Леголас давно спал, но Трандуил долго не мог сомкнуть глаз — лежал и глядел, как спит его сын. Изредка он протягивал руку и невесомо касался его лица, разглаживая образовавшиеся от увиденного во сне морщинки. А потом Леголас, подавшись под его руку, прошептал: "Amin mella lle" ["я люблю тебя", синд.], заставив Трандуила задержать дыхание.
— Ты спишь? — тихо спросил он. Спал. Надо же, признавался ему в любви во сне.
Глубоко вздохнув, Трандуил перевернулся на спину. Если так пойдет дальше, сам он вообще перестанет спать. Кто-то из мудрых и, несомненно, решительных сказал: "Боишься — не делай, делаешь — не бойся", но не бояться совсем не получалось. И вот уже многие месяцы он жил в непрекращающемся страхе. Только теперь к беспрерывному страху за жизнь сына добавился ещё один: ожидание расплаты за выбор, на пороге свершения которого они стояли.
Так начался своего рода новый этап их жизни, а вместе с тем период тревожного ожидания, ощутимо повисшего в воздухе. Победители в спешном порядке восстанавливали оборонительные сооружения, постройкой новых укреплений пытались защитить город с самых его уязвимых сторон, разрабатывали планы отхода и отступления. Неотвратимость грядущего напоминала о себе тучами, грузно сгущавшимися на востоке. Каждый ощущал злость Саурона и ждал его неминуемого отмщения.
А Леголас метался между разрывающими его противоречивыми чувствами: вспышками невероятного, почти непереносимого счастья, заставляющими его безустанно двигаться и хвататься за любое дело, где могла потребоваться его помощь, и приступами безысходного отчаяния, когда хотелось опустить руки. С одной стороны, всё стало яснее, с другой — ещё более запутанно. И хотя он всё чаще оставался ночевать в шатре у отца, отношения с ним, казалось, зашли в тупик. Всё явственнее он начал осознавать разницу в их возрасте и в сравнении с каменным, столетиями тренированным самообладанием своего короля-отца казался себе мальчишкой, кидавшимся из одной крайности в другую. Всё его существо бурлило от неудовлетворенного желания излить любовь, накопившуюся за столетия, и если в присутствии посторонних он всё ещё находил силы держать себя в руках, то, оставшись с Трандуилом наедине, не в силах был оторвать от него взгляд, залипая на движении губ, которые хотелось целовать до темных пятен перед глазами, жаждал касаться его постоянно — так, что приходилось постоянно себя одергивать и сжимать в кулаки руки. Трандуил чувствовал, как накалялся между ними воздух, и, если говорил в этот момент что-то, сразу замолкал, неодобрительно качая головой:
— Мне бы хотелось, чтобы ты иногда выплывал из своих грёз и слушал, что я тебе говорю.
— Мне бы хотелось, — в отместку отзывался Леголас, — чтобы ты был искаженным.
Хотелось вырвать короля из панциря его самообладания. Признания во взаимности оказалось мало, и с каждым днем желание любить — не только издали и на словах — становилось всё более нестерпимым. Это портило настроение и зачастую заставляло переходить все границы дозволенного.
— Ты не можешь наверняка знать, что таких случаев Арда не знала раньше, — однажды сказал он.
— Нет, конечно, — терпеливо отозвался Трандуил. — А если они и были, искажение — не то, что нужно предавать гласности.
— Может, если бы ты не называл наши чувства искажением, всё было бы проще?
— Проще бы не было. Суть останется прежней, как ею не верти и не приукрашивай.
Леголас зарычал и, ведомый часто охватывающим его в последнее время раздражением, подался вперед, напористо завладевая удивленно раскрывшимися губами. Он сжал застигнутого врасплох Трандуила в объятиях, и в первый момент король растерялся, застонал в поцелуй, прикрыв веки и вцепляясь пальцами в его предплечья. Но почти сразу возобладал над чувствами и, уронив руки, вновь стал безучастным. Леголас нехотя отстранился и медленно сел. Он почти наверняка знал, что Трандуил сейчас скажет.
— Ты подтверждаешь мои слова своими действиями.
— А ты так боишься проявить чувства, что иногда мне кажется: ты просто не способен их испытывать!
Трандуил выдохнул и отвернулся, закрыв глаза, чем сразу же вызвал в принце чувство раскаяния.
— Прости, — он подхватил его руку, прижимая к губам. — Я знаю, что спешу. Я буду пытаться держать себя в руках. — Трандуил открыл глаза и успокаивающе погладил костяшками пальцев по его щеке. — Поверь, я хотел бы, чтобы ничего этого не было, хотел бы оправдать твои ожидания и перестать...
— Ты оправдал все мои ожидания, Леголас.
— А ты всё также не хочешь меня слушать. — Они помолчали.
— Как бы ты не оправдывал наши чувства, — сказал Трандуил, — они всегда будут за пределами норм морали, и их придётся скрывать в тайне, как нечто постыдное. Ты к этому готов?
— Я готов на всё, чтобы быть с тобой. Но я пойму, если ты — нет.
Трандуил вздохнул. Сын думал, что даёт ему право выбора, в действительности же — возлагал на его плечи ещё одну ответственность. Самую неподъёмную, пожалуй. Кто бы знал, как гордому королю эльфов сейчас хотелось, чтобы кто-нибудь разделил с ним этот груз. Принял бы за него решение, сказал бы, по меньшей мере, как будет правильнее. Пустое — существуй тот, кто мог это сделать, он бы никогда ему не доверился. И издевательством судьбы на одной чаше весов оставалось счастье его ребёнка, а на другой — совесть. Нет, не так: с одной стороны — собственные душа и тело, жаждущие любить сына самым неприемлемым из всех образом, а с другой — разум и совесть.
— Давай спать, — предложил он, коря себя за малодушие и неумение принять окончательное решение. Леголас же помолчал и, ожидаемо, поднялся с кровати.
— Я, пожалуй, пройдусь. А ты спи, Aran nin.
Трандуил проводил его невесёлым взглядом. Этой ночью Леголас не придёт, понял он, и был прав. Это наполнило его одновременно облегчением и отчаянием. До дрожи в пальцах хотелось догнать его и, пожалуй, скользнуть на колени, обнять. Покаяться? Пусть, как и прежде, Леголас прижмет к своей груди его голову и скажет, что никогда не оставит. Трандуил зажмурился и глубоко вздохнул, заставляя успокоиться сердце, и перевернулся на бок. О том, чтобы пойти следом, не было и речи.
Принц, кажется, принял правила игры и во все последующие дни был сух и сдержан. Трандуил не мог определиться, было это к лучшему или, наоборот, к худшему, но, когда однажды сын подошёл к нему и спросил, занят ли он, наконец нарушив установленную им самим дистанцию, ощутил облегчение.
— Пожалуйста, прогуляйся со мной.
Они прошли по преображённым солнцем улицам города, нырнули в какой-то проулок, ещё в один, поднялись по узкой, взвивающейся вверх лестнице и оказались у старой скрипящей калитки. Распахнув её, Леголас пропустил отца вперед. Трандуил прошёл внутрь и с удивлением обнаружил себя в небольшом, необъяснимым образом выжившем саду.
— Посмотри, здесь сохранились яблони. — Леголас приблизился к большому, немолодому уже дереву и огладил небольшой зелёный плод. — А там, на краю, растет смородина. Ягоды скоро созреют.
Трандуил проследил за его взглядом.
— Зачем ты привел меня сюда?
— Хотел разделить с тобой этот день. Такого ясного неба я не видел уже лет восемьдесят. В это время года вода в Быстротечной была уже тёплой, и в ней было так приятно искупнуться после тренировок. В море вода уже также прогрелась.
— Если ты хотел позвать меня купаться, следовало бы спуститься к берегу, — хмыкнул Трандуил.
— Я хотел просить тебя потренироваться со мной.
Леголас на какое-то время скрылся между деревьями. Когда он предстал перед очами короля вновь, в его руках были длинные парные клинки. Трандуил удивлённо вскинул брови.
— Мне казалось, от этого оружия ты отказался.
— И не было и дня, чтобы я об этом не пожалел.
— Ингвар был так плох?
— Нет. Просто он не был тобой! — нетерпеливо, даже раздражённо бросил Леголас, но тут же сдал позиции. — Прости. Я привел тебя сюда не для того, чтобы снова выяснять отношения. Наша жизнь ведь может наконец войти в нормальное русло?
— Может, — медленно отозвался Трандуил, вынимая из ножен мечи. — Защищайся!
