***
Тони просыпается немногим позже трех. Полуденное солнце светит сквозь жалюзи так, чтобы бить прямиком в глаз. Тони моргает, стонет и поднимает руку, закрывая лицо. Перед сном он подумал: «Было бы неплохо в кои-то веки проснуться отдохнувшим и посвежевшим», но, видимо, он хотел слишком многого. Такое ощущение, будто он неделю не спал. За прошедшие часы Локи успел выбраться из ванны, потому что вот он — на кровати рядом с Тони. Обычный Локи. Человекоподобный. Локи, на котором — опять! — одно лишь полотенце. Этой картины достаточно, чтобы загореться оптимизмом: может, страшное безумие двух последних дней закончилось, и они вернулись к терпимому безумию уровня Атлантик-Сити. Только вот теперь Локи украшает длинный зазубренный шрам, начинающийся чуть ниже ключицы и заканчивающимся над левым бедром. Он без обиняков напоминает обо всем, что случилось. Судя по виду — темно-красный, с синяками по краям — шрам еще болит. Локи свернулся клубком, защищая рану. Все его тело напряжено, но на лице написано умиротворение спящего человека. Глаза зажмурены, губы чуть приоткрыты. Луч солнца играет в его волосах, разметавшихся по подушке. Сейчас перед Тони не бог хитрости. Сейчас перед ним вообще не бог. Не враг, не угроза, не сеющий хаос пришелец, не великан и не маг… Не псих-убийца. Просто Локи. Обычный спящий человек. Тихий и безмятежный. Как и у всех, его плечи поднимаются и опускаются с каждым вдохом. Тони бездумно поднимает руку и убирает с его лица волосы. Стоит прикоснуться, как Локи распахивает глаза. — Прости, — говорит Тони, тут же отдергивая руку. — Я просто… проверял, спишь ли ты. — Тыкая меня в глаз? — Да, — кивает Тони. Потому что признаться в том, что он делал на самом деле, было бы куда более неловко. Локи раздраженно фыркает и поворачивается к Тони спиной. — Так. Минуточку. Что это я сейчас слышал? — спрашивает Тони и подается вперед, опираясь на одну руку. — Ты что, фыркнул? Локи рычит — так же зловеще, как в своем йотунском обличье. — Я сделаю кое-что похуже, если ты не закроешь рот и не перестанешь мешать мне спать. Из постели Тони выбирается с растущей улыбкой. — С возвращением, козел. По дороге на кухню он зевает, рассеянно почесывая отросшую щетину. Когда он брился в последний раз? Вчера? Нет, вчера было лень. В субботу? В пятницу. В пятницу утром. Прекрасно. Ничто не скажет «Я в бегах с разыскиваемым преступником» как трехдневные заросли. Надо просто внести «бритье» в свое послеобеденное расписание. Сразу после «наесться» и «простоять под душем как минимум двадцать минут». В холодильнике пусто, если не считать приправ, лепешек и чего-то похожего на высохший лимон. В морозилке кроме пачки гороха и загадочного куска мяса в пакете — лишь лоток с кубиками льда, такими старыми, что уже покрылись толстым слоем инея. Кладовая: черствые крекеры, консервированная кукуруза, четыре бутылки масла и целая полка банок со специями. Все это говорит о том, что надо заказать пиццу — маслянистую, с самым разным мясом и сыром. Похожий на ласку курьер доставляет эту антистрессовую вкуснятину прямиком к парадной двери и утверждает, что у него нет сдачи с полтинника. — Почему ты так распереживался из-за горстки людских денег? — спрашивает Локи в ответ на жалобы Тони. — Я переживаю не из-за денег, это дело принципа… — Тони обрывает себя. Незначительные проблемы кажутся еще незначительнее, когда обсуждаешь их с Локи. Никто не хочет быть «тем самым парнем», который впустую потратил время бога, ноя о том, что его нагрели аж на тридцать баксов. — Вообще-то ты прав: мне плевать. В любом случае, садись. Давай поедим, пока пицца еще горячая. Тони садится рядом с Локи на кровать и ставит между ними открытую коробку. Локи