Mannigy

Первый раз — он самый запоминающийся. Он остается в твоей памяти на всю жизнь. Словно молния пробежала по всему твоему телу. Ты забываешь обо всем. Новое ощущение занимает всего тебя. Никакие другие мысли уже не лезут в голову. Тебе друзья много раз говорили об этом, но реальность превзошла все ожидания. С этого момента начался новый отсчет в твоей жизни. Хочется поделиться своими чувствами со всем миром и кричать… кричать…

      Джорди проснулся от яркого солнца, слепившего глаза. Посмотрев на часы, висевшие в стороне кухни, он понял, что уже, оказывается, одиннадцать часов и нужно идти домой. Он ощущал себя каким-то повзрослевшим, будто уже каким-то использованным… Секс — это то, что отделяет нас от родителей. Детей — от взрослых. Когда человек первый раз занимается сексом — это его первый бунт. Он заявляет о том, что он взрослый.

Подняв одеяло и поняв, что абсолютно голый, Твигги почувствовал неуверенность, даже стеснение. Да, многие сегодня действительно без стеснений могут обнажить свое тело, но сердце очень часто остается скрыто под толстым пластом различных защит.

— Брайан, — Джо легонько толкнул любимого, поцеловав в щеку. — Ммм… Что такое? — спросонья спросил он. — Доброе утро, — Твигги лёг ближе к парню. — Брай, принеси мне одежду, пожалуйста. — Мм… Какие мы стеснительные. А вчера ты был смелее, — улыбнулся он. — Слушай… — начал разговор Джорди. — А тебе вчера вообще понравилось? — Да… — как-то отстранённо сказал Мэрилин, встав с кровати. — Тебе уже нужно идти? — спросил он, взяв из пакета с одеждой нижнее бельё и красное платье.

Человек всегда найдёт того, кто насытит его тело. Но попробуйте найти того, кто утолит жажду Вашей души… — Вот, возьми, — он положил одежду рядом. — Брай… Я боюсь, что мы будем реже видеться теперь. — Не важно, как часто мы видимся — важно, что эти встречи значат для нас, — парень погладил его по плечу. — Заберёшь меня сегодня вечером, ладно? Сможем у тебя посидеть или где-нибудь ещё, — улыбнулся Джорди. — Вот, это адрес, — парень написал адрес на бумажке, старательно выводя каждую букву. — Ну тогда жди меня вечером, — Мэрилин прикоснулся к губам Джорди, уже надевшего платье.

Горячий поцелуй, глубокий взгляд, нежное пожатие руки или объятие понятны без слов. Им не нужно было говорить банальные фразы, типа «я тебя люблю, дорогой». Зачем, если они чувствуют друг друга без слов?

— Мэрилин, я пойду. Меня уже ждут братья, наверное, — сказал Твигги, обняв партнера на прощание. — Ладно. Я ещё позвоню. Жди меня сегодня вечером, — бросил он на прощание.

Мне показалось, что я вёл себя слишком холодно с ним. Джорджи, определённо, заслуживал чего-то большего… Поэтому он и убежал так быстро… Испугался что ли? Поэчему я и иду к психиатру сегодня. Надеюсь, что доктор поможет мне разобраться в себе… Эх, Джорди, как бы мне не хотелось это делать, но иду я туда только ради тебя…

      К врачу Брайан был записан на двенадцать часов, поэтому было уже пора выходить. Впопыхах сделав кофе и, натянув чёрные джинсы в обтяжку и футболку, отправился в психоневрологический диспансер в двадцати минутах ходьбы от его квартиры.

Город уже попрощался с теплом и пришли холода. Дни становились короче, ночи — длиннее, и это все заметнее с каждым новым днём. Солнце появляется на горизонте всё позже, а заходит раньше, и день за днём греет всё слабее. Температура падает, вечерами становится заметно холоднее. Дожди осенью идут чаще и дольше, солнечных дней все меньше, дуют холодные ветра. Стоит выглянуть солнцу и начать хоть немного пригревать, как вдруг опять дует сильный ветер, небо затягивают хмурые тучи, и город вновь накрывает ненастная погода.

