Мальчик с характером

Любовь Ильинична решила побаловать Отабека и приготовила запечённую рыбу с гарниром из разваренного круглозёрного риса – как он любил. Анна Васильевна с подозрением поковыряла вилкой в тарелке. – Выглядит не очень аппетитно. – Ничего ты не понимаешь, – Отабек наворачивал за обе щеки. – Рисовую кашу едят на завтрак, – попыталась отстоять свою правоту Анна Васильевна. – Так то на молоке и с сахаром, а это просто обыкновенный рис, на воде. – Он клейкий и слипшийся. – И потерял всякий человеческий облик, – фыркнул Отабек и, пожав плечами, переложил часть риса из её тарелки в свою. – Мне же больше достанется. Вот узнает Любовь Ильинична, как ты отзываешься о её стряпне, так сразу перестанет печь для тебя шоколадные торты. – Моей фигуре это только на пользу пойдёт, – поднявшись из-за стола, Анна Васильевна налила Отабеку компот из сухофруктов и с тоской посмотрела в сторону раковины: – Я помою посуду, а ты иди отдыхай. Или у тебя ещё учёба? – Ага, – булькнул в кружку Отабек. Допив компот, он выковырял вилкой со дна урюк, задумчиво погонял во рту косточку: – Я тут подумал, может, всё-таки стоит окончить школу экстерном? Напишешь заявление? – Конечно, – выдавив гель для мытья посуды на губку, Анна Васильевна взбила шапку белой пены и взяла из рук у Отабека кружку, – как считаешь нужным. – Спасибо, – быстро составив в раковину грязные тарелки, Отабек чмокнул маму в щёку и пошёл в комнату. *** Зимние каникулы окончились в среду, поэтому Отабек успел проучиться только два дня, а сегодня в школу уже, по понятным причинам, не пошёл. Признаться, его туда и не тянуло. Одноклассники с ним общались прохладно – в устоявшийся дружный коллектив он так и не влился – девчонки относились настороженно. Хотя поначалу он некоторым, кажется, приглянулся, но проигнорировал знаки внимания – зачем дарить кому-то ложную надежду. Отабек зашёл в электронный дневник московского школьника – со второго раза, с первого ему ещё ни разу не удалось залогиниться, поговаривали, правда, что такие счастливчики существовали, но лично Отабек с ними знаком не был – и с тоской поглядел на количество заданных параграфов по истории, которые требовалось повторить для промежуточного тестирования. И ведь это на четвёртый день после каникул, на второй – после выходных! Историка ненавидели все. Это был внушительных габаритов мужчина с вполне заурядным именем Пётр Николаевич, плешивый, строгий, помешанный на своем предмете. Знать материал он требовал так, будто история являлась обязательным предметом ЕГЭ, а класс в полном составе собирался поступать на истфак МГУ. Пётр Николаевич мало что рассказывал на уроках сам, зато много спрашивал и обожал едва ли не пословный пересказ параграфов. На пятёрку знал только Бог, на четвёрку – сам Пётр Николаевич, все остальные знали историю на двойку. Существование такой оценки, как тройка, отрицалось. – Вам слишком легко всё достаётся в жизни, – сетовал Пётр Николаевич, – но однажды коса найдёт на камень, так пусть лучше этим камнем буду я, – и, тяжко вздыхая, ставил очередной неуд. Вначале, расслабившиеся при прежней историчке, одноклассники, и Отабек в их числе, имели ровные столбики двоек в журнале – ну, или как это должно было выглядеть в его электронном виде – потом взялись за ум и зубрёжку, что, к слову, не особо помогло. Одна из обеспокоенных родительниц даже написала в Департамент образования жалобу на зверства педагога, но это ни к чему не привело – разве только Пётр Николаевич, вызванный «на ковёр» к руководству школы, где его немного пожурил директор, стал после этого задавать ещё больше. Раскрыв учебник, Отабек принялся повторять основные даты, крутя в пальцах ручку и размышляя, не написать ли шпаргалку – навряд ли удастся