***
Я просто расширила сильнее глаза и ушла. Убежала, захлопнув дверь. Он хотел побежать за мной, но… нет. Слава Богам. И… и что мне делать. Лишь тревога заполняет моё сердце. Что мне теперь делать? Я уже не вижу, куда иду. Где я сейчас? Дурман овладевает мной, кружится голова. Всё раздваивается, будто мне вкололи опасную долю наркотика. Так было тогда, я не хочу этого! Я не хочу слышать этого вопроса! Я не хочу, чтобы всё так происходило! Бегу. Куда? Я спотыкаюсь, мне очень больно, что со мной происходит? Голову так давит из-за страха и боли, моё тело начинает ломаться. Всё! Я больше не могу думать! Я не могу адекватно рассуждать! Бегу. Женская ванная. Боги, спасите меня! Я разрываюсь от истерики! Руки…руки…руки не слушают меня. «Menetan mieleni. Autta Led Ema siunattu (Я потеряю рассудок. Веден Эля благословенная)» Что? Что делать?! Мой вой слышен во всей комнате, я больше не могу. Слёзы градом, мои слёзы, которые должны превратиться в капельки на замёрзшей Иве, стали моим обжигающим позором. Я поверила, что справлюсь, что не оставлю свою тайну навсегда, видимо, нет. Моя молитва уже проносится на устах, а всё тело дрожит. Я еле сдерживаю крик, лишь вой. Меня всё это убьёт, сломает, разорвёт. Меня всё это убьёт, сломает, разорвёт… — Меня всё это убьёт, сломает… — тихо шепчу, сквозь слёзы. Мне страшно, очень страшно, и паническая атака вновь сведёт меня с ума. А я так и останусь сидеть в этой гниющей ванной и наводить на себя подозрения ещё больше. Я так не могу!!! Вой усиливается, и я поднимаю голову. Зеркало. Моё лицо. Это я сейчас: растрёпанные волосы, застывшие опухшие глаза в отражении, подрагивающие губы и льющиеся слёзы. Кто я? Соплежуйка, не более. Ноющая баба, которая из-за своей ошибки сходит с ума и пытается выбросить из памяти тот момент. Но я хочу быть такой? Нет, не хочу. Вытираю слёзы, открывая «кран», умываюсь, прибираю волос, смотрю на раковину, тяжело дыша. Соберись, Софи. Закрываю глаза и начинаю. — Jumalat, antaa neuvoja. Kerro, minulle mita tehda? Miten saastaa? Syvyyksista pimeyden vapauta minut ja anna minum antaa sinulle lounaan. Pelkoa ja kipua ymparoivat minua nykyisen char. Olla lievia ja tarjoan sinulle lounaan. Olkoon niin. (Боги, дайте совет. Скажите, как поступить? Как себя сохранить? Из пучины мрака высвободите меня и позвольте дать вам обед. Страх и боль окутывают меня током ваших чар. Будьте снисходительны и позвольте дать вам обед. Да будет так.) — всё. Я сделала, что стоило. Теперь я вижу более-менее Софи Косместо. Да, я вижу себя, разве теперь мне нужно ставить стул и намыливать верёвку? Нет, я выжила при нападении маньяка, выжила после того вечера на палубе, я прожила здесь три года, поживу и дальше. Я смогу, в этом мире только я одна для самой себя, но мне не важно. Важнее справиться со страхом. Достаю свой медальон Бога Укко* и целую в знак благодарности. Теперь остаётся лишь скрыть ту информацию, которую я выдала, и не совершать таких ошибок больше. А сейчас нужно направляться спать. Иду. В свою комнату. Я, как обычно, работала, что же мне ещё делать? Всё по-прежнему: ни разговор со Сьюзи, ни разговор с капралом никуда не всплыли. Допустим тот факт, что этого не было, словно страшный сон. Проблемным стало лишь «общение» с Аккерманом: я его не замечаю, но не избегаю. Сложно стоять на месте, когда фактически вестник твоей смерти идёт к тебе навстречу, и ты должен более-менее не подавать виду. Для меня, такой трусихи, это страшно, хочется сразу сбежать, но каждый раз я впечатываю себя в землю и просто здороваюсь. И знаете, это