Мальчик с характером

Прошу прощения, что пропала. Огромное спасибо всем за комментарии! Реал, к сожалению, против моего фантворчества, но этот фик я бросать не планирую (по поговорке, не зарекаются, но я обещаю приложить все усилия). Я даже название придумала =) После урока географии Отабек ушёл домой – хотел успеть поймать Якова Абрамовича до начала тренировки, чтобы попросить у него билет для Юры. Дома мама на кухне о чём-то шушукалась с Любовью Ильиничной. – Добрый день, – поздоровался Отабек. – Ты рано, – заметила Анна Васильевна. – На тренировку сейчас? Пристроив рюкзак у ножки стола, Отабек кивнул. Любовь Ильинична всплеснула руками: – Ох, а обед-то я ещё не сготовила! – Я не голоден, спасибо, – успокоил её Отабек, но Любовь Ильиничну было уже не остановить – проворно вскочив со стула, она метнулась к холодильнику и, распахнув дверцу, критическим взглядом оценила содержимое. – Я сейчас тебе быстро что-нибудь лёгкое приготовлю. – Если только с собой, перекушу после тренировки, – Отабек обречённо опустился на стул рядом с мамой – спорить с Любовью Ильиничной было себе дороже. Горестно повздыхав, та выложила из холодильника на стол гору свёртков и принялась деловито что-то нарезать. Любовь Ильинична считала Отабека измождённым оголодавшим ребёнком. Сама она была женщина дородная, любившая много и вкусно поесть, естественно, обожавшая хлопотать у плиты. Любовь Ильинична старалась выполнять обязанности по дому в отсутствие Отабека – якобы чтобы не мешать ему, однако Отабек подозревал, что, на самом деле, это он мешал Любови Ильиничне – но иногда Отабек наблюдал, как она готовила, и это было завораживавшее зрелище. Несмотря на внушительные габариты, Любовь Ильинична ловко передвигалась по кухне, практически танцевала между холодильником, столом и плитой, и всё у неё выходило споро, ловко: супы, побулькивая, томились под крышками, мясо и птица запекались до идеальной золотистой корочки, гарниры получались невероятно вкусными и рассыпчатыми, салаты были нарезаны кубик к кубику. А какие пирожки умела печь Любовь Ильинична! Правда, теперь Отабеку всё это редко перепадало – Яков Абрамович посадил его на строгую диету, а диетическая еда выходила у Любови Ильиничны из рук вон плохо. Нет, всё по-прежнему выглядело идеально, но вкус был так себе. Любовь Ильинична переживала, нервничала, называла Якова Абрамовича извергом и кидала на Отабека такие жалостливые взгляды, будто он был тощей, умершей своей смертью, курицей на прилавке магазина. Любовь Ильинична считала, что хорошего человека должно быть много. У неё и сын был такой же приятно-округлой наружности, который, переехав по работе в Санкт-Петербург, женился и теперь присылал Любови Ильиничне фотографии внука. Та им очень гордилась и показывала снимки Отабеку. Отабек подозревал, что малыш был не только бабушкиным любимчиком, но и поводом умиления всех питерских старушек – пухлый, с идеальными ямочками на румяных щеках, со множеством складочек на ручках и ножках. Правда, когда в три года он стал напоминать шар в комбинезончике, Отабек заволновался – одно дело, если пенсионерки на лавочках треплют тебя за круглые щёчки, и совсем другое, когда дразнят обидными прозвищами в саду. Отабека вот дразнили за то, что был длинным и худым – дети такие, им только дай повод. – Как без обеда-то! – приговаривала Любовь Ильинична, сердито стуча ножом по разделочной доске. – Вся сила ведь в этом. А теперь мода у молодёжи пошла тощать до костей. Смотреть больно! – Что с экстернатом? – шёпотом спросила Анна Васильевна, отвлекая Отабека от созерцания широкой спины Любови Ильиничны в попытке подсмотреть, что она там готовила. – Я