Отвернувшись от неба

Июнь, 2011 год. Я оделся и вышел на улицу. Оранжевое марево жаркого дня сменялось закатными полосами заходящего солнца, льющимися между зданий. Я не любил заставлять Микеле ждать. Наверное, можно было бы и рассказать ему о своих чувствах, я же видел, как он смотрит на меня, но все же... Мне осталось всего ничего. Кто знает, как это может повлиять на жизнь Микеле? Я должен направить его в нужное русло, а не сбивать с него. Я лучше помолчу, тем более что быть рядом мне совсем немного, а снова умирать совсем не страшно, ведь я уже знаю, что там, после смерти, все будет хорошо. Не страшно. Вскоре рядом затормозила знакомая машина. Я распахнул дверь автомобиля и сел на переднее сидение. - Привет, Микеле, - улыбнулся я. Он сверкнул улыбкой в ответ: - Салют! Маэва ждет нас там, сегодня мы отжигаем! - он сделал пару танцевальных движений руками и выехал из моего переулка. - Как дела? - Ничего, живем помаленьку, вроде не так давно виделись? - Мало ли что успеет произойти, - сказал Микеле. Я посмотрел на его лицо - уверенный взгляд, на губах легкая улыбка. Как он мне нравится таким... А впрочем, любым. - Ничего особенного. - Моцарту скоро конец, - заметил он, - чем хочешь заняться? - А то ты не знаешь? Все стандартно, запишу песни, альбом, клипы, сольное творчество, может, найду себе девушку наконец, - ненавижу ему врать. - А ты? - У меня тоже программа особенной оригинальностью не отличается, - грустно усмехнулся он, - ты-то еще многое можешь успеть, а мне вот пора о детях задуматься... Я знал, почему он это говорит. Ему было, конечно же, больно слышать о моих планах на семью, потому я и сказал эти слова. А я сожалел о том, что оставляю здесь этого человека, который стал бесконечно дорог. Сожалел, что не смог оставить после себя потомка, и даже за оставшийся месяц не смогу. То, что от меня осталось, является человеком только внешне, о моей ангельской сути, которая оказалась всего лишь гремящей пустой банкой, лишь выгравированные символические крылья и отсутствие первичных половых признаков. Хреновый из меня ангел. Беспомощный, бесполезный, ненужный. Полная пригоршня сожалений. Микеле припарковал машину, и мы вышли. - Сегодня мы зажигаем здесь! - он указал на небольшой ресторанчик, - Флоран, сегодня будет классный вечер. Готовься! Июль, 2008 год. По выдуманной версии, я был единственым выжившим в том роковом рейсе. Разгерметизация, меня вышвырнуло за борт на низкой высоте, и я смог выжить, чудом зацепившись за какой-то обломок в Атлантическом океане, после чего меня вынесло на побережье Канады. Больше никто не выжил. И не было этих чудовищных нескольких минут паники, отчаяния, короткого рассказа захлебнувшейся Элоизы и боли в груди от горькой воды. Едва поняв, что я жив, я отказался от врачебного обследования, потому что обнаружил недостачу некоторых органов, отчего впал в депрессию, но как только восстановил документы и получил помощь от своих родителей, поехал обратно, в Париж. Даже если я бы задумал забыть свою миссию, и вместо поисков заняться прожиганием последних лет своей жизни, мне не удалось бы изгнать это лицо из памяти. Это ощущение, оно поднимало меня каждое утро и заставляло идти на поиски, как будто это было нечто потустороннее, живущее внутри меня. Я знал только его имя и лицо. Я слонялся по барам и кафе, думая, что рано или поздно встречу его, он ведь в Париже, а люди, у которых нелегкие времена, иногда любят выпить... Если же он сидит дома, тогда я просто не имел бы возможности его встретить, но как бы то ни было, я продолжал поиски. И однажды зашел в какое-то кафе, на музыку. Мне просто повезло. Я увидел его и застыл, таращась на лицо, знакомое до боли, выжженное на внутренней стороне век. Меня посетило восхитительное чувство облегчения. Я нашел тебя, Микеле! Я пялился на фигуру человека, заломившего руки в порыве вдохновения. Он пел. Он создан для сцены. Великолепен. И не опускает рук. Я увидел, что его дела действительно ужасны. Синяки под глазами едва замазаны гримом, лицо осунулось, волосы взлохмачены и неаккуратно подрезаны, одежда изношена. Но как он пел... Его голос был прекрасен. Когда Ангел говорило о "творческом", как и у меня, я не знал, что он имеет в виду, но теперь понял. Он создан, чтобы петь на сцене, и не только потому, что