***
Гриша вваливается в помещение, еле стоя на своих ногах. Он так и не объяснил своей сестре причину очередного внезапного запоя, пролепетав что-то про «расставание с Алёной». Ника поверила, и Гриша был тому рад. Пока Измайлов не разузнал о Вадике больше, он не хотел подпускать сестру к этому, безусловно, опасному человеку. А напиться он решил… да потому что заебало! Все вокруг! Смерть Савельева, внезапное воскрешение брата-близнеца, ещё и Алена, которая решила вдруг собрать вещи и уехать из квартиры Измайлова, ведь тот «не уделял ей достаточного количества внимания». За-е-ба-ло. А Нику заебало то, что Гришу приходилось буквально нести на себе. — Привет. Я — Ника, сестра вот этого «тела». Он сказал вчера, что я нужна для какого-то алиби… — интересуется Вероника, рассматривая кабинет вокруг себя — светлый, просторный, с кучей растений на подоконнике и приклеенных стикеров на ноутбуке. Это больше походило на офис, чем на убойный отдел. — Мне нужно, чтобы кто-то подтв… под… мне алиби нужно. — усмехается Гриша тому, что не может выговорить ни слова. И как он вообще будет работать? Яковлев его повесит за яйца, если не уволит сразу. Но Грише все равно. Он наблюдает за тем, как его друг Саша из убойного что-то записывает, затем отпускает Нику и машет Грише, желая ему отрезветь быстрее, чем его найдёт Владимир Сергеевич. Измайловы выходят из этого отдела вместе, и бедной Веронике снова приходится тащить на себе пьяного вдребезги брата. Она тяжко выдыхает, скидывая его с себя на каком-то диванчике в каком-то коридоре. — Вроде твой отдел. — выдыхая, произносит Ника, смотря на брата. Измайлов-старший кивает, довольно улыбаясь, а Измайлова-младшая в ответ недовольно качает головой. — Я в туалет. Никуда не уходи и сиди на месте, понял? Я ща, одна нога тут, другая там! — вот уж не знаю, на что надеялась Вероника, оставляя пьяного братца посередине его отдела, но вряд ли на то, что как только она уйдёт, из-за угла вывернет злой и раздражённый с самого утра Яковлев…***
— Измайлов, сука! — восклицает голос Яковлева на все здание, и мы понимаем, что Гриша на месте. Самые любопытные и смелые (я в их числе) выскакивают со своих кабинетов, чтобы невзначай пройти мимо и послушать, почему же сегодня Измайлов — сука. Выхожу из кабинета, тут же натыкаясь на закатившего свои глаза Гришу и брызжущего слюной Владимира Сергеевича. Гриша выглядел помято: растрепанные светлые волосы стояли комом на голове, лицо слегка опухло, а руки тряслись, поправляя куртку на теле. Диагноз больного яснее неба над головой — похмелье. Расстался с девушкой, немного выпил… не верится, что Измайлов настолько обычный человек. Я представляла его чертовым сердцеедом, а не страдающим от неразделенной любви парнем. Гриша, заметив меня издалека, заулыбался, после чего я заметила в его руке бутылку со спиртным и поняла, почему Яковлев был настолько зол. Я лишь покачала головой, улыбаясь, и вернулась в наш рабочий кабинет, дожидаясь Гришу там. В кабинете уже сидели Дима, Олег и Саша в праздничных колпаках, чем ещё больше смахивали на каких-то тупых гномов. У каждого была в руках тарелка с тортом, и взгляды парней были устремлены в проектор, передающий очередной российский ситком с развлекательного телеканала. Дверь кабинета открылась, и в неё ввалился Гриша. Теперь я поняла весь масштаб катастрофы — Измайлов был пьян. Интересно, как он добрался до работы? Такси? И как давно он гуляет с бутылкой дорогого коньяка по Барвихе в гордом одиночестве? — О, с праздником, — сказал Гриша, обнажив зубы, с огромным усилием подошёл к столу, едва не приземлившись прямо на него, и стукнул по