тяжело. Прибавим тот факт, что я почти поверила в нашу возможную будущую дружбу, но всё обрушилось. Лёд в глазах, равнодушие в движениях, пренебрежение ко всему и… подозрительность. Он смотрит на меня весьма подозрительно. Наверно, насчет меня у него есть какая-то версия, которую он вынашивает в своей голове. Какая? Не знаю, но мне это явно не нравится. Прибавим тот факт, что он в подчинении у одного из капитанов Разведки, и мои дела становятся совсем плохи. Проблема на проблеме. Ещё и свой справочник не могу найти. Видимо, куда-то положила в далёкое место и с этими страстями забыла куда. Меня больше он волнует, ведь скоро среда — день занятий. О чём я буду рассказывать своим ученикам? Этот справочник о том, какие темы в этом мире никогда не нужно озвучивать. И искала я его, чтобы вписать космос и подробное строение человека. Слава Богам, я ещё не успела сказать будущим врачам о клетках кровеносной системы. А хотела! Эх, такие знания в пустую. Хотя ладно, этот мир меня не волнует. Меня больше волнует мой чёртовый блокнот, куда я его дела! — Софи, ты знакомилась с другими врачами в штабе? — опять я погрузилась в свои мысли, а вывел меня из них Сейн. Я даже немного испугалась: пока писала, перо упало. После того случая боюсь даже букашку. Сама не знаю почему. Видимо, я каждый раз жду слова: «Откуда ты знаешь такие слова, откуда они взялись, откуда вообще ты?» — и это всё тем же зло-холодным голосом. — Мне считать моих учеников? — пришлось доставать это злосчастное перо. — Было бы нелогично, если бы ты с ними плохо общалась, — он прав. Я немного усмехнулась. — Ну, не особо. Я их редко встречаю, да и тебе они редко помогают, — я их даже не видела, если честно, после той вылазки. — Ты права, здесь они — редкость, после вылазок уезжают по домам, а здесь остаются два дежурных врача. Просто ты можешь от них многое узнать, советую послушать их, — предложил он. Меня удивила эта система: с одной стороны логично — врачам всё равно здесь нечего делать, пусть лучше отдохнут; с другой — вдруг случится какая-нибудь беда, где нужны будут врачи, а их нет, проблемно будет. Ну да ладно, мне не важно, но посоветоваться с ними всё же надо. — Я учту, — и возвратилась к документам. Нужно дописать. Ненароком слышу приближающиеся шаги к двери кабинета, а потом она открывается. Я повернулась, стоит солдат, совсем юнец. — Доктор Софи, к вам прибыли гости, — и ушёл. Развернулась к Сейну и посмотрела в его глаза. Кивает, а я встаю, снимаю халат и спускаюсь вниз. Кто же это может быть? Я надеюсь не кто-то из полиции или ещё что-то. Может, капрал их вызвал? Так, Софи, он не совсем идиот, чтобы таким заниматься. Я совсем с ума сошла. Уже выхожу через главный вход и встречаю яркое солнце. Какая же здесь природа! Дух захватывает от такой красоты: деревья, чистый воздух и интересные звуки. Немного пройдя, я замечаю знакомую фигуру около ворот. И это: — Мистер Принкс! — поняв, кто это, я побежала к нему и крепко обняла. Мне не хватало родной души с Кёрста. Он такой тёплый и пухлый, такой хороший и добрый. Спрятав свою голову за его плечо, не заметила, как прошло минуты две. — Эх, Софи, давно не виделись. Как работа, не обижают тут тебя? — совсем по-отцовски. Я отпрянула от него и посмотрела в голубые глаза. Он мягко мне улыбался, а взгляд был полон счастья. Он так напомнил дедушку, я скучаю по нему. — Ой, да работа отличная, мне здесь нравится, — я не вру. Здесь хорошо, ещё бы какие-нибудь капралы меня не спрашивали о неизвестных словах. Ох, было бы шикарно. — Как там бабушка? — Ааа, Анна всё варит какие-то зелья. Сказала