взял документы для заполнения. Приёмные часы сегодня и завтра, с четырёх до шести. Записать нас на следующий вторник? – Отабек полез в рюкзак. Анна Васильевна, враз посерев лицом, сжала губы в узкую полоску. – Ой, – сдёрнув с крючка вафельное полотенце, Любовь Ильинична быстро вытерла руки, – я же бельё повесить забыла! Сейчас вернусь. Проводив её взглядом, Отабек повернулся к маме: – И когда ты улетаешь? Та опустила голову: – Завтра. Посмотрю, как ты выступишь, и сразу в аэропорт. Прости, Кролик, но у меня срочная внеплановая операция. Там девочка, совсем крошка, мне нужно лететь. Отабек заторможено кивнул. Анна Васильевна сгребла со стола документы: – Я всё заполню, не переживай, договорюсь с классной, чтобы ты ей передал, и оформите экстернат. Ну, не в первый же раз, – то ли усмехнулась, то ли всхлипнула она. – Не в первый, – согласился Отабек. Просто я думал, ты… – в переносице засвербело, и он шмыгнул носом, – побудешь ещё немного. – Кролик, – потянувшись, Анна Васильевна обняла его, но Отабек сполз головой ей на колени и уткнулся лбом в махру халата. – Прости, – она погладила его по плечу, – я не планировала так рано улетать, но что теперь поделать. Я плохая мать. Помотав головой, Отабек повозил носом по мягкой ткани и вздохнул: – Не плохая, не говори глупости. Ты всю жизнь работала, чтобы у меня всё было, дала возможность заниматься фигурным катанием. И ты крутая, ты спасаешь жизни! Согнувшись, Анна Васильевна обняла его и горячо зашептала между лопаток: – Знаешь, сколько раз меня благодарили родители, плакали, стыдно признаться, руки целовали, говорили, что теперь у их детей есть вторая мама. И я думала, а какая я первая мама? Хорошая или нет? Состоялась ли? – Так, хватит, – решительно поднявшись, Отабек дотянулся до стоявшей на столешнице коробки с бумажными салфетками и выдернул пару штук. – Ну, что ты, в самом деле? Мам! – Прости, прости, – утёрла глаза Анна Васильевна. – Я иногда забываю, что ты у меня совсем взрослый. Пойду отнесу документы, а то сейчас залью их слезами, – она вымученно улыбнулась. – Я вечером пригласила Маруську посмотреть выступление парников. Ты с нами? Подъедешь после тренировки? Я взяла у Якова Абрамовича три билета. – Подъеду, конечно, – вскочив со стула, Отабек запнулся о лямку рюкзака и поднял его с пола. – Пойду собираться. – Ох, покушать-то не забудь взять, – влетела в кухню Любовь Ильинична – видимо, поджидала за дверью окончание разговора, – я мигом. – Не торопитесь, Любовь Ильинична, – Отабек попытался обойти её, но она не позволила – прежде сочувственно посмотрела и ласково погладила по руке. Всё-таки протиснувшись в коридор, Отабек сбежал в комнату. *** На катке Яков Абрамович уже что-то выговаривал Никифорову. Тот, впрочем, слушал его со снисходительной ухмылкой, изредка кивая, отчего Яков Абрамович злился ещё больше и угрожающе тряс побагровевшей лысиной. Увидев Отабека, Никифоров расцвёл в улыбке, и Яков Абрамович, заметив эту разительную в нём перемену, обернулся. – Добрый день, – подошёл к ним Отабек. – Ты рано сегодня, – Яков Абрамович хмурился, явно недовольный тем, что его прервали. – Ну, иди переодевайся. Он хотел отвернуться, но Отабек переместился, притираясь бедром к бортику: – Яков Абрамович, а дадите мне билет на завтра, пожалуйста? – Нет у меня билетов, – раздражённо поморщился тот. – Как? – опешил Отабек. – Но вы же мне на прошлой неделе предлагали. – Так и надо было брать на прошлой, а не отказываться! – рявкнул Яков Абрамович. – А теперь всё, закончились. Ты уж определись, Отабек. То не хочу, то хочу, подайте. Я тебе кто, личный билетёр? – Нет, но... – попытался возразить Отабек. У