То, что делает меня (Моя сумма рерум)

По меркам Москвы жили сестры совсем рядом: на автобусе в противоположную от ТЭЦ сторону остановок семь. До конечной. Мы поехали к ним во вторник, сразу после школы. Я, Лёха и Тифон. Парни в этом районе выросли, а я видел те места в первый раз. Глазная больница, небольшая церквушка с колокольней, закрытый на реконструкцию кинотеатр, Макдональдс и торговый центр. Дом, который нам был нужен, располагался возле автобусной остановки, отделенный от проезжей части небольшой пешеходной дорожкой и рядом деревьев. Вылезли из автобуса, постояли немного, поглазели на окна. Третий подъезд, шестой этаж, квартира слева от лифта. За дверью громко, на всю площадку, орал телевизор. Тифон позвонил. Но звонка будто не прозвучало, телевизор заглушал всё. Позвонили снова, с тем же успехом. Постучали. По ту сторону дверного глазка мне почудилось едва заметное движение. — Здравствуйте, — сказал я, обращаясь к входной двери. — Я к Яне. — Да не откроют они, — Лёха уселся на лестнице. — Стремаются. — Тебе я бы точно не открыл, — согласился Тифон. — А самому себе и подавно. Мы постояли. Телевизор по-прежнему орал. Вдруг в кармане завибрировал мобильник. — Никита, это ты пришел? — у Яны на заднем фоне тоже орал телевизор. — Я же предупреждал, что не один буду. — Покажи в глазок папин телефон. Я достал Нокию и помахал им перед глазком. Наконец замок щёлкнул, дверь приоткрылась, и оглушительный звук телевизора разнесся по всей площадке с первого до последнего этажа. В дверном проеме показалась девушка с постриженными чуть выше плеч голубыми волосами. Не такими тускло-грязно синими, как у Егоровой, а нежно-голубыми, как у Холзи в клипе Ghost. Невысокая, фигуристая, в белом пушистом халате с капюшоном. Она приложила палец к губам, типа, чтобы не шумели, довольно нелепо, с учетом оглушающих воплей с экрана, и жестом показала, что разуваться не нужно. Мы удивленно переглянулись, но прошли за ней мимо ярко освещенной комнаты, застекленные двери которой были распахнуты и где орал телевизор. Спиной к нам стояло высокое кресло, в нем кто-то сидел. Белизна комнаты, куда она нас привела, после подъездного полумрака ослепляла, а возле широкой двуспальной кровати с металлической спинкой, стояла в точности такая же девушка, только с нежно-розовыми, как парик Скарлет Йохансон в «Трудностях перевода», волосами и в таком же белом пушистом халате, как у сестры. Увидев нас, она смущенно присела на краешек кровати. Девушки были настолько похожи, что я несколько опешил. На той фотографии они выглядели совсем иначе. Видимо из-за волос. Но это определенно были они. Мы вошли и застыли, как полные дебилы. В грязной обуви на мягком ковре, в верхней одежде, среди всего чистого и светлого. Трифонов дёрнулся разуться, но они остановили нас. Та, что встречала, кивнула на маленькую кривоногую банкетку возле зеркала, а затем очень вежливо предложила присесть. Вторая же спросила, не хотим ли мы чаю. У них были вздернутые носы, светлые брови, огромные серо-коричневые анимешные глаза и чуть приоткрытые рты. Лёха отвис первым, тут же плюхнулся на банкетку и сразу согласился на чай, а Тифон неожиданно засмущался. Даже больше, чем я. В первый раз видел его таким милым. Но от чая мы отказались оба и пристроились на широком пластиковом подоконнике. — Я Аня, — сказала та, что с голубыми волосами, — а она — Яна. Извините, переодеться не успели. Никита сказал, что вы к пяти приедете. — Мы можем выйти, — Тифон спешно дернулся к двери. — Да чего уж теперь, — засмеялась Яна. — Сидите. Я в ванной переоденусь. Но с места не двинулась. — Думал, дольше ехать будем, — я достал Нокию и отдал Ане. — На фотографии в телефоне вы совсем другие. В комнате стояла невыносимая жара. — Это ещё до смены имиджа, — Яна улыбнулась, изучающе разглядывая меня. Её большие круглые глаза напоминали