нему бутылкой, отпивая оттуда ещё немного жидкости. Парни отчего-то были совсем не удивлены, что говорит о том, что Измайлов часто мог позволить себе такое, — че отмечаем? — День Рождения Сони. — произносит Мухич, который тоже почему-то оказывается здесь. Он сидит за рабочим компьютером и, похоже, единственный по-настоящему рад видеть Гришу. — С Днём Рождения. — улыбается Измайлов, подходит ко мне настолько близко, насколько только можно приблизиться к человеку, и шепчет поздравление прямо в ухо, обжигая кожу своим дыханием и крепко задержав свою руку на моей талии. На секунду по телу даже пробегают мурашки, но потом до мозга доходит, что это не Вадик, а Гриша. — Спасибо. — улыбаюсь одними уголками губ, что больше похоже на хитрую ухмылку. Гриша не похож на себя сегодня, я бы даже сказала, что в нем сейчас больше Вадика, чем самого Гриши, что слегка пугает меня. — Гриш, а как ты сюда добрался? Ты же в говно пьяный. — интересуется Игорь, не торопясь уходить из нашего кабинета и приступать за работу. И как этот человек умудрился стать следователем на Барвихе? Дверь кабинета в очередной раз открывается и с грохотом захлопывается за залетевшей внутрь девушкой. Сначала я подумала, что она зашла сюда случайно, потому что взгляд голубых глаз растерянно оглянулся на всех нас, а потом я поперхнулась кофе из своего скромного бумажного стакана. Голубоглазая блондинка невысокого роста в чёрной бандане с белыми черепами, мешковатой черной футболке, рваных джинсах и кожаной куртке. Если я не ошиблась, эта девчонка не просто так напоминала мне Вадика… — О, Ника! А я подумал, куда ты делась… Ника меня довезла. — показывает Гриша на свою сестру, которая недовольно закатывает глаза, отнимая бутылку из рук брата. — Дай сюда! Совсем уже… что, теперь моя очередь бегать за тобой? — возмущённо воскликнула Вероника, поставив бутылку виски на тумбочку у самой двери и, взяв в свои руки чужое лицо, отвесила пару пощёчин. — хватит бухать! К черту твою Офелию… Все вокруг поднимают свои головы и смотрят теперь на брата с сестрой. Гриша мгновенно меняется. Он слегка хмурится, потирая виски, качает головой и усмехается. — Алена. Ее зовут Алена. — серьезным тоном произносит Гриша и тянется к бутылке, но Ника смело ударяет его по руке, от чего парень даже вскрикивает. — Мне похуй. Чтобы ноги её в твоём доме больше не было! Достал ты меня уже со своими бабами, Измайлов! То Крис ему не дала, то Алена послала, то… — Закрой свой рот! Слышишь? Заткнись! — кричит теперь Гриша без малейшей тени улыбки на своём лице. Сидящие в кабинете люди с открытыми ртами смотрят на то, как ссорятся родные друг другу люди. Ника словно держится из последних сил, чтобы не ударить Гришу, и этот озлобленный взгляд я узнаю из тысячи. Как же они все похожи… Ника качает головой, на глазах её блестят слезы, но она не говорит больше ни слова. Девушка молча выходит из кабинета, злобно хлопнув дверью, и уходит подальше отсюда. Гриша ещё с минуту просто смотрит на дверь и медленно бредёт в сторону небольшого кресла, в которое вскоре плюхается и закрывает лицо руками. Мухич быстро самоустраняется из кабинета вместе с тортом, а я сажусь на диван и молча наблюдаю за Гришей. Никогда не думала, что его можно так легко разбить. Я точно не задержусь здесь надолго. Дима, Саша и Олег разбредаются по кабинету, быстро сматываясь отсюда. Только я сижу и смотрю, смотрю и смотрю, прожигаю взглядом, не собираясь куда-либо уходить. — Че смотришь? Давай, тоже вали, — спокойным тоном говорит мне Гриша, встав со своего места и упираясь руками о стол, затем добавляет уже громче, грубо швырнув собранные в кучу