Яков Абрамович задёргался глаз. – Вот и иди тогда, я же сказал, нет билетов! – преисполненный праведным гневом, он развернулся к Никифорову: – А ты что подхихикиваешь? – Да я ни разу, Яков Абрамович, – сделал честные глаза тот. Опустив голову, Отабек поплёлся в раздевалку, размышляя, что теперь делать. На ум ничего не приходило, разве только купить билет самому в кассе – если их все, конечно, ещё не распродали. Он как раз задумчиво стягивал джинсы, когда дверь открылась и вошёл Юри. – Привет, – он протянул Отабеку билет, – вот, Виктор сказал, тебе нужен, а у нас как раз есть лишний, – и улыбнулся. Запутавшись от переизбытка чувств в джинсах, Отабек едва не рухнул на пол, но Юри подхватил его под локоть, поддерживая. – Осторожно, – рассмеялся он. – Спасибо, – от души поблагодарил Отабек, забирая билет. – На здоровье, – со смешным акцентом выговорил Юри. – Надеюсь, твоему другу понравится выступление. *** Тётя Маша обтискала Отабека полностью. Он, конечно, уворачивался и отбивался, заведомо, однако, зная, что дело гиблое – если тётя Маша задумала кого-то возлюбить, то с этим оставалось только смириться. – А вырос-то как! – восхищалась она. – А похорошел! – Ну, тё-ё-ёть Маш, – тянул Отабек, уклоняясь от поцелуев. – Прекратите, мы виделись на Новый Год! Не мог я за полмесяца вырасти. – Мог-мог, – приговаривала тётя Маша, прижимая его к могучей груди. – Совсем наш мальчик взрослым стал. Ох, Анька, скоро на свадьбе гулять будем! Отабек с возмущением покосился на маму, которая бессовестно хохотала в стороне. Тётя Маша наконец-то выпустила его из объятий, но не успел Отабек дух перевести, как тут же сцапала под руку и стала допытываться про наличие невесты. – Марусь, – сжалилась над Отабеком Анна Васильевна, – мы сейчас к началу опоздаем, идём. Тётя Маша вздохнула так горестно, что Отабек понял, расспросов про невесту ему теперь не избежать, и направилась к гардеробу. Сочувственно похлопав его по плечу, Анна Васильевна пошла за ней. Когда они заняли места в зале, тётя Маша вначале объявила, что хочет сидеть рядом с Отабеком – их звёздным мальчиком – а потом принялась громко жаловаться на неудобные пластиковые сиденья, такие узкие, что даже половина попы не умещалась. Она была в бабушку полная, а вот мама – худая. Анна Васильевна даже рассказывала, что бабушка говорила: «Анька-то у нас подкидыш», – всю жизнь так считала и души в любимой внучке Машеньке не чаяла. Девочкам, впрочем, это не мешало расти дружными. Анна Васильевна шикнула на тётю Машу, и та вначале примолкла, но затем начала показушно вздыхать у Отабека под боком. В итоге она успокоилась только тогда, когда на лёд вышла первая пара. Всё это время Отабек прикидывал, сколько человек его узнали и какие посты можно будет завтра прочесть по хэштегам в Интернете. Он покосился на часы, затем, поёрзав, сунул руку в передний карман джинсов, где лежал билет. Тот приятно лёг в ладонь прохладным глянцево-скользким боком, и Отабек улыбнулся. Но чем ближе стрелки наручных часов приближались к шести вечера, тем больше он нервничал; без пятнадцати сердце начало частить, как при аритмии. – Ты в туалет что ли хочешь? – покосилась на него тётя Маша. Отабек открыл было рот, чтобы сказать: «Нет», – но потом сообразил, сообщи он сейчас, что ему надо пересечься со знакомым, как тётя Маша вцепится в него клещом и не отпустит, пока всё не выведает, поэтому Отабек просто кивнул. – А на часы ты постоянно смотрел, потому что ходишь в туалет по времени? –проворковала тётя Маша. – Да, – обречённо сказал Отабек. – Яков Абрамович тебя не только на диету посадил, но и ещё заставляет организм по часам очищать? – продолжала веселиться