мол: «Софи работает, ну и я не сдамся!», вот так как-то. Даже ходить начала чаще, — он даже жестами изобразил бабулю, так похоже. Эта новость меня невероятно сильно обрадовала, и моя улыбка расширилась ещё сильней. Это правда? Я воодушевила бабушку? Боги, я так рада. Ещё и ходит чаще, когда я уезжала, она вставала с коляски редко. Тепло и любовь окутали всё моё тело. Бабуля… По ней я тоже скучаю. — Но погоди, это не все сюрпризы. Принкс отошёл немного вправо, и я увидела мою любимую… Женевьеву. Я так беспокоилась о ней. Не забыли ли её кормить дома или не грустно ли ей? Эти вопросы съедали меня, и вот она здесь! Аккуратно подойдя, провела по её мордочке рукой, поглаживая. Эта животинка сразу начала ласкаться, узнала хозяйку. Я закрыла глаза и потёрлась щекой об морду, такая мягкая. Женевьева мне понадобится на вылазке, она уже знает, что делать. Без неё выбор лошади был бы страшен. — Хорошая моя. Когда-нибудь я отправлюсь на тебе к бабушке, навестим её вместе, — тихо сказала ей я. Будто поняв меня, она кивнула. Умная лошадь. — Ну, что ж, моя задача выполнена. Это Анна попросила её отправить, сказала мол: «Софи понадобится». А мне как раз по пути, решил завести, вот, — почесав свой затылок, сказал старик. Прекратив гладить свою красотку, повернулась к нему. Такой далёкий путь преодолел с двумя лошадьми, действительно добрая душа. — Да будет вам. Заходите, вы наверно устали. Накормлю, чем смогу, — попросила я. — Ой, да не надо. Лучше поеду, рад, что увиделись, дорогая, — он лучезарно улыбнулся и направился к своей лошади. — Всегда ждём тебя в гости, хотя ты же не гость, это твой дом. Эти слова словно пробили почву подо мной. Дом. Действительно, дом. В чужом мире, где есть чужие люди, с чужим языком, с чужой верой, всё абсолютно чужое, но здесь я нашла дом и родных людей. На глазах навернулась маленькая слеза счастья, которая тихо скатилась по щеке. Я не впечатлительна, но услышав такие родные слова, которые я всегда хотела услышать, сердце начинает отбивать такую радость, что глаза не могут сдерживать влагу. Я счастлива. — Большое вам спасибо за всё. Обязательно приеду, — вытерев незаметную для Принкса слезу, снова обняла его и попрощалась. Тот забрался на лошадь и уехал, забрав частичку чего-то родного. Потом я вспомнила о Женевьеве, взяла её за поводья и увела в стойло. Там был наш местный конюх Дита Несс, который обожал свою лошадь и всегда носил белый платок на голове. — Здравствуйте, можно мне как-нибудь свою лошадку пристроить? — О, привет, Софи, заходи, конечно. Для твоей всегда место найдётся, — бодро сказал он и забрал у меня поводья, отводя Женевьеву в стойло. После той вылазки он тоже был ранен, не очень серьёзно, но всё же достаточно, тогда помогла ему я, после он считает, что несёт передо мной долг. Эх, извините, это моя работа. — Спасибо, до свиданья, — попрощалась и вернулась обратно в штаб. Документы меня ждут! Следующий день — понедельник. Работы на сегодня нет. Документную волокиту я сделала вчера за два дня вперёд. Сейн, когда зашёл в кабинет, увидел меня сидящую на своём месте с чашкой чая. Вы бы видели мою позу: нога на ногу, спина откинута на стул, глаза закрыты, и руки медленно подносят чашку ко рту. Блять, подавайте мне сыр Чеддер и ветчину со свежеиспечённым хлебом, сегодня я графиня! От такой сцены главврач немного усмехнулся, что не ушло от моих ушей. Приоткрыв один глаз, я оттопырила мизинец в сторону и надуто сказала: — Господин Йонес Сейн, не соизволите ли таким прекрасным утром провести со мной светскую беседу? — и расширила глаза, как