наклоняется и с подозрением принюхивается. — Выглядит ужасно. — Ты говоришь так только потому, что ты — коммунист, ненавидящий свободу и все американское. Давай же. Попробуй. Должно быть, Локи голоден, потому что снова принюхивается. Наверняка голоден, после скольких-то дней без еды. С таким видом, словно он оказывает Тони услугу (а вовсе не умирает с голоду и готов снизойти до жалкой земной пищи, что вы!) Локи хватает с пиццы кусочек перца. Не отрывая взгляда от Тони, подносит ко рту. И тут же с отвращением выплевывает. — Какая гадость! — Ну, вообще-то да. Ты взял самое невкусное. Зеленый перец тут лишь для того, чтобы можно было врать себе о том, что пицца — пища сбалансированная. Попробуй... — Нет. Мне не нравится ваша еда. Тони раздраженно вздыхает. Что, серьезно? — Ну а что тебе нравится? Кончай привередничать и скажи, чего хочешь. И я это достану. Я достану тебе любую — буквально любую! — еду в мире. Только скажи. Локи прислоняется к изголовью кровати и скрещивает руки на груди, всем своим видом демонстрируя, что ничего кончать не собирается. — Мне нравится… простая еда, — наконец говорит он. — Мясо, сыр, хлеб... — Тут тебе и мясо, и сыр, и хлеб! — перебивает Тони, показывая на пиццу. — Ты сейчас в точности описал пиццу. — Она странная. Соус неприятный. Я предпочитаю более естественный вкус. — Сказал тот, кто питается одними химозными соками. Ладно, как скажешь. На ужин закажу китайскую еду, и ты сможешь поесть пареного риса без ничего. — Хорошо, — соглашается Локи, демонстративно отворачиваясь. — Хорошо! — Тони хватает кусок пиццы и засовывает в рот. Нет, просто удивительно: Локи может в два счета выбесить его, поднять раздражительность с нуля до уровня «вот бы дать ему в морду». Все, что ему надо сделать… отказаться от еды. Вот урод. — Помнишь, я сказал тебе возвращаться в норму и снова стать козлом? Беру свои слова обратно. Ледяным великаном ты нравился мне намного больше. Тогда твой характер был куда лучше. — Это лишь потому, что йотуны глупы и легковнушаемы, — презрительно усмехается Локи. — Вот тут не соглашусь. Ты сказал, что никогда не встречал никого умнее меня. Разумеется, существо с выдающимися умственными данными распознает признаки ума и в других. — Они глупые, — повторяет Локи. — Медлительные. Все они идиоты. Толстолобые великаны, начисто лишенные критического мышления. — Даже ты? — Даже я. Одна из причин, по которым я не люблю принимать йотунское обличье, заключается в страхе, что однажды я не додумаюсь обратиться. Во время сражения с Тором я обратился случайно: обстоятельства изменились, и моя слабоумная йотунская сущность вспомнила, что владеет магией. Как только я призываю магические силы, тело само принимает асгардский облик. Но сегодня… Сегодня я обернулся лишь потому, что ты попросил. В противном случае я бы до сих пор сидел в ванне и предавался тупым размышлениям об убийствах и спаривании. От этих слов у Тони перехватывает дыхание. — Ясно. И, эм, не подскажешь на будущее… когда я заглянул к тебе в ванную, мне светило помереть или… того? — Нет, — ухмыляется Локи, этот засранец. — Нет, Тони Старк, тебе ничего не светило. Кроме всего прочего, йотуны еще не в меру преданные, а моя йотунская сущность вбила себе в голову, что ты — мой лучший друг. Будь на твоем месте кто-то другой, то я, может, съел бы его, но только не тебя. К тому же, — добавляет Локи как бы между делом, — в глазах йотуна ты крайне непривлекателен. Так что о спаривании не было бы и речи. Тони никогда раньше не радовался тому, что его называли «крайне непривлекательным», но все когда-то бывает впервые. — А как я выгляжу в глазах йотуна? — Как еда, — без тени смущения говорит Локи. — Как аккуратная