***
Наказаний Тсуна не боялась. Савада Нана никогда не наказывала ее физически. Ее мать вообще была слишком утончённой натурой, чтобы за проступки поднимать руку или хлестать ремнём. Но она умела давить морально так, что Тсуну от слова «наказание» тошнило не меньше, чем после кошмаров. Но больше всего Тсунаеши ненавидела не наказания, а попытки матери ее исправить. Нана без устали старалась вылепить из дочери что-то на подобие её самой, только в более превосходящем варианте. Именно это и исключало любое физическое воздействие. Именно это заставляло ее из раза в раз ломать любое сопротивление дочери. Женщина в понимании Наны вообще должна походить на редкое произведение искусства, на котором любое внешнее повреждение мгновенно понижает цену. Поэтому никаких шрамов повреждений и изъянов. Тоже самое относилось к поведению, к речи и любому неправильному телодвижению. Крики в их доме были запрещены, даже если этот крик вырванный очередным кошмаром. Но Тсунаеши из раза в раз нарушала это правило. Сама женщина предпочитала шипеть на грани слышимости. Но удостаивалась такого отношения только Тсунаеши, но никогда её брат. Тот мог творить любую дичь, но от матери получал лишь лёгкую угрозу пальчиком и снисходительную улыбку. Завидовала ли девочка этому? Сначала да. До слез, истерик и вечного чувства несправедливости. А потом у неё появилась её сила. Сила видеть будущее, которая никогда не ошибалась. Сила, оставляющая до безумия мало вариантов исправления ситуации. По крайне мере, все нелепые попытки маленькой девочки помочь хоть кому-нибудь, все попытки изменить необратимую судьбу были обречены на провал. В отличие от случайных людей, в чьи судьбы Тсунаеши заглядывала сначала из любопытства, потом от скуки, а затем просто потому что это ей уже было этого не избежать, вероятности жизни брата пестрели разнообразием вариантов. Разнообразием кровавых концовок. Будущее Савады Тоширо в бесконечных вариациях пугало её не меньше собственных ночных кошмаров, в которых её из раза в раз убивали из одного и того же пистолета. Будучи ещё совсем маленькой Тсуна испуганно думала, что каждый вариант ужасного конца её нелюбимого, но всё-же брата, это попытка её подсознания отомстить тому за то, что он отнимает всю любовь их матери. Но с возрастом поняла, что это всё правда, что неважно кого больше любят, кого меньше наказывают — конец у них одинаковый. И это стало слишком болезненным откровение для её неокрепшей детской психики. Она смотрела на маленького мальчика, который тянулся к ней с объятьями, и видела, то мальчика чуть старше их соседа, учащегося в средней школе, то парня, который по возрасту подходил на студента университета, то мужчину немногим старше их же родителей. Но эти люди разных возрастов с лицом её брата всегда были мертвы. И видя это с постоянной регулярностью, Тсунаеши могла думать только о том, чтобы защитить единственного человека, который пытался любить её без всяких «но и если». Любой ценой. И эта решимость росла с каждой новой вариацией ее будущего и будущего ее брата.***
В отличии от её видений, наказания матери никогда не были разнообразными. В зависимости от проступков Тсуну всегда ждала либо голодовка, либо долгое сидение на коленях перед алтарём предков, либо запрет на выходы из дома. Иногда это было всё вместе. Примерно как сейчас, только вместо алтаря Тсунаеши сегодня стояла перед огромным, до пола, окном в гостиной и смотрела на улицу. Желудок противно урчал постоянно напоминая о том, что его лишили завтрака, а ноги одеревенели от неудобной позы сэйдза. Тсуна могла так просидеть ещё очень долго, поэтому нужно было просто отвлечься хотя бы на то, что происходило на улице. Пустой взгляд, лишенный любых эмоций, блуждал по серому пейзажу улицы. Вдоль стального забора, по мертвым, без листвы деревьям, по клочкам земли, вперемешку с травой превращенных