Так ежедневные тренировки постепенно вошли у них в привычку, возвращая подобие нормальности в их исковерканные жизни. Чаще всего они выходили рано поутру, и в сумеречном утреннем свете больше испытывали свои слух и зрение, чем реальное умение вести бой. Стоит ли говорить, что Леголасу сразу же полюбилось встречать так рассветы. Трандуил казался открытым, лишённым своей дневной маски и, наверное, именно поэтому не придавал значения многим действиям сына. Леголас этим пользовался, впрочем, в рамках дозволенного, скрывая свою тягу лишний раз к Нему прикоснуться за вполне обычными манипуляциями. Тянулся к несобранным после сна волосам, чтобы, вопреки своему обыкновению, собрать их в хвост, и Трандуил послушно склонял голову. Они никогда не говорили громко, будто боясь кого-нибудь разбудить, и пару раз принц просил Трандуила склониться, чтобы, почти коснувшись губами уха, что-то сказать. Было и ещё много относительно невинных действий, от которых принц не мог удержаться: подойти сзади, чтобы накинуть плащ и задержать на мгновение ладони на его плечах; подать руку, чтобы помочь подняться; сжать ладонь и переплестись пальцами, чтобы в ночной темени провести его другим переулком. Иногда казалось, что Трандуил задерживал дыхание, но всё же Леголас наделся, что в целом король не замечал всех этих его отчаянных попыток.
Трандуил, конечно же, замечал, и не единожды ловил себя на размышлениях о действиях сына в самое неподходящее на то время. Город кишел как муравейник: долбили и возили для восстановления второй оборонительной стены камень, мешали раствор, ковали оружие, лили котлы, на площади тренировали лучников, обучали бывших пленников держать в руках оружие, хоббиты готовили пищу. В воздухе стояли пыль, шум и запах еды. Носились освобожденные и быстро позабывшие все ужасы плена дети. А Трандуил, медленно следуя по улице, думал о том, как Леголас поутру схватил его за руку и, кратко шепнув: “Стража идет”, затащил его в просвет между домами. Расстояние между стенами было настолько узко, что сын всем своим телом прижал его к стене. Стыдно вспомнить, каким жаром прокатилось это соприкосновение по его собственному телу. Стало душно, тесно, захотелось вжать в себя сильнее, оттолкнуть, застонать, потереться бедрами. Он бы так и сделал, если бы не внезапный смех проходивших мимо эльфов. Их голоса медленно вернули королю утраченное самообладание.
— Они ведь уже прошли, — осторожно заметил он, не доверяя своему голосу. Принц нехотя отстранился и, снова взяв его за руку, выскользнул обратно на улицу. И только тренировка смогла развеять тяжкое томление, которым было охвачено всё тело.
Леголас с ним играл. Трандуил даже приостановился у шатра от этой внезапно озарившей его мысли. Возможно ли? Он, по правде сказать, с трудом мог представить, что обычно прямолинейный сын мог делать всё это осознанно — слишком подобная расчетливость противоречила его бесхитростной натуре. Но и совсем сбрасывать со счетов такую вероятность король тоже не мог.
Трандуил потряс головой, возобновляя движение, но не успел сделать и шага, как из-за шатра выскочила и бросилась по направлению к нему маленькая фигура. Случился переполох, стража бросилась на защиту, сам Трандуил успел лишь коснуться рукояти меча, когда капюшон спал и темная головка приникла к его коленям.
— Лиссандра! — узнал он, замерев с ладонью, поднятой над её головой. Обескураженный подобной непосредственностью, он не сразу махнул стражам, и те замерли вокруг с вопросительным выражением на обеспокоенных лицах. Трандуил успел подзабыть, насколько юной была Лис, и её поступок заставил его опешить не меньше, чем нежданное появление. — Откуда ты взялась? — Эллет подняла голову и взглянула на него блестящими сливовыми глазами.
— Я выполнила вашу просьбу, о король.
— Какую просьбу?
— Привести меня. — Трандуил неверяще вскинул голову, уставившись на показавшегося из его собственного шатра гостя — того, кого никогда уже не чаял увидеть.
— Элронд?!
— Мой дорогой друг, — улыбнулся бывший лорд Ривенделла и обратился к Лис, не отводя от него глаз: — Ступай, милая, отыщи моих сыновей, пока они не нарвались на неприятности.
Трандуил, всё ещё не доверяя своим глазам, перевел взгляд обратно на девушку и, распознав в её взгляде обиду, наклонился и рассеянно поцеловал её в лоб, ласково погладив по волосам. Эллет нехотя и медленно направилась прочь.
— Зайдём? — Элронд поднял полог. Трандуил тряхнул головой и вошёл в шатёр. — Она к тебе привязалась.
— Твоих сыновей?! — прервал его Трандуил. — Неужели ты прибыл из самого Валинора?
Элронд мягко рассмеялся и, в два шага преодолев между ними расстояние, крепко обнял.
— Ради краткого мига изумления на твоем прекрасном лице я готов возвращаться снова и снова.
Трандуил хмыкнул — никому не удавалось поймать его врасплох уже много веков — и втянул носом знакомый запах. Было приятно, чего уж там: мягкое скольжение твердых ладоней по спине, прижавшее его к себе сильное тело. Коснувшееся его сознания “Душа моя”. Тем неожиданнее для него самого стало неприятное чувство, буквально отдернувшее его от друга. Элронд смотрел на него вопросительным взглядом, но Трандуил и сам не знал, какая сила заставила его отступить назад. А в следующий момент полог распахнулся, и в шатер влетел Леголас.
— Отец, за мысом в заливе... — замолчал. Уставился на стоящую перед ним фигуру. При звуке его голоса Элронд понятливо улыбнулся Трандуилу.
— Полагаю, корабли — это ты хотел сказать, сын? — Леголас вздрогнул, посмотрел на Трандуила, потом снова на Элронда.
— Да, но...
— Я предварю твои вопросы, Леголас, — смилостивился над его замешательством Элронд. — Я прибыл на этих кораблях. И ещё несколько сотен эльфов, которые я сумел собрать в самые краткие сроки. Мы не стали заходить в Гавань, потому как не были уверены, кто сейчас владеет городом. В гавани сейчас лишь пара моих эльфов.
— Всего несколько сотен?
Элронд невесело рассмеялся и обернулся к Трандуилу.
— А твой первый вопрос был: “Из Валинора?”.
— Моему сыну, — протянул Трандуил, возвращая себе потерянное самообладание, — следовало бы для начала задаться вопросом, как так вышло, что в охраняемый нами город смогли проникнуть твои эльфы.
— Ты недооцениваешь наши возможности, mellon. А твой вопрос справедлив, принц Леголас. Всего несколько сотен, увы. Пока это единственное, на что следует рассчитывать.
Леголас неверяще потряс головой.
— Конечно. Прости меня, лорд Элронд, мы рады любому пополнению. — Он вопросительно посмотрел на Трандуила, и королю отчего-то захотелось отвести взгляд.
В последующие несколько дней корабли зашли в гавань, и вновь прибывшие эльфы вливались в суетную жизнь города. С Элрондом вернулись его сыновья и Арвен, и за сценой её воссоединения с Арагорном было наблюдать одновременно радостно и грустно. Элронд много времени проводил у Галадриэль и с каждым разом приходил в шатер к Трандуилу всё более задумчивым.
— Ты ожидал, что будет иначе?
Элронд вздрогнул и перевел на него отсутствующий взгляд.
— Она изменилась.
Трандуил знал это как никто другой. За несколько прошедших недель Галадриэль восстановила силы, однако ни разу не покидала поставленный для неё прямо на берегу шатер и принимала у себя лишь Митрандира. Сам Трандуил был у неё дважды: когда возвращал кольцо и когда они держали совет, как быть дальше.
Элронд, тем временем, взял бутылку и, приблизившись к Трандуилу, долил в его бокал вино, внимательно поглядев в глаза. “Ты тоже”, — прочёл синда в его взгляде. Недосказанность ярким ореолом зависла в воздухе. Трандуил прожил слишком долгую жизнь и был достаточно проницательным, чтобы не понимать, что неловкость, случившаяся в его шатре в день первой встречи, не прошла для друга незамеченной. Он многозначительно посмотрел в ответ и сделал неспешный глоток.
— Мне казалось, мы слишком давно друг друга знаем, чтобы оставлять что-то недосказанным.
— Что ты хочешь от меня услышать? — вздохнув, откликнулся Элронд. — Ответы, которые ты и сам знаешь?
— Значит, ты понимаешь, о чём речь. — Трандуил не удивился проницательности Элронда, учитывая, что последние дни Леголас, будто что-то почувствовав (или вспомнив), избегал с ним встреч.
— Ты сам сказал, что мы слишком хорошо друг друга знаем. Так вот, вспомни, я предсказывал тебе, что однажды твой сын не захочет делить тебя ни с кем. Вероятно, он добился своего.