тётя Маша. – Да, – Отабек уже был согласен на всё, только отпустите. – Я слышала о такой методике. И как, помогает? – участливо поинтересовалась тётя Маша, явно развлекаясь по полной программе. – Что случилось? – спросила привлечённая их разговором Анна Васильевна. – Ничего, просто мальчику пришло время... – тётя Маша понизила голос до страшного шёпота и произнесла, казалось, на всю арену: – пописать. Почувствовав, как вспыхнули щёки, Отабек уткнулся лицом в колени – нет, в социальные сети теперь точно лучше не заходить. С другой стороны, подумаешь, и претенденты на пьедестал Чемпионата Европы ходят в туалет, что в этом такого. Приподняв брови, Анна Васильевна посмотрела вначале на согнувшуюся пополам от хохота тётю Машу, потом на выгнутую дугой спину Отабека и покачала головой. – Я скоро, – выпрямившись, Отабек буквально ломанулся к лестнице. Добежав до гардероба, он, приплясывая от нетерпения, еле дождался, пока недовольная, сдернутая с насиженного на стуле места, гардеробщица принесёт куртку, и, одеваясь на ходу, помчался к дверям. *** Юру Отабек заметил издалека – худая фигура, залитая оранжевым светом фонарей. Юра отрабатывал какой-то замысловатый прыжок на скейтборде. Иногда у него получалось, но чаще – нет. Подойдя ближе, Отабек понял, что колёса доски, видимо, просто скользили вбок на обледеневшем асфальте. Неудачно приземлившись в очередной раз, Юра подкатил ногой скейт и с досадой поглядел на ладонь правой руки. «Ободрал», – догадался Отабек. Поднявшись, Юра отряхнулся, повернул голову и, увидев Отабека, нахмурился. – Привет, – сказал Отабек и добавил, широко улыбаясь: – Юра. Юра молча поправил шапку. – Ты почему без перчаток? – кивнул на его покрасневшие руки Отабек. – В колледже кто-то из кармана вытащил, – с досадой ответил Юра. – Не пойму, кому они понадобились! Ладно бы ещё хорошие были, а то за пятьдесят пять рублей из «Фикспрайса». – Может, просто выпали? – предположил Отабек. – Может, – отвернувшись, Юра зябко поёжился. Шагнув ближе, Отабек неуверенно сжал его ледяные ладони в своих. – Ты совсем замёрз! Вскинув голову, Юра распахнул глаза, и Отабек подумал: «Сейчас мне прилетит», – но тот ничего не сказал, лишь, ещё больше нахмурившись, отвёл взгляд. Они так и стояли молча; Юра о чём-то сосредоточенно думал, а Отабек боялся и слово вымолвить, потому что общение с Юрой напоминало продвижение по минному полю – никогда не угадаешь, к чему приведёт следующий шаг. Они оказались практически одного роста; Отабек дышал замершему Юре в щёку и думал, как сильно хочется обнять его, отогреть, чтобы оттаял наконец и перестал быть таким настороженно-агрессивным. Отабек машинально растирал Юрины пальцы своими, разгоняя кровь; задумавшись, он сместился к ладони, надавливая, и Юра зашипел. – Прости, – развернув ладонь, Отабек оглядел кровившую ссадину. – Идём, надо обработать. – Пустяки, – мотнул головой Юра. – Нет, – твёрдо сказал Отабек, – здесь же асфальт реагентами заливают, вдруг заражение будет. – Тогда бы у меня уже кожа до самых костей облезла, – хмыкнул Юра. – Всё равно, – достав из кармана упаковку бумажных платков, Отабек приложил один к ссадине и зажал Юрин кулак: – Держи. И я тебе хотя бы горячий чай в автомате куплю, я опоздал, прости, ты из-за меня замёрз. Юра мог бы возразить, что Отабек не опаздывал, но тот ничего не сказал и, подхватив скейтборд, просто пошёл следом. Обогнув здание арены, они приблизились к служебному входу, где насупленный охранник, мазнув взглядом по пропуску Отабека, уставился на Юру: – А где его пропуск? – Нет, – честно признался Отабек. – Мой друг руку поранил, мы только в медкабинете обработаем и