орехи. — Если захочешь, я тебе ещё таких фоток накидать могу. — Мне накидай, — мигом сориентировался Лёха. — А я тебе свои скину. Тифон метнул в него испепеляющий взгляд. Криворотов пожал плечами и, отвернувшись к зеркалу, скорчил через него рожу. — Чуть не забыл, — Трифонов выгреб из кармана сигареты и Чупа-чупсы. Девушка с голубыми волосами смахнула пачки в ящик туалетного столика, а вторая, быстро расковыряв цветастую обертку конфеты, сунула коричневый шарик в рот. От жуткой духоты подмышки моментально взмокли, рубашка прилипла к спине. Я расстегнул толстовку, а у Тифона она была сплошная и под горло, только если целиком снимать, поэтому он изнемогал. Один только Лёха в джинсовке чувствовал себя замечательно. — Так, что случилось? — нетерпеливо спросил Трифонов, вытирая вспотевшие ладони о камуфляжные штаны. — С чего весь этот шухер? Смотрю, вы нормально так поживаете. Светло, тепло, мухи не кусают, и ничего, кроме теплового удара и глухоты от орущего телека, вам не угрожает. — А ты всегда такой поверхностный? — произнесла Аня в духе Нинки, но без пафоса или выпендрежа, скорее кокетливо. — Говорю, что вижу. — Значит, ты слепой или глупый, — она подошла и встала напротив нас. — Не обязательно смотреть на солнце, чтобы знать, что оно есть, даже когда не светит. Даже ночью. — Ночью солнца нет, — упрямо сказал Тифон. — Если бы его не было, мир бы погиб. А раз мы живы, то оно есть, — многозначительно проговорила Аня. — Если солнце погаснет, то уже навсегда, — вторя ей, добавила Яна. — Эй, аллё! — прикрикнул на них Лёха. — Вы вообще о чём? Мы побросали все дела и примчались, потому что Никита сказал, что симпатичные девчонки в беде, а вы про какое-то солнце тут втираете. Если нужно что, говорите сразу, нет — тогда гоу в Мак. Я ужасно голодный. Кто-то, между прочим, чай обещал. Как хорошо, что я всё-таки взял парней с собой, один бы обязательно растерялся. — Точно, чай! — спохватилась Яна и выскочила из комнаты. А Тифон, совсем измучившись, ухватился за ручку окна и попробовал повернуть, но ничего не вышло, он дернул сильнее. — Они заперты, — сказала Аня. — А ключа у нас нет. — А чего заперты-то? Чтоб не выкинулись? — Чтоб не сбежали. — С шестого этажа даже я бы не сбежал, — Тифон выглянул на улицу. — А через дверь сбежать не проще? — я просто предположил. — Никак не проще. У нас ни денег, ни нормальной одежды, ни документов. — Чего так жёстко? — Лёха откровенно пожирал Аню глазами. — Хозяйка отобрала. — Да в чем проблема-то? — Тифон стащил-таки толстовку и положил на подоконник, взмокшие волосы взъерошились больше обычного. Но тут лицо Ани в одно мгновение переменилось: от безмятежно-отстраненного до восторженно-удивленного. — Дракон, — зачарованно промолвила она. — Обалдеть, — ахнула за её спиной Яна, застыв с дымящейся чашкой чая в одной руке и пакетом сушек в другой. — Это знак. — Чего? — обычно Трифонов невероятно гордился татухой, а тут совсем по-мальчишечьи застеснялся, неловко прикрываясь плечом. Я даже невольно улыбнулся от такой его милоты. — Папа обещал нам драконов, — Яна поставила чашку на туалетный столик перед Лёхой. — Говорил, в Крыму их полно в горах. Что они сияющие и прекрасные. И что если долго на них смотреть, то можно даже ослепнуть от красоты. — Я с самого детства вижу про драконов сны, — Аня не сводила глаз с татуировки, — и всё-всё с ними коллекционирую. — Я-то тут при чем? — недовольно прохрипел Тифон, тщетно пытаясь скрыть смущение. — Можно его потрогать? — Аня завороженно протянула руку. — Что? — он резко откинулся назад и уперся спиной в стекло. — Не. Лёха разочарованно взвыл: — Во, дурак. — Почему хозяйка отобрала у вас одежду? — поспешил я вернуться к основной теме. — Потому что идиотка, — Аня села на кровать в самый торец, прямо напротив нас. — Решила, что мы её кинуть с оплатой решили. Типа пока денег за месяц не