только можно, вопросительно смотря. Сейн как заржал на весь кабинет, а потом и я. Ой, шуму было! Мы смеялись, как отбитые, на полу валялись! Потому что это было очень даже похоже на одну тётку аристократку, которая один раз к нам приезжала, дабы подумать насчёт финансирования Разведки. Угадайте что? Она отказалась, мы были не удивлены, но её лицо, когда она услышала о проценте потери, которое я скопировала, мы запомнили надолго. Ещё тогда мы ржали как кони в стойлах. А сейчас я одиноко сижу в своём уединённом месте и расслабляюсь. Так хорошо и тихо. У солдат тренировка, которую не видно, не слышно здесь, капитаны попивают чаи. Чёрт, какая-то херь мне мешает. Открываю глаза, а передо мной жужжит огромный шмель. По началу я просто смотрела на него, но, видимо, он спутал меня с пыльцой и не улетал. — Лети, лети, отсюда, — раздражённо сказала я. Он всё летал и летал, что меня бесило. Я не цветок, твою мать! — Paasta pois tai naet valoa (Убирайся, иначе увидишь тот свет). И он улетел, всё. Просто улетел. Сбежал от меня. Ещё один день — вторник. Всё ближе и ближе к среде, к которой у меня нет справочника! Бля, что же делать! Я каждое утро встаю и пытаюсь найти этот чёртов блокнот, он просто сквозь землю провалился. Обрыла всё, что можно, но пусто. Есть вероятность того, что я где-то его выронила, но мне это совсем не нравится. Где мне теперь его искать? Ааа, Боги, спасите. Но спасла меня Ханджи за чашкой чая. Посиделки у неё в кабинете два раза в неделю — уже традиция. Я бы виделась с ней хоть каждый день, но мы обе занятые женщины, а ещё больше накапливается новостей. В последние время разговоры уходят в какие-то обобщённые вопросы с моей стороны. И сейчас не исключение: — Ханджи, чтобы ты сделала, если знала, что тебя хотят убить, — спросила я. Меня это волнует. Вспоминаем «капраловский» разговор и проводим аналогию: Аккерман узнает, что я из другого мира, Аккерман будет у меня выпытывать информацию, Аккерман меня убьёт. Логично же! Ну, или нет. Есть куча разных ответвлений, но к чему они придут? Вероятность исхода «Смерть» высока, поэтому спрошу совета. — Хм, наверно, сначала узнаю уязвимые точки противника, дала бы лживую вуаль, что я об этом не знаю, а потом резко бы надавила и уничтожила врага. Вот и всё, — сегодня она немного уставшая. Видимо, не выспалась, читала допоздна. О, уж эта Ханджи, покоя себе не найдёт. Так, вспоминаем её версию: А — капрал неуязвим, В — лживая вуаль (?), я с ним не общаюсь, С — я не надавлю, потому что я слабачка, которая шмеля отогнать не может. Мда, класс. — А если, например, муха пытается спастись от паука; он умнее и сильнее, а муха боится его и никак не придумает что-либо? — вопросительно сказала я, направив чайную ложку на неё. — Тогда мухе стоит избегать его, а потом сбежать. «Сбежать» — Браво, Ханджи Зоэ, вы награждаетесь номинацией «Ложка по лбу», — и стукнула ей. Она была не очень довольна… Почему до этого мира у меня не было друзей? Я не чувствовала такой поддержки или тепла от других людей, но сейчас всё это присутствует в моём сердце. Сами посудите: в моём мире родные люди для меня были только бабушка и папа. Всё, больше никого. Мать я никогда не видела, подруг из Академии ненавидела, а остальных друзей я не имела… ну, может быть, что-то было, но не важно. Здесь у меня есть бабушка Анна, весь Кёрст меня знает и уважает, даже те мужланы, которые иногда приставали, некоторые люди из разведки также пропитаны ко мне чувством уважения. Ханджи, Ванесса, Сейн — мои друзья, с которыми я могу поговорить и сделать некоторые выводы. Даже с