дела со стола, — иди нахуй отсюда! Я же сижу на месте, не дрогнув ни единым мускулом, и продолжаю смотреть на парня, наклонив голову. Градус в кабинете повышается, когда я тоже встаю, и Гриша, заметив это, медленно приближается ко мне. Элементарные приемы психологического запугивания: парень подходит ко мне вплотную и, смотря на меня с высоты своего роста, повторяет просьбу уйти уже спокойнее. Я поднимаю голову и смотрю прямо в голубые глаза, прикусив нижнюю губу. Парень срывается, словно бык, бросающийся на красную тряпку. Он тут же взрывается, хватает руками за талию и впивается в губы жадным поцелуем. Меня обдаёт холодом и жарой одновременно от того, насколько в одну секунду мы становимся близко. Это длится не больше десяти секунд, после чего Гриша резко отстраняется, и только после этого я выбегаю из кабинета, счастливая и одержавшая свою первую победу… спустя несколько дней Темные улицы вокруг меня даже не были должным образом освящены. Возможно, дело было в том, что на дворе давно ночь. Но ночь для меня — это день для людей. Ещё с детства у меня появилась привычка бодрствовать по ночам. Проводя позднее время суток на подоконнике за занавесками, я с упоением наблюдала за пустыми улицами. Кругом тихо, спокойно, умиротворенно и нет людей. Что может быть лучше? Кроме того, прямо сейчас я ехала по пустой дороге, пока в багажнике моего авто просил о пощаде чей-то голос. Ну, как чей-то. Все дело в том, что Вадик объявил охоту сам на себя, убив Савельева. Каждый в этом районе теперь имеет право должным образом наказать парня. И только выстояв, Рослин докажет, что он имел полное право на то, что творил неделю назад. Люди Савельева в бешенстве. Некоторые из людей Вадика тоже, ведь он фактически совершил безнравственный акт предательства, лишив жизни своего партнера. Так делают в самых крайних случаях (как, например, в случае Вадика), но разве это объяснишь кому-либо? Последнее, что парень хотел бы разглашать — это подробности его детства, ведь об этом знали только мы с Сашей. Так вот, к чему я. Все вокруг ждали удобного момента для того, чтобы попытаться убить Рослина и забрать пальму первенства. Но не тут то было. Мы с Сашей в два счета раскусили тех, кто хочет забрать чужой трон себе и решили расправиться с ними быстро и очень болезненно. Ну, Саша сказал «безболезненно», но я сделала вид, что не слышала его. Прямо сейчас в своём багажнике я везла некого Гречанинова Алексея Петровича по прозвищу «гречка», готовившего очередное покушение на жизнь моего самого близкого человека. Что я задумала? Ну, не знаю, медленную и мучительную смерть, скорее всего, с долгими пытками и мольбами о пощаде. Банально. Избито. Но эффективно. И каждый раз, как в первый. Я останавливаю чёрную девятку около гаражей. Заглушаю мотор, беру в руки ключи от своего гаража, выхожу из машины и, открывая багажник, не могу сдержать улыбки. Как же мне этого не хватало. Парень с завязанными чёрной тряпкой глазами и связанными толстой веревкой руками громко тараторил не то молитву, не то просьбу о помощи. Одним ударом электрошокера я вырубаю нытика, достаю его из багажника автомобиля и, наконец, закрываю его. В буквальном смысле тащу парня на себе, отмечая, что он был довольно-таки симпатичным. Темно-русые волосы, модная стрижка с выбритыми висками, трёхдневная щетина, покрывающая лицо и спортивное телосложение. Будет очень грустно лишать его невесту такого счастья, разрушать свадьбу и расстраивать родителей парнишки, отправившегося два года назад в Москву «на заработки». Но ещё грустнее будет, если у какого-то там Гречки получится убить Вадика. Думаю, не стоит