Несколько лет спустя
— Агенты, вы прекрасно работаете в паре, но, я надеюсь, вам не стоит напоминать, что никаких отношений, даже дружеских, у вас быть не может? — Вкрадчиво сказал как-то столкнувшийся с нами в коридоре профессор Эванс. — Что? С этим занудой? Дружеские отношения? Да разве что на том свете, профессор! А вот с Вами… — Игриво ответила Скай в своей привычной манере и сразу же вывернулась. — С Вами я бы с удовольствием разобрала бы наверняка внушительную папку из вашего кабинета по этому психу. Хотя как напарник он совсем неплох. — Поздравляю, агент Сэвидж, Вы нажили себе того ещё врага под боком. — Шутки подобного рода не способны вывести из себя профессионала моего уровня. К тому же я в любой момент могу её устранить, профессор, и Вам это прекрасно известно. — Сухо заметил я. — О да, кому, как не мне… — Многозначительно протянул он и, кивнув, растворился в хитросплетении коридоров.***
— Послушай, Джек… — Не сейчас, Скай. Нам нужно убрать ещё тех двоих, но мне к ним, как снайперу, не подобраться. Предлагаю тебе устранить обоих одним махом. Роли обольстительницы всегда даются тебе хорошо… Она резко отвернулась, обняв себя за плечи. — А после этого ты посидишь со мной? — Потерянно, как мне показалось, спросила она. — Да, конечно. — Я понимал, что наши отношения давно уже вышли за рамки «просто напарники», но всё равно не мог отказаться от хотя бы малой частички тепла. — Ну тогда за работу! — Её хвост совершил плавный пируэт, мазнув меня серебристым кончиком по носу, а в следующее мгновение она уже сбрасывала форму за дверцей шкафа — видеть я этого, конечно, не мог, но шелест ткани слышал отчётливо.***
— Джек, ты ведь догадываешься, как я попала в Союз? — Все мы попадаем туда одинаково. — Меланхолично заметил я, про себя отмечая, что сидеть вот так вот рядом около камина, объединёнными общей горечью и общим горьковатым напитком — вполне неплохое лекарство от каждодневных кошмаров наяву. В последнее время они посещали меня всё реже и реже, и за это я мог благодарить только свою напарницу, таким вот невербальным способом подставляющую мне плечо. Похоже, что пришла и моя очередь ответить добром на добро. — Сначала жертв выслеживает специальный отдел Союза, и когда они оказываются в одиночестве где-нибудь в отдалённом от общей суеты месте, то в них всаживают транквилизатор… В шею, после чего в связанном виде транспортируют на базу. И, насколько я знаю, их там обыскивают, забирая всё ценное, будь то деньги, электронные карточки или пейджеры… После чего надевают на жертву заранее подготовленный ошейник, ещё более навороченный, чем у нас. — Всё так. Но знаешь, что для меня всегда было страшным? Не то, что бедные зверята всё это время проводят без сознания, пока их не перенесут в общий зал, а ужас и неверие в глазах детей, когда им зачитывалась вступительная речь… Не представляешь себе, как сложно раз за разом с уверенностью рассказывать, глядя в эти невинные глаза, куда они попали и что теперь должны делать чтобы выжить… — Ты? Ты делала это? — Я неверяще повернулся к ней. Кивок, всего один. — Разве не преданный Союзу командир должен был бы… — Я не закончил, не сумев сформулировать мысль. — Они считали это смешным. Глядя, как я, каждый раз выходя из зала, валилась на пол за закрытой дверью и… Порой плакала, но чаще меня просто выворачивало. — Разве так можно? — Неверяще спросил я, и сам шепотом ответил себе на вопрос. — Можно. Звери, нет, союзовцы ещё и не на такое способны… Мы помолчали, и я в какой-то момент пододвинулся и приобнял её, делясь теплом. — Почему? — Тихо прошептала она. — Что «почему»? — Почему ты заботишься обо мне? — Потому что ты мой… Мой