капралом так почти получилось, но не тут-то было. И знаете, хоть и здесь угроза для моей жизни высока, мне нравится этот мир. Да, хочется вернуться к своим ледяным фьордам, к тёплой шали бабушки и голубым глазам отца, но, видимо, этого не вернуть. Даже со здоровьем у меня всё в порядке, приступа уже второй месяц не видно. Мононуклеоз постепенно уходит из моего тела, хоть и немного присутствует. Чем не жизнь? Прекрасная жизнь. Третий день, день X — среда. Теперь я никуда не пойду, буду искать и искать. Если не найду, посмотрю в местах, где я часто бываю. Может, в лазарете оставила или ещё что-нибудь. Перерыла стол — ничего; посмотрела во всех шкафах — ужас, сколько пыли; под кроватью — там вообще что-нибудь есть? Подоконник — только книги, которые нужно прочитать для понимания этого мира; может, в уборной — Софи, ты сошла с ума. Да, чёрт возьми, его здесь нет. Ладно, идём до лазарета. Там пусто, ровно ничего. Кабинет Сейна, тоже самое, а ещё там нет хозяина. Какого чёрта? Он должен работать сейчас, жалкий старпёр! Идём дальше и дальше, и дальше. Ничего нет, только моё разочарование. Ну, почему нет книжечки с чёрным переплётом? Если она попадёт кому-нибудь в руки, будет очень и очень плохо, ведь там один маленький секрет, который убьёт того, кто его откроет. Немного сдавшись, я побрела в свою комнату, что ещё делать? Я ушла уставшая, немного на ватных ногах. Солдаты проходили и здоровались, но мне было всё равно. Вообще ни о чём не могу думать. Уже подойдя ближе, заметила, что дверь открыта. О да, класс, я забыла её закрыть! В такой спешке и вечном стрессе она у меня 24/7 открыта. Супер, просто высший пилотаж, Софи! Зашла, может, ещё посмотреть в ящичках? Он же не мог просто так испариться. Роюсь тщательней, усердней, и не замечаю открывающейся двери… Я стояла к ней спиной, поэтому медленно начала поворачиваться… А там он, собственной персоной. Капрал стоял в проёме, держа в руках справочник. Сердце ушло в пятки, дыхание стало прерывным, руки начали дрожать. Нет-нет-нет, только не он! Что? Почему именно он?! Ну, скажите кто-нибудь, почему именно у него!!! Воздух вокруг настолько сжался, что мне приходится дышать чаще. Я его не чувствую. Мне страшно. Пробирает страх меня, а звуки доносятся сквозь пелену тревоги. Руки, руки, руки уже не могут держать себя! Уже слышно, как они больно ударяются о стол, создавая этой картине дробь. Он закрывает за собой дверь и медленно подходит ко мне. Делает один шаг, через некоторое время ещё, будто стрелка часов, отмеряющая мою неминуемую смерть. Глаза неимоверно жжёт. Я не могу себя контролировать! Мне страшно! — Не это ли ищешь? — резкий выдох с моей стороны, с тихим рёвом. Паника ко мне не приходит, не приходит, не приходит!!! Я должна быть сильной, я не должна показывать ему свою слабость! »…наверно, сначала узнаю уязвимые точки противника, дала бы лживую вуаль, что я об этом не знаю, а потом резко бы надавила и уничтожила врага. Вот и всё…» — правильно, Ханджи. Ты всё правильно сказала, но правильно для таких людей как капрал. Они давят на точку, они обманывают тебя, они потом уничтожают. Не я. Отхожу назад, ведь он всё ближе. «Maailman majoilla… (Обитель земная…)» — проносится в моей голове начало молитвы. Я ещё держу себя, паника не наступит, нет! — Знаешь, что я там увидел? — продолжил он убивать меня. Сердце вновь продолжает неимоверно бить о рёбра, боль уже начинает превращаться в агонию. Только не это… Начинается приступ. Сраный мононуклеоз, ну почему ты так вовремя?! — З-з-записи о медикаментах, — попыталась я хоть что-то сказать. Моя