хорошо поет. Я чувствовал эту харизму, которой веяло от его фигуры. Он нужен другим людям. Микеле важен, он человек мирового масштаба, только он не знает об этом, но я - я знал! И я должен был ему помочь. Не отрывая от Микеле своего взгляда, я прошел к одному из свободных столиков и что-то заказал - даже не вспомнил, что. Микеле пел еще где-то минут сорок, пел почти без перерыва, самозабвенно. Пел известные песни, и что-то из своего сочинения. Итальянец. Что он делает в Париже... Когда он закончил, он исчез со сцены, и я тут же подскочил, следуя за ним. Я нашел его быстро - он стоял в коридоре, препираясь с кем-то. - Пацан, я ничем не могу тебе помочь, - раздался чужой, незнакомый голос, - кухня закрыта, повара обоих цехов ушли. Пацан? На вид ему не меньше двадцати пяти, я бы дал и двадцать семь, может, мой ровесник, или чуть младше, но чтобы называть его пацаном, нужно иметь хорошее воображение. - Вы обещали накормить меня после концерта. И вот, он закончен, и я желаю получить свою плату, черт возьми, - раздался голос Микеле, с сильным акцентом. - Неужели ваши слова яйца выеденного не стоят? Боже. Он поет за еду. Это ужасно, парня нужно спасать. - Приходи завтра, споешь - накормлю, - равнодушно ответил мужчина. Микеле цветисто выругался на французском. - Псст! - я выглянул из-за угла и поманил его. Микеле вздрогнул, и я в первый раз встретился с ним взглядом. Карие глаза, как тогда, у Ангела, только еще с какой-то особенной хитрой смешинкой... Веки, сильно подведенные черной краской, какие-то завитушки или розочки, выведенные чем-то на щеке возле глаза... В нем был особый шарм. - Добрый вечер, - сказал я, - меня зовут Флоран, просто Флоран. Не сочтите за дерзость, я случайно подслушал ваш разговор, хотел всего лишь познакомиться с вами. - Привет, - Микеле расплылся в улыбке, протягивая мне руку, которую я немедленно стиснул в рукопожатии, - я Микеле Локонте, можно просто по имени. А в чем дело? - Хотел познакомиться, поговорить, - сказал я, - могу я угостить вас бокалом пива? - Боюсь, несмотря на мой вызывающий вид, я не тот, за кого вы меня приняли, - осторожно произнес он, пристально глядя мне в глаза и несколько напрягаясь. - Господи, вы неправильно меня поняли. Как музыкант с музыкантом. Признание ваших заслуг. Просто позвольте вас угостить. Я видел, как Микеле колебался, закусив губу. С одной стороны, он просек мою мысль - я хотел просто накормить его, и видимо, есть ему очень хотелось, но гордость не позволяла дать положительный ответ. - Знаете, я сейчас не в том положении, чтобы отказываться, - ответил он, наконец, снова сверкнув улыбкой, - так что вы мой ангел-спаситель сегодня. - Ничего страшного. Я пришел на музыку, но чтобы меня отсюда не выгнали, мне пришлось что-то заказать, но на самом деле я совершенно не голоден, - заметил я и не солгал - голода я не испытывал с тех самых пор, как вернулся обратно. Конечно, я мог и пить и есть, но почувствовать себя сытым или пьяным - никогда. Я не знал, как устроен мой организм теперь, и знать не хотел. Мы уселись за стол. - Сколько вы музыкой занимаетесь? - спросил я, с интересом погладывая на Микеле. - Не знаю! Сколько себя помню, - рассмеялся он. - А где получали музыкальное образование? - Нигде, - и он снова заразительно рассмеялся. Я не верил своим глазам - такое ощущение, что это не у него тут проблема выживания. - Восхитительно, - проговорил я, - я уже давно играю и на гитаре, и на фортепиано. Довольно неизвестный артист. - У меня еще ударные. Я ударник, - улыбнулся он. - Давайте на "ты", раз уж мы на дружеской волне. - Одобряю, - обрадовался я, - а сколько тебе лет? - Тридцать пять, - бодро отрапортовал он и пододвинул к себе пиво. Я поперхнулся. Вот те на! Он на семь лет меня старше! Ох... - Я думал, ты младше... - Не знаю, отчего так происходит. - Ты... - я сглотнул, - ты завтра здесь будешь? - Скорее всего, нет. Много тут не наловишь, но если не найду ничего, придется вернуться сюда. - Может, дашь мне адрес своей почты? - У меня нет почты. Но могу дать телефон. - Давай. Он продиктовал мне свой номер телефона, я записал его и спрятал в карман. Я знаю, что я могу для него сделать. Я точно знаю. Я подыщу для него работу, и тогда тотчас же позвоню. Я уверен, он создан для большой сцены. Микеле - человек искусства.