воспользоваться, но информация в мозгу точно лучше отложится. Потом включил ноутбук и полез штудировать электронные энциклопедии – Пётр Николаевич редко ограничивался вопросами исключительно по материалам параграфов. В итоге Отабек зачем-то зашёл на Юрину страницу во «Вконтакте» – знал, что не стоило отвлекаться, особенно на такое, ведь потом никакой благой силой мысли не заставишь себя вернуться к изучению скучного материала, но рука сама навела мышку на иконку браузера. Оказалось, Юра выложил снимок с трибун, правда, без хэштегов. На заднем плане бесновались зрители – Отабек заподозрил прокат Никифорова, – и Юра подписал: «Шизанутые фанатки». А ещё Юру отметили на фотографии. Какая-то девица, лет тридцати, с копной стриженных под короткое каре огненно-красных волос обнимала Юру и, чуть нагнувшись, демонстрировала на камеру в глубоком вырезе легкомысленной кофточки красивую, упакованную в чёрный кружевной бюстгальтер, грудь. Юра был одет в куртку, шапка смешно съехала на глаза; судя по унылому бежевому цвету стены сзади, фотографию сделали в подъезде, на лестничной клетке. Значит, девица была Юриной соседкой. Ну, или сильно старшей сестрой – выглядела она лет на тридцать – хотя внешнего сходства Отабек не наблюдал, да и фамилия у неё значилась не Юрина – Бабичева, Людмила Бабичева. Изнутри грызло чувство, подозрительно смахивавшее на ревность. Правда, радовало то, что выражением лица Юра напоминал морду злого и очень недовольного кота, которого любящая хозяйка пыталась заставить позировать для селфи. Отабек открыл «Вконтакт» Людмилы, но вдруг подумал, что это уж совсем как-то не здорОво, поэтому быстро щёлкнул кнопку «назад». Страница обновилась, и Отабек увидел, что Юра успел оставить комментарий: «Удали фотку, дура!» Людмила в ответ написала: «Зачем же, Юрочка? Ты ведь на ней такой миленький!» Усмехнувшись, Отабек подумал про великий могучий русский язык. Людмилино «Юрочка» было употреблено явно с издевательской интонацией, а Отабек произносил бы это имя совсем по-другому. Ю-роч-ка – ласково улыбаясь, с мягким «ч» на выдохе и приглушённым «к». «Что же так кроет-то! – мысленно застонал Отабек. – Может, перезанимался фонетическим разбором слов при подготовке к ЕГЭ?» Захлопнув крышку ноутбука и отпихнув в сторону учебник истории, Отабек бухнулся лбом в столешницу. – Так, – оценила его критическое состояние вошедшая в комнату Анна Васильевна, – в постель. Немедленно! *** Отабек настолько вымотался за день, что отрубился, едва голова с ещё влажными после душа волосами коснулась подушки. Он крепко спал до самого утра, а потом ему приснился Юра. Отабек целовал Юру в шею, а тот тихо и очень сладко вздыхал, потираясь щекой о его висок. Спустившись ниже, Отабек прикусил Юрин сосок, прижал языком верхушку, чувствуя, как та затвердевает во рту, и Юра, всхлипнув, подался навстречу, подставляясь под ладони, разрешая трогать себя за худые бока. Дурея от вседозволенности, Отабек цапнул его за острое ребро ключицы, а Юра, обхватив его за шею, рывком перевернул их набок. Закинув одну ногу Отабеку на пояс, он упёрся голой холодной пяткой ему в крестец, а колено второй просунул между бёдер, очень нужно прижимая возбужденный член. По позвоночнику, обжигая, рассыпались искры удовольствия; громко застонав, Отабек несколько раз толкнулся вперёд и... проснулся. По инерции он потёрся членом о зажатое между ног одеяло; трусы были влажными, и ткань шершаво царапала чувствительную головку. Отабек разочарованно сгрёб с тумбочки телефон: десять минут до будильника. Можно было подрочить, конечно, домечтать, но за стеной спала мама – Отабек искренне надеялся, что она именно спала, а не проснулась от устроенного им концерта в духе мартовского кота – и от этого вроде как было неловко. «А