«Возьмите это, но не уничтожайте. Мы пустим слух про воровку, скажем, что были еретички, тайно почитавшие Ворожею и Волчицу пуще Двуединых Сестёр. Все будут искать его, но не привлекайте внимания. Или же окажется, что опись всех сокровищ в храме не смогла ничего найти. Увы, я не могу сказать, чем обернётся моё указание, но высылаю оплату уже сейчас ибо всё будут искать по храмам, даже самым маленьким, а это может обернуться недовольством наших лесных посланниц. Мы сдерживаем любой спор из-за разночтений, поэтому действуйте как торговка или нищая. Всё должно быть так, будто вы ничем не примечательна.» Записка, уничтоженная пределами Двуединой Вотчины, оплота обучения жриц Улки и Уллы
― Н-не... Не толкайся, богини тебя удержи! Кристалл застучал по обмазанным тёмной и светлой глиной плиткам, закатываясь куда-то к коридору с дарами и всё сильнее выжигая неуемными всполохами темноту вокруг. Стол скрипнул. Кассея вскинула голову, не понимая, почему она одна. Свежий, как первая трава, свет изнутри кристалла чуть замерцал болотными крапинками. Её собственный, чудом не погас, ещё держится, даже греет руки, словно уголек в кувшине. Левое плечо ныло, как будто по нему толкали локтём и Кассея заморгала, понимая, как быстро уснула прямо над бумагами. Неужели она скоро примет всё это наследие? Она ― и наконец-таки полноправная жрица? А ведь она всё ещё помнила мягкое плечо, на котором невольно засыпала или локоть соседки: чуть расставив локти, Рутш часто освобождала места им обеим. Кассея вспомнила, как сильно ей не хватает этого храпа лицом в записи, книг, делимых на них обеих, чувства общих секретов и тогда ещё радовавших проказ. Она вечно жаловалась, что Рутш толкала её во сне, слишком быстро и поверхностно читала всё то, ради чего они оставались на ночь среди всех этих несортированных записок, книг, и манускриптов, а ещё совсем не любила старые наречия и списки давно почивших дочерей оборотниц и ворожей. Кассея, в общем-то и не возражала. Да, она также не любит те наречия, которым их учили. Да, она интересуется языком степнячек, раз уж им позволено узреть труды путешественниц за саму Великую Шёлковую реку, а некоторым ― и пройти вдоль самого Оборотного Леса. Да, её интересует жизнь самой Рамирики Ицар Вландетин, возглавившей первый набор преподавательниц в тогдашнюю Двуединую Вотчину. Ничего особенного, что следовало бы отрицать при Рутш: в манере говорить хранящая следы роскоши её семьи, щекастая, но при этом любопытная и непоседливая, она часто забывала все сплетни, какие ходили по коридорам старших учениц, как бы не тщилась их от скуки собирать. Невзирая на своё недоверие, Кассея подумывала поделиться и большим, но Рутш не была столь старательной, чтобы со всем прилежанием слушать ещё и те догадки, которые Кассея почерпнула из множества здешних библиотек. Правда, и те, кто заинтересовались бы подобным, также развернули бы споры, которые Кассея сочла бы слишком обременительными для своих дальнейших поисков. Могла ли она знать, чем обернётся её молчание. Сейчас, под наставничеством Карэйны, вечно казалось: ну конечно же, могла! Только к эта мысль тогда бы её не утешила. Ночью Рутш засыпала, не дочитав выданных им свитков, толкала Кассею полным плечом, но в целом, не смогла ей досадить, за что Кассея была ещё больше рада их знакомству: будущих жриц селили вдвоём за какие-либо заслуги, а что Рутш... Как бы ни шептались на торговых улочках в стороне от Вотчины про девочек из влиятельных семей, Рутш хвалили за умереность. Не в учебе, конечно, но нрав, не дававший ей смотреть слишком горделиво, но и не давать себя в обиду, а наоборот, располагать других, будущей жрице бы точно пригодился. Родные наверняка присмотрели для неё какой-нибудь городской храм для надзора явно знакомой наставницы и парочку невольников, которыми делились потом и с самой Рутш. А саму Кассею такое местечко интересовало меньше. Особенно когда она чудом смогла пробраться до