упаковка теплого мяса — без панциря, без колючек и даже без волос, которые могли бы защитить. Йотуны видят тепло. Видят кровь, что бьется в венах, видят сокращающиеся под кожей мышцы, видят мягкие органы… Ты похож на многослойный мягкий и вкусный пирог. При мысли об острых клыках в его мягких вкусных органах по спине Тони проходит неприятный холодок, и он откладывает кусок пиццы. — Ладненько. Э-эм, это было очень подробно и… волнующе и… Спасибо, что не съел меня, что ли. — Всегда пожалуйста, — говорит Локи. Берет оставленный Тони кусок пиццы, отрывает корочку и кладет в рот. Тони остается лишь покачать головой. — И почему у тебя проснулся аппетит только после разговора о поедании моих внутренностей? — Я расскажу тебе одну историю, — говорит Локи. Отрывает всю корочку, тщательно убирает с нее соус и откусывает. — В Асгарде еда меня тоже не привлекала. В детстве мама делала все, чтобы я хоть что-нибудь съел. Лишь грибы я ел более-менее охотно, и потому они всегда были у нас за столом, но я возмущался, когда мама пыталась впихнуть в меня мяса или хлеба. С возрастом это изменилось, хотя еда меня по-прежнему не привлекала. Она была неприятной обязанностью. Пока однажды Тор не отправился на свою первую охоту. Его первый выезд со свитой отца. По возвращению он с ужасом поведал о том, что его заставили съесть сердце убитого ими оленя. Свежее, теплое, только вырванное из тела сердце. То был обряд возмужания. Локи замолкает, откусывая еще один кусочек корочки. Тони невольно сжимает зубы. — Тор по-настоящему плакал. Так, чтобы никто кроме меня не видел, конечно же. Он, точно барышня, рыдал у меня на плече из-за того, что ему пришлось смотреть на смерть бедного оленя, а потом — давиться его сердцем, борясь с тошнотой. Знаешь, что я тогда подумал? Я подумал: «Всеотцы, Тор, какой же ты еще мальчишка, раз переживаешь из-за съеденного сердца». Случившееся не казалось мне ужасным, напротив, казалось… абсолютно естественным. Я думал об этом снова и снова. Воображал, как бы все было. Представлял вкус крови на языке, представлял, как рву зубами мышцы. Я думал об этом каждый день, во время каждого застолья, пока не пришло время моей первой охоты и не наступил мой черед есть сердце оленя. Отцовские соратники стояли вокруг и со смехом глумились, уверенные, что я покрою себя позором. Но я съел сердце. И они возликовали. Тогда я съел и печень, и они возликовали еще сильнее. Я съел почку, и все замолчали… и тогда я съел язык — чтобы их подразнить. Никто не проронил ни слова, пока мы возвращались домой с растерзанным трупом оленя и мною, покрытым кровью. Отец расстроился из-за моего поступка, но отказался объяснять, почему. Тогда я решил, он занял сторону Тора, который был в ярости из-за того, что я обошел его. Сейчас я знаю правду. К слову, она напомнила мне другую историю. — Нет, — спешит сказать Тони. — Одной истории — выше крыши. — Он умоляюще складывает руки, потому что более чем уверен: хватит с него таких историй. Расскажи ему кто-то другой про поедание внутренностей, он бы просто поморщился, но рассказ Локи заставил его занервничать. Мягко говоря. Потому что Локи подразумевает каждое слово, произнесенное им с ледяным спокойствием. Пропустив слова Тони мимо ушей, Локи начинает свой рассказ. — Однажды мы с Тором сопровождали отца в Йотунхейм. — Нет, — повторяет Тони. — Я и правда не хочу ничего больше слышать. — Хочешь, — отвечает Локи с едва заметной улыбкой. — Разве не за этим мы здесь? Ты хочешь, чтобы я говорил с тобой. Хочешь, чтобы я рассказывал истории. Хочешь, чтобы я рассказал про Тессеракт и про читаури. Возможно, до них мы доберемся позже. А еще ты хочешь знать, как я вообще оказался на вашей скучной