В пелёнках иль в петле?

Свадьба была в самом разгаре, когда к префектессе поднесли кичливо вышитую золотом и васильковыми лентами рубашку. ― Последнее отдают, ― предупредительно шепнула оруженосица, и госпожа Кайвлац понимающе кивнула. Если вышито лентами с золотом ― значит, ленты из дорогого ярмарочного шёлка. Если дорогая вещь ― значит, дорого обойдётся и выслушать эту крестьянку, статью напоминавшую виконтессе молодую медведицу. ― Госпожа Кайвлац! ― стащила та крашеную редким отваром зелёную шапку. ― Извольте почтить наших богинь! Словно тоже подмечая это сходство просительницы с медведицей, кузина, сидевшая ошую, удивленно посмотрела на крестьянку — коренастую, подвижную, в бурой жилетке с выцветшим золотистым узором, которая только усиливала это впечатление, как и короткие светлые кудри, казавшиеся подпалиной. Что ж, Винсия может и не осудит её за верования, которым находили оправдания местные богини, но вот просьбы пристроить к себе кого-нибудь даже на подворье... В конце концов, Винсея здесь гостья, и если она унаследовала здесь один из титулов, то ей стоит потерпеть лет эдак двадцать, принимая здешние обычаи. ― Как тебя зовут? ― начала виконтесса. ― Беренешка, госпожа. Винсея тут же поставила кубок на стол и вежливо улыбнулась, не отвлекаясь на очередь выпить. За её спиной мелькнула длинная перчатка оруженосицы: пускай никто не болтается под ногами, пока её светлость может одарить кого-нибудь милостями. ― Беренешка, может, ты расскажешь нашей гостье, почему не зовёшь жрицу из святилища к столу? Я как раз учу её здешним обычаям. Винсея, слыша эти слова, отставила от себя блюдо и кубок, показывая Беренешке, насколько сильно ей интересно послушать. Госпожа Кейвлац тонко ухмыльнулась её привычке подаваться вперёд и переплетать пальцы, точно на судилище: простолюдинка от такого лишь стушуется, да ещё и начнёт бубнить под нос, прерываемая гудением свадебных дудок. Но Беренешка, задрав подбородок, гордо фыркнула: ― Как почему? Молится, ― эта простая женщина явно смекнула, что Винсея перебирает кольца кончиками пальцев, чтобы показать, как ей интересно. ― Ну, тётка моя вдовая, муженька молодого в дом взяла. ― Да, понимаю, ― кивнула Винсея. ― А что про святилище? Что так долго молится? ― Ну дак чтобы у тётки ворожея родилась! Жрица ещё и завтра обещала молиться, дабы род наш не прервался. Винсея коротко взглянула на госпожу Кейвлац, но тут же вежливо перевела взгляд на топтавшуюся у помоста со столами Беренешку. Тот факт, что Винсея этого не знала, заставил госпожу Кейвлац вмешаться и сдержать слишком явную ухмылку, которая могла бы смутить двух собеседниц, и без того не очень понимавших эту нежданную заминку. ― Послушай, Беренешка, госпожа Брув-Кейвлац здесь гостья. Она выросла на западе отсюда и не понимает, о чём ты. ― Глаза крестьянки следили то за ней, то за Винсией, пытаясь угадать, что будет угодно госпоже. ― Расскажи ей про свой род и почему твоя тётка взяла в мужья именно этого юношу. Беренешка подошла чуть ближе на полшага, точно чуя, что мимо пронесутся несколько танцующих и хмельных крестьян, хохочущих не то от музыки, не то от сальных шуток пивших за столом женщин. ― Ну... Тут четвертинка деревни ― с роду Ворожей. Соседняя деревня ещё нас и за оборотниц считает, но у нас в роду жрицы одна такая была, остальные, говорят, прямо все ещё в войну давно полегли. Да только у нас Великой Волчице козлят в лесу резать не положено, это за рекой по сию пору так норовят. Госпожа Кейвлац почувствовала, что теперь у неё получается обычная добродушная улыбка. Вдруг Винсее придётся по душе этот солнечный край, что породил здесь таких ворожей, чьи силы вошли в легенды? Пускай уже и три сотни лет никому не страшны ни чума, ни восставшие из мёртвых. ― А муженёк твоей тётки тебе кто? Ты же сама сказала, что они из старого рода. ― Подкидыш, ― коротко ответила Беренешка. ― Как подкидыш? ― А вот так! Был у меня кузен молодой, да на костре сожгли. Вместо него теперь подкидыш безымянный тётке в мужья пойдёт. Винсея уже хотела повернуться, пренебрегая приличиями, но виконтесса положила руку ей на плечо, предлагая отпустить не понимавшую чужого удивления Беренешку. ― Хорошо, Беренешка, хватит. Моя гостья просто непривычная к такому, не переживай. Лучше скажи, у тебя есть дочери? Беренешка кивнула. ― Ступай, да не с пустыми руками, а с вином, ― по щелчку оруженосицы прибежала ближайшая виночерпия с полным кувшином. ― А завтра приезжай с дочкой постарше, нам как раз в кузню помощница нужна, а если сын есть ― можешь отдать и его, пускай тоже при деле будет. Видимо, кузина не совсем понимала, причем тут традиции, родство и рассказ про умершего юношу. Иначе бы давно подвинула к себе кубок, выказывая неодобрение такой набираемой «как попало» прислугой. Между тем Беренешка кивнула в сторону, принимая кувшин из чьих-то рук и уважительно согнулась, впечатывая огромный (медведицын, снова подумала про себя госпожа Кейвлац) кулак в вощёный пол. ― И тебе ворожей в роду, Беренешка, ― сказала тише обычного Винсея и её голос почти потонул во всеобщем гомоне. Госпожа Кейвлац дождалась, пока крестьянка нырнёт в толпу, довольно отпивая из медного кувшина, и подвинула блюдо с чуть остывшим пирогом поближе к Винсее: ― Ну что, ещё не поняла, почему подкидыш и погибший кузен ― это здесь не одно и то же? Винсея отпила из кубка, медленно моргая: ― Не очень. ― Издавна здесь ценились ворожеи. Если одна уходила на войну, значит, она могла погибнуть. Поэтому здесь очень любят вспомнить, как можно порадовать богинь, найдя очень простой способ не прервать старинный род. Винсея задумалась. ― А сжигать-то зачем? Страх уродств? Проклятий? Редкая магия? Госпожа Кейвлац махнула рукой: ― Ха! Не задержалась бы на своих делёжках ферм ― увидела бы, как выглядит это их якобы сжигание! ― Ну... ― пожала плечами Винсея, ― Быть может, они его теперь иным и не помнят? Вроде же как племянник, непривычно ведь… ― Ничего, я тебе после этой свадьбы расскажу. Лучше любуйся на праздник, нас ведь загодя звали! Винсея отхлебнула побольше, произнося местное благословение к свадьбе: ― И то верно. Ворожею этому роду! ― Из самых сильных ворожей!