Юра любит котов, – пронеслось в голове. – Ему бы понравилось». Член, радостно отреагировав на эту мысль, затвердел ещё больше, и Отабек едва не взвыл. Возбуждение было таким сильным, что отдавало болью в мошонке. Привыкший к ежедневной утренней дрочке, организм недоумевал, почему хозяин медлил. Отабек прислушался – из маминой комнаты не доносилось ни звука. Сцепив зубы, он нырнул ладонью под резинку трусов и, зажмурившись с такой силой, что под веками заплясали белые круги – зато никаких грешных образов теоретического-друга-Юры – быстро довёл себя до механической разрядки. Удовольствия от процесса Отабек, естественно, не получил – лишь почувствовал лёгкую досаду – и, стащив трусы, небрежно обтёр о них ладонь. Достав из шкафа чистое бельё, он прошмыгнул в ванную комнату, где, с облегчением запершись на щеколду, привалился спиной к стене. Смотреть эротические сны с участием Юры не входило в планы Отабека, однако подсознание, как оказалось, думало иначе, и с этим срочно нужно было что-то делать. Знать бы ещё, что. Включив душ и сделав воду похолоднее, Отабек встал под лейку, размышляя, как докатился до жизни такой, и в этот момент раздалась трель будильника на телефоне, который он, естественно, забыл отключить. Кое-как обмотав полотенце вокруг бёдер, Отабек выскочил из ванной, разбрызгивая во все стороны воду. Пролетев по коридору, он поскользнулся на пороге комнаты и едва не сшиб выходившую оттуда Анну Васильевну, которая сжимала в руке захлёбывавшийся звонком смартфон. – Будильник, – ткнула она телефоном Отабеку в живот. – Прости, – хватанул ртом воздух Отабек. Привалившись к стене, Анна Васильевна душераздирающе зевнула и закрыла глаза: – Мгхм. – Так, ну, я... эм... того, – указав большим пальцем себе за плечо, Отабек сбежал завершать утренние процедуры. Когда он вытерся, оделся и вышел, Анна Васильевна поджидала его под дверью. – Кофе. Двойной, – повелела она и скрылась в ванной. Хмыкнув, Отабек отправился ставить чайник. На смартфоне обнаружилось уведомление, что Яков Абрамович в ночи прислал Отабеку письмо – с фотографиями вчерашнего проката. Под аккомпанемент доносившихся из ванной звуков маминого пения Отабек прошёл в комнату и, включив ноутбук, выложил несколько снимков в альбом во «Вконтакте», а один, на котором он, весь из себя такой воинственный, со взглядом горящим, стоял и указывал пальцем на Юру – здесь казалось, будто прямо в камеру – на стену страницы. Обновив социальные сети, Отабек с чувством выполненного долга принялся размышлять, что бы приготовить на завтрак. *** Когда вода в чайнике закипела, на кухню, сияя улыбкой, впорхнула изрядно посвежевшая Анна Васильевна. Она переоделась, собрала волосы в аккуратную причёску и, кажется, даже подвела глаза; кожа её лица глянцево переливалась из-за только что нанесённого крема. – Доброе утро, – усевшись за стол, Анна Васильевна начала бодро что-то отбивать пальцами по экрану смартфона. – Если я спрошу, как ты спала, не запустишь телефоном мне в голову? – покосился на неё Отабек. Анна Васильевна подняла взгляд: – Мой телефон стоит на порядок дороже твоей пустой головы. И да, где мой кофе? – Кофе вначале надо помолоть – у меня только в зёрнах остался, – Отабек выставил на стол старую электрокофемолку. – Она всё ещё работает! – быстро сцапав ту, восхитилась Анна Васильевна. – Я нежен с ней, – улыбнулся Отабек. – Держи, – он протянул маме пакет с зёрнами, – знаю, тебе нравится молоть в ней кофе. – Конечно, – открутив крышку кофемолки, Анна Васильевна аккуратно засыпала внутрь зёрна и потыкала вилкой штепселя Отабека в бедро, – включи, пожалуйста. В детстве я в ней и грецкие орехи перемалывала для свекольного салата, и пудру из сахара делала – эх, ностальгия, – она нажала красную кнопку, и