Не суди, и сам судим не будешь...

Пять лет спустя. - Хоппс, ты полицейский или попа с ушами? - ехидно интересуется мой напарник, еж Ричард. Я работаю в следственном кабинете, причем, в опер-группе, выезжающей на места преступления. Я настолько привыкла к трупам, что искореженное тело не вызывает у меня никаких эмоций. Но от того, что я вижу сейчас, аж тошнит. - А ты - просто попа, - ворчу я, - большая колючая попа. Передо мной мертвый тигренок, совсем еще мальчишка, лет десяти. Мордочка перекошена от ужаса, а тело будто одеревенело. Ребенок выглядит восковой фигурой, если бы не вывалившийся язык и закатившиеся глаза. Нас вызвала нутрия Маяна Норкович, время два часа ночи, и мы жутко хотим спать. - Вы просто прогуливались и увидели его? - уточняю я, прикасаясь к местам за ушами. - Время смерти - не менее шести часов назад. Если он умер в восемь вечера, то как его не заметили другие прохожие? - Смотри, Джуди, - кричит мне напарник, - следы от колес. Кажется, его здесь просто выбросили. - Интересно, отчего же он умер, - тянет пушистая свидетельница. - Вскрытие покажет, - отвечаю я ровно, - парни, грузите, - кричу я волкам из фургона, и огромные пушистые стражи порядка уносят в минивэн труп. - Спасибо, миссис Норкович, вам позвонят. Новое расследование это всегда увлекательно. Но вид мертвого ребенка навевает ужас. Сразу вспоминается Клэй Уайлд, сестра моего мужа, зверски убившая троих детей ради богатства. Это же каким гадом надо быть, чтобы поднять лапу на детеныша?! Конечно, не все любят малышей, но лишать их жизни из простой неприязни... этого мне, наверное, никогда не понять, несмотря на полное отсутствие у меня даже малейшего материнского инстинкта (брата Джека в свое время я забрала к себе только потому, что ему было пятнадцать, да и по мозгам он был далеко от дитя). Дикобразы-аналитики придирчиво оглядывают труп, патологоанатом рысь Джон Рыкуч проворным движением вскрывает мальчишку. - Примерное время смерти - с семи до восьми часов вечера прошлых суток, как ты и полагала, - кивает он мне, разглядывая внутренние органы, - следов борьбы или других каких-то внешних повреждений я не наблюдаю. Предположительная причина смерти - инфаркт, - он тычет пальцем в здоровенный рубец на сердце тигренка, - у него стоял кардиостимулятор, похоже, на момент смерти он был отключен, потому что последняя подача адреналина производилась около полудня прошлых суток. Стимуляция проходит каждые шесть часов, в шесть вечера она не производилась. - Как можно выключить кардиостимулятор внутри живой особи? - спрашивает мой напарник с изумлением. - Элементарно, - отмахивается Рыкуч, - пару часов подержать особь под электромагнитным излучением, и аппарат перестает функционировать. Я себе представляю, как ребенка заставляют бегать под тысячей металлоискателей. Смешно, если бы не было так грустно. - Но умер он не из-за выключенного кардиостимулятора? - Нет. - Ну обалдеть вообще. Тем временем мой напарник уже подготовил минимальный отчет. Он собирается поспать хоть пару часов, а я хочу заскочить домой и вернуться на место преступления. Мне кажется, что там могли остаться еще какие-нибудь зацепки, и обшарить улицу надо сейчас, пока утром по ней не проехали уборщики. Вообще Колючая улица в Сахара-сити представляет собой мало оживленную зону. Там недалеко строительный завод, и гражданские в этой местности практически не гуляют. Поэтому странное совпадение, что именно в два часа ночи именно на этом месте оказалась бухгалтерша нутрия, проживающая вообще Саванна-централ. Ник уже спит, но когда я прихожу, он просыпается. Вид у него недовольный, ему не нравится, что я гуляю неизвестно где по ночам. Но такая работа у следователя! И хотя мы редко выезжаем на ночные вызовы (в Зверополисе мало любителей побуянить в комендантский час), иногда это бывает. - Я с тобой поеду, - заявляет муж. - Я все равно не буду спать спокойно, зная, что ты там одна где-то бродишь. - Тебе в школу завтра, - слабо