в грязевые болота, благодаря непрекращающемуся вторую неделю дождю. По этим грязным лужам сейчас и бегал Тоширо, весело подпрыгивая и запуская ввысь грязевые брызги. Изредка он поворачивал довольное лицо к окну и махал своей сестре, грязной ладошкой, иногда вздыхая от разочарования: мама Тсуну во двор не пускала, а мальчик как раз был в том возрасте, в котором требовались партнёры по играм. В таком деле сошла бы и вечно молчащая сестра. Тоши, чем старше становился, тем подозрительней относился к Тсуне, его пугал ее тяжелый взгляд, вечная холодность и отсутствие любого намека на улыбку. Тсунаеши никогда ничему даже не пыталась порадоваться, не смеялась на его проказы и тяжело переносила объятия. Тоширо не был уж совсем глуп и знал, что мама не любит его сестру так как любит его и наивно верил, что Тсуна сама в этом виновата. Ведь нужно просто улыбнуться, порадовать маму и тогда ее тоже отпустят гулять, мерить лужи ногами и даже не отругают за грязную курточку. Глупая у него сестра. Тсуна знает, что Тоширо свято верит, что улыбкой и смехом можно решить все. Вот только ей запрещено смеяться и радоваться ей тоже запрещено. Глупый у нее брат. Тяжело вздохнув, девочка осторожно, не привлекая внимания, машет в ответ — с брата станется обидеться и пожаловаться матери, тогда ей точно не избежать очередной лекции о том какая она неправильная и неблагодарная. И в общем-то без разницы, что в это время Тсуна отбывала наказание. Как сказал однажды отец, а она запомнила: «Двойные стандарты в этом доме популярны». Слушать мать, слушать брата, молчать, но при этом отвечать, если Тоши спросит. Не нарушать правил и не дай, Ками-сама, расстроить хоть как-то Тоширо. Даже если последнее подразумевает нарушение первого. Вот только у Наны было бесконечно много правил, которые изо дня в день вдалбливались в голову Тсуны чуть ли не до потери связи с реальностью. «Я такая не была! — на грани слышимости рычала Нана, — Я слушала свою мать и делала все, чтобы стать тем, кем я стала». Кем та стала, Тсуна понять не могла. И дело даже не в ее возрасте. Ее сила давала ей много информации о людях, об их жизнях, способностях, стремлениях и даже о том, чего девочке ее возраста знать бы и не стоило. Нана Савада же была обычной, таких в Намимори было много. Домохозяйка, мать и жена вечно ждущая мужа с работы. Такой была соседка чуть ниже по улице, и соседка через пару домов — поправки были только в возрастах женщин и возрасте их детей: от пускающего пузыри младенца, до шумного парня, заканчивающего школу. И даже об этих ребятах Тсуна знала все, ну как минимум, что с ними будет. Приученная с самого детства благодаря своей силе анализировать каждое слово и каждое действие, девочка слушала, запоминала и снова слушала, переваривая бесконечные потоки нужной и ненужной информации. Собирать информацию о матери стало для неё жизненной необходимостью, чтобы понять, что нужно в себе исправить, чтобы получить хотя бы крупицы поощрения и признания. Вот только всё было не так просто. Несмотря на утончённость, красивый вид и правильное поведение, её мать, кажется, никто не любил, скорее даже ненавидели, судача за её спиной, пока та не слышит. Соседки и якобы подруги по клубу домохозяек называли её брошенной женщиной, произнося это словно постыдный секрет и подхихикивая злорадно. Иногда звучало «мать одиночка» и самое обидное явно было «ненормальная, поэтому и муж бросил». Были ещё и непонятные Тсунаеши слова, которые, только через время она узнает, что в приличном обществе и вовсе недопустимо говорить. Но это будет потом, уже когда отношения с матерью, станут для девочки лишь очередным болезненным воспоминанием. Сейчас же Тсуна могла бы сказать, что папа их не бросал, что тот любит семью, но с очередным наказанием всё слова пропадали, оставляя лишь горький осадок из несправедливости и обиды. Отца нет, поэтому