То, что делает меня (Моя сумма рерум)

Однако уже дома, пока ужинал, пока механически отвечал на расспросы бабушки о школе, пока Дятел разглагольствовал о своём метаболизме, я только и думал, что о покойнике. О том, какой жуткий был у него вид. Пытался представить, что чувствовали Тифон и Зоя, находясь рядом с ним. Время от времени его серо-голубое лицо сменялось белой тряпичной головой с широкой прорезью рта повешенного, и картинки становились ещё ужаснее. Пару раз я попробовал отвлечься, вспоминая, какая тёплая и мягкая была рука у Зои, и как приятно пахли её волосы, но труп снова и снова настырно вставал перед глазами. — Слушай, — хоть на что-то Дятел мог сгодиться. — А как долго может лежать труп, не разлагаясь? Он убрал в сторону книгу и охотно развернулся ко мне. — Ну… Бактерии заполняют труп сразу, как только он переходит в стадию окоченения. Тут всё зависит от самого организма, сколько в нем было микробов. Вопрос его, похоже, ничуть не смутил. — Вздутие начинается, где-то часов через семь, а гниение сутки на третьи. Но это не точно. Хочешь, я загуглю? — Забей, — я снова отвернулся к белым с золотистыми вензелями обоям. Лучше бы и не спрашивал. Подобные знания ясности мыслям не прибавляют. — Самое опасное — это контакт с трупом, если у тебя есть открытые раны. Любые. Палец, к примеру, порезан или губа треснула. Всё, считай хана. А зачем тебе? — Не твоё дело. — Ты когда-нибудь настоящего мертвеца видел? — Дятел уже переоделся в байковую пижаму и выглядел в ней очень по-детски. — А я видел. Когда в больнице с менингитом валялся. Один мальчик, который на соседней кровати лежал, умер. Его мама очень плакала. Я тогда не понимал, чего она так плачет, потому что он ни капли не изменился. — Никит, а ты катался с Трифоновым на мотике? — внезапно переменил тему он. — Здорово, наверное, на мотике, да? Ты только не злись, я тут вот что подумал, а может, ты поговоришь с ним насчет меня? Может, я тоже буду дружить с вами? Нет, ну конечно, не за просто так. Я взамен могу с математикой помочь. Он же хочет подтянуть математику. И тут меня разобрал дикий, гомерический хохот. Возможно, от нервов или от патологической глупости Дятла, но ржал я минут пять не переставая. Так, что он озадаченно спросил: — Что с тобой? — Как тебе такое вообще в голову взбрело? Дружи вон с этим Голубевым или как того прыщавого очкастого ботана? — Давид? — Во-во, с Давидом. — Но я не хочу с ними дружить. Они неприятные. Подлые и завистливые. — А у нас дурная компания. — Я знаю. Это было очень нелепое и странное заявление. Дятла от парней отделяли миллиарды световых лет. Он был совершенно из другой системы, из другой галактики, из другой вселенной. — Ты реально думаешь, что с тобой будет хоть кто-то из серьёзных ребят общаться? — Но я тоже хочу на мотике, — почти шепотом проговорил он и нервно сглотнул. — Ладно, — неожиданно сам для себя сказал я. — Возможно, я смогу тебе помочь. Только нужно пройти одно испытание. — Правда? — голубые глаза радостно округлились. — Типа прописка? Я готов! Это было нечестно, но меня распирало. — Позвони сто два и скажи: «на ТЭЦ возле леса лежит труп». И всё, больше ничего. Любой другой на месте Дятла начал бы спрашивать, что за труп, с чего я это взял, и зачем это нужно. Любой, но не Дятел. Вместо этого он поинтересовался: — А какой номер ТЭЦ? — Без понятия. — Ну, хотя бы улица какая? Знаешь сколько в Москве ТЭЦ? И лесных массивов не меньше сорока. — Ты в этом районе сто лет живешь, вот и разбирайся сам. — Та, что у нас из окон видна? Хорошо. Я понял, — Дятел выбрался из кровати, подошел к письменному столу и открыл ящик, где из-за бабушки, утверждающей, что излучения от телефона разрушают мозг, он хранил свой мобильник. Затем, ни капли не