      Мэрилин Мэнсон наконец подошёл к психоневрологического диспансеру — зданию, не самому приятному на вид, похожему на ту больницу, где лежал Гиджет Гейн. Если бы парень не знал, что идти ему сюда, то он бы подумал, что здание заброшено. Лишь подойдя ближе, он увидел надпись «Психоневрологический диспансер №5», написанную краской, уже выцветшей от частых дождей. Поднявшись по скрипящим ступенькам, парень зашёл в приёмное отделение и подошёл к регистратуре. За постом сидела женщина, выглядевшая не очень опрятно, листая какой-то журнал.

— Здрасьте. Чего вам? — спросила она, жуя жвачку. — Здравствуйте. Я записан к психиатру, Джонатану Смиту, на двенадцать часов, — сказал Мэнсон, протянув ей медицинскую карту. — Имя, — буркнула женщина. — Брайан Хью Уорнер, — сказал парень, слегка растерявшись. — По коридору и налево, — сказала она, вновь погрузившись в «интересный» журнал.

      Сидя среди людей, Брайан чувствовал себя минимум, как некомфортно. Они смотрели на него так, будто пришли в зоопарк и смотрят на редкий вид животного. Конечно, ведь парень с длинными волосами, одетый в футболку с пентаграммой и со шрамом с именем «Twiggy» на руке, не соответствовал их стереотипному мышлению.

Если у вас плохое дыхание, то с вами никто не станет разговаривать. Если у тебя прыщи, то девчонки не будут спать с тобой. Это компания страха и потребление. Вот почему все на одной базе. Идея в том, чтобы напугать, тогда люди купят…

— Следующий, — из кабинета вышла медсестра, косо смотревшая на Брайана.

Зайдя в кабинет, парню бросились в глаза различные плакаты, листы с тестом Роршаха, анатомический скелет, а также различные грамоты. Врач, довольно молодой человек, копошился под столом, ища что-то.

— Здравствуйте, мистер… Уорнер, насколько понимаю? — спросил мужчина, показавшись из-за стола.

На вид психиатру было не более двадцати пяти лет. Видимо, совсем неопытный, что слегка напрягло Мэнсона. Доктор был весьма высоким и худощавым. Каштановые волосы казались какими-то слипшимися, видимо потому, что их давно не мыли.

— Да… — сказал Мэрилин, разглядывая картины (видимо, рисунки душевнобольных). — Зачем вы ко мне пришли? — сказал доктор отвлечённо, смотря куда-то в окно. — Знаете… У меня есть человек, которого я очень сильно люблю и очень боюсь потерять… Кажется, что я его не заслуживаю… Я очень перед ним виноват, совершив ужасный поступок. — Ммм… Так, расскажите по-подробней, — сказал психиатр, оторвавшись от каких-то своих наблюдений. — Это он? — уточнил мужчина. — Да… Он замечательный, самый лучший… Я его не достоен… Он простил меня даже после того, как я его изнасиловал. — Изнасиловали? При каких обстоятельствах? — сказал молодой человек, записывая что-то. — Я пришёл к вам потому, что во мне будто живёт вторая личность — Антихрист, — парень решил уйти от подробностей того поступка. — Какой ещё Антихрист? Из Библии? — не понял психиатр. — Нет, нечто большее… Как моя вторая личность… Он влияет на моё настроение и поведение… Антихрист — грязный, богохульный, портит жизнь не только мне, но и людям, которые мне так дороги… — Так… Мне сложно сделать какой-либо вывод сразу. Давайте проведём с Вами тест Роршаха, — психиатр подошёл к стене, на которой висели знаменитый кляксы. — Что вы видите? — спросил психиатр, показывая чернильные пятна на листе. — Я вижу грустного и одинокого мужчину.  — Я имею в виду, на картинке… — доктор закрыл рукой лицо.