будет, не выпустит. Мы ей сто раз сказали, что отец пропал реально. Но она не верит. — Правда, нам идти всё равно некуда. Если бы не деньги и не её придурочный мужик, мы бы до Нового года и не дергались, — придерживая полы халата между коленками, Яна подсела к сестре. — У нас прошлой весной мама умерла, — сказала Аня. — Несчастный случай. И мы остались с отчимом. Он злой, и мы его не любим. А летом вдруг папа появился. Наш настоящий, родной папа. Приехал сюда по делам. — Папа очень хороший. У него в Крыму свой большой белый дом на горе. И море в двух шагах. Он художник-маринист. Это в него у меня способности художественные, — вклинилась Яна. — В Москву он приезжает пару раз в год, но виделись мы с ним нечасто. Мама была против. — А Максим Вячеславович — отчим, он знаете какой? — перебила её Аня. — Он очень злой. Он нас с детства бил. И мать бил. Просто она терпела, потому что он богатый. А у него одни деньги на уме, и дома его не бывает. Мама и любовниц его терпела, потому что он нас всем обеспечивал. — Не нужно ей было от папы уходить, жили бы сейчас счастливо все вместе в Крыму… — Яна мечтательно вздохнула. Мы с Трифоновым невольно переглянулись. Заметив наш взгляд, Аня сделала паузу. В наступившей тишине раздался смачный хруст. Лёха раздавил в кулаке сушку. — Короче, мы сбежали, — сказала Яна. — С папой. В Крым должны были ехать. На его расписном зеленом Гуго. Так он свой микроавтобус называет на котором путешествует. — В общем, он снял вот эту комнату, — перехватила Аня. Они точно соревновались, кто лучше расскажет. — Сказал, что ему нужна пара дней, чтобы какие-то дела сделать. И всё, на второй день уехал и пропал. — Папа наш он пил иногда. Нормально, нормально, а потом — бац, и несколько дней мог не просыхать. Это нам ещё мама рассказывала. — Поэтому мы уверены, что у него и в этот раз такой вот запой случился. Но самое плохое, что он этот телефон потерял, а адрес квартиры мог и забыть. — Странный у него телефон, пустой совсем, — высказал я свои соображения. — Это потому что Анин, — пояснила Яна. — Мы ему на время дали. Он сам попросил, чтобы всегда знать, что это мы звоним или пишем, потому что его собственный телефон для работы. — Звучит бредово немного, — Тифон покачал головой. — Но это не моё дело. По правде сказать, не понимаю, что вы здесь ещё делаете. Прошло уже больше недели. Возвращайтесь домой. — Нет, — жёстко отрезала Аня. — Туда мы точно не вернемся. Она резким движением стянула с плеча отворот халата, и без стеснения выставив на обозрение белый кружевной полупрозрачный лифчик, показала огромный, но уже побледневший синяк чуть ниже ключицы. — Я вам сейчас свои покажу, — Яна завозилась с завязками халата, но Тифон грубо одернул, опуская глаза: — Да поняли мы всё. — А я ничего не понял, — Лёха привстал с банкетки. — И не разглядел даже. — Он нас вообще собрался замуж выдать за своего бизнес-партнера — Льва Яковлевича, которому шестьдесят восемь, — сказала Яна, передумав демонстрировать свои побои. — Обеих что ли? — не понял я. Аня пожала плечами: — Как-то так. — Ну, знаете, — Трифонов задумчиво смотрел в пол, — тут вы сами виноваты. Взрослые вроде. Головой думать надо. Как мы теперь вам поможем? Деньгами? Или папу этого вашего искать нужно незнамо где? Это вы прикольно придумали. У вас, что друзей своих нет? Парней. Поживите у них до декабря. — У нас, кроме друг друга, никого нет, — Аня бросила на нас жалобный взгляд. — Мы до этого в Подмосковье жили. В большом доме. В сад, школу не ходили. Какие тут друзья? Так только придурки-мажоры, которых нам отчим сватал, или его клиенты, пока Лев Яковлевич не нарисовался. Мама хотела, чтобы мы учились, а он только и думает, как повыгоднее нас продать. — В общем, нам очень нужна ваша помощь. Просто съездить и забрать деньги. — Какие ещё деньги? — подозрительно спросил Лёха. — Большие деньги. Миллион. Лёха закашлялся, подавившись чаем. Тифон присвистнул, а для меня «миллион» было просто из серии — «много». Столько просто сложно было представить. — Мы же говорим, Максим Вячеславович богатый. Очень. — Если мы достанем деньги, то сможем свалить куда угодно. Хоть в Крым, хоть в Рим. — У нас есть кое-какие фотографии, за которые он даже миллион отдаст. Трифонов достал из кармана бандану и вытер ей пот с лица. — Собираетесь шантажировать своего отчима? Аня кивнула.  — Что-то же нам нужно делать. Лёхино лицо вытянулось, и он осуждающе покачал головой: — Ну вы даете! А не жирно ли — миллион? — Не жирно, — отрезала Яна. — Те фотки ещё дороже стоят. — Я пасс, — Лёха поднялся. — Спасибо за чай. Пойду уже. Курить охота. Это вообще не моя тема. Тифон тоже встал.  — Поймите, — глаза Яны выражали полное отчаяние. — Мы тут сидим на одних сушках и чае вторую неделю, выйти никуда не можем. Мужик страшный пристает. И деться некуда, и денег нет. — Продайте побрякушки, — Трифонов кивнул на кулон. Я в ценах не разбираюсь, но на еду должно хватить. Миллион! Лёх, ты можешь себе такое представить? — Неа, — Криворотов стоял уже в дверях. — И пытаться не буду, а то соблазн появится. — А что? Хорошая мысль, — Аня сняла с шеи кулон и попыталась вложить Тифону в ладонь. — Продайте, пожалуйста. Нам хоть на еду пока. Яна, снимай свой. — Эй, — отдернул руку Трифонов. — Вот вы глупые. А если я просто возьму и свалю с этим? Вы же меня не знаете совсем. — Но ты же не свалишь? — Аня доверчиво смотрела на него. — Пожалуйста. Я уверена, что ты нам поможешь. У тебя дракон, а драконы нам всегда удачу приносят. — Лучше предложите хозяйке за квартиру. Вдруг согласится. Одна побрякушка за месяц. Вы же комнату снимаете, а не квартиру. — Может, и согласится, — задумчиво произнесла Аня. — Он дорогой, между прочим. — Тогда пусть и кормит вас, — подсказал Лёха. — А как же миллион? — разочарованно протянула Яна. — А Крым? — Забудь, — сказал Тифон. — Лучше на работу устройтесь и живите себе спокойно. После восемнадцати вам и слова никто не скажет. — Но отсюда нам нужно по-любому сваливать. Хозяйкин мужик, как приезжает, руки распускает и домогается. — Ну, ещё бы, — фыркнул Лёха. — Вы при нем тоже в таком виде рассекаете? Яна поправила халат. — Когда он здесь, из комнаты почти не выходим. И, потом, я уже извинилась. — Ну, раз извинилась, тогда ладно, — Лёха ушел не прощаясь. На улицу мы вышли изрядно пропотевшие и сразу дико замерзли. — Мутная тема, — трясущимися руками Трифонов долго шарил в карманах в поисках зажигалки, но потом, вспомнив, что свою крутую Зиппу посеял в тот день, когда на ТЭЦ лазили, прикурил от Лёхиной. — Ну их к черту, — сказал тот. — Мне они не понравились. Нет, чисто так, внешне — ого-го, но ты правильно сказал — мутные. — Глупые совсем. Как с неба свалились. Миллион! Но жалко их как-то. — Это ты из-за того, что они драконом восхищались? — Да нет, просто как мимо собаки брошенной проходишь. Давайте им еды, что ли какой купим. — Ты чего как лох? — взвился Лёха. — Да у них на лбу написано — разводчицы. Переодеться типа они забыли. — Слушай, Лёх, сентябрь на дворе, а у тебя всё мартовские песни. — То-то ты потом обливался. — Жарко было. — Я и говорю — огонь! — Они же готовы были кулон золотой отдать, — вступился я. — Тиф сам отказался. — Чем дальше, тем хлеще, — театрально запричитал Криворотов. — Думал, приедем, потусим с девчонками. Может, разведем на что. А тут по ходу нас разводят. — Идем в магазин, — предложил я Тифону. — У меня тысяча есть. Так и думал, что понадобится. — Ну, вы совсем! Благодетели, блин, — не унимался Лёха. — Вам по ушам поездили, и вы тут же побежали карманы выворачивать. — Знаешь, Лёх, — Тифон выкинул окурок, сунул руки в карманы и нахохлился. — У тебя в семье всё хорошо. Вот и радуйся. А как припрет, тут и не такое придумаешь. — Но