— Во имя Валар, скажи, что я ошибаюсь, и ты не предвидел именно такой исход. — По грусти в глазах друга король понял: предвидел. Молчал. — Следовало сказать мне.
— И что бы ты сделал? Стал бы уделять своему сыну меньше внимания? Неужели ты, правда, до сих пор веришь, что, отдали ты его от себя — и его чувства бы не возникли?
— Я допускаю такой вариант.
Элронд покачал головой и, отвернувшись, направился к выходу. Трандуил встал следом. Они вышли из шатра и пошли вдоль набережной. Элронд неотрывно вглядывался на убегавшую вдаль кромку песчаного берега, и Трандуил проследил за его взглядом.
— Арвен, — понимающе покачал он головой. Две фигурки, взявшись за руки, медленно брели по омываемому неспешными волнами светлому берегу. Трандуил перевел взгляд на Элронда. Испытываемая им вина была почти осязаемой. — Ты не мог знать. Я бы сделал то же самое.
— Сделал бы, — подтвердил Элронд. — Мы совершаем одни и те же ошибки: думаем, что прожитые столетия дают нам непреложное знание, как поступить вернее. И вот я годами наблюдал, как свет Амана гасит свет Арвен, как тускнеет её взгляд, становится прозрачнее кожа, как угасает в её глазах смысл жизни. Благословенные берега прекрасны — прекраснее, чем кто-либо из нас когда-то мог представить, но даже они не в силах были принести покой душе моей дочери, не излечили от чувств, которые она питала к смертному. Трандуил, даже если бы Лис не передала мне твоей просьбы о помощи, я бы сам отправился обратно в Средиземье! — Он надолго замолчал, давая Трандуилу время осмыслить сказанное. А когда заговорил снова, задумчиво смотрел вдаль: — Я знаю, что тревожит твоё сердце: вопрос, насколько испытываемые вами чувства — искажение. Я не в силах ответить на него однозначно. Безусловно, это — искажение первоначального замысла, но… мы не звери, душа моя, нами не движет инстинкт размножения. Эльфы всегда превыше всего ставили гармонию душ, а души не имеют ни половых признаков, ни отношений родства. Неужели ты никогда не допускал мысль, что душа Леголаса пришла в этот мир, чтобы быть с твоей? Ты принадлежал своему сыну, стоило ему родиться. Как и он — тебе. Между вами, казалось, никогда не было места третьему. “Даже, быть может, королеве”, — добавил он в осанве.
Трандуил отшатнулся, испуганно посмотрев на друга. Допускал ли? Вспоминая тихую драму своей супружеской жизни, думал ли он, что королева чувствовала, что она — лишняя?
Тысячелетия накладывались друг на друга, и он уже с трудом мог вспомнить, что когда-то полюбил ее за тихую внутреннюю гармонию. Ровный свет, который она привнесла в его жизнь, был настолько ярок, что затмевал все горести: погиб, убитый гномами, Элу Синголло, пала завеса Мелиан, море затопило Белерианд, а он любил, и всё казалось не таким уж важным на фоне того, что он был любим в ответ. А потом она понесла, и его любовь, казалось, никогда не была такой сильной. Это, видимо, скрыло от его глаз самое главное: как изменилась она.
— Не могу здесь больше, — шептала королева, царапая ноготками его грудь. Он перехватывал её руку и прижимал к своим губам. — Ненавижу это место. Лесные эльфы не такие, как мы. Мы другие, Итиломе, нам нужно уйти в Валинор! Наше место — рядом с Тинголом и Мелиан.
— Ведь здесь наше королевство, любимая. — Лесные эльфы любили королеву, и в день, когда она привела на свет наследника, весь их дворец был завален венками из нежных весенних цветов.
— Я знаю, знаю, Итиломе, — она начинала плакать. — Я не знаю, что со мной происходит. Я так люблю тебя, и так хочу навсегда уйти.
После появления на свет Леголаса приступы паники, нападавшие на королеву, только обострились. Она всё чаще срывалась в истерику, и Трандуил всё реже видел ее спокойной и умиротворенной.
— Давай уедем, Итиломе, — бесконечно повторяла она, разражаясь слезами. — Валинор исцеляет всё. Мы вновь станем прежними.
— Исцелит от чего? — спрашивал он, вконец теряя терпение. — Почему ты так несчастлива? Ведь я здесь, с тобой. Как и наш сын.
— Потому что ты любишь только его! — кричала она.
— Валар, — шептал Трандуил, отворачиваясь и потирая ноющую переносицу. — Неужели ты ревнуешь меня к нашему сыну?
Она снова менялась и горячечно прижималась к нему, заполошно покрывая поцелуями его руки, шею, лицо.
— Я говорю глупости, милый, прости. Ты же видишь, что делает со мной это место. Оно отравляет меня. Нас.
Слышать это было невыносимою. Трандуил высвободился из её объятий и вышел на террасу. Весенний лес мягко колыхал ветвями, обдавая его запахом молодой, только-только налившейся листвы и первоцветов. Птицы на все лады распевали песни о радости жизни и счастье. А она была несчастна.
— Я знаю, что ты мне ответишь! — снова заговорила она, но теперь зло, выжигая ядом дыры в и так уже ослабленной оболочке души. Трандуил в удивлении обернулся, не веря, что этот разговор может происходить между ними. — “На нас лежит ответственность за судьбу народа”. Как будто я просила тебя делать меня королевой!
— Я тоже не просил моего отца делать меня королем! — наконец взорвался Трандуил. Если в его душе ещё и были какие-то сомнения, вызванные слезами любимой женщины, то сейчас они испарились. — Но так уж вышло, что теперь я на троне, и уж прости, моя любимая, эту ношу нам придется нести, сколько потребуется.
— Ты будешь нести её один, так и знай!
Трандуил похолодел и выпрямился.
— Ты собираешься принять такое решение?
— Да! С тобой или без тебя!
Допускал ли Трандуил, что королева считала себя лишней? Конечно же, нет. Он думал о том, что она, с присущим женщинам чутьём, предвидела будущее: возвращение Саурона, отраву, что разойдется по лесу из Дол Гулдура. Думал о том, что сам когда-то сделал ошибку и не позволил королеве увезти с собой сына. Но...
— Твой брак не мешал тебе быть со мной. Но сейчас, признай, ты хочешь принадлежать ему одному.
Трандуил застыл, перестав дышать. Элронд будто внезапно отдернул занавес, обнажив всю правду в ее неприглядном свете. Ошеломлённый, он стоял, не в силах выговорить ни слова.
— Ты сам знаешь, здесь нет единственно верного решения. Главное, что тебе необходимо: прийти к соглашению с самим собой.
Пропел рог.
Элронд резко отвернулся, и, потеряв зрительный контакт, Трандуил осознал, что сигнал тревоги раздается уже не в его душе, а, как бы это ни было тривиально, с городской стены. Они снова посмотрели друг на друга, чтобы в следующий миг сорваться с места, расталкивая замершую в напряжении толпу. Предупреждающий звук рога снова разнесся над городом, и когда они добрались до стены, солдаты уже бежали наверх, вооружившись мечами и луками.
— Леголас! Доложи обстановку. — Принц уже был на стене, но сейчас не время было размышлять о том взгляде, что он на него бросил.
— К нам движется армия, отец, но она слишком далеко, чтобы сказать, кто это. Для орков их слишком мало.
— Быть готовыми к битве.
— Подождите! Это не орки. Это... гномы!?
Трандуил подошел к парапету и вгляделся вдаль. И, действительно, скоро и ему стало понятно, что приближающаяся к ним армия была гномьей.
— Быть готовыми в любом случае.
Солдаты быстро выстраивались на стене, держа наготове луки. Не хотелось верить, что в такое тёмное время им придётся сражаться ещё и с гномами, но мало ли кто был на стороне Саурона. Город готовился держать осаду. Ко всеобщему облегчению, когда разношерстное гномье войско — кто пешком, кто на кабанах и архарах — приблизилось к стенам, никто не выказывал агрессии или намерения вступить в бой, а подъехавший к воротам посланник запросил переговоры. Трандуил кивнул, приказав открыть ворота, и отделившаяся от гномьего войска небольшая дружина въехала внутрь, оказавшись замурованной между двумя стенами.
— Хо-хо! — закричал, по всей видимости, их предводитель — жёлтобородый коренастый гном с мощными зажимами в толстых седо-жёлтых косах. — Разве так встречают друзей?
— А ты друг?
— А кто я ещё, если не друг, раз разбил армию гоблинов, движущуюся в ваши края? А ты не Трандуил ли случайно? Король эльфов?
— Кто ТЫ, гном?
— Я Дрегонор, король гномов Эред Нимраис.
— Неближний путь.