***

      Пока шёл приём, доктор, помимо банальных вопросов про увлечения, про настроение, задавал и вопросы на логику, типа «что общего между карандашом и ботинком», на что он ответил, что «они оба оставляют след», что было верным ответом. Также ему давали рисовать, после чего рисунок, мало понятный молодому психиатру, был повешен на стену к остальным, не менее интересным и загадочным. Рисование — один из самых ранних и древних видов искусства, способов самовыражения человека. Живопись помогает нам проникнуть в мир мыслей, чувств и образов личности художника. Поэтому возможности рисунка и используются врачами при работе с больными шизофренией и другими душевными болезнями…

— Что ж… Наше время истекло, мистер Уорнер. Подведём итог. Как бы мне не было трудно это говорить, но вы должны знать. У вас диссоциативное расстройство идентичности. Диссоциативное расстройство идентичности — состояние, в котором у пациента помимо основной личности есть еще как минимум одна (а часто и больше) субличность, периодически «перехватывающая управление» телом и действующая в соответствии с собственными представлениями о жизни. Эти представления могут сильно отличаться от привычек и философии настоящего хозяина тела, — сказал психиатр, что-то записывая. — Да знаю я про него всё, — бросил Брайан. — Нет у меня его, я вам не верю. — Вы склонны к депрессиям, уходу в себя, одержимы бредовыми идеями, сообщаете о странных явлениях, которые не существуют в реальности. Поймите, Антихриста нет. И Твигги вы тоже, скорее всего выдумали. — сказал доктор, ставя печать. — Нет… Это не так… — Я назначу вам нейролептики, которые помогут облегчить вам жизнь. — И превратят меня в овоща?! То есть вы хотите сказать, что я либо становлюсь овощем, либо медленно схожу с ума?! — он не мог держать себя в руках. — Тихо, спокойней, — психиатр показал так называемый знак «стоп» рукой. — Да, вы правы. Выбор стоит за вами. Но на учёт я вас ставлю и советую лечь в наш диспансер. Препараты я вам назначил.

Теперь, когда мы смотрим на обычного человека — неприметного, одинокого, всё более изолированного по мере того, как распространяются средства массовой коммуникации, человека, чьи уши и чувства оглушены вездесущими радиоприемниками и тысячами слов, которые обрушивает на него телевидение и газеты, сознающего свою идентичность только тогда, когда он ее потерял, жаждущего общения, но испытывающего неудобство и беспомощность, когда он его находит, — когда мы смотрим на этого современного человека, кого удивит, что он жаждет экстаза, даже такого, который может дать насилие и война?

Раньше, музыка была единственным, что помогало в процессе падения поддержать душу. Теперь, помимо музыки, в моей жизни, раньше окружённой тьмой, пробился лучик света, — моё спасение… Но не я его… Я ему принесу только боль и страдания… Либо я буду ощущать жалость с его стороны и стану недееспособным, либо в конце концов окончательно сойду с ума и ему будет ещё больнее… Я очень не хочу так поступать, но я должен. Я должен спасти его от себя… Он сможет нормально жить, найдёт себе другого парня… Не такого психа, как я… Сегодняшняя ночь стала ошибкой… Я лишь зря дал ему надежду на совместное будущее, которого теперь нет…

      Брайан решил поехать прямо домой к Джорди. Достав из кармана бумажку с адресом, он понял, что отсюда не так уж далеко и отправился до дома Джо пешком. Идя до дома любимого, он не смотрел по сторонам. Ловил лишь взгляды озирающихся прохожих, тут же погружаясь в мысли, грузящие его.