они, капец, какие странные. История эта с папой и с шантажом. — Потому что ни с кем толком не общались, — встал я на их защиту. — Блин, Тиф, ну ладно Никитос, наивный, домашний парень, пороху не нюхал, но ты-то… на что купился? На сиськи? — Ты синяки у неё видел? — Подумаешь, синяки. У тебя и похуже бывают. — Ну чего ты глупости говоришь, они же девки, а их бьют. Башкой своей пустой подумай или там ничего, кроме сисек, нет? — Иди в задницу. — Сам иди. А когда они закончили препираться, мы пошли в ближайший магазин и набрали там каких-то продуктов. Полуфабрикатов. Решили, что готовить близняшки всё равно не умеют, раз в таком доме жили. Не смотря на то, что Лёха ворчать не прекращал, он всё же пожертвовал двести рублей и пакеты тоже тащил, но подниматься не захотел. Остался внизу. Телевизор продолжал голосить, как проклятый. В этот раз стучать не стали. Я позвонил по телефону. Аня открыла. При виде еды её лицо озарилось счастьем. — Вы скоро вернетесь, — сказала она. — Вряд ли, — ответил Тифон. — Это не вопрос. Он пожал плечами, накинул капюшон, и мы ушли. Возле моего подъезда стояла полицейская машина, а в дверях нос к носу я столкнулся с низеньким коренастым полицейским. Отошел в сторону, пропуская его, и за ним появился второй — высокий и нескладный полицейский. — Ты из какой квартиры? — спросил он. — Из двести девяносто седьмой. Низенький что-то посмотрел в своих записях. — Это у вас там пацан такой белобрысый болтливый? — У нас. — Паспорт покажи. — Я с собой не ношу. Он достал из папки листок с распечатанной на принтере фотографией. Незнакомый, ничем не примечательный мужчина с длинными, зачесанными назад волосами и острым носом. Трошин Антон Иванович. — Знаешь его? — В первый раз вижу. Первый полицейский продолжал с интересом вглядываться мне в лицо. — Как зовут? — Никита. Никита Горелов. — А я ваш новый участковый — Сергей Быков, — он протянул мне визитку. — Приятно познакомиться, — автоматически пролепетал я. — Ну, раз приятно, — ухмыльнулся он. — Звони, не стесняйся. А как только вошел в квартиру, мне навстречу сразу же выскочил ошалевший и перепуганный Дятел. — Никита! Наконец-то! У нас сейчас полиция была. Представляешь? — Я их внизу встретил. — Они про телефон расспрашивали. Про вызов тот в субботу. — Значит, нашли всё-таки трупешник. — Нашли. И фотографию даже показывали. Какой-то Антон. Его убили. Ножиком прирезали. Это они мне сами рассказали. — А ты чего им рассказал? — Мне повезло. Они так вопросы формулировали, что удалось уклониться от прямого ответа. И по всем соседям с нашей стороны ходили. Сверху и снизу. Представляешь? Как я понял, они смогли определить местоположение телефона, с которого звонили. — Ладно, походили, уйдут. — А ещё, знаешь что? — Дятела распирало. — Пока участковый с соседями беседовал, я слышал, как второй по телефону разговаривал. Вот здесь, если к щели ухо приложить, очень хорошо слышно или возле замка, но там неудобно стоять, наклонившись. — Давай короче. — Оказывается, тот человек, который труп на ТЭЦ — Антон, знает того человека, чей телефон ты нашел. Точнее, знал. — В смысле? — Полицейский говорил, что у Антона они в машине телефон нашли и тот номер, с которого на пульт звонили, у него в контактах записан. Поэтому полицейские предполагают, что это убийца и звонил. Сначала убил, а потом позвонил и сказал, где искать. Понимаешь, это значит, что мы как будто убийцы. Ну, в том смысле, что телефон у нас. — Не может быть. Ты ошибся. Я знаю, чей это телефон. Почти знаю. Странно. — Что теперь будет, Никита? — По-любому мы выкинули симку. А значит, никто теперь не узнает, что это мы звонили. Если только экспертизу твоего голоса не проведут. — А ещё, они у него наркотики нашли в машине. Дятел ещё что-то пытался рассказать, но я уже не слушал, пошел и закрылся в бабушкиной комнате. Получалось, что этот трупешник — Антон каким-то боком знал папу близняшек. Возможно, они даже встречались там. После чего папа пропал. И это явно было неспроста. В принципе, их отец вполне мог кого-то мочкануть и благополучно свинтить к себе в Крым. Но если он собирался ехать туда с девчонками, то всё равно должен был за ними вернуться. А если преступление планировал заранее, то мог бы сначала дела свои сделать, а потом забрать их прямо из дома отчима. Благо на машине. Микроавтобусе. Расписном зеленом Гуго. Стоп! Мозг просто взрывался. Темнота, фонари, Лёха впечатавшийся в микроавтобус. Точняк. Да ведь там, у ТЭЦ я и видел похожую машину. На совпадение списывать было глупо. Но телефон-то у меня оказался тридцать первого августа, а на ТЭЦ мы пошли почти через две недели. Получалось, что за это время, отец близняшек, так никуда и не уехал. И потом… Один телефон для дел, а другой для связи с дочками. И как я сразу не понял? Очевидная по своей простоте мысль заставила меня мигом подскочить и кинуться звонить Трифонову. — Давно тебя не слышал, — с издёвкой сказал он. — Что там ещё? Мы встретились возле Зоиного подъезда, спустя час после того, как разошлись. Тифон был у неё в гостях и предложил зайти, сказав, что от Зои у него секретов нет, но я отказался, потому что дело очень личное. Ведь мне предстояло признаться, что это я, как полный идиот, стукач и придурок позвонил в полицию и рассказал про труп. Это конечно выставляло меня с отвратительной стороны, но признаться, что Дятел живет со мной в одной комнате, было ещё хуже. Но когда я, леденея и запинаясь, выложил полуправду, Тифон спокойно сказал: — Это твоё решение. Ты ведь никого не закладывал. Я понимаю. Мне тоже не нравилось кидать его там просто так. Никому не нравилось. И после этих его слов, я уже выложил всё остальное, чувствуя с каждым словом необыкновенное облегчение. Лицо же Трифонова, напротив, становилось всё серьёзнее и строже. — Чувствую, что не нужно лезть в это. — Должно быть, их отец замешан в каких-то криминальных делах? Иначе как бы он оказался один на ТЭЦ? Я ещё слышал, наркотики в машине у него нашли. — Наверняка замешан. Я таких летальных историй знаю вагон и маленькую тележку. От наркоторговли до бандитизма. — Может, стоит рассказать всё в полиции? Прямо с самого начала? Как телефон нашли, про сообщения и прочее. Парень тот подтвердит, что нашел телефон у ТЭЦ. — Парень тот ничего подтверждать не будет, потому что если ты пойдешь в полицию, то будешь говорить только за себя. Запомни это. Всегда говори только то, за что отвечаешь сам. Нет, ты можешь его, конечно, его слить, но даже не смотря на то, что хорьки — это хорьки, здесь, на районе за тебя больше никто не заступится. Ещё подумай, как объяснить, что ты делал на ТЭЦ и, что скажешь, когда тебя спросят, был ли ты там один. И про всё остальное тоже. — Те охранники наверняка уже рассказали, как заловили нас. Но мы были там в субботу, а папашу, думаю, убили недели две назад, не меньше. — Понимаешь, — Тифон подошел ко мне очень близко и говорил чуть ли не шепотом прямо в лицо, — когда ты придешь в полицию, никто не спросит, что ты думаешь. Тебе очень настойчиво будут задавать вопросы, а ты — отвечать. И скорей всего, отвечать придется не только тебе. А я на учете, и в школе на волосок от вылета. Понимаешь, что я хочу сказать? Да и близняшек капитально подставишь. — Но им-то наверное нужно рассказать? Про папу. — Нужно. Только я такое на себя не возьму. — Тогда я просто напишу и всё. — Не вздумай. Никогда не пиши ничего, чего бы хотел скрыть. Придется ехать. — Мне? Одному? — Ну, извини, — Тифон развел руками. — Сам кашу заварил. Говорил я тебе сразу симку выкинуть. Давай сделаем так. Ты пока не кипешуй. С голоду не помрут, а плохие новости сообщать — никогда не поздно. — Но так ведь они будут продолжать его ждать. — Пусть ждут. Это лучше, чем похоронить.