планетке. Зачем приводить сюда армию, зачем порабощать вас, если можно забрать Тессеракт и перейти к завоеванию больших и лучших миров? Ты хочешь знать, о чем я думаю, хочешь знать о моих обидах и чувствах, потому что считаешь, что, поняв ход моих мыслей, сможешь убедить меня в том, что я совершаю ужасную ошибку. Взгляд Локи прожигает насквозь. Он не испытующий, но полный вызова. Тони смотрит в ответ, ожидая, что Локи что-то добавит. Но тот молчит. — Ну да, — наконец говорит Тони. Тихо говорит. Так, будто сможет вернуть себе контроль, если заставит Локи вслушиваться. — Кажется, ты думал на эту тему куда больше меня, так что ты тут главный. Командуй парадом. Давай, рассказывай свои истории. И лучше бы они относились к делу или были хоть как-то связаны с тем, что я хочу спасти твою задницу или что по-твоему я там делаю. Тони берет еще один кусок пиццы. Малюсенький, абсолютно бесполезный вызов. — Я всегда говорю по делу, Тони Старк. В противном случае с чего бы мне что-то рассказывать? «Потому что ты — бог обмана, который любит устраивать хаос», — отвечает голос в голове Тони. — Потому что ты… — почти повторяет Тони, но успевает прикусить язык. — Неважно. Вперед, рассказывай. Локи начинает сначала: — Однажды мы с Тором сопровождали отца в Йотунхейм. Это был бессмысленный политический визит: отец собирался обсудить условия мирного договора. Мы с Тором должны были просто красиво стоять в сторонке и ничего не делать. Во время визита нас пригласили на придворный банкет, что было удручающе неловко. Лафей, правитель Йотунхейма, по мере сил пытался следовать асгардским традициям: есть с тарелок, сидя за столом, а не рвать еду на полу, словно зверь. Знаешь, чем питаются йотуны? Угадать можно с легкостью. К сожалению. — Сырым мясом... — Очень хорошо, — говорит Локи с резкой усмешкой. — Ты слушаешь внимательно. Да, сырым мясом. Оно было темным, почти черным, скользким от крови… Перед нами стояли простые миски с мясом и внутренностями. И грибы. Странные грибы и лишайники — все, что растет в Йотунхейме, не считая нескольких чахлых деревьев. Тор при виде такой пищи посерел — я точно знал, о чем он думал, — а отец бросил на нас свой фирменный взгляд, говорящий: «Если вы меня опозорите, то вам несдобровать». Я смотрел, как стоически ел отец, смотрел, как Тор пытался последовать его примеру, но давился. Я же с радостью съел свою порцию и взял еще, когда предложили. Лафей светился от удовольствия при виде принца Асгарда, наслаждающегося его гостеприимством. В тот раз отец казался довольным, а Тор… Что ж, Тор злился на меня за то, что я снова обошел его. Он попытался съесть свою порцию, но потом его стошнило. Но знаешь, что было самым странным? Тони качает головой, и Локи прикрывает глаза. — Я никогда не задумывался над тем, почему так отличаюсь. Мне никогда не приходило в голову спросить, почему я мог есть йотунскую пищу, хотя Тора, который так явно меня во всем превосходил, выворачивало от одного вида? И почему мне она нравилась? Эти вопросы никогда не приходили мне в голову. Я никогда не спрашивал, почему лучше Тора различаю эмоции йотунов и почему вообще могу смотреть на них без омерзения. Не спрашивал, почему в детстве мне каждую ночь снились лед, мороз и холод столь всепоглощающий, что казалось, я замерзаю изнутри… Я просыпался с дрожью и не мог пошевелиться. И никогда не спрашивал, почему. Никогда не… если уж это не доказательство йотунской глупости... — Я бы не назвал «глупым» то, что… — говорит Тони, но Локи шипением заставляет его умолкнуть. — Дай мне закончить, Тони Старк. Дай рассказать, как умер Лафей. Ладненько. Тони откладывает кусок пиццы и двигается, садясь лицом к лицу с Локи. Выпрямляется и складывает