она стоит на коленях, мечтая только распрямить ноги. Отец не звонит, поэтому она снова слушает нотации. Отец не приедет на день рождение Тоши, поэтому Тсуна в очередной раз заперта дома без возможности выйти, пока мать с братом гуляют. Отец… отец… отец… Иногда девочке казалось, что только из-за мужчины и его постоянного отсутствия, её жизнь похожа на череду сплошного кошмара. И вдруг луч света в виде его приезда: папа практически никогда не пропускает её день рождения. Мимолетная радость: всего пара дней. Красивое, но раздражающее платье из сплошных рюш, очередная фарфоровая кукла в подарок и череда ненависти после отъезда мужчины от матери. Тсуне шесть лет и она начинает ненавидеть день, в который она родилась. Обвинения в том, что Савада Емитсу любит дочь больше, чем сына, тонут во всех остальных претензиях. Да и какая разница, если мать способна всё это говорить только ей, а не отцу? Да и нет разницы любит ли её папа или нет, если он уехал, а она осталась. Осталась и теперь снова проваливается в чужую ненависть к самому факту своего существования. Хорошо, что Тоширо пока видимо не понимает смысла слов матери и только в силу своего пока скудного ума, лишь веселился, что не ему опять досталось. Тсуне в такие моменты хотелось заверещать, и что-нибудь разорвать, закричать, доказывая, что папа любит своих детей одинаково. Отдать всё, что у неё есть, лишь бы отец не уезжал и всегда был с ними. Но слова бессмысленны, ведь только Тсуна лет с четырёх, приблизительно, но знает кто их отец. Правая рука босса огромной мафиозной семьи. Внешний советник. Второй человек во всем преступном мире, которого уважают и боятся не меньше его босса. Знает Тсуна и кем не долго, если не изменится судьба, будет Тоширо. Знает она, и что будет с ней. Нана Савада может сколько угодно любить сына и не любить дочь, но от этого ничего не изменится, ведь они все, рано или поздно, умрут, а она останется в этом доме совсем одна. Ведь только жизнь Наны Савады неизменна, как каменный монолит, чтобы та ни делала.***
Тсуна вздыхает и осторожно прогибается в спине, пытаясь хоть немного уменьшить нагрузку на ноги, рюши на платье больно впиваются в колени. Это платье теперь её постоянный атрибут. Нана нашла очередную пытку для дочери сразу после отъезда отца. Теперь она носит их практически не снимая и ей всё чаще хочется раскромсать это платье ножницами вместе с теми идеальными фарфоровыми куклами, которые Тсуна одновременно и берегла и ненавидела. А лучше выдрать себе волосы, почти достигших ямки под коленями, делавшие голову нереально тяжелой. Но они же так радовали отца. Тсуна одновременно любила и ненавидела свой облик. Отцу нравилось её наряжать, называть принцессой, он всегда смотрел на неё как на редкое сокровище, тратил любые деньги, чтобы у Тсунаеши всё было. И в противовес этому, мать терпеть не могла в ней все это, но повинуясь приказу мужа поддерживала облик принцессы из сказок. Платья бедой не были, с ними можно было смириться, проблемой были волосы, которые женщина каждый день заплетала так, что хотелось выть и рыдать. У ее матери болит голова? Нет… голова болит у нее от момента поднятия с кровати, до момента, когда она встречается с подушкой. Тсуна даже пыталась их отрезать, и теперь каждое утро раздражала Нану выбивающимися из прически прядками, которые она успела откромсать аж до ушей. Платье с рюшами бледно-розовой расцветки, белые гольфы, которые нужно носить даже дома, даже летом. Сложная прическа на голове. Куча невидимок, поддерживающих выбивающиеся пряди. Если ее младший брат случайно вцепится ей в волосы и растреплет их, придется потратить не менее получаса на исправление. Что окончательно взбесит мать, ибо время дорого — за эти полчаса Тсуна может успеть потренироваться в каллиграфии, сделать задания по математике и помочь разобрать покупки. Но раз за разом ее брат