возражаю я. Я и сама рада, что он вызвался составить мне компанию. Я не люблю работать одна. - У меня завтра выходной, если что. Завтра суббота. - Да ладно? У меня график ночь-день-день-выходной, и я совершенно потерялась в днях. - Угу. А еще у меня через две недели начинается отпуск, и я надеюсь, что ты пойдешь в него тоже в это время. Мы давно обещали Джеку куда-нибудь съездить вместе. - Если это дело раскрою, пойду в отпуск, - ворчу я, - идем. В Сахара-Сити не бывает зимы. Так же, как и в Тундра-тауне не бывает лета. И хотя мы по-прежнему делим год на месяца, недели и дни, времена года у нас обозначаются только переменами погоды - устойчивая зимой и летом и перепады весной и осенью. Сейчас середина февраля, зима, и на улице холоднее, чем обычно. Даже для Сахара-Сити. - Может ли веган стать мясоедом? - рассуждаю я, когда наша машина летит по пустынным улицам Зверополиса. - Мне кажется, что нет. Ведь если хищник съест морковку, ничего не будет. А вот если травоядный покушает мяса, оно же просто не переварится. - Современные технологии - наше все, - не соглашается Ник, - вот ты ешь картофельные котлеты, а откуда ты знаешь, что в них не подмешали мясо какой-нибудь газели? - Не подмешали, - мотаю я головой, но не очень уверенно. - Ты точно знаешь, что ты ешь морковку, когда ты ешь МОРКОВКУ, а не полуфабрикаты, - муж смеется, - я даже готов с тобой поспорить, что ты съешь мою котлету, и с тобой ничего не случится. - Ну давай поспорим. Машина тормозит на улице в метрах пятидесяти от места преступления. Я выхожу и наслаждаюсь прохладой ночного города. В Сахара-Сити созданы условия, пригодные для проживания верблюдов, лам и других обитателей пустыни, поэтому здесь всегда на грани жарко, и очень редко когда можно насладиться именно такой температурой воздуха — не холодной, но и не слишком теплой... - Будь это оживленный район, а не промзона, здесь бы уже все давно затерлось, - тянет Ник, оглядываясь. - Именно поэтому я и хочу осмотреть все сейчас, - киваю я. - Смотри, тот самый след от колес. - Очередное идиотское преступление с уликами, - фыркает лис. - В Зверополисе так мало профессиональных преступников, - смеюсь я. - Фотографируй, я пока осмотрю то место, где труп лежал. Место это обведено мелом. Я открываю фото на смартфоне и сравниваю с рисунком. Не очень-то Риччи старался, когда рисовал. Там лапа чуть сдвинута, тут голова не так лежала. Да и ноги у трупа шире, чем обведены. Халтура чистой воды. А это что? На асфальте какая-то бумажка, в том месте, где лапа мальчика лежала. Чек какой-то? Или... Поднимаю клочок тетрадного листа и вижу странные буквы и цифры. Что это, Святая Капуста?! - Ни-и-ик! - зову я. - Иди посмотри. Муж забирает у меня бумажку, долго вглядывается в написанное и говорит: - Это координаты. Похоже, это было зажато у трупа в лапе, но выпало, когда его увозили. - Вот это да! Утром пробью, где это, сейчас меня аналитики пошлют к морковкам. - Ладно. Поехали домой тогда, - кивает лис. Часом позже мы уже сидим у нас на кухне. Джек уже давно спит сладким сном, и мы пьем чай очень тихо, чтобы не разбудить его — ему завтра в академию. Брат по моим стопам пошел, и сейчас он уже выпускник. - Так что насчет моего спора? - ехидно улыбается Ник. - Я не голодна, - отказываюсь я с большим сомнением. Идея мужа мне нравится все меньше и меньше. - Значит, ты проиграла и должна мне десять долларов. - Давай свою котлету. Мясное изделие на вкус ничем не отличается от веганского. Я ее съедаю всю. Сижу меньше пяти минут и бегу в туалет — меня тошнит. Я была права — травоядный организм не принял пищу хищников. Когда я выхожу из ванной, Ник бросается ко мне с виноватым выражением на лице. - Прости меня, Морковка. Я был уверен, что... - Забей, - отмахиваюсь я, - с тебя десять баксов. И тут еще один приступ тошноты. Я разворачиваюсь и бегу обратно в туалет. Второй раз лис смотрит на меня уже с ужасом. - Зайка, погляди на себя в зеркало, - шепчет он. Я