Кровавые шрамы

Варрик, когда она спрашивала у него, как правильно рассказывать истории, отвечал, что главное — начать, а потом слова придут сами, яркие и сверкающие, как чешуя золотых рыбок в фонтане Верхнего Города. Начало — это самое важное, говорил он, улыбаясь. Начало должно привлечь людей, заставить их верить тебе и слушать тебя. Тогда Мерриль промолчала, но подумала, что ни одно начало не смогло бы заставить клан Сабре слушать ее. Но сейчас она не перед кланом Сабре. Сейчас она перед такими же, как и она сама: магами. Пусть шемлены, пусть элвен — все объединены даром Тени, впаянным в их кровь шепотом демонов, и участью, к которой их приговорили несколько часов назад. Маги виноваты, сказала Хоук. Круг должен быть уничтожен, сказала Хоук. Хоук всегда умела говорить и убеждать — силой слов и силой меча. Мерриль вспоминает, как Хоук перебирала ее волосы, как аккуратно вкладывала собранные листья в гербарий, как легко и невесомо целовала ее в лоб по утрам, как держала голову, как улыбалась — и сцепляет пальцы в замок, чтобы не было видно, как они дрожат. — Маги Круга! — произносит она, чуть приподнимаясь на носочки. Разноголосый шум, от которого слегка колет в висках, не прекращается, но становится немного тише. Уже хорошо. — Сегодня мы потеряли, — она запинается, но приказывает себе продолжать. — Многое. В том числе и последнюю возможность примирения и последний шанс решить конфликт, не проливая ничьей крови. Перешептывания — магия крови, магия крови, это шрамы у нее на руках или мне кажется? — будто бы накатывают волнами вроде тех, что омывают Рваный Берег. Мысли Мерриль скачут, как напуганные зайцы: от песка к кунари, от кунари к Изабелле, от которой не было вестей с тех самых пор, как она украла реликвию из-под носа у Хоук и сбежала, оставив после себя только воспоминания и короткую записку. Мерриль пытается представить, что Изабелла на самом деле стоит прямо здесь, за ее спиной, беспечная и смешливая, сильная и несгибаемая. Становится чуточку легче. — Мы потеряли шанс уладить конфликт, — Мерриль повышает голос. — Но приобрели нечто новое. Возможность сражаться, возможность защищаться так, как мы считаем нужным — защищаться от тех, чей страх сделал нас опасными, чье непонимание превратило нас в монстров. Что они сделали кроме того, что построили клетки? Что они сделали кроме того, что сжимали кулак все сильнее и сильнее, ожидая, пока мы ответим — чтобы вновь объявить нас убийцами и преступниками по рождению?! Она быстро набирает воздуха в грудь: не останавливаться, не останавливаться, иначе все ее воздушные крепости превратятся в пыль. Говорить, пока слова еще есть. Говорить, пока есть время. — У нас есть сила, и мы не должны ее стыдиться. У нас есть дар, способный на удивительные вещи, и не храмовникам, зависимым от лириума, обвинять нас в чем-либо. Не мы избрали этот путь — но мы пройдем по нему без трепета, если такова должна быть наша участь. Они решили забить нас, как скот, послушный и безвольный — но не мы ли каждую ночь в Тени без устали сражаемся за свой разум только силой своей воли?! Мы объявляем им войну, мы заявляем, что мы тоже стали одной из сторон в борьбе! Она чувствует, как горит у нее лицо, как воздуха перестает хватать: слишком много глаз, слишком много страха; ей и самой страшно до дрожи: не нужно быть предсказателем, чтобы понимать, что эту ночь вряд ли переживет кто-то из них. Хоук зачищает территории методично и вдумчиво, спокойно и безжалостно — Мерриль не сомневается, что Хоук не дрогнет перед тем, как занести меч над ней — и Хоук всегда верна выбранной однажды стороне. Ни одни слова не остановят ее, остается лишь голос посоха и стихий. Но это будет потом. Сейчас перед ней — ее братья и сестры, ее новый клан, который сегодня же перестанет существовать. Будь она настоящей Хранительницей, она бы сумела зажечь в них истинный огонь, который дал бы им шанс победить; но она только Первая, и всего ее запала хватит разве что на огонек свечи. — Вероятно, мы не доживем до нового рассвета, — говорит она, едва сдерживая желание облизнуть пересохшие губы. — Может быть, сегодняшний закат станет последним, что мы увидим в своей жизни. И даже если так — это будет тот самый закат, который увидели свободные маги, гордые тем, кто и что они есть. Это будет закат, который запомнит весь мир; во всяком случае, в нашей власти сделать его таким.