всё, уйдём. Покосившись на зажатый Юрин кулак, в котором тонкая бумажная салфетка успела пропитаться кровью, так что теперь всё выглядело гораздо страшнее, чем было на самом деле, охранник спросил: – Автограф дашь? – Конечно, – кивнул Отабек. – На чём расписаться? Или могу завтра плакат принести. – А плакат с автографом Никифорова достать можешь? – оживился охранник. – У меня мама от него без ума! Пусть подпишет для Марии Семёновны. – Хорошо, – протиснувшись мимо него, Отабек потащил за собой Юру. – Для Марии Семёновны, не забудь! – крикнул им вслед охранник. – И плакат с твоим автографом тогда можешь не приносить. Скрипнув зубами, Отабек поймал заинтересованный Юрин взгляд, но пояснять ничего не стал. *** – Подожди меня здесь, – попросил Отабек, когда они подошли к медицинскому кабинету. – Ладно, – Юра послушно привалился к стене. В кабинете Отабек кивнул смутно знакомому парню в белом халате – то ли медбрат, то ли массажист – который увлечённо что-то строчил в смартфоне. – Можно попросить пару пластырей и обеззараживающие салфетки? Оторвавшись от экрана, парень коротко взглянул на Отабека и, видимо узнав, поднялся со стула. – Что случилось? – распахнув дверцы стеклянного шкафчика, он достал аптечку. – Друг на улице неудачно упал, ободрал ладонь. В принципе, ничего страшного, сейчас в туалете промоем и обработаем. – Точно? – уточнил парень. – Если нужно, я могу осмотреть. – Спасибо, мы сами справимся, – вытянув у него из рук упаковки с салфетками и пластырем, отказался Отабек. – Там, правда, пара ссадин, не стоит беспокоиться. – Как скажешь, – с равнодушным видом пожав плечами, парень убрал аптечку обратно в шкаф. – Спасибо, – ещё раз поблагодарил Отабек и, махнув на прощание, вышел в коридор. Юра всё так же стоял, привалившись к стене – даже позу не поменял. – Идём, – продемонстрировал ему упаковки Отабек. – Сейчас будем тебя лечить. Юра усмехнулся, но опять безропотно пошёл за ним. В туалете, выдавив мыло из дозатора, Отабек тщательно вымыл руки; Юра долго держал свои под водой, видимо, отогревая, пока кожа не покраснела. – Давай, – Отабек вскрыл упаковку с обеззараживающей салфеткой, и Юра, усмехнувшись, с выражением лица а-ля ну, на, поиграйся, протянул ему ладонь. Отабек принялся аккуратно обрабатывать ссадины, мельком поглядывая на Юру, но тот стоял, опустив голову, и комкал в кулаке голубую шапку с помпоном – из-за всклокоченных волос было не разглядеть лицо, только между прядями проглядывал розовый округлый кончик уха. Отабек хотел отвести Юре волосы от лица, но вовремя себя остановил – Юра и так позволил ему слишком многое. Наклеив пластырь, он аккуратно разгладил уголки, не удержавшись, скользнул пальцами по Юриному запястью с просвечивавшими сквозь светлую кожу голубоватыми венами, и отошёл на шаг. – Готово. Осмотрев ладонь, Юра дёрнул плечом и буркнул куда-то в сторону: – Спасибо. – Не за что. Идём, я обещал напоить тебя чаем, – распахнул дверь Отабек. Они дошли до небольшой рекреации, уютно отгороженной от коридора кадками с искусственными деревьями; здесь стояли три торговых автомата, пара кресел и кожаный диван, на который Юра, скинув куртку, тут же плюхнулся. Сочтя это за разрешение сесть рядом, Отабек положил свои вещи и, достав кошелёк, подошёл к автомату. – Чай? Юра покусал губу. – А горячий шоколад там есть? – Есть, – улыбнулся Отабек. Засунув купюру в автомат, он нажал нужную кнопку, и в услужливо выскочивший стаканчик шумно полился напиток. – Думаю, это «Несквик», – Отабек протянул стаканчик Юре. – Что? – озадаченно спросил тот. – Ну, не настоящий горячий шоколад, – пояснил Отабек. – Сойдёт, – булькнул Юра. – Может быть, хочешь сандвич