Personal Jesus

Джулия — собранная, отрешенная, но с лихорадочным блеском в глазах, свидетельствующем о крайней степени отчаяния — она в том состоянии, когда понимает, что ей конец; Джулия знает, жить ей недолго осталось: помнит ненависть, что плескала на дне зрачков рыжей, ощущает фантомную хватку пальцев Элис на своей шее; ей умереть хочется, зная, что не в пустую, что Элис в курсе и о плане Тени, и о том, как он ей голову задурил. Джулия исчезает в тумане, пока Тень пытается связаться со Средой: волны не соединяются, Тень оказывается не у дел; послать маячок Элис было слишком легко — они еще в своей петле решили, что знак кентавра, спасшего Квентина от неминуемой смерти, будет связывать их воедино — Джулия думала, что никогда им не воспользуется, но пришлось. // Элис вскидывает голову и морщится от светлого пятна, мельтешащего перед глазами; он похож на кентавра так сильно, что Элис хмыкает, не разжимая губ — надо же, Джулия вызывает ее на встречу, ну хоть не на поединок, где выжить могла бы только одна, и, если быть честной, Элис не могла даже представить исхода, в котором могла бы победить. Элис оборачивается: Лидия что-то Суини едва ли не на пальцах объясняет, голова к голове, Лора стоит возле окна, между пальцев пропуская монету, она не золотая, не та, что сердце ей заменяет, самая обычная, но от нее становится спокойнее — Элис однажды подбросила ее и почувствовала, как мир на секунду замер, пока не выпал орел. Соблазн убежать так велик, что Элис не может ему противиться: они ведь просто поговорят, да? К тому же, в глазах у Джулии действительно можно было заметить р а с к а я н и е — да, Элис все еще хочет сердце ей вырвать голыми руками, растоптать в пыль, Марго с Кэди все еще на подкорке, их оттуда ни что не вытащит; но это же Джулия, и она отзывается внутри сердца ее болью резкой, едва ли на две части не делит. Суини на нее внимания не обращает, а на лице Лидии столько разных чувств, что ей явно не до Элис и ее стремления добиться правды — по рукам липкая кровь Джексона, что должен быть защищать Марго — а за окном Тео накручивает на палец локон темных волос Трейси, они даже не моргают, когда Элис выходит сквозь черный ход; Кира с Джорданом на задании, больше охранников нет — пусть Лидия и Проводник, но такое предугадать она не могла. Элис по дороге идет, голову высоко задрав — когда она только оказалась в этой петле, то старалась прятаться, держаться ото всех подальше, в этот же раз она едва ли не освободительницей себя чувствует, если нападет кто, получит ударную под дых; хорошо под рукой вечную зажигалку держать, что магию в тебя едва ли не литрами вливает, лишь бы самой не колдовать — Лора призналась не сразу, но каждое заклинание ее жизнь сокращает, монетка монеткой, но вечность подарить она не способна, а Лора, хоть и Мертвая, умирать не планирует; в ее сердце пробитом бьется стремление выжить, и она готова едва ли не мир взорвать, лишь бы снова на лице луч солнца почувствовать. Элис по дороге идет и не замечает, что Лора за ней след в след, шепчет что-то несуразное и боится хоть на шаг отстать; Лора видит свет, что мелькает где-то в конце, и идет к нему напрямую, напролом, минуя обходные пути — Тень зовет ее, Тень ждет ее, она не может заставить его страдать. // Мертвая Лора слишком похожа на живую — разве что кожа бледнее, да зрачки бездоннее. И запах, он ощущает этот сладковатый аромат, который если вдыхать дольше нескольких секунд, то он обращается смрадом. Так пахнет смерть. Разложение. Отчаяние. Одиночество. Лора каким-то непостижимым образом цепляется за жизнь, карабкается наверх из засасывающей ее бездны, и он, ее Щеночек, наконец-то может протянуть руку и вытащить ее наверх. Она смотрит на него совсем не так, как раньше — раньше в ее взгляде было больше снисходительности, раньше он значил для нее нечто постоянно-утомительное, хотя и милое, и даже родное… Теперь она смотрит на него с опаской, которую можно понять. И с каким-то благоговением, и с толикой горечи, и… Да, пожалуй, это разочарование таится на дне ее темных-темных зрачков. Тени становится так погано на душе, как не было с того самого момента, когда он узнал, что Лора мертва. И узнал, к а к она умерла. Думать об этом уже не больно — пережил, смирился, вышел на новый уровень и стал одержим ее возвращением, и вот, как-то так вышло, что потерял ее в этом долгом и кровавом путешествии… Потерял навсегда? Верить в это не хочется. Раз она пришла, раз все еще тянется к его свету, раз смотрит ему прямо в лицо — значит, шанс еще есть. Она хочет жить: Тень знает, чувствует, видит это, Тень верит в то, что сможет вынудить ее остаться если не ради того, что у них было (и есть?..), то хотя бы ради возможности вновь ощущать биение собственного сердца, ощущать и запах, и вкус, и дуновение ветра на разгоряченной коже, и навсегда забыть о тугом комке, ворочающемся во внутренностях — гребанная смерть выскребает ее до самого дна, и Лора боится, боится этого… — Я сделал все это, чтобы спасти тебя, — просто говорит он, глядя в бездонные провалы глаз своей мертвой жены. — Джулия может сделать это, и она сделает. У меня есть метод давления на нее. Прежний