свитка, говорившего о некой записке, которую написала лично Блансер. Та была утеряна, сам свиток оседал трухой на трепетно надетых Кассеей перчатках для ветхих свитков, но упоминание... Неужели здесь и правда было нечто большее, чем ворожеи и оборотницы, помогавшие спасти целые земли от восставших из мертвых? Неужели это место... Тогда Кассея отступила, делая вид, что это обычная полка с обычными нерасшифрованными трактатами ― одна из сотен в кратких символах богинь: по одному крылу и одной руке от каждой. Между стеллажей в тысячах таких резных крыльеф и рук мелькали алыми пятнами старшие ученицы, а серые с тёмными полосами на краях одеяния служащих библиотеки мадленно двигались лишь в сопровождении целых стопок или даже тележек с трактатми. Кто вообще могли подумать, что шифр, указанный в сторону мозаики на полу в пустующих коридорах смогут разгадать хоть кто-нибудь из здешних посетительниц? Но Кассея помнила рисунки, описи, местами сохранившиеся старые узоры, указавшие на место архива. Тогда она хотела его лишь увидеть. А потом в прачечную по недогляду попало одеяние весьма солидной жрицы. И кабы не то, чем оно помогло Кассее, это происшествие не имело бы никаких следствий и выводов с её стороны. *** «Родилось дитя первое, в мать пошедшее, оборотницей ставшее. Была она ниже матери, выше много людини, обернуться же в человеку не смела, мать почитая» Сначала песни восхваляли детинь от союза с Великой Ворожеей. Затем ― десятки строчек говорили о пирах и ещё столько же ― о храбрости и доблести оборотниц, их праве на любые земли и договорах заповедных лесов. А потом были и дары: оружие и талисманы, золото, почитание богинь, договоры о храмах, речи главной жрицы о почитании Великой Ворожеи почти также, как и Двуединых Сестёр, клятвы о мире и подружбе, заверения о взаимопомощи, привычная картина с знаками мира, где новорожденныя дочь-оборотница тянулась к соску матери-ворожеи и наоборот, снова сотни строчек о подвигах, о местах почтитания... Но. Ни одного слова о том, где же воздвигли обещанные статуи Великой Волчице. Нигде. Кассея не спрашивала ― все трактаты говорили, что те, рождаясь от браков с ворожеями или обычными мужчинами, уходили в лес, забирая с собой младениц и не возвращаясь за дарами. Главная Жрица не выполнила обещаний? Напротив, оборотниц все знали и никогда не могли оскорбить словом или делом, как бы ни были удивлены. Может, их постигло несчастье? Не особо ясно. Великая Волчица напротив, получала от Главной жрицы Блансер обозы с помощью, благодарности, работниц для обустройства в их новом доме. И здравствовала гораздо дольше ещё троих жриц, также почтительных и не забывавших продлевать благоденствие разрастающегося народа. А потом... Кассея вспомнила. Рамирика Увис Ицар Вландетин, родоначальница. Увис Ицар — Владеющая Мирной Жизнью. Титул, присвоенный через пару лет после кончины. Её имя объединило эти земли. Она добилась договоров от всех Вотчин, почитавших не одну, а уже Двуединых Сестёр. Именно с ней богини стали нести веру гораздо дальше пяти дней пути от Двуединой Вотчины. А затем пропал Амулет. И шифр, указывавший на эту записку. Кассея осторожно спрятала её в своё «новое одеяние». Вот почему это место так бдительно охраняли. Что ж, она бы никогда не захотела, чтобы человечицы, почитавшие богинь, делали это во лжи. Она покажет им правду.***
Конечно же, тогда это было глупейшей из её ошибок. В одеянии нашли грубо сделанную копию записки, а само одеяние доставили владелице, бывшей в за три дня пути отсюда. Кассея быстро поняла: её найдут. Но дальнейшая судьба оказалась... как бы ни думала о своих открытиях Кассея, только скажи ей кто-нибудь про эту встречу, она бы то хохотала от неверия, то негодовала, узнав, что такое возможно. Конечно же, это утвердило её догадку: описанное ― истина. Её пытались спрятать за обилием слов, похвалами оборотницам, чтобы отделаться якобы случайной пропажей того самого амулета Великой Волчицы, но у них не вышло. И именно за эту дотошность Кассея была вынуждена заплатить.***