— Такой же, как и из Рованиона, не находишь? И вообще, не кажется ли тебе, король эльфов, что невежливо держать друзей под прицелом?
— Назови цель своего визита, — потребовал Трандуил.
— Союз против Саурона — вот главная моя цель, — на удивление спокойно отозвался гномий король. — И мы многое увидели, пока добирались сюда, король, и многое можем вам поведать.
Трандуил некоторое время молчал.
— Твоя армия пока побудет у стен, — наконец решил он. — Сам можешь войти.
Он дал знак открыть ворота и заметил, как заволновалась прибывшая с гномьим королем дружина. К чести их предводителя, сам он не моргнул и глазом и уверенно направил своего архара к воротам. Войдя в город, они осмотрелись.
— Ух, думал, не прорвёмся, — рассмеялся Дрегонор и воскликнул тут же: — Ну-ну, красавчик, я пошутил! — когда кто-то неправильно расценил его слова и направил стрелу ему в лоб.
— Убери лук, солдат, — распорядился Трандуил, спустившись вниз.
— Хе-хе, какие вы все тут нервные.
— Не встречал раньше умеющих шутить гномов! — бросил Трандуил.
— Да и я — хоть сколько-нибудь непресных эльфов. А если серьезно, король, поговорить бы надо.
— Что, даже не будешь требовать пир в честь своего прихода?
— Пир подождет, — неожиданно мрачно и серьёзно сказал гном и спешился, подав своим знак сделать то же самое. И также мрачно добавил: — Наедине.
Трандуил удивлённо повёл головой, но не стал больше ничего спрашивать, велел Леголасу оставаться на стене, а сам, взмахнув рукой, предложил гному следовать за ним. Слушая рассказ Дрегонора о том, как они покидали Эред Нимраис, король, однако, не упустил из виду, каким цепким и внимательным был взгляд гнома, и последующий разговор убедил короля эльфов в том, что самое главное гном не только заметил, но и успел обдумать. Пройдя в шатёр и пропустив гостя, Трандуил указал ему на кресло, пока сам принялся разливать вино.
— Знаешь, какие слухи о тебе ходят?
Трандуил не счел нужным отвечать. Подал бокал и опустился в кресло напротив, вопросительно подняв брови.
— Что ты настолько же вероломен, насколько красив.
— Считаешь меня красивым? — спросил Трандуил только потому, что хотел, чтобы гном уже скорее озвучил, для чего он сюда прибыл.
— Считаю, что если слухи оправданы, более вероломное существо просто трудно представить. — Дрегонор расхохотался, заставив Трандуила натянуто улыбнуться. Король гномов Эред Нимраис был не первым и, вероятно, не последним гномом, который позволял себе шутки по поводу его внешности. Эта была далеко не худшей.
— Я приму это как комплимент. О чём ты хотел поговорить со мной, король гномов?
— Я могу быть уверенным в том, что меня здесь будешь слушать только ты? — тут же стал серьезным гном.
— Ни один звук не покинет этого шатра.
— Магия?
— Верно. Я тебя слушаю.
— Мы пришли к вам на помощь и готовы стоять на одной стороне с вами во всех последующих битвах — нас немало, ты сам видел. Мы хорошая подмога. Но! Мне нужно твое обещание, что, когда все кончится, ты поможешь нам отвоевать Кхазад-дум.
— Морию? — Трандуил рассмеялся, но даже гном мог почувствовать в его смехе вязкую и болезненную горечь.
— Вместе мы сможем. Мы окончательно покинули Белые горы. Многие годы мы пытались вести обычную жизнь в своем подземном городе, но орки всё же нашли наше убежище. Всё, что нам оставалось — впустить врага в наши чертоги и погрести его под ними. Одно меня радует: количество тварей, оказавшихся там замурованными.
Теперь Трандуил смотрел на него серьезно — история гнома болезненно сильно напоминала его собственную.
— Где сейчас ваши женщины и дети?
— В предгорьях Эред Луин, у наших родичей. Мы пробирались туда около месяца, вся территория между Изенгардом и Лонд Даэром контролируется орками. Мы повидали столько, что даже тебе эта информация покажется ценной.
— Почему ты так уверен, что мы пришли сюда не для того, чтобы уплыть в Валинор?
— Потому что я не дурак, король Трандуил. Не буду скрывать, я был удивлен, увидев в гавани корабли, однако их слишком мало. Месяцы понадобятся, чтобы построить ещё, и за это время Саурон без труда сумеет вас снова отсюда выкурить. И начнет он скоро. Вас зажмут с обеих сторон.
— Что ты знаешь? — Трандуил машинально подался вперед, вцепившись пальцами в край столешницы.
— Много, эльф, как я и сказал. Но мне нужно твоё обещание.
Трандуил выдохнул и откинулся на спинку кресла:
— Почему ты так уверен, что время Мории когда-нибудь придет?
— Но если придёт, я буду знать, что у меня есть союзник.
— Я не единственный здесь лорд.
— Не преуменьшай, король Трандуил. Основная армия эльфов, которая здесь находится — твоя.
Трандуил некоторое время молчал, обдумывал.
— И если я согласен?
— Тогда мне нужно подтверждение твоей воли.
— Не доверяешь?
— Гномы Средиземья помнят, как ты оставил в беде Трора. Но мы забудем, — резко махнул он рукой. — Я хотел бы получить от тебя подтверждение и знаю, какое. — Трандуил повел рукой, предлагая продолжить. — Ожерелье, что стало причиной раздора с Трором.
Трандуил усмехнулся.
— Я далеко от своей сокровищницы, Дрегонор.
— Как и я — от своей. Но самое важное, ценное — со мной.
Трандуил некоторое время задумчиво на него смотрел.
— Что дашь в ответ ты? Ведь ты пришел ко мне не с пустыми руками.
Дрегонор ухмыльнулся и запустил руку в карман. Затем поднялся, подошел к столу, возле которого сидел Трандуил, и возложил на него кольцо. Трандуил подался вперед, не сумев скрыть изумления:
— Одно из семи! Я думал, они все уничтожены.
— Не все. Это кольцо мы сумели сохранить, и имя ему — Возмездие. Я готов отдать его тебе в обмен на твое ожерелье и обещание помощи.
“Слишком много колец за несколько месяцев”, — подумал Трандуил, снова откинувшись на спинку. Он поднёс к губам вино, сделал глоток, смотря поверх кромки на короля гномов, терпеливо ожидающего ответ. Давал себе немного времени подумать.
— Хорошо, — решился он наконец, поднялся, подошел к стоящему в углу сундуку и извлек из него кожаный мешочек. — Думаю, просьба хранить его пуще всего остального будет лишней?
— Я сохраню, король Трандуил.
— Что ж, тогда говори, что хотел. — И с каждым сказанным гномом словом всё больше мрачнел: Изенгард нападет с суши, Умбар — с моря. Побережье Кардолана уже занято умбарскими пиратами.
— Но здесь я хочу сказать тебе вот что, король эльфов. Кораблей умбарцев столь много, что они плотными шеренгами стоят у причалов. Но главное — караваны из Изенгарда постоянно привозят им оружие и боеприпасы, и трюмы кораблей набиты порохом. Порохом! Соприкосновение лишь с единой искрой этого вещества может вызвать взрыв, который передастся от корабля к кораблю. Одним движением можно уничтожить весь флот.
— Ты уверен в этом?
— Уверен. Благодаря сбежавшему рабу. Сам сможешь допросить его, если хочешь.
— Хочу. Расскажешь это на совете?
— Да. Но кораблей очень много. Около сотни. Скажу, не юля — не посылай на это задание тех, кто тебе особенно важен.
— Мне важен каждый. Есть ещё что-то, что мне нужно знать?
— Есть. Ты сам знаешь, Митлонд — уязвимый город. Даже если устранить угрозу с моря, ему не выдержать комплексную осаду. — Трандуил нехотя кивнул. — Но город строился не только эльфами, но и гномами. И вот что я нашел в библиотеке наших родичей из Эред Луин. — Он извлек из-за пазухи карту и расстелил её на столе. — Посмотри. Здесь. И здесь.
— Тайные проходы! — догадался Трандуил, разглядывая бледные пунктирные линии, ведущие к городу с гор. — Недоделанные?
— Да, видимо, заброшенные. Но на то мы и гномы, что можем довести такие дела до конца. И тогда, Трандуил, можно будет действовать хитрее: и покинуть город, и войти в него, когда потребуется.
Трандуил сделал изумленный вдох. Медленно выпрямился.
— Твоя информация стоит и ожерелья, и любого обещания, — сказал он. — Нужен ли тебе отдых перед тем, как собраться на совет? Или отужинаешь с нами, поговорим ещё?