надежда, что он просто уйдёт, ещё не угасла. Пожалуйста, уходи! — Нет, я никогда не встречал такого в своей жизни, — его глаза рассвирепели, он очень зол. Почему? Что я ему сделала? Почему всё так происходит?! Я схожу с ума, медленно, но верно. »…ведь там один маленький секрет, который убьёт того, кто его откроет…» — Боги, нет, не нужно мне говорить, что… — Что это значит? Что это за письменность? Да, эти записи я вела на финском языке, чтобы в таком случае никто не смог прочитать что-либо. С одной стороны — всё правильно, никто не узнает об этом; с другой — все ещё больше удивятся другому языку в письме. Здесь письменность напоминает что-то между рунами и какими-то иероглифами, а финский — это буквы с ударениями. Конечно, ещё больше возникнет подозрений, поэтому он так и разозлён, впервые видит такое. — Я тебя спрашиваю, — ещё злее произносит он. Места уходить назад нет, я опираюсь поясницей о стол. Мне некуда бежать, всё уже для меня решено. Как и руки, моё тело начинает трястись полностью, но даже не из-за того, что страшно, а из-за того, что меня охватывает жар. Я уже плохо его вижу, всё расплывается. Дабы стоять на месте я опираюсь о стол руками, но ничего не помогает: колени подкашиваются, и вот-вот моё тело впечатается в пол. А ещё и непередаваемый страх, из-за которого моё сознание начинает меркнуть. Сейчас всё самое страшное во мне совместилось, и нервы начинают сдавать. – Autta Hiisi (Помоги Хииси), — тихо шепчу я, наверно, ещё более усугубляя ситуацию. Капрал уже нависает надо мной, слишком близко он ко мне, я даже чувствую его дыхание на своей щеке. Я не могу на него смотреть, поэтому отворачиваюсь. Его горячий поток воздуха начинает топить мои слёзы и они выплывают из оков. Страх и безысходность. Сейчас только они. Я начинаю медленно умирать, руки подкашиваются из-за постоянной трясучки, а губы не могут нормально читать молитву, заикаюсь. Поднимаю глаза на него, в попытке сфокусировать взгляд, но ничего не выходит. Нужно сказать ему, что мне плохо, но у меня не получается, я лишь слабо мычу. В это время капрал полностью отрезал мне все попытки к бегству: расставил руки по бокам от моего тела на столе. Всё. Это конец для меня. Я так и умру! Задыхаясь, чувствуя страх и абсолютную безысходность. Стук в висках уже бьёт моё сознание давно, а всё тело пульсирует от ломающихся костей. Боги, спасите меня! Капрал лишь испепелял меня взглядом около тридцати секунд, а мне казалось, что это вечная пытка. Голова болит, глаза все покраснели, я еле стою из-за ломки костей, а он лишь смотрит. Убей уже меня, наконец! Я не могу больше это терпеть!!! Я пытаюсь повернуть голову к нему, невероятно задыхаясь, словно в меня влили самый мощный яд. У меня получается посмотреть ему в глаза, хотя я их почти не вижу. Страх вновь овладевает мной, и всё начинает становиться ещё хуже. Капрал нависает надо мной, словно коршун над своей добычей. Эта гроза, которая сейчас раздаст оглушительный гром, который убьёт меня окончательно. Проходит ещё некоторое время, моё сознание скоро отключится из-за боли и повышенной температуры. Одинокая слеза скатилась по моей щеке, вот бы мне так. Тут капрал, наконец-то начинает говорить то, чего я больше всего боялась услышать. — Откуда ты знаешь такие слова, откуда они взялись, откуда вообще ты? И я окончательно падаю, но чувствую крепкие мужские руки. Обморок окутал моё сознание, и я упала в долгий сон. — Бабуфка, бабуфка, смотли! Одувантик! — голос когда-то маленькой меня. Помню, что плохо говорила, поэтому то шепелявила, то картавила. О, я открываю