раздумывая, набрал номер, немного подождал, а когда ему ответил дежурный, выложил всё, как я велел, прибавив к этому название улицы. После убрал телефон назад и вернулся в кровать. А я как сидел с открытым ртом, так и остался сидеть. — Всё, — сказал он. — Я сделал. Теперь поговоришь с Трифоновым? — Ну ты и дебил. — Почему? — он захлопал глазами. — Может, я пошутил? — Нет, не шутил. Ты же не просто так спрашивал про покойника. А я всегда стараюсь неприятное побыстрее сделать, чтобы потом не думать про это. Смутный, неясный страх сменился паникой. Что теперь будет? Как отреагирует полиция? Что я скажу ребятам? Как объяснить, откуда узнал Дятел? И тут, как бы в подтверждение моих мыслей, ящик стола бешено завибрировал. Так и есть. Перезванивают. Дятел вскинулся и насторожился, как разбуженная сова. — Не отвечай, — строго сказал я. — Решат, что розыгрыш, и ничего не будет. — Но ты же сам хотел. — Это я тебя проверял. На слабо. Лицо его стало сосредоточенным, видать всерьёз обдумывал этот вариант. — Хорошо, что я догадался не со своего звонить. — А с какого же? — С Нокии той. Ты говорил, что она чужая. — Так она же не работает. — Уже работает. Я её зарядил. Хотел тебя порадовать. У меня старый телефон точно такой же был, только серый. Я с облегчением вздохнул. Оказывается, Дятел мог сделать что-то умное. А через полчаса или больше, потому что мы заснули уже, телефон снова зазвонил. Мы перепугались и лежали затаившись. — Может, ответить, а то не поверят? — прошептал Дятел. — Нет, — сказал я. — Нужно вообще выбросить эту симку. Одни неприятности от неё. Встал, уже собрался вытащить карточку, но не удержался, раскрыл Вотсап. К моему огромному удивлению, за всю прошедшую неделю от Яны всего один пропущенный вызов и всего одно сообщение: «Всё с тобой ясно». Скопировал её номер и отправил на Сяоми. Пусть будет. На всякий случай. Затем выковырял симку, открыл окно и выбросил. Наутро я всё же решил поговорить с Трифоновым. Готов ли он по-прежнему предложить Яне свою помощь? Если она ещё нужна, конечно. Шутка ли. Неделя прошла. Позвонил ему, а он предложил зайти, потому что ещё не вставал. Дверь мне открыла мама Тифона — симпатичная русоволосая женщина с каре и такими же ярко выраженными скулами, как у сына. — Спят они. Под утро притащились. У меня уже сил нет объяснять, что если вдруг полиция заберет, то это мне придется оправдываться и штрафы платить. Но он, похоже, не понимает. Говорит, в случае чего из зарплаты отдаст. Ишь, зарплата у него теперь. Значит можно разбрасываться деньгами направо и налево? Ты тоже по ночам шляешься чёрте где? — Не шляюсь. — А школу прогуливаешь? — Нет. — Завидую твоей маме! Сразу видно, приличный мальчик. Не то, что эти… — Мам, ну хватит, — Тифон мятый и сонный выполз в коридор. — Чего ты всё ругаешься? — А то, что никаких сил у меня на тебя нет. И нервов. — Я же тебе звонил, — голос у него был ещё более хриплый, чем обычно, а на щеке и на груди отметины от подушки. — И что с того? Вечно в какие-нибудь неприятности влезаешь. Ругалась она по-доброму очень, будто через силу. — Я правда не мог раньше прийти. Честное слово. Не обижайся. — И полотенца мокрые на батарею не развесил. Чего приспичило в четыре утра мыться? — Сейчас развешу, — Тифон обнял её и поцеловал в щёку. — Сделаешь сырники? — На всех? Он вконец разулыбался и довольно кивнул. — Мама у меня золото, — с гордостью сказал Тифон, когда она ушла. — Всё понимает. А отчитывает для порядка. Проходи. Я вошел в комнату. Обстановка была очень простая. Мебели мало: с одной стороны узкий шкаф и стол со старым огромным монитором. С другой угол со шведской стенкой и болтающейся на ней длинной боксерской грушей. Там всё было увешано фотками и плакатами различных бойцов и чемпионов, в