— Пожалуй, я соглашусь на твое предложение, Трандуил. Несколько часов погоды не сделают. Совет может и подождать.
***
Штурмовавшие каменный берег волны создавали такой грохот, что участникам собравшегося совета приходилось напрягать слух, чтобы услышать говоривших; последним же, в свою очередь — повышать голос. Никто, однако, не смел возмутиться, и даже король гномов, желавший высказаться на входе, молча проглотил возмущение, стоило ему увидеть хозяйку шатра, в котором все они на этот раз собрались. Она сидела на высоком ложе, вся закутанная в белые варжьи шкуры, хоть в шатре и без того было не продохнуть. Словно какая-нибудь королева Севера, промерзшая изнутри, с колотым льдом в бесцветных глазах. Даже Леголас, как не пытался, постоянно цеплялся за нее взглядом, волей-неволей сравнивая с образом, что хранила его память. Прежняя сияющая красота владычицы Золотого леса рассыпалась прахом. Нынешняя Галадриэль была много, много страшнее. Яростнее. И красивее. Грубо остриженные волосы были не расчесаны и змеились в длинной варжьей шерсти. Безупречное тонкое лицо казалось каменным, словно она была статуей. Безэмоциональным. От её вида хотелось передёрнуться и… смотреть не отрываясь. Так смотрел и гном — онемев от страха и трепета, но на её лице не дрогнул ни один мускул.
— Любо видеть, что народ Ауле вышел из своих пещер, чтобы сражаться с эльфами против тьмы, — молвила она и, дождавшись, когда гном обретёт дар речи и ответит, указала ему на стол: — Занимай любое место, которое считаешь себя достойным. Впрочем, сегодняшняя компания польстит самолюбию любого гнома.
— Верно говоришь, Владычица, — откликнулся гном, с трудом оторвав от неё взгляд. Выбрав место напротив, он сел и ослабил ворот. Леголас, стоя за отцовским стулом, с трудом подавил желание сделать то же самое, гадая, каким усилием воли умудрялись держаться владыки в своих многослойных одеждах. Однако ни Трандуил, ни Элронд, ни Митрандир с Арагорном не подавали и виду, что им было жарко. Только стоявшие рядом сыновья Элронда — Элрохир и Элладан — стояли в легких туниках, словно знали, что их ожидает. Сам Леголас ни разу не бывал у Владычицы со времени победы над орками и только единожды встретил её на берегу, дальше которого она не уходила.
Вообще, нужно было быть бревном, чтобы не чувствовать давящую атмосферу происходящего: оглушающий шум прибоя, раздававшийся снаружи, жар, шедший от жаровни, хотя на улице и без того уже несколько дней царило настоящее лето. Пугающая своим видом бывшая владычица Лотлориена, внезапно потребовавшая, чтобы совещание на этот раз проходило у неё, хотя на протяжении недель, прошедших со времени захвата Митлонда, ни разу не подала виду, что её хоть что-либо интересовало. Леголас нетерпеливо переступил с ноги на ногу, желая, чтобы всё быстрее закончилось.
— Поведай нам, что хотел, господин гном, — наконец предложила Галадриэль. — Ведь ты пришел сюда неспроста.
Дрегонор заговорил, и неприятное оцепенение, царившее в шатре, наконец пошло на убыль. Присутствующие склонились над раскинутыми на столе картами.
— Если мы не хотим оказаться в тисках, корабли нужно уничтожить. Добраться до Кардолана проще на корабле: риск быть обнаруженным гораздо менее вероятен, чем при движении сухопутным путем. Не говоря уж о существенной экономии времени.
Некоторое время все напряженно молчали, думая о том, кого послать на это задание.
— Я пойду.
— Нет! — Трандуил так резко обернулся к нему, схватив за запястье, что Леголас удивлённо заморгал. Не было ни одного раза на его памяти, когда отец настолько терял самообладание, особенно в присутствии посторонних. Чем он был так зол?
— Adar-aran nin, — осторожно заговорил он, — я уже бывал на кораблях умбарцев и знаю, как они устроены.
— Поделишься этим знанием с другими!
— Но...
— Принц справится! — ударом грома прозвучал голос Галадриэль. — Если не справятся лучшие из нас, не справится никто. И оба моих внука отправятся с ним.
В несколько секунд, которые длилась её речь, Трандуил резко отпустил запястье сына, медленно повернулся к столу и с невероятным спокойствием возложил ладони на столешницу, учитывая испепеляющий взгляд, который он направил на владычицу.
— Жертвуешь самым дорогим?
— Им, как и каждому, — отозвалась Галадриэль, делая особый акцент на последнем слове, — не помешает вспомнить, что такое долг. Ты согласен с этим, Трандуил?
Несколько долгих секунд король молчал.
— Согласен, — бросил он. — Раз мой сын настолько безрассуден, чтобы рисковать собой, а ты — чтобы рисковать внуками.
— Каждый воин в нашей армии твой сын и мой внук.
— Вот и отлично! — нервно усмехнувшись, резюмировал Дрегонор. Ежу было понятно, что согласие Трандуила было вынужденным, но гном, проникшийся неожиданной симпатией к королю эльфов и ожидаемым — к владычице, не знал, как ещё разрядить ситуацию. — А мы в это время займемся тоннелями. Вчера мои гномы уже осмотрели один из проходов, пробить требуется не более нескольких футов. А потом...
— Потом, — снова заговорила Галадриэль, прервав гнома, — мы заманим орков в этот проклятый город и погребём их под его руинами.
— Кхе-кхе, — кашлянул гном, — жалко разрушать целый город-то, его ещё можно восстановить. Да и как это сделать...
Владычица снова оборвала его речь.
— Никто больше не будет жить в этом проклятом месте! — отрезала она. — Я слышала их стоны, их стенания — всех тех, кого когда-то здесь пытали и калечили. Кто умер страшнейшей из всех возможных смертей. Сотни душ, запертых в этих стенах и не нашедших пути в чертоги. Их мольбы о помощи не слышно только здесь, у моря, где волны разбиваются о скалы. Они не дадут покоя живущим, пока не смогут освободиться. И я сама позабочусь о ресурсах, господин гном. Ты поможешь мне, Митрандир?
Гэндальф кашлянул, сбрасывая с себя всеобщее оцепенение.
— Владычица говорит о священном огне Анар?
— О силе трех стихий, дарованных нам Келебримбором. Трех колец, способных противостоять воле Саурона. И пусть я — последняя из Нолдор внуков Финве — сложу свою голову, но власть Саурона, этого жалкого подобия Мелькора, пойдет прахом здесь: у стен опороченного им города!
Все молчали, подавленные силой сказанного. Даже король гномов не находил, что сказать, немо вглядываясь в прекрасное эльфийское лицо и гадая, откуда в нем такая ненависть.
“Годы плена сделали её такой”, — подумал Леголас. Да кого они не изменили? Волосы Арагорна были седы как иней, и, если бы не отблеск прежней жизни, который зажгло в его глазах возвращение Арвен, он казался бы старше Митрандира. За плечами короля эльфов лежал пройденный вместе путь, и эта прическа… Леголас только сейчас понял, почему его так раздражала новая прическа Трандуила — жестоко стянутый в жгут прекрасный митрил волос говорил о том, что уже никогда и ничто не будет так, как прежде. Осознавать это было невыносимо.
— Кольцо Трора так и не удалось отыскать? — спросила Галадриэль.
— Кануло в небытие вместе с последним из их рода, — откликнулся Митрандир.
— Это большая утрата. Силу колец гномов — детей повелителя земной тверди — трудно переоценить. — Гномий король на этой фразе посмотрел на Трандуила, однако тот хранил молчание.
Как только совещание было распущено, Леголас поспешил ретироваться и, оказавшись у себя — в маленькой рыбацкой хижине, которую он облюбовал несколько недель назад — позволил себе облегченно выдохнуть. Пожалуй, впервые в жизни он не знал, что делать с отцовским гневом, и надеялся, что у Трандуила найдутся более важные дела, чем перечивший ему сын. Его ожидания однако не оправдались. Стоило ему расстелить карту и начать рассказывать эльфам, которых он созвал к себе, план предполагаемых действий, как дверь с грохотом отворилась.
— Вон! — скомандовал король, и эльфы юркнули мимо него в дверь, словно коты, провинившиеся перед бывшим чересчур добрым хозяином. “Ещё бы уши прижали”, — недовольно подумал Леголас, а в следующий момент и сам ощутил такое желание, когда Трандуил захлопнул дверь, и картина, и так уже раскачивающаяся на стене, наконец не выдержала и сорвалась, громко ударившись о пол. Король не обратил на неё никакого внимания, подошёл к столу и, лишь мельком окинув взглядом карту, одним движением смахнул всё на пол. Леголас машинально отступил подальше.