Щеночек, который клубком сворачивался у ее ног, который руки был готов ей лизать, он никогда ни на кого не д а в и л. Он был слишком мягким, слишком податливым — слишком домашним и ручным. Вот только того Щеночка больше не было — издох на могиле предательницы, оплакивая и ненавидя ее. Теперь все было иначе, теперь все было гораздо серьезнее, теперь нужно было делать выбор и не оглядываться назад. — У нее почти достает сил, чтобы воскресить тебя, Лора. Нужно еще совсем немного. Если ты скажешь мне, где прячется твой рыжий клоун и его подружка со свитой, все будет кончено. Для всех. Увы, счастливый конец в этой истории предусмотрен только для нас. Лора молчит, глядит не мигая, и Тень ощущает пугающую пустоту внутри. Если она скажет «нет», то что тогда? Что, черт побери, ему делать? Впасть в ярость и разрушить весь мир? Надеяться и получать желаемое, это, мать его, утопия. Но разве может он отказаться от этой последней мечты, глядя прямо на нее и понимая, насколько он к ней близок? — Я принес тебе сигареты, — вспоминает он и лезет в карман за пачкой. — Тебе ведь все еще нравится дым? Лора смеется глухо, выстраивая стену между ними в миг; Щеночек бил ее по запястьям, едва она тянулась к пачке, а теперь предлагает пустить дым в легкие из собственных рук? Лора знает, что он хочет ее на свою сторону переманить, и она почти даже сдается, уступает, шагает было вперед, но резкий крик Элис — она что, рядом где-то? — позволяет прийти в себя. — Я бы хотела, честно. Но они важнее моей мертвой жизни, — Лора разводит руками и затягивается из своей пачки; недавно Лидия глядела на нее своим чарующим взором, прямо в душу, в ее золотую монетку, и просила не делать глупостей. А она сделала; допустить вторую было бы слишком расточительно. // Элис вскидывает глаза к небу — Джулия снова стала богиней, сквозь кожу магия струится, оживляя все вокруг нее, ключ на груди сияет все сильнее, набирая силу из ее пульса; Элис смотрит на то, какой несчастной выглядит Джулия, и перебарывает желание броситься к ней еле-еле: она в ее жизни отпечаталась навек, так просто ничего не сотрешь. — Все вышло из-под контроля, — голос у Джулии срывается на пару октав; она знает, прощения ей не заслужить, лишь бы не пасть сейчас от руки той, с кем поклялась магию вернуть, она ведь не сможет не ответить. — Ну же, Элис, ты же знаешь, как это бывает. Элис знает, Элис сама судьбу мира однажды пустила в кювет, решила сделать лучше, сделала хуже в сто крат, заставила страдать слишком много людей; Элис знает, как это бывает, к ее коже все еще липли осуждающие взгляды, оставляли ожоги на подушечках всплески случайной магии. Элис делает шаг вперед. — Я могла бы сотню раз повторить, что это его вина. Что я была зачарована, что он принудил меня. Но ты же знаешь, что это не так. — Джулия между пальцев пропускает ключ, точь-в-точь Лора с ее монетой, внутри Элис щелкает чувство с х о ж е с т и, заметил ли это Тень? — Я бы поверила тогда кому угодно, пошла бы за любым. Сделала бы все, чтобы ощутить магию в венах — полноценную, настоящую, опьяняющую. Элис знает, судьба обоих миров теперь на ее выбор полагается, ей бы назад, в разрушенный дом на границе городов, ей бы туда, где Лидия глядит сквозь тебя, где Суини кивает — «ты все, что нам нужно», где Лора цепляется ногтями в вены, укладывает голову на плечо и шепчет что-то о щеночках; Элис помнит, что обещала привести Джулию живой, но если она это сделает, то не сможет ее спасти. Джулия шагает вперед, Элис зеркально назад, с языка срывается: «нет», и Элис не знает, истерика это или отчаяние; где-то вдали слышится шорох веток, Джулия вскидывает голову и прислушивается, усмехается грустно и глядит прямо в глаза — Элис этот взгляд знает, он не предвещает ничего хорошего. — Я не единственная предательница за сегодня, — говорит без эмоций, слушает тишину ветра. Элис непонимающе хлопает глазами: чтобы это значить могло? Она лишь за Лорой не уследила, бросила ее одну, показав путь наружу; Лора была мертвой, но не глупой, выбраться вслед за ней могла спокойно, где ее и перехватил Тень. А Джулия! Джулия-то как хороша! Разыграла желание помочь, сыграла на чувстве жалости, сделала все, чтобы ее, Элис, отвлечь. Элис сжимает кулаки — злость внутри все допустимые нормы превышает, но драться с ней сейчас нельзя, Лору оставлять надолго одну нельзя. И как Суини не уследил? Элис разворачивается и бежит, по пути колдуя заклинание поиска, Лора оказывается метрах в пятиста, возле нее здоровенный мужик, что кличут Тенью; Элис иронию ценить может — сейчас на тень Лора смахивает гораздо больше, щурится от его солнечного света, пытается прямо не смотреть, едва ли не опаляя роговицу. Элис прикрывает ее своей грудью, краем глаза замечая, как Джулия льнет к его плечу, вроде и защищает, вроде и сама пытается убежище найти; Лора за запястье держит крепко, тянет на себя мягко и просит уйти прочь. «Мы не справимся сейчас» Шепчет прямо на ухо, и Элис почти даже уходит; вот только молния бьет в поваленное дерево, Тень инстинктивно прикрывает собой Джулию, а Лора ругается сквозь сжатые зубы. В центре поляны материализуется фигура. И это точно ни к чему хорошему не приведет.