слушаюсь его и впадаю в шок. Вся моя серая мордашка усыпана красными пятнами. А в следующее мгновение я начинаю задыхаться. Аллергия, кусок говядины ее побери... Прихожу в себя в больничной палате. Ник сидит рядом и сжимает мою лапу. Он спит, опустившись головой на свои конечности и касаясь ушами моего бока. Я протягиваю лапу и касаюсь пальцами его затылка. Муж вздрагивает, поднимает голову, моргает, просыпаясь. - Святой шницель, наконец-то ты пришла в себя, - вздыхает он. - Сколько я была без сознания и что со мной случилось? - спрашиваю я. - Ты отравилась чертовой моей котлетой, - тон у него очень виноватый, - чуть до отека гортани не дошло. Кто же знал, что ты так отреагируешь... - Я помню про котлету. - Ты спала больше суток. - Расследование. - Я отнес твой листок аналитикам, они работают над расшифровкой. - А Риччи?.. - Я решил ему пока ничего не говорить. - Правильно сделал. Спасибо, мой Лисенок. - Я не мог тебя подвести. У меня для тебя еще одна не очень радостная новость. - Какая еще? - Ты на диализе еще на неделю, отравление задело почки. Я прикрываю глаза. Почему мне так не везет? Меня же так уволят к яблокам... - Ты не переживай, - шепчет муж. - Я сходил с повинной к мистеру Буйволсону. - И что шеф? - Разрешил мне пока поработать вместо тебя. - А школа? - Я отпуск взял раньше времени. Меняюсь в лице. - Вот это ты меня выручаешь конечно... - Я же должен нести ответственность за твою болезнь. А сейчас мне надо идти, Морковка. Шеф велел быть на построении через час. - Будешь мне отчитываться по своим действиям. - Естественно. Ты же главный следователь. Сдавленно улыбаюсь. Люблю этого чудика... ...После обеда ко мне приходит Джек. Он ругает непутевого «отчима» за его самонадеянность и приносит мне единственное, что мне можно — зеленые яблоки. Гляжу на него с благодарностью. Когда нам с ним было по семь и пять лет, он меня не очень-то жаловал, так как я была самой старшей и могла всем указывать, что им делать. Потом я уехала в Зверополис, и мы общались только в интернете и изредка на каникулах. И крольчонок как-то переосмыслил свои моральные ценности. И вот сейчас он сидит рядом со мной и рассказывает про выпускной экзамен, через который я прошла два года назад. Джек стал серьезным и взрослым, он носит строгий брючный костюм, очень красиво оттеняющий его белую шерстку (белые кролики вообще редкость и не только в столице), и у него туча поклонниц. У него есть любимая самочка, она чуть младше, тоже крольчиха, из Нижних Грызунков, и хотя они пока что не собираются связывать себя узами брака, я за них счастлива, потому что лучше Магнолии Джеку не найти. Она кроткая, милая, не развязная, с ней есть о чем поговорить, она начитана и умна. Когда брат оставляет меня, мне становится тоскливо и одиноко. Элизабет не знает про мою «болезнь», и сообщить я ей не могу — Ник не оставил мне телефона. А потому я читаю книжку, которую дала мне медсестра, и общаюсь с соседкой по палате — самочкой суриката Дженни. Дженни болтлива и общительна. Поначалу я особо не вслушиваюсь в ее лепет — ей всего двенадцать, и она готова вести беседу обо всем на свете. Однако через пятнадцать минут я нахожу кое-что интересное в ее рассказе. - ...и потом у нас в школе стали дети пропадать, - щебечет девчонка, - я сначала думала, ну мало ли, родители забрали, на зиму это часто бывает, зимы в Сахара-Сити не теплые, и все уезжают в Саванна-централ, там купол же... а потом оказалось, что предки и знать не знают, где их ребятишки. И знаешь, они это... все возрастов разных, нет такого, чтобы двое к примеру мои ровесники. Из моей параллели только пума пропала, Китти, она такая дурочка, так любила в том долбанном парке гулять, а ведь ей говорили, что это опасно... - В парке? В каком парке? - спрашиваю я заинтересованно. - Так у нас же, в Сахара-Сити. Центральный парк округа. В нем они все и пропадали... Я записываю все, что рассказала Дженни. И теперь я очень жду, когда же, наконец, придет Ник.