— Что случилось, отец? — заговорил он, постаравшись придать своему голосу спокойствие и вескость, с которыми обычно говорил с ним сам Трандуил. — Почему ты так зол?
— Ты, значит, не понимаешь?
— Естественно, нет. Мне кажется, я не сделал ничего такого, что нарушало бы твое видение долга, о котором ты так долго внушал мне, когда сам, не посоветовавшись, отправился в Харлиндон.
— Не говори своему королю о долге. — Трандуил обогнул стол, и Леголас снова отступил от него на шаг.
— Об иной причине твоего гнева я даже не могу помыслить. Будь ты так уж озабочен моей судьбой, хоть бы раз вспомнил о моем существовании за последние дни... Трандуил!
Леголас сказал это без злого умысла, не вкладывая в свои слова никаких намеков. В нём говорила банальная обида, ведь, казалось, со времени возвращения Элронда отец предпочитал проводить с ним всё свободное время. Принц, естественно, не знал и не догадывался, что Трандуил все ночи провел без сна и не раз и не два пытался найти сына. Потому и пощечина сейчас стала неожиданной и обидной.
Леголас прижал к щеке ладонь и, почувствовав влагу, удивленно стер из-под носа кровь. Подняв глаза, он встретился с испуганным взглядом Трандуила, и это отчего-то вызвало в Леголасе приступ горького веселья. Смахнув с лица кровь, он истерично рассмеялся.
— Замечательное прощание, отец! — бросил он ему в лицо, оттолкнул и подошёл к стене. — Даже лучше, чем тогда, когда ты сбежал в Харлиндон, не оповестив о своем уходе! — Он поднял картину и с преувеличенной осторожностью повесил ее обратно на стену.
— Мой сын желает прощаться?
Леголас обернулся и встретился взглядом со злыми глазами. Вины, плещущейся в них всего несколько секунд назад, уже не было и в помине. Леголас снова рассмеялся.
— А-то! С объятиями, поцелуями — всё как положено.
На этот раз Трандуил просто зарычал и, кинувшись к нему, приложил о стену так сильно, что зазвенело в ушах.
— Как же мне иногда хочется отрезать тебе язык!
— Откуда такая жестокость, мой король? Тебе достаточно просто меня поцело... ммм...
Больше укус, чем поцелуй, окрашенный металлическим привкусом крови. Трандуил завладел его губами яростно, зло, сжимая пальцами горло. Пальцы другой руки больно впились в кожу, нисколько не защищаемую шелком тонкой сорочки. Леголас протестующе застонал и в отместку дернул короля за волосы, заставив его откинуть голову.
— Такого прощания ты хотел, сын? — хрипло выдохнул король, зажмурившись от боли. — Этого желал?
Хотел? Желал?
Медленно выплывая из тумана раздражения и боли, Леголас увидел перед собой губы, приоткрытые в стоне, четкую линию скул, нежную беззащитную кожу шеи, тонкие ключицы. Почувствовал горячечный жар тела, вжавшего его в стену. Заполошный бой сердца, ставшего, казалось, общим. Хотел? Ничего не значащее слово, не отражающее и части того, что он на самом деле чувствовал. Он мечтал об этом. Грезил. Каждую секунду, когда был вдали от него или рядом. Даже если сам себе никогда в этом не признавался. Но не так.
Гнев мигом пошел на убыль, сменяясь обычными нежностью и любовью.
— Нет, — выдохнул он и осторожно выпутал из волос короля пальцы, — я всегда желал любить тебя. Оградить от любой боли. Хотел делать это так, — зашептал он, приникая к шее Трандуила губами.
Было страшно, чего уж там. Леголас чувствовал себя натянутой до предела струной, готовой лопнуть от одного неосторожного слова, действия. Но король не стал сопротивляться или отталкивать. Позволил наконец, сдался! И самая бурлящая нежность, на которую Леголас, казалось, мог быть способен, прорвалась в потоке поцелуев. И этот неконтролируемый, горячечный поток постепенно смывал последние рубежи обороны Трандуила. Король расслабился и, всхлипнув, сам обхватил лицо сына ладонями, завлекая в поцелуй. Они лихорадочно обнимали друг друга, сжимая так, что захватывало дыхание, оставляли на лицах и шеях друг друга смазанные метки любви, наконец нашедшей выход. Леголас потянул ленту и со вздохом зарылся в густые мягкие волосы.
— Meleth nin.
Мягким бархатом на пол соскользнула королевская мантия, а за ней последовала и потрепанная нетерпеливыми руками рубаха. Леголас расстегнул брошь и распахнул камзол Трандуила. А потом король подхватил его под бёдра и опустил на ложе, накрыв тяжестью своего тела.
Это было сродни откровению. Леголас выгнулся, сжимая ногами бёдра Трандуила. О горячее и твердое, даже через несколько слоев ткани, прижатое к его собственному, хотелось тереться до потери сознания. Он призывно застонал, подавшись бёдрами, и сильнее прижал к себе Трандуила. Тот поднял голову, и в один мимолетный миг, когда они уставились друг другу в глаза, Леголасу показалось, что Трандуил сейчас оставит его. Тогда он, наверное, бросится под первый поднятый на него клинок, потому как это будет значить, что отец сделал выбор не в его пользу.
— Смотри на меня! — быстро зашептал он, обхватив лицо Трандуила и покрывая поцелуями его губы и щеки. — Ты ведь любишь меня. Хочешь меня. Если ты сейчас меня оставишь, мне больше незачем будет возвращаться.
От внезапно сжавших его в объятиях рук стало трудно дышать.
— Никогда так больше не говори. — И Леголасу захотелось засмеяться, нет — зарыдать от облегчения. Трандуил снова завладел его губами, и от желания никогда от него не отрываться стало почти больно. Хотелось навсегда застыть в таком состоянии, хотелось вжать его в себя, тереться, раствориться... Леголас сдавил бёдра короля ногами и удивлённо вскрикнул, когда его желание внезапно нашло выход. Трандуил тоже застонал — через несколько толчков — и обессиленно рухнул рядом, положив голову на грудь сыну. А потом, восстановив дыхание, рассмеялся.
— Ты смеешься, — недоверчиво констатировал Леголас. Казалось, он целый век не слышал смеха Трандуила, а такого, как сейчас — необъяснимо лёгкого, высвобождённого — и вовсе никогда.
— Как мальчишки, — продолжал веселиться король, спрятав лицо в ладони. Леголас вплел свои пальцы в его волосы и, обхватив голову, потянул наверх. Трандуил приподнялся на локте и встретился с ним глазами. Затем скользнул взглядом по припухшим покрасневшим губам, по шее и груди. Нахмурился, распознавая самим же им оставленные метки.
— Оставь их мне, — перехватил его руку Леголас, зная, что отец хочет заживить их с помощью магии.
Трандуил снова опустил голову и спрятал лицо где-то под ухом, лаская дыханием и губами чувствительную кожу. Леголас обхватил его плечи, крепче прижимая к себе. Тело медленно остывало, и на смену отступающему жару пришло осознание произошедшего, недоверие и несказанное, абсолютно невыносимое ощущение счастья. Сердце, показалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Он задышал быстро и часто и перевернулся на бок, желая убедиться, что все — правда, и они, переплетясь руками и ногами, недоверчиво уставились друг на друга.
— Принц Леголас, вы здесь? — внезапно раздалось из-за двери. В мгновение ока они оба подскочили на ноги.
— Я занят! Скоро выйду! — резко отозвался Леголас и, дождавшись, когда шаги стихнут, подошёл к двери и нервно опустил засов.
— Очень своевременная предосторожность, — хмыкнул Трандуил, приводя в порядок свою одежду. Леголасу показалось, что король сейчас вновь рассмеется — настолько выражение лица было далеко от обычно строгого. Невыносимо захотелось снова его обнять. Принц приблизился и, легко подтолкнув к стене, сказал:
— Дай, я помогу тебе, мой король, — и принялся застёгивать камзол. Впрочем, старался он недолго — вид длинной шеи просто сводил с ума. Он подался вперед и приник губами к бившейся на шее короля венке. Трандуил сделал судорожный вздох, откидывая назад голову, и прикрыл глаза.
— Мне казалось, тебя ждут. Леголас, — сказал он, но не оттолкнул. Напротив — обнял.
— Я ждал гораздо дольше.
Из дома они вышли вместе. Леголас отправился по делам со ждавшими его эльфами, Трандуил — к себе, как можно быстрее. Казалось, все места, которых касались руки и губы Леголаса, пылали. Хотелось умыться ледяной родниковой водой, чтобы остудить пышущий жар. Это он и сделал, ворвавшись к себе — кажется, даже не заметив зовущего его Элронда. Взглянул на себя в зеркало, в свои внезапно яркие и блестящие глаза, и в очередной раз рассмеялся. Безумие! Он счастлив до безумия!