глаза. Поле, усыпанное морем цветов, здесь так красиво. Смотрю вниз и вижу маленькие ручки, оглядываюсь и замечаю длинные косички. Точно, в детстве бабуля всегда мне их заплетала. Лёгкое белое платьишко развивается по ветру, а шляпка пытается улететь вместе с ним. Потом смотрю на землю, подо мной одуванчики, такие красивые. Чего? Мои воспоминания? Да, это они, тогда я впервые увидела одуванчики в реальности. Здесь мне два с половиной года, совсем малютка. Это поле такое красивое, мы здесь часто бывали с… бабулей. Где она? Хочу её увидеть. Оборачиваюсь и вижу то самое дерево, на которое я всегда забиралась, а бабушка сидела под ним, в его тени, как я сейчас, когда наблюдаю за солдатами. Заметив её, мои тогда большие глаза наполняются горючими слезами, которые выливаются огромной лавиной. Та оторвалась от чтения какой-то книги и посмотрела на меня. — Ох, Софи, что случилось? — её обеспокоенное и перепуганное лицо совсем меня расстроило, и я начала реветь, прям как маленький ребёнок. Очень сильно кричала, но потом побежала к ней. Боги, я так хотела это сделать, спасибо! Я её обняла, крепко-крепко, а она, не сопротивляясь, тоже приобняла меня. — Ты чего плачешь, солнышко? — Бабушка!!! Я…я…я б…больше н…не… не могу! — заревела ещё сильнее. — Ну, ну, Софи, не плачь, ты же совсем взрослая, — и вправду, теперь я не та маленькая девочка, и обнимает бабушку уже я настоящая. Длинные волосы разлетелись во все стороны, лёгкое платьишко теперь чёрное, шляпка давно поймала порывы ветра и улетела в свой мир. Рыдая, спрятавшись за её плечо, я продолжала крепко её держать, а она поглаживала меня по спине, как в детстве. — Ба-а-а-абуля-я-я-я, — заикаясь от слёз, провопила я. — Послушай меня, моя дорогая, — немного успокоившись, я всё-таки подняла голову к ней и увидела значительно постаревшее лицо. Её красная шаль была накинута на плечи, а раньше немного пухловатое лицо стало сухим, что кости начали выпирать. Неужели она так сильно переживала мою пропажу? Моя любимая бабуля, я бы хотела быть всегда с тобой. — Больше мы никогда не встретимся, потому что боги дали лишь один шанс… — Но я могу тоже создать «связь»! — крикнула я. — Кому я говорила, что перебивать плохо? — немного рассердилась она. Боги, узнаю свою Марту. — Они не всесильны, дорогая. Мы можем держать «связь» лишь пять минут, поэтому слушай внимательно. Я быстро закивала. А она начала. — Живи, и не вспоминай о нас, для тебя мы погибли с отцом. Когда-нибудь ты найдёшь своё счастье там, свою отраду, и тебе некогда будет вспоминать о нас. Тебя ждёт счастливое будущее, стремись к нему. Придётся преодолеть множество испытаний, но самое главное, что ты в итоге найдёшь свою звезду. Главное терпеть, моя дорогая. Люблю тебя. — Н-н-но! — уже хотела возразить я. –Тшшш, побудь в тишине, побудь в Финляндии, побудь со мной. Времени осталось мало, — и она вновь меня обняла. Я осталась немного в шоковом состоянии, но закрыла глаза и сделала глубокий вдох. В последний раз поглаживая свою бабушку, я погрузилась в тишину. Вдали слышится флейта, а рядом финская молитва, которую читает бабушка. В этом спокойствии я погрузилась в беспамятство. Ничего нет, только она и я. В конце строк она произнесла: – Ana unohda. Слеза катится по щеке, потом вторая, потом третья. Открываю глаза, белый потолок, а я лежу, видимо, в лазарете, но мне это неважно. Время закончилось, а я так много хотела ей сказать, так много хотела у неё спросить! Как папа, как она? Хотела сказать, чтобы она побольше питалась, чтобы часто гуляла, чтобы передала папе слова любви, чтобы всегда