***

Следующим вечером, когда виконтесса уже уехала, а сватьи встали за спинами молодых, все притихли. Зажженные в честь прихода жрицы светильники, разумеется, не отрезвили гуляющих, но хотя бы дали им время придать понимающие всю важность события выражения лиц. ― Жрица молилась за вас! ― стройно крикнули сватьи. Демиаль постарался не вздрогнуть, ловя на себе снисходительный взгляд державшей крепко его за руку невесты. ― Ворожею этому роду! ― грянули два длинных стола, ― Из самых сильных ворожей! Невеста поднялась первой, и Демиаль постарался от неё не отстать. ― Мир вашим родам, коль пришли на свадьбу! Гости встали, выжидая. Чего именно ― этого ему не говорил даже сват, шикая, что такое не положено знать даже такому порченому пареньку, как он. Жрица вошла в необычно тёмном покрывале, почти сливаясь своей высокой фигурой с мраком ночи. ― Сегодня мы сожгли и оплакали нашего односельчанина, ― глухо начала она. ― Но по случаю свадьбы нам лучше уйти вместе с нашим горем. Лучше примите нашего Народившегося! В толпе послышался злорадный шепоток, но жрица подошла к Демиалю, и его сменили крики: ― Горе ― в землю, душа ― на волю! Выкрикивать это вместе с толпой получалось очень слабо, точно крик давил пахнущий потом крепкий хлыст. ― И пусть всё образуется с костром! ― снова крикнула жрица. ― И пусть всё образуется с костром! ― поздравила новобрачных толпа. ― Выпей с этого кубка, Народившийся муж. Невеста сунула ему кубок со странно пахнущим отваром под самый нос. Демиаль честно выпил всё до последней капли, и жрица повернулась к ним, обводя взглядом торжественно притихшую толпу: ― Пусть Народившийся радует и будет покладист с тобой, слушает тебя и не перечит, а дом ваш не познает горя. ― Вашими молитвами, о благословительница наша! ― благодушно ответила сжавшая руку Демиаля ещё больнее невеста. Жрица обернулась к гостям и те, шепча ей благодарности, начали тихо расходиться, пока не остались лишь сватьи да не поклонилась ей на прощание невеста. В тишине догорали фитильки на масляных светильниках и тогда жрица обратилась к сватьям: ― Позовите мою ученицу. Пора. Что значило это строгое «пора» ― явно не понимали даже сватьи, но вслед за ними пришла такая же мрачная фигура в алом покрывале, разве что босая и с более тонким посохом. ― Народившийся Эйлас, ― начала жрица, ― сбрось свои одежды, дабы быть принятым.