Благодарю за то, что ты был… Прости, что привязался к тебе, будто к самому сильному наркотику. И хочется спросить, зачем, но скованы слезами скулы. Сгорая в сумасшествии других ночей, я помню, как ты впервые ко мне прикоснулся… Стрела, оставившая шрамы на сердце, где мы с тобою на грани безумства. Ты был как будто бы отрывком из детства, где только настоящие чувства… Искренние, непринуждённые детские чувства, которые мог показать ты, особенно, в эту ночь… Видимо, такова моя судьба — терять то, что я так долго искал, в момент обретения. К чему бы я не стремился, это лишь продолжит мои жизненные страдания…

Подойдя к высокому кирпичному дому и, найдя нужный подъезд, Мэрилин позвонил в дверь. Ему открыли, не ответив. Видимо, Твигги уже ждал его, хоть они и договаривались на вечер.

Шаги, звук которых ясно отдавался эхом, будто говорили: «Нет, не иди… Ты совершаешь страшную ошибку, возможно самую серьёзную в твоей жизни». Был ли это внутренний голос, или очередной плод воображения парня, но его он не послушался. Поднявшись на девятый этаж и, зайдя в просторный тамбур, дверь открыл Твигги, одетый в короткие шорты, гольфы и футболку. Его образ был совсем не кстати, лишь только лишний раз соблазняя Мэнсона и напоминая о бескрайней любви к нему. Джорди, обрадовавшись приходу любимого, бросился ему на шею, в последние минуты прикасаясь своими тёплыми детскими ручками к Мэрилину, пытавшемуся не поддаваться чувствам, переполнявшим его.

— Джо… — оттолкнул его Мэрилин. — Мне нужно тебе кое-что сказать, — он опустил взгляд вниз. — Брай, мне тебе тоже! — сказал Твигги, светившийся от радости, не понимая, почему любимый не принял объятие. — Твигги, я тебя не люблю… Вчерашняя ночь была ошибкой, прости. Мы должны расстаться… — Подожди… Почему?! Что во мне не так?! — на глазах парня выступили слёзы. — В тебе не так всё, — после этого Мэрилин, не способный больше смотреть на то, как страдает Джорди, ушёл, хлопнув дверью.

Сначала ты думаешь, что это глупая шутка. Потом, в момент, когда все становится очевидным, — ты взрываешься. Не он умер, ты умер, но только жив. Слезы душат так сильно, так сильно! Слезы, слезы, слезы… Их много, очень много. Их никто тебе не вытрет, это бесполезно. С тобой что-то случилось. Надо куда-то ехать, что-то делать, кому-то что-то говорить. Причем в эти моменты кажется, что если ты сделаешь какую-то странную вещь, а-ля пообещаешь больше никогда не курить, к примеру, или ляжешь посреди дороги, в том месте, где человека не стало, и будешь лежать всю ночь — он вернется. Нет, курить ты не бросишь, а полежав на земле — простудишься.

Джорджи убежал в комнату и, плюхнувшись на кровать, принялся рыдать в подушку. Когда человеку по-настоящему тяжело, он не плачет и голос его звучит почти спокойно. Боль уходит вглубь. Истерика и слезы — спутники скорее слабой или показной боли, чем истинной.

Почему он меня бросил? Не любит?! Хотя он же сам сказал: «во мне не так всё». А ведь и правда… Слишком большие глаза, слишком пухлые губы, веду себя, как истеричка… А может дело в том, что я не девушка и, поэтому, не удовлетворил его ожиданий в сексе? Ведь раньше он всегда с девушками это делал… Да что я говорю… Просто я ничтожество… И всегда это знал. Спасибо, Брайан, что хоть на какое-то время дал мне забыть это…

Я посмотрел на себя в зеркало. Я выглядел просто ужасно. Весь заплаканный, с потёкшим макияжем, внешний вид с отсутствием всякого стиля… Выгляжу, как непонятно кто…

Вот почему так, когда заводишь новых друзей и выделяешь им местечко в сердце: приходится «не иметь ничего против», когда они скажут, что им пора уйти… Почему???

Думаю, что-либо живёшь в прошлом, состоящем из старых воспоминаний и вопросов, на которые не можешь найти ответ, — либо стоит найти себя нового в этой жизни…