане рюкзака, и Отабек, периодически забывая о них, царапал пальцы об острые углы картонной упаковки. Дверь в кабинет массажа оказалась приоткрыта, Отабек собрался было постучать, но в этот момент заметил, что внутри Юри разговаривал с Никифоровым. Никифоров снисходительно улыбался, а Юри, активно жестикулируя, что-то горячо втолковывал ему. Отабек не собирался подглядывать – и уж тем более подслушивать! – поэтому сделал аккуратный шаг назад, и ещё один, и ещё… и в этот момент Никифоров, протянув руку, медленно провёл пальцами Юри по спине. Простой, но вместе с тем очень интимный жест – Отабек нахмурился; внутри плеснуло глухое раздражение. Замолчав на полуслове, Юри замер с нелепо распахнутым ртом, и Никифоров, нагнувшись, поцеловал его. – Виктор! – прочёл Отабек по губам отстранившегося с очень укоризненным видом Юри. Виктор усмехнулся, а затем, положив ладонь ему на щёку, поцеловал снова. Юри закрыл глаза, подаваясь навстречу, и Отабек сжал кулаки. Статьи о личной жизни Никифорова с завидным постоянством появлялись на страницах жёлтой прессы – ему приписывали романы то с популярными актрисами, то с востребованными моделями, то с какими-нибудь светским львицами. Никифоров всегда благосклонно позировал на камеру в обнимку с очередной пассией, щедро раздавал интервью, улыбался направо и налево. На катке, конечно, ни для кого не было секретом, что он крутил роман с Юри – собственно говоря, Никифоров и не скрывался от своих – но вслух об этом не говорили. Юри застонал, и Отабек вздрогнул. Ему стоило уйти, но ноги словно приросли к полу. Отабек смотрел, с каким напором Никифоров целовал Юри – грязно и очень горячо – а внутри копилась злоба. Отабек отдал бы всё, чтобы в его жизни появился подобный человек – Юри был влюблён в Никифорова до беспамятства – и не вёл бы себя с ним настолько по-свински. Зависть перемешивалась со стыдом; Отабек представил поцелуй с Юрой, где-то в солнечном сплетении сладко заныло, и он, не выдержав, сбежал. *** Когда Отабек вышел на лёд и подъехал к стоявшему у бортика Якову Абрамовичу, тот как раз беседовал с Анной Васильевной. – Всё в порядке? – спросила она. Отабек коротко кивнул. – Разогревайся, – бросил ему Яков Абрамович и, отвернувшись обратно к Анне Васильевне, продолжил разговор. Успев два раза прогнать короткую программу, Отабек решил выполнить особенно сложную связку из произвольной, но в этот момент мимо проскользил Никифоров. – Понравилось? – шепнул он. Едва не навернувшись от неожиданности, Отабек затормозил с такой силой, что из-под лезвий коньков брызнула ледяная крошка. – Не понимаю, о чём ты. Никифоров загадочно улыбнулся. – Всё ты понимаешь, Алтын. Разве Анна Васильевна не говорила тебе, что подглядывать нехорошо? Отабек насупился. Рассмеявшись, Никифоров хлопнул его по плечу: – Расслабься. Вообще-то, я просто хотел пожелать тебе удачи сегодня. Отабек поморщился: – Спасибо, но в нашем деле предпочитаю рассчитывать на собственные силы, – и, оттолкнувшись, он поехал прочь. – А я ведь от всей души! – выкрикнул ему вслед Никифоров. *** Яков Абрамович выгнал Отабека со льда, когда трибуны начали заполняться зрителями. Он слышал, как постепенно нарастал гул голосов в зале; отступившее было накануне волнение накатило с новой силой. «Юра! Сосредоточься на Юре», – мысленно приказал себе Отабек. Очень хотелось посмотреть, пришёл ли он – Отабек знал, где находилось место, указанное в Юрином билете. Яков Абрамович, впрочем, его порыв не оценил. – Куда собрался? – Да я только… – кивнул в сторону арены Отабек, – одним глазком. – Что ты там не видел? – нахмурился Яков Абрамович. – Так он девушку наверняка пригласил, – подлил масла в огонь Никифоров, – теперь вот волнуется, пришла ли. – Девушку! – Яков Абрамович с неудовольствием покосился на Отабека. – А если она не пришла, ты сейчас расстроишься и весь настрой себе собьёшь?! – Молодость, – повздыхал Никифоров. – Успокойтесь, Яков Абрамович, – смирился Отабек, поймав сочувствующий взгляд Юри. – Никого я не приглашал. Я так… – он принёс телефон и, запустив плейлист с Юриной страницы, заткнул уши наушниками.