портит прическу и Тсунаеши начинает все сначала. Когда Тсуна смотрит на себя в зеркало — она видит бледную моль, единственным ярким пятном которой были рыже-каштановые волосы. Кажется, глаза у нее тоже должны быть приблизительно такими, но они словно слились с бесцветным выражением лица. Эти глаза пугали всю округу своей пустотой и без эмоциональностью. Они пугали и саму Тсуну, потому как, видя свой взгляд, она вспоминала, как они стали такими. И каждый раз ей хотелось взвыть от ужаса и бессилия, ведь сила не только даёт, но и забирает. И забирает безвозвратно. В какой-то момент Тсунаеши уже было всё равно. Лишние эмоции — лишний повод обратить на себя внимание. Лишнее внимание это столкновение с другим человеком, а слишком много пересечений с другими людьми, значит загнать себя в ловушку чужих жизней. Тсуна могла бы работать гадалкой и быть весьма успешной. Вот только лучше всего у неё получалось предсказывать только смерть. Она почти не видела счастливых событий, они проходили будто мимо как в перемотке кассеты из видака. Жизнь человека ей виделась как варианты выборов, которые в итоге приводят всё равно приходят к одному концу. Но только от выбора зависело каким этот конец будет: быстрым или человек доживёт до старости. Но страшнее всего когда выборов не остаётся и перед Тсуной предстаёт лишь один вариант развития событий, неизбежный и высеченный на камне. В такие моменты девочка не контролирует себя, перенимая все эмоции и чувства этого момента. Так она видит брата, исключение лишь в том, что его конец динамичен и всегда меняется, а вот решений приведших к тому или иному завершению, в брате Тсуна не видит. Сначала девочка думала, что ей не хватает сил и тренировала на матери, на случайных людях. Но ничего не менялось, кроме понимания, что любая сила не резиновая, она существует за счёт носителя, иногда забирая чуть ли не последнее, а иногда делясь с ней всем спектром эмоций, которые человек испытывает в самом конце своей жизни. А главное, чем глубже Тсуна погружалась в чужие эмоции, тем больше это отражалось на ней и её взгляде. Впрочем, Нану Савада все устраивало, даже несмотря на то, что её знакомые и редкие подруги не раз говорили о безэмоциональности и закрытости её дочери. Девочка в любом случае не должна быть яркой и привлекать внимание к своей красоте, часто произносит ее мать. Яркая одежда и яркая внешность сделает ее шлюхой. Слова «шлюха» Тсуна слышит из уст Наны впервые в пять лет, но после этого оно появляется с завидной периодичностью. Виноват ли снова не приехавший отец или женщину в очередной раз просто на чем-то переклинило, никто не знает. Кто такая «шлюха», Тсуна лишь смутно догадывается, но знает, что, чтобы не стать ей, нужно исполнять все мамины приказы и просьбы. Впрочем Тсуна уже не прочь стать ею… просто чтобы насолить матери. И от этих мыслей хочется истерично захохотать, но тут же в голову набатом бьет очередное правило. Если ты смеешься — тебе не стать изысканной женщиной, — это Тсуна слышит чаще всего. Еще пару месяцев назад она пыталась всегда улыбаться, лишь бы скрыть за улыбкой свой бесконечный ужас, а еще, чтобы не привлекать внимания людей к глазам. Но, кажется, с ее улыбкой и смехом, что-то не то, иначе не понятно, почему ее мама не хочет их ни видеть, ни слышать. Об изысканных женщинах Тсуна знает столько, сколько себя помнит. Это тот идеал, который ее мать выстраивает в ее голове годами и любое отступление заканчивается плохо. Изысканность в голове Тсунаеши имеет определенный перечень пунктов, но в основном все сводится к тому, что такая женщина должна состоять во всех клубах Намимори. И главный среди них клуб чайной церемонии. Туда ее водят два раза в неделю, пока ее брат гостит у своего друга. С возрастом Тсуна понимает, что это лишь очередное времяпрепровождение не бедствующих домохозяек их маленького городка. И