руки на колени. Если Локи хочет об этом поговорить, если оно имеет отношение к делу... Имеет. Это видно по его глазам, в которых тлеет огонь. — Я убил его, — наконец говорит Локи. — Когда Тора изгнали, я заманил Лафея в Асгард. Он был так глуп, что и стараться не пришлось. Нужно было лишь пообещать ему возможность отомстить Одину, и он пошел за мной. Он и его воины — настоящие глупцы. Будь у них хоть капля мозгов, они бы взяли меня в заложники и попытались обменять на свой проклятый Ларец. Так нет же. Как я и думал, они последовали моему плану, потому что были глупы и не распознали ловушку. А ведь Лафей славился своей хитростью! Подумать только. Умный король Йотунхейма оказался глупцом. Он заслуживал смерти. — Заслуживал смерти из-за глупости? — встревает Тони. — Как-то слишком уж сурово. Локи хмурится. — Он заслуживал смерти из-за своих поступков. Из-за того, что якобы знал, что лучше для его народа. Самое умное, что он сделал — это убедил йотунов в том, что умнее их. Вполне возможно, сделать сие было несложно, но все же. Лафей не был ни самым большим, ни самым сильным. Ему нужно было какое-то преимущество, чтобы возвыситься над остальными и стать достойным лидерства. Для великана Лафей считался низким — всего восемь футов роста. Йотуны в среднем высотой футов десять, а то и больше. Двое сыновей Лафея — огромные идиоты. Третий сын был маленьким, как и сам Лафей, и… его бросили еще в младенчестве, обрекая на смерть. Воцаряется молчание. Тони задерживает дыхание, ожидая продолжения, но история заканчивается так же внезапно, как и началась. Локи снова смотрит на Тони с вызовом. Кажется, он видит его насквозь. Кажется, видящий тепло взгляд застывает на уязвимых внутренностях, требуя реакции. Это игра, понимает Тони. Или испытание. Локи сделал свой ход: вывалил на Тони откровения о своем прошлом под видом бесцельных воспоминаний. Теперь черед Тони. Он должен догадаться. Должен все это связать, вычленить подсказки и шаг за шагом расшифровать загадочное послание. «Все, что говорит Локи, имеет отношение к делу…» — На самом деле ты не ненавидишь свою йотунскую сущность, — начинает Тони. Догадка первая. Локи прищуривается. В яблочко. — Если бы ненавидел, то пытался бы любой ценой скрыть ее, а не подчеркивал даже в своем асгардском виде. Может, поначалу ты и ненавидел свой истинный облик — когда только узнал. Но последний год ты занимался хрен знает чем хрен знает где. Видимо, тогда у тебя раскрылись глаза. Быть йотуном перестало казаться таким ужасным. Напротив, временами это было даже удобно. Что там ты вчера сказал такого важного и по делу? Что твои тюремщики не обрадовались, когда ты обернулся ледяным великаном? Может, все не так уж страшно, как выставляли эти асгардские дебилы. Разве плохо быть больше остальных и уметь замораживать все, к чему бы ни прикоснулся? Ты не ненавидишь свою йотунскую сущность. Ты ее принимаешь. Может, ты от нее и не в восторге, но оценить преимущества ты можешь, и она — большое преимущество. Да, так оно и есть. Тони на верном пути: Локи вдруг затыкается и стискивает губы крепче, чем замок в банковской ячейке. Поэтому Тони продолжает: — То, что ты оказался йотуном, ответило на множество вопросов. Например, почему ты так отличаешься от остальных асгардцев. Ты ведь был странным ребенком, да? Из тех, над кем все смеются и ждут, что они облажаются на первой охоте. Тебя вечно сравнивали — причем нечестно — с «явно во всем превосходящим» тебя Тором. Но оленье сердце и то, как гордился тобой Лафей, когда ты сделал то, что не смог сделать Тор... эти моменты — когда ты обошел Тора, — ты запомнил. Ты не можешь ненавидеть то, что помогло тебе. Ты не можешь ненавидеть то, что отличало