― Это прощается на первый раз. Но ты... — Главная жрица их корпуса явно сдерживала разочарованный вздох, ― Ты нарушила всё так, словно никогда не знала наших правил. Будь моя воля, я бы послала эту новость гораздо дальше Двуединой Вотчины. Кассея молчала. Вблизи, вне проповедей и занятий для самых подготовленных Ладера, Главная жрица, надзиравшая за порядком среди послушниц Вотчины, почти не теряла своей строгости. Всё тот же строгое тёмно-серое одеяние, всё тот же гладкий чёрный капюшон, спускавшийся по плечам и подшитый к лоскутам-рукавам до середины плеча. Каждый рукав, оканчивавшийся оплётшими запястья чёрными лентами, показывал ранг, белые полосы манжет и воротника с чёрными кристаллами ромбовидных запонок, тусклых из-под слоя напыления, как дань умеренности, всё те же видневшиеся стальные бусины на завязках угольно-чёрной рубахи, как обычно, не забывавшие указать на вхожесть в Совет Жриц литерами «ла» и «ка», стальные перстни с печатями, серая расшивка белоснежной ткани, чтобы не падал капюшон ― и это ещё не полное одеяние и не наивысший пост, отмеченный угольной чернотой одежд. Просто вблизи эта подчёркнутая строгость и скудность цветов смотрелась почти роскошно ― если бы её почти состоявшаяся наставница не смотрела на неё как просто разочарованная людиня. От этого Кассее становилось немного горше, чем она предполагала, словно они были матерью и дочерью. Что было странно ― Кассея лишь была на очереди в списке той дюжины, которую Ладера могла взять себе в храм. ― Этот раздел библиотеки всегда был закрыт для учениц. Я всегда думала, что у тебя достаёт терпения, а не желания склониться в сторону одной из Богинь Кассея знала, что это значит. Её чуть было не заподозрили в ереси. Но раз так ― она бы давно уже не оставалась жрицей, а её одеяние сожгли бы рядом с трупом какого-нибудь последнего нищего распутника в знак позора. А сейчас оставалось лишь ждать условий от жрицы Вотчины. ― Уравновесить баланс поможет лишь твоё решение. Кассея выпрямилась на широком резном стуле. Если её прогонят молча ― это будет крахом. Но она его ждала столько, что знала: это будет наименьшим, что для неё сделала Рутш.***
«У тебя есть всего лишь ночь» Кассея, оставшись в запертой на ночь комнате, позволила себе короткую усмешку: ночь ― это слишком много. Даже сейчас ей хватило лишь пары часов, чтобы согласиться. Все остальные аргументы она взвешивала ещё задолго до того как начинала рыться в запрещённых для учениц свитках. Да, это ссылка. Да, эта история обрастёт слухами, но не объяснит многого тем высшим рангам, с которыми рука об руку шли все решения насчёт Двуединой Вотчины, а значит, за пределами места, где учились самые способные из будущих жриц. Кассея будет лишь пригретой за послушание, но просто нерадивой ученицей, а не выгнанной за подтвердившиеся слова о ереси. Почти как Рутш. Но в обмен она... Губы Кассеи расплылись в улыбке. Ну конечно же, она будет молчать. Заклинание сработало лишь один раз, а значит, никто не знает, насколько запретным оказалось то, что она нашла.***
Конечно же, Кассея пыталась изобразить печаль. Но всё равно того, что она ожидала, не выходило. Да, деревенская жрица не была к ней тепла, но и особо строгой её было не назвать: просто она почаще просила помогать ей с подворьем, на котором и так приходили работать самые бедные из крестьянок, а ещё чаще ― их отцы или мужья. Да, здесь было тихо и скучновато: совсем не тот оплот учения, где кипела жизнь жриц от мала до велика. Но это место не навешивало на неё долг бòльший, чем у более высшего ранга. И значит, у неё было время подумать, покопаться в записях этой жрицы и решить, что да, это горько, потерять шанс на ранг в пределах крепости какой-нибудь виконтессы. Только вот это ещё не конец. Жрицы смертны, многие из тех, кто узнали об этом, весьма уважаемого возраста, а даже здесь ходили слухи, что самые почтенные из них также склонны забывать о проступках какой-нибудь ученицы, даже той, которой прочили серые перчатки и рубаху в знак близости к её будущему долгу. После их смерти, после того как Кассея, даже не рискуя своей жизнью, а значит ― не ускоряя близость смерти её нынешней наставницы, получит свой ранг, у неё будет достаточно времени. И тогда она перепишет все накопленные знания о свитках, которые хранили тайны Первой Великой Волчицы. Разумеется, если в деревне появится на свет ворожея.***