или шоколадку? – предложил Отабек. Юра мотнул волосами и уставился в стакан. – Ладно, – откинулся на спинку дивана Отабек. Он с улыбкой смотрел, как Юра пил. Выпятив губы трубочкой, тот вначале несильно дул на горячий шоколад, так что по молочной пенке шла рябь, а затем отхлёбывал, сглотнув, облизывался – острый кончик языка на секунду мелькал между потемневшими губами – и дул снова. Допив шоколад, он швырнул стаканчик в урну и подёрнул рукава толстовки: – Спасибо. – На здоровье, – вытащив билет из кармана, Отабек протянул его Юре. – Вот. Юра поглядел на билет, затем на Отабека, затем снова на билет, и, наконец, взяв его, убрал в куртку; поставив ногу на скейт, задумчиво покатал доску. Уголок пластыря на Юриной ладони отогнулся, и Отабек, поймав его за запястье, приклеил тот на место. Выпускать Юрину руку не хотелось – он сидел рядом, тёплый, такой красивый, что смотреть не насмотреться, пах шоколадом и чуть учащённо дышал приоткрытым ртом. – Ты дома рану ещё раз обработай, – выдохнул Отабек. Юра засмеялся, правда, не весело: – Рану? Ссадина пустяковая. Я, знаешь, как со скейта летал, особенно поначалу? С переломами! А тут царапина. – Я понимаю, – с серьёзным видом кивнул Отабек. – Но всё равно. Шумно выдохнув, Юра замолчал, а затем о чём-то задумался. – У тебя есть ключ от раздевалки? – вдруг спросил он – так тихо, что Отабек вначале даже не расслышал. – Что? – Ключ. От раздевалки, – повторил Юра. – Нет. Зачем? – удивился Отабек. – Раздевалки тут наверняка только на ночь запирают. А нам просто выдают ключи от шкафчиков. Ты почему спрашиваешь? – Как думаешь? Юра положил ладонь ему на колено, и Отабек вздрогнул. Юра тоже дёрнулся, но, метнув затравленный взгляд, руку не убрал, наоборот, надавив сильнее, двинул ладонью выше; Отабек замер. По коже вслед за Юриными прикосновениями рассыпались мурашки, и Отабек мигом пропотел, кажется, до самых трусов, а Юра уже скользил по его бедру одними пальцами, вверх, к паху. – Жаль, что раздевалки не запираются, – шепнул он. – Мы могли бы… – Юра царапнул ногтями ремень, – ну, ты понимаешь… – пальцы юркнули под толстовку, и Отабек, почувствовав неуверенное прикосновение, напряг мышцы живота, – уединиться там… Отабек посмотрел на Юру – тот выглядел испуганным, его губы подрагивали. Взяв Юру за предплечье, Отабек уверенно вынул его руку из-под своей толстовки. – Юра, что происходит? – спросил он. – Это какая-то дурацкая проверка? Одёрнувшись, Юра обжёг его злым взглядом. – Да что с тобой не так? – рассердился Отабек. – Это с тобой что не так?! – взвился Юра. – Ходишь за мной, как телок за мамкой, и блеешь: «Давай дружить, давай дружить». – Телята мычат, а не блеют, – на автомате поправил Отабек. – Плевать, – рубанул ладонью воздух Юра. – Ты сам-то себя со стороны видел? Здоровенный лоб, которому пора девок ебать, ведёт себя как пятилетка в песочнице. И я прекрасно знаю, чем это "дружить" заканчивается. – Мне не нравятся девушки, – ровно произнёс Отабек. – Но я уже говорил тебе, что просто хочу общаться. Мне жаль, если у тебя был негативный опыт, но я не могу отвечать за поступки других людей и не понимаю, почему ты судишь обо мне не по моим делам, а по чужим. Он протянул к Юре руку, но тот отпихнул его. – Да пошёл ты со своей жалостью! – Юра! – Отвали! – Прихлопнув рот ладонью, тот выдохнул неразборчиво: – Блядь. – Повторил уже громче: – Блядь! – и, вскочив, сгрёб с дивана куртку. – Юра, – беспомощно позвал Отабек. – На хуй пошёл, – зло прошипел тот и, подхватив скейтборд, понёсся по коридору. Отабек ошарашенно смотрел ему вслед, а затем, спохватившись, бросился в погоню, но, когда выбежал на улицу, Юры и след простыл.