Леголас, конечно же, пришел вечером и, где-то оставив всю свою прежнюю робость, повелел страже больше их не беспокоить.
— Ты не слишком многое на себя берешь? — хмыкнул Трандуил.
— Считаешь? — Принц вплотную подошёл к его креслу и с обескураживающей уверенностью обхватил его голову, прижав к своей груди. Растерявшись в первый момент, Трандуил не сразу ответил, а потом обнял, почти сжал в руках, желая слиться в единое целое. Что начато, то начато, и он, пожалуй, больше не хотел от всего этого отказываться. Впервые в жизни Трандуил осознал, как хочется жить настоящим и быть счастливым и, в конце концов понял, что единственное одобрение, которое ему было необходимо, он давным-давно получил.
Почувствовав ответ Трандуила, Леголас облегченно вздохнул и прижался губами к его виску.
— Я люблю тебя, — сказал он. — И я хотел просить прощения за то, то произошло на совете. Ты и раньше посылал меня на сложные задания. Я не мог подумать, что в этот раз ты хотел, чтобы я остался.
Трандуил обнял его крепче, вспомнив, что сказал король гномов, часом ранее заходивший в шатер:
— Неловко получилось с твоим мальчишкой. Они иногда слишком безрассудны.
— Этот мальчишка, — хмыкнул Элронд, пребывавший в этом же шатре, — победил в битве за этот город, насколько мне известно.
— Неужели? — опешил Дрегонор. — В таком случае, он достаточно взрослый, чтобы самому принимать решения.
Достаточно взрослый, да. Чтобы принимать решения. Чтобы выбирать, кого любить. Трандуил вздохнул, обнимая сына.
— И ты прости меня. Мое поведение было недостойным.
Леголас опустился на колени, теперь уже сам прижимаясь головой к его груди.
— Я обещаю, что вернусь, meleth nin. — Трандуил рассеянно погладил его по волосам. “Вернись, пожалуйста, листик”. Леголас отстранился, взглянув снизу вверх и попросил: — Поцелуй меня.
***
Воспоминания о ночи, которую он провел с Трандуилом, несколько ослабили вяжущую горечь от очередного расставания. Тогда он поднял короля с кресла, потянул его к ложу. Они медленно освободили друг друга от верхней одежды, без слов оставив небольшую преграду в виде тонкой ткани длинных сорочек. Не было болезненного стеснения. Не было стыда. Не было жара, бросившего их друг к другу несколькими часами ранее. Нет — были спокойны и душа и тело, и это состояние отчего-то казалось более гармоничным и созвучным со всем его естеством. Зато был трепет, было непреодолимое желание обнимать. Целовать. Изучать — самыми кончиками пальцев, глазами, губами. Попробовать на вкус все это невозможное великолепие. Слушать, как “звучит” в объятиях Его тело. Леголас тяжело и часто задышал от этой мысли и отстранился от Трандуила, нависнув сверху.
— Что ты чувствуешь? — тихо спросил Трандуил, поймав и слегка сжав его пальцы.
— Когда касаюсь тебя? — отозвался Леголас. — Это необъяснимо. Прекрасно. Будто каждая, самая крошечная частица моего тела резонирует, поет, сплетаясь в мелодию, а она смешивается с другой — с твоей. Они будто звучат в унисон. Ты чувствуешь?
Трандуил удивленно молчал, а потом тихо и недоверчиво рассмеялся.
— Чувствую, мой прекрасный, я чувствую то же самое.
Сейчас Трандуил “звучал” иначе — тревогой, предупреждением, почти приказом. “Вернись”, — будто кричал он, хоть по его застывшей безэмоциональной фигуре, стоявшей на причале, нельзя было сказать, что им владели хоть какие-либо чувства. Это было удивительно, Леголас никогда не ощущал раньше подобной связи. Элронд, стоявший рядом с Трандуилом, внешне казался куда более взволнованным. А вот владычица Галадриэль так и не объявилась.
— “Я — последняя из Нолдор внуков Финве”, — передразнил Элрохир, отталкиваясь от поручня. — Бабуля даже не вышла, чтобы проводить нас в путь. Что ни говори, сейчас она наводит на меня ужас.
— Прекрати, брат, — строго одернул его Элладан.
— Что прекратить? Вчера в её шатре дышать было нечем, а она сидит в своих шкурах, как глыба льда. Раньше мне казалось, что холоднее короля Трандуила никого не сыскать. Теперь я, пожалуй, назвал бы его горой Ородруин рядом с ней, да простит меня наш друг Леголас.
— Замолчи. Если бы не король Трандуил, ты бы все глаза выплакал в детстве.
— Неправда это.
— Правда. Свалился с черешни — поднял такой рев, что никто не мог тебя успокоить, а отец с матушкой где-то отсутствовали. Зато стоило оказаться на руках у короля Трандуила, сразу же замолчал.
— Это я, видимо, от холода, — обескураженно отшутился Элрохир. — Да откуда ты всё это помнишь?! Наверняка ведь придумал.
— Я старше, вот и помню.
— Что? На сколько? На две минуты?
Леголас едва не прыснул со смеху: наблюдать за пререканиями близнецов было тем еще развлечением. Старший всего на несколько минут Элладан был не в пример серьезнее брата, и даже если бы Элрохир не носил серьгу в ухе и массивные браслеты на обоих запястьях (на пример всех нолдор, как понял Леголас), он без труда отличил бы их по поведению.
— Вообще, должен сказать тебе прямо, брат, — заявил Элрохир, ткнув в него пальцем. — Ты стал скучным после того, как влюбился! — Леголас заметил, как вздрогнул старший, и для него самого раскиданные как попало фрагменты вдруг сложились в простую мозаику.
Вчера, когда они готовились к отплытию, на корабль явилась Лис.
— Что это? — спросил Леголас, когда девушка с облегченным "Фух!" сбросила с плеча внушительного размера мешок.
— Вещи, которые я беру с собой.
— Ты не плывешь.
— Да что с тобой не так? — вспылила она. — Ты мне должен: я выполнила твою просьбу. Благодарность мне твоя не нужна, но и не надо меня останавливать!
— Лиссандра?
Тогда Леголас не придал этому особого значения, лишь вздохнул с облегчением, когда девушка, казалось, разом сдулась, стоило ей услышать голос Элладана. Теперь же всё стало вполне ясно, как и то, почему неусидчивая эллет забрала свою сумку и больше на корабле не показывалась.
— Не суй нос не в своё дело, — сказал брату Элладан. Леголас подумал, что и ему, пожалуй, не стоит, отвернулся и ещё раз взглянул в сторону берега. Но Залив Лун уже исчез за огибающими его скалами.
До Кардолана было около шести дней пути. Уже через сутки после отплытия из Серых гаваней Леголасу пришлось вспомнить, что мир не везде был таким, как на западном побережье.
— Солнца нет уже на протяжении нескольких суток, — мрачно заметил Элладан спустя несколько дней.
— И больше не будет, — откликнулся Леголас. — Единственное место, где оно ещё есть — Митлонд. — Они теперь мало разговаривали, даже Элрохир перестал шутить, хоть с братом они и продолжали периодически цеплять друг друга. Но всю прежнюю беспечность словно ветром сдуло. — Вы хотели вернуться?
— Я — да, — ответил Элладан. — Не раз и не два я сожалел о том, что покинул Средиземье.
Все погрузились в свои мысли, и почти до самого прибытия лишь редкая перекличка матросов разбавляла воцарившуюся на палубе тишину. Опасаясь, что их могут заметить, эльфы не стали оплывать залив и оставили корабль в устье реки Брандуин, намереваясь добраться до места назначения пешком — благо, путь лежал через лес. Эрин Ворн они пересекли быстро, не осматриваясь и не останавливаясь. Лес был тих и уныл, птицы, ожидаемо, давно покинули это место. Из животных лишь тощий серый заяц выскочил им навстречу и тут же пугливо скрылся в корявой кустарниковой поросли. Выйдя из леса, эльфы затаились у берега.
— Валар помоги нам, — прошептал кто-то. Сказать, что кораблей было много, значило не сказать ничего. Стоящие плотными шеренгами у причала, по мере отдаления от берега они всё больше рассеивались и словно листья по осени усыпали собой весь залив. На причале царила ужасная суета: люди вперемешку с орками — одни сгружали с тележек, другие затаскивали на корабли ящики и бочки. Их — эльфов — было всего около пятидесяти против целой армии.
— Нужно разведать обстановку.
