«Улка всегда накажет тех, кто почтили лишь её либо одну её сестру. И в отличие от Уллы, мы не всегда можем осознать, как давно она готовила для нас своё наказание. Но ещё чаще, о сёстры, мы можем и вовсе не осознавать, что это и есть наша заслуженная кара за то что мы видим перед собой лишь одну из Богинь.» Стандартная торжественная проповедь Верховной Жрицы Кайнатарских равнин для её новых духовных учениц.
Поздно! Алессия вдохнула запах гнили. Поздно! Впереди маячили насаженные на копья фигуры её лучших рыцарок, ещё одна упала где-то впереди. Поздно! Алессия всё равно встала, опираясь на пику, чьё расписанную под хвойные ветки древко могло служить ей вялой, но всё таки опорой. Деревня. Оставалось удержать лишь её родную, попавшуюся им в марше деревню и тогда проигрыш её отряда не был бы столь фатальным. Тот ли жребий молила она бросить Богиню? Слишком поздно! Алессия пыталась горланить как раньше, чтобы её отряд собрался вместе, но выходил лишь хрип, руки в погнутых и местами развороченных до самых её мозолей латных перчатках скользили по мокрому от крови древку, но она всё равно ползла по нему вверх, как по хрупкой лесенке. Поднявшись, Алессия сдержанно рявкнула: ― Я могу лечить! Сюда! Ответом ей были лишь стук сердца в ушах и чей-то оборвавшийся крик. Молодая пехотинка, которую было уже не спасти. Как же так случилось что их обошли всего три отряда «борьбы с еретичками» если там было едва ли с сотню латниц? Успокойся. Ты же видишь, что поздно. Спасай лишь саму себя. Алессия не слушала этот голос ― это любимое дело тех, кто не любит её богиню, не целует амулетов с её жребием, высокомерно мнит, что в этом мире существуют нерушимые знание и порядок, а не игры Уллы, благоволящей упрямому риску. Как она может отдавать своих соратниц на растерзание тем, кто считают их лгуньями? Улла говорила не с ними, Улла всегда смеётся над теми, кто принимает правила её выдуманной сестры. Ты не спасёшь их всех. Алессия зашипела от боли в рассечённой губе ― ухмылки не вышло, зато мысль не оставляла места сомнениям. Пускай. Пускай так. Но она не сдастся и не сбежит с поля боя точно маленький мальчишка. А ты точно спасёшь хотя бы себя? Алессия резко распрямилась и тут же почувствовала себя так, точно её огрели кнутом по спине ― так резко заболела лопатка, а остриё на конце пики показалось ей втрое тяжелее, чем само древко, из-за чего она попыталась удержать равновесие и не уронить пику на себя саму. Оружие покачивалось в её внезапно ослабевших руках, но Алессия шептала про себя лишь слова Богини. «Не верь тем, кто выдумали мою сестру. Чти жребий, что тебе выпадет и бросай второй и третий ― так ты выкажешь уважение всему на свете. Всё что есть на свете ― это хаос. А удача ― лучшая из его сторон. Никогда не молчи коли я рассмеюсь тебе в лицо ― лишь трусливая, точно глупый муж, не попросит у меня ещё один шанс. Проси всё, захочешь, но ожидай чего угодно. Я дам и отниму у тебя что угодно, только верь лишь в одну меня.» Алессия знала, что ей оставалось сделать, чтобы не проиграть. ― Богиня, я внимаю всему, что ты решишь поставить на мою Игру. Алессия еле устояла, но держа приподнятым щиток, всё же коснулась привязанного грубыми нитями амулета на лбу. «Моя жизнь вовеки твоя игра, о Великая Улла». Что бы ни сделала с ней владычица её жизни, теперь Алессия услышит её голос. И будет не вправе не подчиниться.***
Богине нужны были достойные жертвы. Отряд был мал ― и потому не должен был умереть. Алессия пришпорила лошадь ― она поставила всё. Она знала, где найти тех, кто ей помогут. Пока отряд теснили к её собственной деревне ― именно поэтому оставшиеся рыцарки ютились лишь в одном покинутом доме, а Алессия взяла перепуганную клячу просто чтобы успеть до нужного ей двора. Тел было много ― возможно, если бы не спешка, она бы обошла всё вокруг, набираясь сил и желания мстить. Но теперь... Теперь у неё было кое-что получше. Десятки, дюжины, сотни ― явно хотели выкосить деревню почти подчистую. Но как ни странно, не особо рьяно жгли дома ― дым едва шел, а по шее Алессии, между поддоспешником и отросшими аж до мочек волосами часто били моросящие капли, наверняка затушившие почти всё, что в спешке успели поджечь. Так