гадать, какое из этих двух зол являлось для меня меньшим. Открываю огромный гараж и тут же выкидываю тело внутрь. Парень падает на пол, будучи без сознания, и я безумно сожалею о том, что на его прекрасном теле теперь появятся синяки и, возможно, даже кровоподтеки. Но от удара головой об асфальт Гречка тут же приходит в себя. В этот момент ему в лицо прилетает деревянная бита. Но мне этого мало. Мне не хватает этих криков, текущей каплями крови с темных волос, и поэтому я достаю пистолет, пули которого остро врезаются в колени, открытые моему взору благодаря рваным светло-синим джинсам. Пронзительный мужской крик заполняет собою все пространство гаража и остаётся здесь же. На моем лице снова расцветает улыбка. Парень же продолжает стонать от боли, пытаясь уползти подальше от меня, но он даже не понимает, что ползти ему некуда. Я даже не представляю, каково сейчас бедняге. Эх, как же жаль. Жаль, что мне некогда думать об этом…***
— Очень приятно, что вы согласились помочь. — говорит седовласый мужчина и привстает из-за столика, когда мы с Гришей заходим в кафе. Я взбешена тем, что мы так и не приступили к тому делу с ограблением, а Измайлов прилетел сюда по первому зову, ведь за помощью обратился какой-то там бизнесмен, владелец одной известной сети ресторанов по всей Барвихе и, возможно, будущий спонсор ресторана Алены, той самой «любимой и единственной» девушки Измайлова. Именно поэтому мы сидим здесь, пока Вилли, Билли и Дилли, наверняка, досматривают очередной сезон «интернов» на ТНТ. С другой стороны, так даже лучше. Я замечаю, как с каждым днём подбираюсь к Грише все ближе и ближе. Но сейчас не об этом. Пока не об этом. — Взаимно, — лукаво улыбается Гриша и продолжает, — меня зовут Григорий, мою помощницу — Софья. Вообще, для меня было удивлением, что Измайлов взял меня с собой. После того, что вытворил полицейский пару дней назад, ему явно было стыдно. Но говорить об этом не было времени. Пока. Или же Измайлов просто-напросто избегал меня, или беспокоил только по рабочим моментам. — Геннадий Петрович, можно просто «Геннадий». — отвечает мужчина, сидящий напротив нас. Помимо заинтересованного взгляда Геннадия я замечаю еще два не менее любопытных — две девушки, покорно стоящие за барным столиком, явно беседовали обо мне. Это было заметно по их глазам, буквально горящим от количества вопросов, выросших в голове, а также по еле заметному жесту в виде тыканья пальцем в мою сторону со стороны блондинки. Я знала этих девушек. Точнее говоря, видела их фотографии на одной из страниц в социальной сети Измайлова. Это как раз и были Алена с Кристиной, хозяйки уютного кафе,***
— Где начальник? — задаю вопрос Мирону, который встречает меня у входа в клуб и провожает к служебным помещениям. К моему небольшому удивлению, мы идём не к кабинету Вадика, а спускаемся вниз, к подвалу. Значит, Вадик на работе. Мои догадки подтверждаются, когда Мирон открывает дверь в темное помещение, освещаемое лишь еле работающими лампочками. В этом полумраке почти нечего разобрать, зато можно услышать, как чей-то мужской голос молит о пощаде, а после глухого удара откашливается. Темный силуэт, крепко стоящий на ногах, обращает своё внимание на нас, и даже в полутьме я вижу, как на его лице вырастает улыбка. Мирон уходит так же быстро, как и появляется, а я остаюсь наедине с человеком, находящимся как минимум под воздействием природного кайфа, и как максимум под кокаином. Вадик медленно, будто пританцовывая, подплывает ко мне и улыбается. Чужие руки быстро находят мою талию и прижимают к себе, а устрашающая даже дьявола улыбка становится шире и шире. В