Стоило разведчикам скрыться, как Леголас на своей шкуре в очередной раз ощутил, насколько тяжело и давяще ожидание. Проще быть в гуще событий, участвовать в схватках, чем сидеть и ждать, и каждую минуту думать о том, что отправленные тобой на задание эльфы могут не вернуться. Терпение принцу всегда давалось тяжело, и он с трудом мог представить, каким образом сейчас держался отец. Когда в вечерних сумерках вернулся первый, а затем и остальные эльфы, он вздохнул с таким облегчением, будто несколько часов ему был перекрыт доступ к воздуху.
— Есть плохая новость и хорошая. Плохая: завтра-послезавтра корабли снимаются с якорей, оттого и царит суматоха. Хорошая: в бочках действительно порох, и сегодня у людей намечается попойка, поэтому охрана кораблей будет снижена.
— Значит, времени на обдумывание плана у нас нет.
— Нет. Будем действовать по обстоятельствам.
Они разделились. Леголас проверил крепления колчана и зашел в воду. Холодная, почти ледяная — пришлось сжать зубы, чтобы пережить первые несколько мгновений. Впрочем, голова была настолько занята тем, что предстоит сделать, что о воде он вскоре забыл, плывя быстро, но не шумно. Хоть сумерки и скрадывали видимость, звуки по воде расходились быстро. Добравшись до нужного корабля, принц подплыл к рулевому крылу и, цепляясь за обшивку, ловко забрался наверх. Осторожно выглянул поверх бортика и никого не увидел на корме. Подтянувшись на руках, Леголас спрыгнул на дощатый пол и присел, услышав голос.
— Эй, это ты, Увар?
Леголас вздрогнул — голос раздался со стоящего по соседству корабля. Он прижался к бортику, готовясь вскинуться и выпустить стрелу, когда снизу, с палубы, раздался гнусавый ответ:
— Чегооо?
— Ничего! Пьете, твари. На ногах уже не держитесь. А-ну, подойди сюда!
— Отстань!
Леголас осторожно привстал и уже натянул тетиву, взяв цель, когда чья-то быстрая рука перерезала пирату горло и без единого лишнего звука опустила тело. Элладан укоризненно покачал головой и указал на палубу, жестами давая понять, что там трое. Леголас благодарно кивнул и, закинув лук за спину, извлёк кинжалы.
На палубе, действительно, были трое — валялись, то и дело опрокидывая в себя кружки какого-то пойла и обмениваясь между собой едва проговариваемыми фразами. Впрочем, они явно друг друга понимали. Бросив взгляд на соседние корабли, Леголас легко перескочил ограждение и приземлился прямо между пиратами, сразу же пригвоздив двоих к полу. Третий даже понять не успел, что происходит, когда оказался с перерезанным горлом. Походя отерев о его куртку кровь, Леголас принюхался к разносящемуся от пролитой жидкости запаху: огненная вода. Он огляделся, быстро наткнувшись на искомое, опрокинул стоящую бочку и сбил ногой верхний обруч. Хлынувшая на палубу волна обдала его таким сбивающим с ног запахом, что он машинально поморщился. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что на соседних палубах никого не видно, Леголас прошел к грузовому люку и откинул крышку. Вот и порох. Жидкость потекла и полилась вниз на бочки.
"Первый готов", — мелькнула мрачная мысль. Леголас пробежал к носу и по бушприту осторожно перебрался на следующую шебеку. Тут и там он угадывал силуэты эльфов, осторожно обезвреживающих пьянствующих стражей. Пока всё шло по плану.
Начал подниматься ветер — дул, казалось, со всех сторон сразу, покачивая корабли и разнося над водой одуряющий запах жарящейся на берегу плоти. Зачистив условленное число кораблей, Леголас поднял фонарь и несколько раз осторожно им качнул, подавая знак. Последовавшие ответные сигналы дали понять, что время настало. Он глубоко вздохнул, досчитал до десяти и, метнув фонарь на дощатый пол, бросился бежать. Пропитанные спиртом доски сразу же занялись синим пламенем. Оно распространялось по палубе с такой скоростью, что Леголас едва перепрыгнул на следующий корабль, когда за спиной с жутким грохотом взметнулся огонь, сопровождаемый треском разрываемой обшивки и мощной волной жара. Леголас ударился о бортик, но взвивающиеся и разносимые ветром огненные всполохи быстро его отрезвили. Вскочив на ноги, он краем сознания отметил, что взрывы уже гремели по всему заливу.
— Леголас, на помощь!
— Элладан? — Принц прыгнул и зацепился за бортик соседнего корабля. Взобравшись на палубу, он бросился к старшему сыну Элронда, вызволяя его из-под бочек и иного хлама, которые, видимо, раскидало предыдущим взрывом.
— Кажется, я сломал руку.
Они едва успели добраться до бортика, когда пламя перекинулось на их судно. Оттолкнувшись, они бросились в воду, постаравшись как можно быстрее убраться от пылающей махины. Сверху сыпался огненный дождь: фрагменты парусов, досок, совсем рядом прорезала воду упавшая мачта. Леголас помогал Элладану плыть, то и дело с ужасом озираясь на бушующее со всех сторон пламя.
— Принц Леголас, Элладан, сюда!
Леголас с облегчением выдохнул, увидев приближающуюся к ним лодку.
— Угнали у пиратов?
— Позаимствовали, — рассмеялся эльф, выуживая их из воды. — Вильварин расстарался, — и тут же сник. — Он погиб, мой принц. Кто-то из пиратов заметил его, когда он подавал сигнал. Пронзил стрелой. Я пытался его вытащить, но... — Леголас сжал ладонью его плечо.
— Ещё кто-то?
— Мы не нашли Альмарэ и Раумо. Надеюсь, они выберутся из этого ада.
Они окинули взглядом пылающие корабли. Картина, в первые мгновения вызывавшая что-то сродни восторгу — задуманное свершилось, теперь внушала сердитую, озлобленную грусть — масштаб трагедии этой непрекращающейся многие десятилетия борьбы все больше увеличивался и конца и края ему не было видно. Никто в Средиземье не любил умбарцев: их страсть к вероломству и бесплатной легкой наживе не могла не вызывать отвращение, но их корабли обладали собственной хищной красотой и грацией, были легки и маневренны. Даже эльфы-кораблестроители отдавали умбарцам должное, и корабли было откровенно жаль. Но, не в силах что-либо изменить, Леголас резко отвернул от этой картины лицо и мрачно распорядился:
— Плывем к кораблю. Остальных будем ждать там, нельзя, чтобы нас здесь видели.
По дороге выудили из воды и Элрохира. Ловко взобравшись на борт, он торжественно провозгласил:
— Половина кораблей уже пошли на дно, другие горят, третьи снесло на соседние, причинив такой ущерб, что вряд ли в ближайшее время умбарцы смогут их отремонтировать. Друзья, я должен сказать: мы просто молодцы! — Он перевел торжествующий взгляд на Элладана, и вся бравада разом сошла с его лица: — Брат! С тобой всё хорошо?
— Терпимо, Эл.
Утром на корабль вернулось ещё несколько эльфов, рассказавших о происходящем в заливе. Нетронутых кораблей почти не осталось: умбарская армия лишилась главного своего оружия. Главари казнили выживших стражников. На берегу царила настоящая паника.
— Ты только не умирай, Эд, — однажды со вселенской скорбью в голосе сказал Элрохир, приблизившись к Элладану, который, помимо перелома руки, получил несколько ожогов и старался реже вставать.
— Издеваешься?
— Иначе мне придется жениться на твоей мышке и сделать её самой счастливой женщиной на свете! — Элладан пихнул брата локтем, тот залился смехом.
Леголас усмехнулся, порадовавшись возвращению беспечности Элрохира и мягкой незримой близости, что связывала двух братьев. И тогда принцу, пожалуй, впервые в жизни пришла в голову мысль, что где-то в параллельной реальности у него, наверное, тоже мог быть брат. Или сестра — какой бы она была? Высокой и статной, как Трандуил, с прямыми платиновыми волосами и холодными глазами, красивее самой Галадриэль? Или, наоборот, маленькой, изящной, с белыми волнистыми волосами и фиалковыми глазами? И со нравом, подобным нраву Лис. Точно — он и так уже почти ощущал себя старшим братом.
В Митлонд они вернулись спустя почти две недели после своего выхода. Город был залит тёплым, опускающимся за горизонт солнцем. Здесь было почти трудно поверить, что всего в десятке верст восточнее никто не видел света солнца уже многие десятилетия. Леголас перепрыгнул через поручень и, в один миг преодолев расстояние, отделявшее его от шагнувшего навстречу Трандуила, опустился перед ним на колено. Прижался губами к ладони и почувствовал, как дрожали в его руке тёплые пальцы.
— С возвращением. “Любовь моя”, — последнее король добавил в осанве.