Конечно же, все ждали. Мойрес провожали и встречали с почётом, треть деревни уже готова была признать её сельской старостой, только бы она благополучно восстановилась после родов. Даже сразу после того как она привела в дом готовую снабдить новорожденную молоком козу, которую уже даже выбирали на спор: чья же лучше? Мойрес учтиво предложила отдать вторую иной нуждающейся, благо ей эти три месяца, пока она ещё будет кормить дочь своим молоком, обойдутся не в тягость для их рода. Кассея скрывала волнение за занятостью над письмами от жриц, трактатами и молитвами, всё чаще засыпая за книгами и записями из тайника. Даже во сне она хотела заучить и без того знакомые, но плохо сохранившие все знания строчки. «Талисман в форме куба был личной вещью... утерян... Степнячки отдают похожие своим готовым выйти зажену мужчинам... Помогает ощущать тех, в чьём роду были рождённые от брака и связи ворожеи и оборотницы...» Конечно же, при упоминании степнячек Кассея вспоминала и про старую историю, сухо поведанную жрицей: как Мойрес, тогда ещё на вид столь степенная и не склонная к девическому озорству, легко и беспечно уехала прямо за Таратис помочь сестре, дабы они умыкнули со стойбища степняка. Конечно же, Карэйна тогда была не рада, даже когда Мойрес пришла просить за них и говорила, что они запутали следы, что степнячки боятся вод Таратиса не меньше границ Оборотного Леса и что да, этот светлокудрый как и все степнячки, юноша обязательно станет мужем её сестры, ведь за этим его и умыкали! От Кассеи не укрылась и иная деталь: отец почившего Демиаля оказался достаточно кротким, хоть и непристойно хорошо держался в седле. Настолько, что явно не возражал передать свой амулет сыну, даже когда тот должен был сгинуть с ним где-нибудь в ожидании казни. И теперь, когда Мойрес готовилась произвести на свет желанную дочь, Кассея радовалась. Конечно же, тогда её попытки убедить жрицу на брак были лишь парой фраз, но она лишь убедилась в правильности своего решения, когда вспомнила, что на шее этого юноши болтался мешочек. Как оказалось, проступавшие из-под ткани очертания были и правда теми самыми двумя игральными костями. Все будут думать, что это следствие одного лишь дара. Все забыли про спрятанный, дабы примирить старых противниц, талисман. Этот Эйлас не знает всей его силы и при случае передаст «оберег для степнячек» в дар или же по мужичьему суеверию отдаст дочери. И тогда она, став наставницей юной ворожеи, узнает и передаст всю правду, которую скрывали даже от самых достойных и признанных жриц.***
Вечер был тих, Кассею понемногу клонило в сон, а записи о ритуалах всё ещё требовалось переписать ― большинство из них её наставница уже не смогла бы разобрать, видя чаще крестьянку на пашне, чем кипу свитков в руках. Это было бы забавно, но Кассея, глядя на то, что ей предстоит унаследовать, порой излишне сомневалась: а будет ли у неё потом время? Ведь когда-нибудь придёт срок, и хлопотать придётся вдвойне: на похоронах, завоевывать ещё больше доверия своих селянок, помогать им, взять всё на себя... Поэтому пальцы продолжали выводить строчку за строчкой, а слова то прыгали то в сторону, то сбиваясь в одну кучу, точно у не знавшей их порядка на листе или вообще рискуя сбиться на излишне вычурные выражения про совсем насущные вещи. Так, ещё в этом свитке нужно указать список имён для решивших зачать... В руку что-то упёрлось. Как здесь оказалась Рутш? И почему у неё такая худая