такие моменты я слегка побаиваюсь Вадика, потому что он вряд ли сейчас понимает, где реальный мир, а где все то, что происходит в этой светлой голове. Внезапно на всю комнату раздаётся громкий стон, умоляющий помочь. Вадик тяжко выдыхает, достаёт из-за пазухи пистолет и выстреливает точно в скулящего парня. — Перекурим? — хрипло спрашивает он, и я радостно киваю, только сейчас понимая, насколько сильно я соскучилась по Вадику за эту неделю. — Ну и? — спрашивает Вадик, прикуривая мою сигарету и зажигая свою. Я делаю первую затяжку, пытаясь собрать мысли в кучу. — Ищет он тебя. Уже знает твоё имя и статьи, по которым ты был осуждён. — говорю я, стряхивая пепел. Вадик смотрит по сторонам, поднимает голову и выдыхает табачный дым куда-то вверх. Около минуты мы стоим лишь в тишине, окутывающей нас. Время было около восьми часов вечера, а потому день близился к своему концу. Я не особо понимала реакцию бандита на сказанное мной, потому что он молчал. — Тебя не раскрыл? — лишь спрашивает он, снова затягиваясь. Кроме уходящего солнца, забирающего с собой тепло, и надоедливой тишины нас окружает ещё и сигаретный дым. — Нет. Помогло, видимо, левое имя. — не успеваю я договорить, как слышу смех Вадика. Он, правда, засмеялся, так звонко и заразительно, что я невольно улыбнулась, хоть и понимала, что ничего хорошего в этом смехе нет. — Как же он на меня вышел то, сука. — усмехается Вадим и делает ещё пару затягов. Вопрос, правда, интересный. Каким образом Гриша смог вообще что-то про него узнать… — Может, из-за Савельева? Ты кого отправлял на это дело? — спрашиваю я, выдыхая дым. Вадик со спокойным видом докуривает свою сигарету, опираясь на дверной косяк. — Никого. — отвечает Вадик, и я молюсь всем, кого знаю, чтобы это было не то, о чем я думаю. Чтобы Савельева убил не Вадик, кто угодно, Цыпа, Саша, да хоть сам Гриша, но не Вадик… — В смысле? — удивляюсь я, и Вадик взрывается очередным приступом смеха. — В прямом. Я сам его застрелил. Ну, Мирон со мной ездил, но он так, для прикрытия, чтоб в клубе ничего не подумали. Так-то, свои думают, что ты его кончила. — продолжает Вадим и смеётся, звонко и радостно, не хватает только цирка с клоунами. Тоже мне, блять, Джокер. В эту секунду мне захотелось задушить радостную физиономию и выцарапать улыбку с чужого лица, потому что… меня могли убить! Причём очень давно! Если бы люди Савельева вышли на меня, я думаю, мне бы уже было очень поздно помогать… как он мог? — Ты издеваешься? А если бы меня убили? Из-за тебя убили! — восклицаю я, вызывая ещё больший смех со стороны бандита. — Никто бы тебя не убил… наверное… — Вадик не может перестать смеяться, конечно, ему весело, не его жизнь была на мушке у влиятельных людей, хотя… даже если бы и была, Вадик с огромным удовольствием показал бы средний палец прямо в дуло какой-нибудь винтовки. Мне никогда не понять Вадика с его заморочками, а ему никогда не понять меня с моими страхами. — Больной… — фыркаю я и выбрасываю сигарету, собираясь уйти, как тут же чувствую крепкую хватку хищника на своём запястье. — Да ладно тебе, Соня, ты, правда, думаешь, что я мог бы выставить тебя, как пушечное мясо? Да я бы никогда… ну… разве что один раз… — говорит Вадик сначала серьезно, а потом уже еле сдерживая наглую улыбку. — Иди ты… — пытаюсь вырваться я, хоть и понимаю, что это бесполезно. — Ну, я же пошутил. — добавляет Вадик и теперь крепко прижимает меня к себе, смотря прямо в глаза. Мне ничего не остаётся, кроме как смириться с очередным «гениальным планом» безумного бандита, к сожалению, даже не замечая, как за нами следит человек, сидящий в машине неподалёку…