было ещё лучше ― Алессия легко нашла свой дом, а в углу, уткнувшись в прелое сено, тряслась под покрывалом хрупкая фигура. Знакомый узор, вроде бы похожий голос ― пять лет в походах, слишком долго она его не видела. А потом узнала Айрама ― стоило только прохромать к нему. ― Алессия! ― едва ахнул он, не спея подняться с колен, ― Ты пришла, я думал, я уже решил... Айрам тут же прикрыл рот краем покрывала, не решаясь ни произнести того, чего боялся, ни разрыдаться ― видимо ещё помнил, как ей были противны все мужичьи рыдания. Но даже сейчас он выглядел потрёпанным ― хотя весь был в служках и пока Алессия терпела поражения и всё реже одерживала победы ни разу не притронулся к скотине, кичась своим безделием. Увы, это не помогло ― нельзя остаться таким же юным красавцем, как раньше, даже если и жить так легко, как он по слухам жил. А слухи не всегда несли хорошее. Но ничего. Теперь у неё дела поважней. ― Ты старался радеть над моим домом? Айрам на миг застыл, а потом медленно, словно смотря сквозь Алессию, пролепетал: ― Да. Ты вернулась, я так ску... Трусливый, боится что она чего заподозрит. ― Не сейчас. Только вот он наверняка при ней не был бы такой прохиндей ― разбазаривал всё на шелка. Сразу видно, как расшивал свои нижние юбки ― в таких по грязи не ходить, только перед завистливым соседом хвастаться. ― Прости, тебе помочь? Ты же ранена, вы что, проиграли?.. Адессия раздражённо дёрнула уголком рта. Она здесь, возле собственного дома... А хотя зачем ей искать выжившую скотину? ― Прости, милая, ― осёкся Айрам и склонил голову как можно ниже. Алессия наклонилась следом. Жаль, что она потеряла меч. Айрам непонимающе ойкнул: ― Кажется, я ушибся. А потом распахнул глаза, ошарашенно глядя на Алессию. Сквозь ткань на плече выступило пятнышко крови. А прямо в шею ему упирался клинок. ― Знаешь, а ведь неплохо, что ты ещё не так подурнел. Ты сослужишь хорошую службу нашей богине. Айрам замотал головой: ― Нет!.. Алессия молчала. Теперь у неё будет всё, что нужно. Пускай немного порыдает, можно напоследок попотакать этой мужичьей дури. Капли падали Алессии на затылок. Бежать было некуда. Но теперь она нашла выход. Хотя тот и голосил, словно его объявили неверным жене. Что ж, теперь этого точно не случится. ― Прости меня, пожалуйста, ― молил её муж, обнимая её ноги и было видно лишь покрывало на его голове и разочарованно трясущиеся в рыданиях плечи, ― Я же был тебе хор-рошим мужем, я верно служил тебе, прошу! Я... Алессия нахмурилась. У неё был муж. На всё случайное предопределение, раз так произошло. Но что этот глупый и жалкий парень с угодливым лицом и уже рыхловатым телом по сравнению с победой? Какие из его объятий и беготни вокруг неё, некогда обычной крестьянки, когда она сможет победить эту орду, заручившись силой самой азартной богини? ― Поднимись, ― сухо бросила Алессия, — Иди и умойся. Скоро здесь будет получше. Тот вскочил, не веря её словам и всё же не донимая Алессию никакими вопросами. Может, когда-то он бы и был хорош. Но не теперь. Когда Айрам наклонился над черепком с дождевой водой, Алессия стояла рядом. Может, ей пока напиться? Но муж уже заканчивал и совсем не понял, почему так резко что-то болит: Алессия была быстра, именно поэтому он лишь хватался за горло, хрипя и сипло пытаясь что-то пролепетать, но всё также противно рыдая. Воды в черепке не было и Адессия отпихнула его на спину ― теперь-то он точно не увидит, что случилось. Умирать лицом в грязи? Нет, он заслужил умереть хоть немного красивым. Хотя ещё пара лет — и Алессия сама бы не выносила его, уже навсегда растерявщего прежнюю свежесть. А теперь... Алессия оглянулась. Много трупов — много могил? И это всё, что останется от её битв и попыток донести истинную веру? Алессия резко выдохнула. Нет. Даже этот бесполезный мужчина и служка у амбара, семья, пытавшаяся сбежать — все они заслужили большее. Богиня, это же так просто! Вся кровь — это лишь в Её славу! Разве это не малая прихоть, дабы услышать голос Всевезучей? ― Я бросаю эти и собственные кости на твою милость, о моя Госпожа! Теперь она знала, что именно поможет её победе. И вокруг начался гомон — монотонный, словно пчелиный рой с её деревню спустился с