так как там самый высокий членский взнос, то это самый малочисленный клуб для женщин. Видимо возможность заплатить и определяет изысканность той или иной женщины. Адово местечко, жуткие женщины и будущее каждой второй, Тсуна знает наизусть. При встрече с этими женщинами Тсуна непроизвольно морщится и ее мать тут же выдает очередное правило. Если твое лицо выражает какие-либо чувства, значит, ты вульгарна. От вульгарных женщин уже мать Тсуны морщит нос и устраивает дочери очередную лекцию. Что удивительно, вульгарной соседке Нана лишь слегка улыбается и даже разговаривает нормально. Недолго правда осталось этой соседке — может эта самая вульгарность и правда плохая вещь. Ведь красная машина, что станет последним пристанищем женщины уже как неделю стоит напротив их дома. Чего бы не случилось, будь машина другого цвета, менее вульгарного. Впрочем не самая плохая смерть. Красная машина, красная кровь уж точно подходят красной помаде и красному платью. Очень яркая жизнь и такая же яркая смерть. Тсуна не прочь стать вульгарной, тогда, возможно, и её жизнь наконец-то станет хоть ненадолго более цветной. Но на ней снова светло-розовое платье, она снова пишет чёрными чернилами на белой бумаге, а на ужин у неё некрасивое с виду но очень питательное овощное рагу и никакого десерта. Нана Савада зачем-то снова села на очередную диету, так как скоро Тсуна пойдёт в школу, а значит отец точно приедет. Он ни за что не пропустит такое важно событие в жизни любимой дочери. Зачем перед этим худеть, девочка к сожалению не понимает, но без жалоб поддерживает мать. Ее мама в этот момент щебечет о женской солидарности и впервые хвалит дочь. Тсуна в ответ молчит и игнорирует брата, который пытается поделиться с ней мясом. Этот наивный парень явно делает только хуже. Лучше умереть с голоду, чем хоть в чём-то обделить брата. Это Тсунаеши выучила уже давно. Тоширо вообще может делать все, что хочет — даже прыгать по лужам и портить новую курточку, пока она должна сидеть в опротивевшей позе сэйдза и думать о том, почему нельзя нарушать своими криками сон своего брата. Девочка должна быть почтительна и послушна и думать только о своей семье. Ничто в поведении не должно опорочить ни отца, ни мать, ни тем более хоть как-то затронуть брата. Если девочка сделала что-то порочащее — она должна подвергнуться наказанию. Мать никогда ее не бьет, но, по мнению Тсуны — пара хлестких ударов было бы лучше, чем проведение вечера за вышивкой и переписыванием строк, а уж тем более лучше затекших ног. Но любое наказание можно стерпеть — это лишь дело привычки.***
Все самообладание Тсуны рушится в тот момент, когда она понимает, что пока она отбывала очередное наказание, брат зашёл в её комнату и потоптался по её внутреннему миру. Обычная тетрадь, где были записаны множества её мыслей, тетрадь, что пестрела неуверенными буквами с самого того момента, как Тсуна начала понимать свою силу и смогла превратить свои мысли и чувства в буквы и слова, распотрошенной лежала среди разбитых осколков фарфоровых кукол. А попытка пожаловаться лишь привела к новому наказанию. От чего было больнее, Тсунаеши понять не могла, да и не хотела уже. Брат впервые отомстил ей за то, что якобы отец любит её больше него. Больно, обидно… а впрочем привычно… С тех пор Тсунаеши больше никуда ничего не записывает и больше не жалуется, даже если ее брат изрисовал новое кимоно. Она в любом случае будет наказана, так зачем говорить лишние фразы и делать лишние движения? Все обиды надо сносить молча. У женщин вообще не должно быть право голоса, лишь обязанности, которых становится всё больше. Тсуна знает, что если из этой системы удалить ее мать, то обязанности закончатся. Как это сделать, девочка знает, ей нужна помощь, а отец все не едет и не едет, несмотря на то, что они с мамой похудели вместе на шесть килограмм.***