друг, Скай, и иначе я просто не могу. — Сглотнув признался я. Впервые. С ней у меня связано безумно много таких вот «впервые». — Да нет, я не про то, — отмахнулась она от столь страшной, на мой взгляд, фразы. — Почему ты не спрашиваешь меня, как я вообще могла такое делать?! Я… Я уверенно, раз за разом «ломала» маленьких зверят! Такое, такое… — Легко понять хладнокровному убийце, вроде меня, — жестко перебил её я. — Хочешь выжить — выполняй приказы. Ты ведь просто хотела жить. Как и я. Как и мы все в этой проклятой организации. Она ошарашенно смотрела мне прямо в глаза, бокал с тягучей оранжевой жидкостью выпал из ослабевшей лапы и с лёгким звоном покатился по ковру искрящимися осколками, но мы этого даже не заметили. Важны были лишь подёрнувшиеся пеленой слёз глаза напротив. Глаза, в которых отражался такой же потерянный взгляд когда-то давно плакавшего после первого задания крольчонка. — Да, — она сжала мой пиджак и ткнулась лбом в плечо. — Да, мне просто хотелось жить, но почему же тогда я так ненавижу эту самую жизнь?! Я стараюсь… Стараюсь «держать марку», но… Но это невозможно. Каждую, каждую ночь я вижу их глаза, то боящиеся до дрожи, то заиндевевшие, закалившиеся на заданиях. И я знаю, что причиной этих изменений была я! — Тш-ш-ш, тише, лисёнок, — я неуверенно погладил её по спине. — Ты слишком много на себя берёшь. Виновата не ты, вернее, ТЫ виновата лишь отчасти. Действительно во всём виноват Союз, заставивший тебя и тех, кто выслеживал и привозил этих детей. Она всё никак не могла успокоиться, продолжая судорожно всхлипывать у меня на плече, и тогда я, прижав её к себе чуть крепче, прошептал: — Знаешь, по началу я старался относиться к этой работе с юмором… Костюм, например, вошёл у меня в привычку, словно я секретный агент. Я надеялся, что хотя бы такая дурацкая аналогия позволит мне не смотреть трезво на то что я творю. Но потом… Потом этот костюм стал символом «идеального солдата» в Союзе, его стали носить элитные подчинённые, и я возненавидел самого себя ещё больше чем прежде. Союз не только заставил меня делать грязную работу, о нет. Меня заставили полностью поменяться внутри: смена фамилии, привычек, потеря воспоминаний о семье… Потерять себя, своё прошлое — это страшно, Скай. Но у меня всё ещё остался тот я, которым сделал меня Союз. Есть вещи куда как страшнее этого. Например… Мне тоже каждую ночь снятся мои жертвы. Все. Я не знаю их имён, не знаю, кто они и чем жили, единственная точка соприкосновения меня с ними — моя работа. То, что я оборвал их жизни. Знать, что за тысячами не дожитых жизней стоишь ты… Я не знаю, этому просто нет описания. Но поверь, это куда как хуже «сломанных» детей. По крайней мере ты, умерев, будешь спокойна на том свете, а меня там ждёт лишь продолжение этого ада на земле. — Джек… — Она подняла голову, вглядываясь мне в глаза и не находя слов. — И мне доподлинно известно, что значит видеть свои лапы «по локоть в крови». Это видение часто преследует меня… Особенно в моменты слабости, — на некоторое время я закрыл глаза, собираясь с мыслями, а потом, глядя ей прямо в глаза, продолжил. — Но знаешь что, Скай? Все они — и видения, и ночные кошмары — отступают, когда ты рядом. — И у меня тоже, — тихо выдохнула она в ответ, отведя глаза. — Как хорошо, что мы всё-таки есть друг у друга, правда? Я усмехнулся: —Конечно, ведь ты сейчас самым наглым образом уворуешь мой бокал с «морковным»! — И всё-то ты знаешь! — Рассмеялась она в ответ, и я с облегчением заметил, что тревога ушла из её взгляда. Пусть не на совсем, но призраки прошлого отступили на время, давая нам хоть чуть-чуть побыть в этом беспечном «здесь и сейчас».