надевала шаль, дабы не замёрзнуть осенью. Я так много хотела сказать! Слёзы уже лились, словно дождь. Закрыв глаза двумя руками, я пыталась не кричать, лёжа в этом пустом лазарете. Иногда завывала, но так хотелось кричать от боли. Я так её люблю! Я даже об этом не сказала!!! Еле-еле успокоившись, я уснула, потом пришёл Сейн. Мы немного поговорили, но мне было всё равно. Я смотрела в одну точку на потолке и думала. Мои мысли уходили в какую-то другую сторону, но они развивали огромную скорость. Я пролежала целый день, было больно пошевелить ногами, но терпимо. Сознание в какой-то абстракции, сложно сфокусировать внимание. Мысли летят одна за другой. Бабушка рассказывала, что побочный эффект «связи» именно такой. Настало время обеда, охота есть. Я настолько привыкла к этому месту, что мои биологические часы подстроились под время питания. Естественно, как хороший врач, пришёл Сейн, чтобы накормить меня. Мы долго молчали, а о чем говорить, когда я ем? На этот раз я прямо с охотой взялась за ложку, и обычно тошнотворный суп, был на удивление блюдом от шефа. Закончив трапезу, я всё сложила на поднос и поблагодарила Сейна. Минуту помолчав, он заговорил: — Ты спала три дня, — чего? Обычно я сплю одну ночь, но потом просыпаюсь. Хотя, если посмотреть, то отвратительной ломки моего тела, опухших глаз и раздирающего кашля нет. Это странно, обычно я просыпаюсь с такими симптомами. — Тебя принёс Леви ко мне. Сказал, что нашёл валяющуюся тебя коридоре. Потом он часто приходил тебя навестить, но ты не просыпалась. Всё это время я следовал твоим указаниям и вколол то лекарство. Вау, данная информация меня даже удивила. Что это? Порывы благородства? Ха, этот сукин сын меня чуть в могилу не завёл от страха, а ещё пытается загладить свою вину, наверно. Мне это не нужно. Мне он не нужен. Зачем тогда это всё? Мог бы просто тогда, в тот вечер, не задавать такого вопроса. Стоп… если он спросил, значит, он с самого первого дня меня подозревал. Гад, обидно ведь. Я почти стала считать его другом. Те дни, проведённые с ним, дали толчок осознать, что этот мир прекрасен, и, что в том мире отсутствие у меня друзей — это глупая ошибка. За это ему спасибо, но, а сейчас для меня важна моя жизнь, поэтому время действовать. — Сейн, спасибо тебе большое, — тихо начала я, смотря на пальцы и переплетая их между собой. Главное — не паниковать. Всё хорошо, Софи, прислушайся ко всем советам и сделай вывод. Тебе нужно только одно. — Ты можешь мне помочь? — Конечно, Софи, что тебе нужно? — Сейн развёл руками в знак своей правоты, а потом пододвинулся поближе. — Услуга, — всё туманно продолжала я. Сейн немного напрягся, а я с полной серьёзностью посмотрела на него. Выхода нет, есть только один вариант, который на самом деле мне не очень благоприятен. Да, хоть я и серьёзна, но моё тело содрогается лишь от одной мысли об этом. Выхода нет, придётся совершать лишь это. Я бы хотела, чтобы всё было, как когда-то, но реальность не такова. Никто не знает обо мне, никто не понимает, что я храню в себе, и никто не должен об этом узнать. Но один человек пытается. Что, если в его голове возникло уже море предположений и одно из них верное, или хуже, чем верное. Что, если так? От этой мысли начинается дикая паника, от которой я больше не спасусь. Тогда, в моей комнате, мой мононуклеоз мне даже помог. Я бы могла сойти с ума, это правда. Прежде, чем что-то делать, нужно прийти в себя, контролировать свой недуг. И пока это не произойдёт, нужно сделать лишь одно. Выхода нет, но на самом деле есть: — Сейн, помоги мне сбежать из штаба.***