Так и живет Савада Тсунаеши, борясь с матерью, с собой и с постоянным желанием кричать и плакать. Она ребенок, в котором перемешались детское и взрослое. Она Тсуна, что до ужаса боится мать, она и Савада Тсунаеши из своих видений, что боится мужчину, который убивает её. И благодаря своему взрослому сознанию она умеет терпеть и ждать… Тсуна-ребенок знает что однажды у неё будет иллюзия свободы, у неё будет жизнь вдали от матери, и пусть это закончится плохо, пусть это отберёт у неё все. Она не пожалеет, ни секунды не пожалеет. Ведь даже мимолётное ощущение свободы и короткое счастье лучше, чем то, что у неё есть сейчас. И когда этот момент наступит, та взрослая Тсунаеши обязательно утопить свою жизнь и жизнь семьи в позоре, и не важно, что это означает. Она сделает это, и отец её простит, возможно попытается спасти, но она не позволит ему. Страха в ней больше нет. Она всё реже просыпается в холодном поту и с криками. Смерть во сне стала настолько привычной, что это уже даже не кошмар. Всего лишь неприятность. Она смирилась с клубом чайной церемонии, икебаны, каллиграфии и гимнастикой по выходным. И пусть тело ноет от усталость — это прекрасный способ не видеть снов. Она носит платья, заплетает сама волосы в крепкие причёски из которой не торчит больше ни один волосок. Она выпросила у матери возможность покупки более темных платьев и теперь ее вид более гармоничен и меньше раздражает Нану. Она опережает школьную программу на несколько лет и упрямо учится всему, даже тому, чего знать не хочет от слова совсем. У нее теперь есть план и для его исполнения пригодится абсолютно все. И возможно зная о том к какой судьбе она стремится, ее бы спросили зачем так стараться, если конец один? Но спросить ее некому, поэтому Тсунаеши упорно развивает свою силу, приближая момент своего конца. Ведь так намного интересней, чем просто упасть с лестницы, прыгнуть под машину или попробовать добавить красного в ее жизнь с помощью ножа. Так она встретит того человека из своих видений, ну, или хотя бы узнать как его зовут. Так у нее будет хоть короткая, но все же жизнь без матери. Осталось только дождаться отца, но он все не едет и не едет, хотя она уже пошла в школу. Вторая часть её силы, что не даёт выбора событий, а сообщает на что обратить внимание — интуиция, подсказывает, что с Емитсу все в порядке, но он сильно занят и сейчас ему не до семьи. Эта сила не требует много энергии, запредельной концентрации, но и даёт лишь мимолётные подсказки. Для этого ей надо просто слегка погрузиться в себя, сосредоточившись на каком-то вопросе или человеке. И интуиция отзывается, подсказывая, успокаивая или наоборот будоража. Для чего-то более глубокого ей нужно находиться рядом с человеком, а ещё лучше смотреть ему в глаза. Иногда, правда, эта сила включается без усилий с ее стороны и даже без присутствия человека — это означает только одно: кому-то из близких или ей самой грозит серьезная беда. Чаще всего это бывает с отцом и она, наплевав на всё, бежит звонить в далёкую Европу, думая лишь о том, чтобы не опоздать. Отец ей всегда отвечает и неизменно говорит как он ей гордится. Благодарит и просит никому не рассказывать больше. В первый раз после такого он приехал к ним меньше, чем через неделю. Четырехлетняя Тсунаеши плакала безостановочно, прижавшись к тёплому боку отца и, наконец, чувствуя, что её отпускает. Мама что-то говорила им, но она слышала только тихий, успокаивающий голос отца. Он рассказывает об их предках и говорил, что она, Тсунаеши, очень сильная, что она особенная. Что ей не нужно бояться своей силы — страх сделает всё только хуже. Но берет обещание с нее никому не рассказывать о том, что она видит и чувствует. Ещё отец просит её слушаться маму. Первое Тсуна делает с удовольствием, словно у них есть самый лучший секрет на двоих, второе нехотя. Выбора у нее нет. Но это только пока нет.