которых я совершенно не разбирался. А посередине на разложенной кровати сладко сопел Лёха. — Его родокам пришлось сказать, что у меня останется, иначе бы ему таких пистонов наставляли, — пояснил Тифон. — А чего вы всю ночь-то делали? — тихо, чтобы не разбудить Лёху спросил я. — Смурфика искали. Помнишь Смурфика? Все злачные места обошли. В итоге нашли его на дороге прямо. Сидел на обочине, рыдал. Его собаку машина сбила. Там такой поворот есть гадский, когда выезжаешь, то ни пешеходов, ни выезжающие с боковой дороги машины не видно. Постоянно аварии там. Вот Смурфу и вздумалось в ночи дорогу переходить, хорошо, хоть сам жив остался. — Что это он вам так внезапно понадобился? — Да, чего-то мы с Лёхой подумали, подумали, и решили, что плохо там этот трупешник оставлять. Человек всё-таки. Может, у него даже родственники есть. А Смурф, он — стукачек. В ментовку, как домой ходит. На нариков, бегунков и тех, кто в розыске, стучит. Особенно на приезжих. Они на автовокзале с автобуса ссаживаются, а он тут как тут. За это полиция его самого не трогает, закрывает глаза на то, что наркотой промышляет. Вот мы и решили его попросить про покойника рассказать. Жаль только, что повешенного Жорика тоже снимут. Такой он классный. — Андрюша, — в комнату заглянула мама. — Я там всё на столе поставила. Пойду схожу в магазин. — Ну, мам, — примирительно сказал он. — Я сам попозже схожу. Всё куплю. — Этого не купишь. — Чего этого? — Всё. Пока. — Нет, правда, ты куда? — он вдруг забеспокоился и, вскочив, выбежал за ней в коридор.— Ты из-за того, что я поздно пришел? Ну, мам. Я правда сам всё сделаю. Но дверь хлопнула, и он вернулся в комнату. Молча, с хмурым видом натянул майку и штаны, и мы пошли есть. Сырники были очень вкусные, горячие, с густой холодной сметаной. И после бесконечных овощей казались мне просто восхитительными. Но Тифон почти не ел, машинально ковырялся в тарелке, потом вдруг спросил: — Слушай. А как она тебе об этом сказала? — Ты это о чем? — Ну, мать твоя, когда… — он замялся, подбирая слова. — Когда… — Вначале спросила, не возражаю ли я. — А ты чего? — А я сказал, что не возражаю. — Чё правда? Сам согласился? — поразился он. — Ну, я же не знал, что так получится. Думал, подружимся с ним. — Вот ты дурак. — Мне тринадцать было. — Без разницы. Как можно отдать свою собственную мать какому-то уроду? Значит, ты её не любил. — Любил, конечно. Но она же взрослая, а я мелкий был. Что я мог сделать? — Да хоть сказать, что он тебе не нравится. — Ну, а если представить, что у неё любовь и всё такое? — Как я по-твоему должен это представить? — он вдруг так распереживался, что вместо привычного румянца на скулах выступили красные пятна. — Всё. Проехали эту тему. — Хорошо, — с радостью согласился я. Потому что мне тоже не нравилось не только обсуждать маму, но и то, как он завелся, и что вообще с ним стало происходить. Мы замолчали. Тифон смотрел в свою тарелку, а я в свою, краем глаза косясь на то, как он в задумчивости возит куском сырника. — Нет, правда, я не хочу, чтоб ей было плохо, — неожиданно оправдываясь, заговорил он. — Всю жизнь, чего бы я ни вытворял, она за меня заступалась. Дома, конечно, вставляла по первое число, но на людях никогда. Не помню ни одного случая, чтобы наказала несправедливо или унизила. Даже спрашивала всегда: «Как ты считаешь, я тебя справедливо наказываю?». И я ни разу не сказал «нет», и не потому, что чего-то боялся, а потому что реально был согласен. Он покачал головой своим мыслям. — А ещё она постоянно всё мне тащит, то фруктов накупит, то сладостей. Лучше бы себе сумку новую купила. Да и с давлением у неё какая-то фигня началась. Если сильно понервничает, сразу двести. А у неё школа. Но этот мужик её нереально бесит. Убить