ладонь? ― Ты усердствуешь в порочную сторону, ― хрипло проговорила наставница. Кассея медленно выпрямилась и откинула голову назад, привычно наклоняясь настолько, чтобы на глаза не спадал мокрый от пота лоскут, державший капюшон. ― Да, пожалуй... ― она не стремилась сильно жаловаться, но госпожа Карэйна понимающе хмыкнула, словно отвечая на незаданный вопрос. Кассея прикрыла рот рукой, чтобы не зевать при ней так сильно, а затем поняла, что ей в руку упёрся рожок для вина, расписанный синими и алыми узорами под берега Таратиса. Подставка под него угрожающе звякнула, но Кассея успела раньше, чем Карэйна отняла руку. ― Во имя равновесия между Двуедиными, ― степенно проговорила Кассея. ― Во имя равновесия Двуединых Сестёр, ― ответила ей Карэйна, медленно поднимая порцию со своего давно опустевшего стола. Она пила не морщась, степенно глотая, но и не отставляя на столешницу ― так, как это полагалось давно состоявшейся жрице, которую всё чаще донимали одышка и боли в груди, а долг, конечно же, обязывал не ограничивать себя в хмельном, но и не злоупотреблять в нём без меры. Приглядевшись, Кассея поняла, что больше за сегодня госпожа Карэйна пить не будет: ту пошатывало так, словно она более усиленно поклонялась Улле. Госпожа жрица ответила: ― Иногда я жалею, что не осталась в замке виконтессы, при моей тогдашней наставнице. Но потом Её Милость госпожа Кейвлац пожертвовала на строительство храма, а я забрала даже самые редкие свитки оттуда, где писали про ворожей. А ещё один... Сама Её Милость пожертвовала его сюда на смерть матери. Ты тоже цени то, что имеешь, хорошо? Кассея вздохнула. Госпожа Карэйна по-прежнему могла считать, что она скучает по вольнице её родной Цитадели. ― Ты не переживай. Ещё больше ты получишь, когда придёт время. Хотя в библиотеке Её Светлости давно не хранится ничего более ценного о богинях, чем здесь. Кассея пожала плечами, изображая растерянность. Но будь у неё хотя бы миг на слабость ― она бы улыбнулась. Ну и кто бы мог подумать, что её ссылка окажется столь удачной? Мало того, что свои записки она быстро зашифровала, спрятала здесь, а тут ещё и это! Записки жриц о том, что потомки ворожеи и первой оборотницы на свете начинают видеть саму Арессию! И кто же? Жрицы? Ворожеи? Самые почтенные из женщин, отмеченные милостью богинь? Нет, мужчина, суеверно боящийся всяких бед и не знающий значения амулета! ― Я благодарна за ваши благосклонные слова! ― в знак почтения Кассея приняла ещё один наполненный рожок в изображавшей реку росписи. Она искренне улыбалась, забывая поправить смоляную прядку светлый лоскут, помогавший держать капюшон на месте. Если всё получится ― значит, якобы утерянный амулет станет принадлежать ей. Если родится ворожея ― значит, у неё будут доказательства, что на самом деле произошло, прежде чем почитание обеих Сестёр снова стало одной верой. Если это станет не просто слухами ― то вместе с ворожеей они перекроят заново мир, отныне не дававшей ей так много, как ворожея с амулетом, которая была бы на её попечении. Госпожа Карэйна примет на колени девочку, чья жизнь поможет ей. Ведь брак Мойрес окончательно определил, что эта девочка начнёт видеть то же, что и её полустепняк-отец. Вернее говоря, ворожея из этого увидит столько, сколько ей позволит родство Мойрес с потомками дочерей, появившихся на свет после союза Арессии с Ворожеей. Свитки госпожи Карэйны уже лишь подтвердили, насколько многого добились эти ворожеи. С амулетом у неё могут быть те откровения, которые были доступны самой Арессии. С амулетом даже самая необученная ворожея даст возможность добиться не просто какого-либо приличного ранга, а найти союзниц и влияние, чтобы исправить всю ту ложь, которую пишут о её богинях. Нужно только увидеть облик этой девочки и ждать, ждать. Она должна быть черноволосая, как все ворожеи, у новорожденной, как и у всех них... У новорожденной могли оказаться зелёные глаза. Прямо как и предсказывала её наставница.