по кухне разнеслось натужное жужжание. Отабек достал из сушилки кружки. – Ты каждый раз об этом рассказываешь. Я понимаю, раньше трава была зеленее… – Ой, помолчи, – перебила его Анна Васильевна, – зато для твоего возраста характерно считать, будто знаешь об этой жизни всё. Но, поверь, со временем это пройдёт. Кстати, ты так и не обзавёлся туркой? – выключив кофемолку, она открутила крышку и сунула внутрь нос, принюхиваясь. – Обожаю этот запах – бодрит. Италия? Кивнув, Отабек аккуратно, стараясь не задеть нож, зачерпнул ложкой кофе и пересыпал в кружки. – Зачем обзаводиться лишним хламом, если у меня и без того выходит прекрасный кофе? – Свежесваренный совсем не такой. – Это просто твои предубеждения, – парировал Отабек. – А у меня он свежезаваренный крутым кипятком. Будешь со специями? Воды на три четверти? – Да и да, – махнула рукой, мол, что тебе, глупому, доказывать, Анна Васильевна. – А погреешь мне молочка? Потому что пока твой кофе заваривается, успевает остыть, а так хотя бы погорячее будет. Налив молоко в плошку, Отабек сунул её в микроволновку и взял пластмассовую баночку со специями. Она была разделена на шесть сегментов, каждый из которых закрывался маленькой крышечкой, однако, когда Отабек баночку переворачивал, специи сыпались отовсюду, причём в непредсказуемых пропорциях. От этого вкус кофе постоянно оказывался разным, но Отабеку так казалось даже интереснее. Натрусив специй, он налил в кружки кипяток и закрыл их сверху блюдцами. Анна Васильевна, зевнув, откинулась на спинку стула; обойдя её, Отабек достал из шкафа манную крупу и поставил ковшик с молоком на плиту. – Всё-таки не выспалась? Сложив ладони под щекой, Анна Васильевна прилегла на столешницу. – Организм никак не перестроится, что живёт в диаметрально противоположном часовом поясе – полночи прокрутилась в постели. – А зачем встала тогда? – огорчился Отабек. – Ну, ткнула меня телефоном и шла бы дальше досыпать. – Так мы же договорились идти заявление на экстернат писать, – удивилась Анна Васильевна. Засыпав манку в закипевшее молоко, Отабек рассмеялся: – Сомневаюсь, что наш директор появляется в школе раньше третьего урока. – Как так? – возмутилась Анна Васильевна. – Ну, – принялся сервировать стол Отабек, – зачем ему так рано вставать, человек в возрасте уже. У нас же комплекс школ и садов – очень удобно, всегда можно сказать, что начальник на другом объекте. Вообще, у него есть определённые приёмные часы для родителей, я узнаю сегодня и запишу нас. – Мда, – поковыряла ногтем скол на тарелке Анна Васильевна и задумалась, явно размышляя о покупке новой посуды. Зря – Отабек любил этот сервиз, из детства, с яркими, словно сошедшими со старых открыток, рисунками медвежат. Гувернантка всегда клала ему кашу в такую тарелку, а Отабек ел, представляя, что освобождает медвежонка из геркулесового плена. Анна Васильевна подпёрла щёку кулаком: – Когда я училась, нашей школой со дня основания твёрдой рукой управляла бессменная директриса – мы шутили, что ей лет девяносто уже, и она будет руководить вечно, пока её из кабинета вперёд ногами не вынесут – так вот она приходила в школу в половину восьмого утра, обходила все кабинеты, а затем стояла у дверей и здоровалась с учениками, проверяла наличие сменной обуви, подгоняла опаздывавших. Знаешь, я давно уже забыла, как звали моих учителей, а вот её помню – Валентина Фёдоровна. Она была воспитана на советских историях о дочерях вождей, которые имели в гардеробе пару платьев и туфли, и сама всегда ходила в одном и том же бордовом костюме. А ещё у неё была жуткая соломенная широкополая шляпа, которую Валентина Фёдоровна считала праздничной и надевала в ночь выпускного бала, когда под утро везла уже бывших одиннадцатиклассников гулять по