В пелёнках иль в петле?

«Если босой ворожею видишь — не спеши лезть с обувкой. След её, в пламени застывший — твой оберег, а сам огонь, окутавший их ноги, может безвредно согреть до кончиков волос.» Из записок для иноземных купчих, для своих товарок, застающих ворожей в пути

Голоса вокруг неё продолжали один вслед за другим, едва прерываемые звоном металла и цокотом копыт: ― ...силу в ворожей вдохнувшие, гибель людскую клыками волчиц отбившие... Увис почувствовала, как среди всё громче забубнивших голосов проявлялся трепет: перед тем, что фигура в тёмно-зелёном капюшоне творила впереди, перед тем, как более тёмное, болотное, источающее заразу марево, словно не могло её достать, перед тем, что обычным людиням здесь поможет лишь запас песка. Что ж, она всегда знала, что когда-нибудь доходчиво разъяснит матери, насколько способна на дисциплину даже в такой стычке. Как впрочем, и проявить своё умение унять чужой страх. Большинству из присутствующих стоило лично показать, что они могут справиться даже с... таким. Нужно лишь защитить ворожею. ― Первый ряд ― песок вправо! Не тушить огонь, держаться за три лошади от дыма! Назад не оглядываться ― госпожа ворожея сейчас занята и не уследит за всем своим огнём! Госпожа Арквиц, как ей сообщили, не особо искала помощи ― видимо, сказывалось прошлое из её почтенного возраста либо же просто нелюбовь к путешествиям в обременительном для неё обществе. Но увы, одна из жриц, что всегда присылала ей пару пехотинок, к сожалению, уже не могла покровительствовать такому: жрицам вроде бы как сказали лишь запирать восставших мертвецов в каменных могильниках и заливать их водой, если дело совсем плохо. Но этот могильник давно был в трещинах и даже те пятеро фигур нужно было жечь до заката. Как раз две из них не желали сгореть, третья ― хрипела так, что даже у безрассудной Винсеи затряслись бы поджилки, а госпожа Арквиц была в достаточно почтенном возрасте, чтобы изнурительно огораживать их сплошными огненными столпами. Увис вздохнула. Увы, госпожа Арквиц не нашла себе ранее учениц и каким-то чудом пересекла это место лишь на ослике. Судя по вытянутому черепу за чёрными от сажи пятками ворожеи, именно ослик и стал живой причиной по которой оставшиеся мёртвые выбрались из могильника ― саму ворожею они не чуяли. Только вот это совсем не помогало тогда, когда те, о ком говорят в легендах как о самом страшном проклятии и припоминают, что оно страшнее любой чумы, выступают из-зелёного, точно старый мох, тумана. Увис знала: сейчас именно благодаря ей дружинницы должны не испугаться и идти вперёд, не терять решимости и силы духа. ― Круг! ― раздалось рядом с расколотыми плитами. Увис, не оборачиваясь, ещё громче крикнула лучнице: ― Стрелы по кругу! Без команды никто не начинала ни разъезжаться, ни стрелять. Но госпожа Арквиц спешно махнула рукой ― и под свист стрел её тут же скрыло стеной из взвившегося огня. Затем вспыхнула второй круг вокруг них, третий, пятый... И кажется, Увис поняла, почему же её воительницы пока не так робеют перед тем, что было всеобщим старым страхом, как она опасалась. Они думали, что огонь и одна-единственная ворожея всемогущи и всесильны. А огонь стал завесой для их страха. Но именно сейчас они должны были быть предельно свирепы, словно волчицы. ― По кругу! Разъезжайтесь быстрей! Именно поэтому она не удивилась, когда пламя, опережая её, поскакавшую на круг ближе, словно отсекло её от остальных. Её жрица всегда приговаривала, что кого-нибудь она покажет, как достойна сразить восставших из мёртвых в одиночку. Даже если рисковать собой не следовало. Круг. Второй. Третий прогон вокруг пламенной стены. Увис не целилась ни в одно место и потому заметила раньше остальных: разомкнутая стена не задела и края посоха госпожи Арквиц. Но второй и третий круг смыкались и на могильнике, чтобы восставшим не было места, откуда сбежать. Если те и правда были на это способны. Пара шлемов слишком быстро поворачивались, слишком странно колыхались копья и Увис крикнула: — Смотрим на третий круг! Держим строй! А потом раздался клёкот и кто-то упала. Лошадиное ржание усилилось. Так прорвался ещё один огненный круг. И Увис знала, что ей нельзя звать остальных. Она не должна поддаваться и звать на защиту тех, кто сейчас прикрывают остальные места вокруг ворожеи. Нужно только не ослаблять бдительности. В тренировочном бою можно было замахнуться и выдохнуть: удар сделан, ты справилась, всё хорошо, двигайся дальше, под конец тебе лучше себя не беречь, ты же не нежный юноша. Здесь же было важно напоминать себе: рана может быть серьёзной, а тебя защищают, ведь ты будешь править сёстрами и дочерьми тех, то за тебя погибнут. Но самым важным было не оглядываться: даже если слышишь вскрик (не Винсея ли влезла?) позади. Увис ещё сильнее пришпорила лошадь: быстрее, пока никакая гниль не просочилась в этот ряд! Кашель сдерживать не удавалось ― госпожа ворожея не должна прерывать своих заклинаний. Походная бойница, увы, никогда не выдержит такого огня: даже когда-то были в ходу железные ступени, которые дарили правительнице, если та пережила осаду. Увис не успела пожалеть: ни о том, что на высокой кованой лестнице, на которой разили ворожеи в бою, можно было отпилить отпечатки не опалённых собственным смертельным огнём ступней, ни о необходимости такого талисмана. Потому что когда на тебя несётся восставшая из мёртвых, а от её ржавого куска доспеха так и кругувеет зелёной дымкой иссушения до таких же костей, то мыслить некогда. Увис не волновала даже защищённая песком лошадь ― касание, больше походившее на насмешку над ударом, слишком близилось к её лицу. Дальше была лишь стена ― из огня, из подожжённого песка, как раз там, где возможно, сгорела латница, послушавшаяся приказа и достойно решившая не разносить через себя заразу. Отвернуться от огня ― значит, ничего не увидеть. Увернуться ― значит, свалиться из седла, напугав и без того рискованно непослушную (выходит, ворожея этого не знала?) лошадь. А та понесёт её в лучшем случае головой вниз. Всё это Увис даже не рассматривала ― оставленный Винсее свиток, за который была готова стоять на обожжённой земле фигура в поношенном дорожном плаще, оказался полезен даже для неё. ― Госпожа Кейвлац, я здесь!