небес. Но вместо этого вокруг заклубился густой, словно болотная жижа, туман. Именно в нём показались очертания: сначала Алессия озиралась. А потом поняла. Победа ― это сама милость богини пришла наказать тех, кто отрицали её величие! Кара Уллы просачивалась в тела: сначала она проникла в кости восставших из мертвых. Потом разлагающиеся тела первых убитых строились всё ближе, но не прорывая кольцо, где был дом Алессии. Пусть лучше выйдут вперёд, негоже тесниться среди слабых костей, прикинула Алессия. И мёртвые словно слышали её слова. Полусгнившие и раздувшиеся, ещё начавшие зеленеть и уже трупы с выпущенными лентами кишок ― те вышли вперёд, а позади строился целый отряд — без шума, лишь иногда стучали кости, но это было лишь ради исполнения её приказа. Всё вышло так, как хотела она. Богиня, дай же ей продолжить, откликнись, услышь её хвалебные слова! А затем поднялись недавно умершие. Её соратницы поднимались как после легкого удара, гремя доспехами и та зелень, что поначалу клубилась вокруг костей самых истлевших из мёртвых, теперь тонкой дымкой виднелась вокруг их тел, изредка сочась чем-то бурым из приоткрытых ртов. Её Айрам восставал с алой лентой крови на шее и с полным покоя, точно не знавшим глупых мужичьих слёз, лицом и был прекрасен как в лучшие для него времена. А может, и ещё прекрасней ― ведь теперь он действительно подходил ей во всём. А хоть небольшая, но пригодная мелкой магии сила юного парня воодушевляла её, точно нечто знакомое. За мной! Алессия молчала, но её слышали, подходя чуть ближе, но не смея касаться. Ряд строился за рядом и теперь Алессия знала: их много. Много трупов, много погибших по пути в родную деревню, где хотели позорно добить их отряд. Потери обернутся победой. Алессия приложила ладонь к амулету. Пускай всё болит — теперь за ней тысячи, она пойдёт дальше и никто не скажет, что она уязвима. Теперь живые заплатят за её раны и пополнят армию из мёртвых. Амулет словно задрожал изнутри ― Алессия не дрогнула, сжимая его всё крепче. Так, как была крепка её вера. Кости, каждый раз бросаемые во славу её богини, даже не погнулись — а как же иначе? Именно она носила истинный знак связи с Великой Уллой. Богиня, я внимаю тебе! Как тебя зовут, смертная? Алессия! Алессия, о госпожа моих удач! Она обязана была проговорить это вслух, но вместо слов получился лишь рык: ― Арессия! Арессия... Великая Улла молчала, но теперь всё становилось ясным, точно при ритуальном бросании костей. Ей не нужно было больше носить латы и держать пику или меч. Её тело само защитит её. Её когти станут её бессменным оружием. Богиня смеётся, у богини свои странные шутки, но лишь за ними каждая почтившая Уллу узреет самую большую правду. Первая заповедь богини никогда не лгала. Улла уже отсмеялась над её просьбой, но она же и смилостивилась над ней. Теперь этот отряд не даст пощады почитавшим лишь лжебогиню Улку. Он ни за что не сдастся и не устанет. Теперь она победит их всех, ибо цена её просьбы уплачена. Мёртвые теперь стояли вокруг Алессии и она снова рыкнула: ― Арессия! Вперррёееед! Мёртвые синхронно повернулись в сторону её махнувшей налево лапы. В одном ухе стало слышно лишь одобрительный смешок и не пойми откуда ― резонное хмыканье, точно на свете и впрямь существовали двое: Улка и Улла. Чем бы последнее ни было, теперь она была Арессия. Так её нарекла Богиня и теперь она сможет победить. Мёртвые начали иссушаться до самых костей, бурая кожа присыкала к ним, точно бумажная, у большинства вытекали глаза, но они всё шагали и шагали, чтобы построиться, источая лёгкий запах чего-то неведомого, едва отдавашего гнилью, на над их оголившимися черепами вздымалось туманное марево. Арессия зарычала ещё сильнее, а мёртвым не нужны были людские слова чтобы её понимать. Тем лучше. Лязг подъезжавших отрядов становился всё ближе, но ей уже было всё равно. Умершие были на её стороне и теперь они шли втрое большим строем чем отряд, загнавший её рыцарок в дереню. А впереди них, скаля пасть и готовая закусить легко помещавшуюся между них лошадь, бежала оборотница. Арессия, Великая Волчица и первая среди оборотниц. И теперь она была уверена ― её подвиги будут помнить все, кто почтили Великую Уллу.