улицам Москвы. Кстати, о выпускном, мне денег не надо закинуть в родительский комитет? Отабек с остервенением принялся помешивать кашу. – Я, наверное, не пойду. – Почему? – огорчилась Анна Васильевна. – Хм, – чересчур сильно сжав ручку ковшика, Отабек обжёг ладонь. – График тренировок там… такой… неудобный. Ой, мам, достань, пожалуйста, вишню из холодильника, она размораживается в судочке. Я кладу тебе манку. – Ну, если только без комочков, – открыв дверь холодильника, отозвалась Анна Васильевна. – Без комочков? – рассеянно переспросил Отабек; обожжённая ладонь саднила, и он сунул её под холодную воду. – Ну да, – Анна Васильевна поставила на стол вишню, – манка с комочками – кошмар детского сада. Разве нет? – Не помню, – осторожно промокнув ладонь полотенцем, Отабек взял ковшик другой рукой и принялся раскладывать кашу по тарелкам. – Нам редко давали манку, обычно геркулес, иногда рисовую кашу или гречневый продел, а ещё была намешенная с чем-то пшёнка, называлась «Дружба». – Хорошо, – пододвинула к себе тарелку Анна Васильевна, – манка вредная на самом деле, зато от неё вес быстро набираешь. В детских садах Советского Союза с этим строго было, детей взвешивали постоянно, наблюдали, так сказать, за ростом массы тела будущих строителей коммунизма, вот манкой постоянно и пичкали. Да ещё и в принудительном порядке есть заставляли! А меня от этой каши с холодными склизкими комочками рвало. Ты, кстати, тоже плохо завтракал в саду – воспитатели постоянно жаловались, когда им изредка удавалось меня поймать. Такой худой был, угловатый, как жеребёнок, я ещё удивлялась, откуда силы-то на тренировки брались, – Анна Васильевна выложила вишней на каше сердечко, но та потекла соком, так что вышло кошмарно-кроваво. – Я в саду кашу не любил – её гадкой варили, – Отабек высыпал себе в тарелку остатки вишни, – но нас тоже есть заставляли. Иногда давали сыр, вот вприкуску не так противно было. – А твоя манка вкусная, – заметила Анна Васильевна. – В чём секрет? – В постоянном помешивании, – подмигнул ей Отабек. Быстро расправившись с кашей, он выпил кофе и, сполоснув за собой посуду, ушёл чистить зубы; Анна Васильевна, задумчиво поднося ложку ко рту, читала какую-то медицинскую статью с экрана смартфона. В комнате, достав из шкафа школьную форму, Отабек принялся одеваться. Застёгивая пуговицы рубашки, он подошёл к столу, чтобы выключить ноутбук. Под фотографией на стене его страницы уже успели появиться с десяток комментариев – в основном девчонки восхищались, как мужественно вчера выглядел Отабек. Он промотал скрол и хотел было уже закрыть окно браузера, как вдруг застыл – один из последних комментариев был от Юры: «Позёр». Отабек потёр глаза, нажал кнопку «обновить» – комментарий никуда не делся. Всё ещё не веря в собственное счастье, он ткнул аватар и, действительно, перешёл на Юрину страницу. Отабек глубоко вдохнул и вдруг понял, что все это время, кажется, не дышал вовсе; сердце трепыхалось где-то в горле. Выключив ноутбук, он сгреб со стула форменный жилет и, рухнув на кровать, вжался в него лицом. Юра нашёл его страницу во «Вконтакте» – правда, зная имя и фамилию, это было плёвым делом, но всё-таки! – и оставил комментарий. А это обозначало, что теперь можно будет спокойно написать ему! Закусив уголок пододеяльника, Отабек мысленно проорался. – Ты чего это валяешься на кровати в обнимку с одеждой? – вошедшая в комнату Анна Васильевна окинула его подозрительным взглядом. Спрятав в жилете покрасневшее лицо, Отабек поглядел на неё одним глазом. – Ты в школу сейчас опоздаешь, – кивнула на часы Анна Васильевна. – Ой, тестирование по истории! – подскочив, Отабек принялся натягивать измятый и местами политый слезами счастья жилет. Благо до школы бежать было недалеко.