готов. — Я решил, что буду сам по себе, и стану делать только то, что хочу и как хочу. — А чего можно хотеть, когда ты один? Просто пожрать, там, или поспать. Что можно вообще хотеть для самого себя? — О-о! — сзади раздался протяжный возглас, и мы обернулись. В дверях, облокотившись о косяк, стоял Лёха в одних джинсах и босиком. — Для себя знаешь, сколько всего можно хотеть? Сейчас я умоюсь и такого тебе порасскажу, на всю жизнь хотения хватит. Он многозначительно подмигнул и исчез в ванной. — Сто раз тебе говорил, — умытый Лёха сиял. — Оставь свою мать в покое. Ты ей надоел. — Что? — Трифонов мигом очнулся от своих загрузочных мыслей. — Ладно, ок. Шучу. Но реально, Андрюх, сколько можно уже на эту тему загоняться? Ну, даже если есть у неё кто, что тебе с того? Сиську ты уже не сосешь. — Блин, Криворотов, — Тифон выпрямился и строго посмотрел на него. — Ещё одно слово и, клянусь, я дам тебе по морде. — Ой, не, — Лёха сел между нами и взял сырник рукой из общей тарелки. — По морде мне нельзя. У меня сегодня, между прочим, свидание. Даже два. Он посмотрел на часы в телефоне. — Сейчас пожру и сваливаю. Ты бы тоже себе бабу завел и сразу перестал нервничать и на людей кидаться. В следующую же секунду Криворотов едва успел увернуться от хорошей оплеухи, но, как ни в чем не бывало, продолжил: — Слушайте. Есть одно дело. Чуть не забыл. Мои родители на даче строительство планируют затеять. В общем, папа просил помочь сарай сломать. Поможете? — Сломать? — уточнил Тифон. — Без проблем. Я тебе что угодно сломаю. Хоть сейчас. — А ты как? — Лёха посмотрел на меня. — Поедешь? Я, не раздумывая, согласился. От Трифонова я ушел загруженный, совершенно позабыв поговорить, о чем собирался. Всё же, как ни крути, человек тотально и бесконечно одинок. Хотя бы по факту рождения и смерти. Живут же люди с самого детства без родителей, и ничего, может, и хорошо, когда не успеваешь ни к кому привязаться и рассчитываешь только на себя? Что лучше: никогда не иметь чего-либо, или иметь, а потом потерять? Наверное, я рассуждал, как тупой примитив, но мне было позволительно, потому что гениальностью или какими-то особыми талантами я не отличался. Однако получалась какая-то полнейшая чепуха. Если человек одинок и никому не принадлежит, то почему же тогда в одиночном заключении сходят с ума? Зря Трифонов поднял эту тему. Я остановился возле своего подъезда, придумывая, куда бы ещё пойти, чтобы не возвращаться туда, где, находясь в одиночестве, побыть одному никак не получалось. Плохо только, что я забыл поговорить с Тифоном насчет этих сестер. Что всё-таки с ними делать? Перезвонить или забить уже, раз всё стихло? Мимо с сумкой до отказа набитой продуктами прошел Вениамин Германович, поздоровался, спросил, когда я зайду. Пришлось сказать, что уроков много задают и ЕГЭ на носу. Он ответил: «освободишься, приходи — очень поможешь», и как-то так всё наложилось одно на другое, что я просто взял и набрал номер Яны. — Привет. Это Никита. Я ждал обвинения, но Яна откликнулась спокойно и обрадованно: — Мы думали, ты больше никогда не позвонишь. — Что папа? Не нашелся? — Нет. Но мы узнали адрес. — Теперь-то он уже не нужен, наверное. — Ты передумал нам помогать? Зачем же тогда позвонил? — А что нужно сделать? — Можешь приехать хотя бы? — Просто приехать? Ты уверена, что вам не нужно с этим в полицию податься? — Уверена. Просто приезжай. В любой день, кроме выходных. С одиннадцати до часу или с пяти до семи. Я тебе адрес смской пришлю. Привези два Чупа-чупса с колой и три пачки сигарет. И она, не прощаясь, сбросила вызов. Похоже, с переездом в новую квартиру, я открыл в себе новую способность: искать проблемы на свою задницу. Вот мама порадуется. Хоть в чем-то у меня несомненный талант.