тебя — в кои-то веки — к лучшему. Какими бы глупыми ты ни считал йотунов, ты все равно знаешь их преимущества. Надменная ухмылка окончательно слетает с лица Локи. Теперь оно ничего не выражает: ни вызова, ни воодушевления. Ничего. Оно пустое, словно маска. Локи — хороший лжец, но когда что-то идет не по его, он не лжет, а отмалчивается. Тони уже это видел. — Что такое, Северный олень? Не нравится, к чему я клоню? — Ты выдвигаешь слишком много предположений, — бормочет Локи. Его тон так же нечитаем, как и его лицо. — Я думал, в этом вся суть. Ты мне что-то говоришь, а я спешу с выводами. Но давай продолжим: мне еще надо проанализировать последнюю часть твоего грандиозного признания. Ту самую, в которой ты рассказал о смерти этого Лафея. Важна ли она? Ну, на первый взгляд нет… если не принимать во внимание то, что ты смирился со своим происхождением. Ты убил Лафея — черт, ты пытался уничтожить весь Йотунхейм — сразу после того, как узнал о себе правду. Похоже на безрассудный эмоциональный порыв, о котором ты теперь жалеешь. Потому что знаешь: йотуны могли бы стать полезными союзниками. Ты жалеешь о том, что убил Лафея, и пытаешься оправдаться: убеждаешь себя в том, что он — глупец, который не заслуживал короны, что он — какое-то чудовище, которое оставило умирать собственного сына, потому что тот был меньше остальных... Кусочек головоломки не должен вставать на место с таким грохотом. — Вот оно что. По йотунским меркам Лафей был мелким. Восемь футов. Средний рост йотунов — десять футов. Локи выглядел футов на... На губах Локи мелькает усмешка. — Неплохо, Тони Старк, — шепчет он. Кашлянув, Тони опускает глаза. Черт. А он-то думал, что завязал с жалостью к психопатам. — Так вот почему ты его убил. — В том числе и поэтому. — А еще почему? — Что, не можешь догадаться? Разве ты не понимаешь меня? Не понимаешь ход моих мыслей после сей глубокомысленной и душевной беседы, что у нас состоялась? — Нет. — Тони проводил рукой по волосам. — Видимо, не понимаю. В ответ Локи самодовольно хмыкает. — Верно. Не понимаешь. — Тогда почему бы тебе не помочь мне, рассказать о том, как это вообще связано с твоим… эм, всей этой хренью с Тессерактом? — А разве я сказал, что связано? — Да, минуту назад! — чуть не кричит Тони. — А, я имел в виду, что истории связаны лишь с тем, почему мне не нравится твоя «пицца». Нет, это не все. В словах Локи скрыто нечто большее. Тони костьми чует, что все это как-то связано: йотуны, поступки Локи, Тессеракт, читаури и все то дерьмо, что он запланировал на будущее. Где-то здесь есть ниточка — тонюсенькая ниточка — которую тяжело отделить от клубка всех событий. Эта ниточка все и связывает. Просто Тони пока ее не видит. Она спрятана под множеством других, так, что и не достать. Близко, но… Как же бесит. Не все кусочки мозаики на своих местах. — Ладно, хрен с ним, — говорит Тони и встает, схватив коробку с пиццей. — Я закончил. А пиццу я забираю в столовую, чтобы поесть за столом, как нормальный человек. Ты со мной или останешься маньячить наедине с собой? — Я вернусь ко сну. Тони кивает. — Маньячить, значит. Хороший выбор. Уже в коридоре он успевает передумать и возвращается. — Любопытства ради, — говорит он. — У меня уже хватит подсказок, чтобы разгадать твои дьявольские планы? — И близко нет, — отвечает Локи.***
К супу «Фо тай» на вынос прилагается тоненько нарезанная сырая говядина, которую надо нагреть в горячем бульоне и тут же съесть. Наверное, есть веская причина, заставившая Тони поехать во вьетнамский ресторан на украденной тачке с номерами Нью-Мехико в час-пик, но он, хоть убей, не знает, что это за причина. И решает свалить все на то, что ему приспичило съесть яичный рулет.